Глава 19. «Не узнаешь ли ты душу цветам открывая...»
«Не узнаешь ли ты душу цветам открывая, какова роковая тяжесть пылкой мечты.» – Рильке.
Валери проснулась от тишины. Не той гнетущей, гулкой пустоты, что висела в подмосковном особняке, а живой паузы, сотканной из шепота воды за стеклом и серебристой трели незнакомой птицы. Она лежала неподвижно, слушая собственное дыхание. Боль в шее отступила до легкого, фантомного напоминания под аккуратной повязкой. Тело, изможденное перелетом и подспудным ужасом последних дней, ответило неожиданной тягучей легкостью, как будто кости наполнились теплом. Воздух в комнате струился прохладой, напоенный озерной водой, хвоей и чем-то горьковато-пряным – альпийскими травами, возможно, полынью или диким шалфеем с террасы.
Она встала, подошла к окну. Шторы были раздвинуты бесшумной рукой слуги еще до рассвета. И перед ней распахнулся мир.
Сад. Не вымученный партер с геометрией страданий, а буйство жизни, укрощенное с любовью и знанием. Террасы, каскадом спускающиеся к самой кромке Женевского озера, были засажены причудливыми хвойными исполинами с сизыми иглами, серебристыми оливами, чьи листья отливали сталью, кустами лаванды, уже припорошенными первым инеем, и колючим розмарином. Между ними вились гравийные дорожки, петляя мимо каменных гротов, утонувших в изумрудном плюще, и старинных мраморных скамей, отполированных временем и дождями. Внизу, у самой воды, темнели очертания небольшой пристани с изящной лодкой, привязанной, как покорный зверь. Озеро лежало огромным дымчато-серым зеркалом, затянутым утренней кисеей тумана. Сквозь пелену пробивались первые косые лучи солнца, розовым золотом зажигая зубчатые вершины далеких Альп. Красота была первозданной, величественной, дышащей древним покоем. И абсолютно отрезанной.
Высокие, темные кипарисы, словно стражи веков, стояли по периметру участка, их остроконечные силуэты резали небо. Скалистый берег обрывался в воду неприступной стеной. И где-то там, в тени грота, среди зарослей можжевельника, Валери уловила едва заметное движение – не угрожающее, не назойливое, но непрерывное. Наблюдение. Безупречно вписанное в ландшафт, как еще одно дерево, еще один камень. Охрана.
Ощутив странный прилив почти забытой легкости – смесь остаточного действия препаратов и чистого воздуха – Валери вышла из комнаты. Дом дышал сонной тишиной. Ее шаги, босые по холодному мрамору, гулко отдавались в пустом холле, нарушая вековое безмолвие. Ни Люсьена, ни слуг. Она прошла через просторную гостиную, где абстрактные полотна мерцали в утренних лучах, и увидела, что стеклянная дверь на веранду приоткрыта. Легкий ветерок, несущий запах озера, хвои и влажного камня, врывался внутрь, трепеща краями тяжелых портьер.
Сердце Валери стукнуло гулко и тревожно. Открыто? Она осторожно, как нарушитель границ, шагнула на прохладные каменные плиты веранды. Утренний воздух обжег кожу свежестью, близкой к боли. Она сделала несколько шагов к каменному парапету, вдыхая полной грудью, впитывая взглядом спускающиеся к озеру террасы, зовущую зелень дорожек, манящую гладь воды. Можно просто пойти... Мысль промелькнула, яркая и обманчивая. Вниз, по ступеням, мимо гротов, к пристани, к лодке... Но ее взгляд, скользящий по влажному гравию, уперся в главные ворота.
Они возвышались в дальнем конце подъездной аллеи – массивные, кованые из черного металла, высотой в три человеческих роста. Пики, острые как копья, венчали их. Сложный, смертоносный узор из переплетенных прутьев и шипов казался одновременно искусством и предостережением. Ворота были закрыты. Намертво. За ними виднелась лишь узкая лента дороги, теряющаяся в утреннем тумане, и суровые очертания скал. Иллюзия свободы разбилась о незыблемую решетку. Красивая, дышащая жизнь, границы которой были очерчены этими воротами и невидимыми, но осязаемыми линиями власти Каина. Валери обхватила себя руками, ощутив внезапный, пронизывающий озноб сквозь тонкий шелк ночной рубашки.
«Утренний воздух здесь обладает целебной силой.» – Голос возник прямо за ее спиной, тихий, но прорезающий тишину как лезвие. «Но он коварен своей свежестью.»
Валери вздрогнула, резко обернувшись. Он стоял в дверном проеме, заслоняя собой интерьер дома, держа в руках ее теплое пальто из мягкой шерсти. Его черные волосы были слегка растрепанны утренним ветром, лицо бледное, но не лишенное утренней ясности. Голубые глаза, казавшиеся в этот час почти прозрачными, были прикованы к ней. К тонкому шелку, обрисовывавшему контуры тела, к бледной коже плеч и ключиц, к босым ногам, стоявшим на холодном камне.
Он думал: «Она выглядит... как видение в этом утреннем свете. Хрупкая. Почти прозрачная в шелке. Растрепанные рыжие волосы – пламя на фоне серого озера. Прекрасна. Но этот наряд... слишком интимен. Слишком личный. Лишь подчеркивает линии, а не скрывает. Этот вид – только для моих глаз. Ни один чужой взгляд, ни одна мысль не должны коснуться ее сейчас. И еще ее слабость. Холод камня, сырость, поднимающаяся от воды – это недопустимо. Риск для ее хрупкого баланса.»
Он сделал шаг вперед, беззвучно ступив на камень веранды. Протянул пальто. Движение было плавным, лишенным угрозы, но не оставляющим пространства для отказа. Физическое воплощение его воли.
– «Надень, Валери.» Голос был низким, бархатистым, но в нем вибрировала сталь. «Солнце еще только борется с туманом. Камень хранит ночной холод. Ты не должна простудиться.» Его взгляд скользнул вниз, к ее босым ступням – «И обувь впредь не будет лишней.»
Валери колебалась. Глядела на теплое пальто в его руках, потом на его лицо – непроницаемое, но излучающее непререкаемую уверенность, потом снова на черные пики ворот, упирающиеся в туманное небо. Горечь, острая и соленая, подкатила к горлу.
– «Целебный воздух...?» – прошептала она, и в ее тихом голосе зазвучала содранная до крови ирония. «Ты привез меня через полмира, чтобы я... дышала?»
Каин не смутился. Не вспыхнул гневом. Его взгляд стал чуть мягче и в глубине голубых озер мелькнуло что-то похожее на понимание ее боли, ее чувства ловушки. Понимание, которое не меняло ровным счетом ничего.
– «Я привез тебя сюда, чтобы ты жила, Валери. Чтобы дышала чистым воздухом, возвращая свои силы, чтобы находила покой». Жестом он обозначил сад, озеро, скалы, ворота. «Эта территория обширна. Она прекрасна и безопасна. Здесь есть все, что нужно для твоего благополучия. А ворота...»Он чуть повернул голову, глядя на решетку. «Ворота – гарантия твоей безопасности от внешнего мира, который может быть куда более беспощадным и холодным, чем эти камни под твоими ногами.» Он снова протянул пальто, настаивая.
Валери вздохнула, ощущая безнадежность сопротивления и парадоксальное тепло, исходившее от пальто в его руках. Она медленно, будто преодолевая невидимое сопротивление, протянула руку. Пальцы коснулись мягкой шерсти. Ткань была невероятно теплой, словно нагретой изнутри, пахнущей чистотой и... чем-то неуловимо его. Она накинула пальто на плечи. Мгновенное утешение от тепла обволокло ее, вступив в борьбу с внутренним холодом. Каин наблюдал. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глубине глаз, в едва заметном расслаблении линии губ, промелькнуло глубокое удовлетворение – хищника, обеспечившего идеальные условия для своей драгоценной добычи.
«Лучше?» – спросил он просто.
Голос снова стал нейтральным, деловым, будто только что не происходило ничего значительного. «Завтрак будет подан через полчаса на стеклянной веранде. Солнце скоро разорвет эту пелену. Вид станет еще прекраснее.» Его взгляд, быстрый и оценивающий, скользнул по ее фигуре, укутанной в шерсть, как бы проверяя все ли в порядке. «Советую надеть что-нибудь теплее.» – не дожидаясь ответа, развернулся и растворился в прохладном полумраке дома так же бесшумно, как и пришел.
Валери осталась стоять у каменного парапета, закутанная в теплое пальто. Солнечные лучи, набирая силу, растворяли туман, золотя верхушки кипарисов и зажигая ослепительную снежную крону Монблана вдали. Красота вокруг была ослепительной, почти болезненной. Воздух – чистейшим, леденящим легкие. А ворота – незыблемыми. Она сделала шаг вниз, на первую ступеньку каменной лестницы террасы, ведущей в сад, решив пройтись. Идти, пока солнце не растопило не только туман, но и последний лед в ее сердце.