Новые Цепи
### Владивосток, 1923 год. Тени ужина и пробуждение души
Бетонное убежище, пропитанное сыростью и мраком, на миг ожило слабым гулом повседневности. Группа Джиу, всё ещё ошеломлённая встречей с Роговым, оставалась в спальне, когда дверь отворилась. Дмитрий Рогов вошёл, его тёмные волосы слегка растрёпаны, а пронзительные глаза под фуражкой оставались непроницаемыми. Нейтральный наблюдатель, он выполнял свою работу с холодной точностью, не будучи ни союзником, ни врагом. Его голос, ровный и глубокий, разрезал тишину:
— Ужин. Следуйте за мной.
Глаза Джиу загорелись при слове «ужин», и он быстро поднялся, его усталое тело ожило от голода. Он направился к выходу, но Гуаньси, стоявшая у окна, проследила за ним взглядом и молча догнала, идя сзади. Джиу, заметив её, обернулся:
— Гуаньси, ты тоже голодна? — Его тон был мягким, почти вопросительным.
Гуаньси замерла, её человеческая форма с обычными руками и ногами казалась хрупкой. Она молчала, не зная, как ответить — в лаборатории к ней обращались только с приказами, а вопросы были чужды её опыту. Её пустые глаза смотрели на Джиу, выдавая растерянность. Джиу поднял бровь и выдохнул:
— Иногда меня пугает твоё молчание.
Они вошли в кафетерий — просторное помещение с длинными столами и тусклым светом. Джиу подошёл к стойке, где ему выдали поднос с едой: куском хлеба, картофельным пюре и дымящимся борщом. Повар, хмурый мужчина с испачканным фартуком, взглянул на Гуаньси:
— А ты будешь?
Гуаньси молчала, но Джиу, улыбнувшись, ответил за неё:
— Да, она голодна. — Повар кивнул и протянул ей поднос. Джиу добавил: — Бери поднос. — Гуаньси, повинуясь только этим словам, взяла его, но осталась стоять рядом, вызывая любопытные взгляды других беженцев.
Джиу, нахмурившись, мягко притянул её на стул:
— Неужели в лаборатории даже кафетериев не было? — Его тон был полон сочувствия.
Гуаньси посмотрела на него, и перед её глазами мелькнуло прошлое — холодные стены, где её кормили странной жидкостью, вынуждая глотать через трубку. Слова Джиу прервали её мысли:
— Ставь поднос, ешь. — Она не знала, как обращаться с ложкой или держать хлеб. Джиу, пожав плечами, начал учить её, показывая, как есть, словно ребёнка. Для Гуаньси это было впервые — её учили убивать, но не жить. Она неловко взяла ложку, проливая борщ, но постепенно начала осваиваться.
Джиу усмехнулся, глядя на её первые попытки, и Гуаньси, удивлённая, посмотрела на него. Смех? Это было ново, как лучик света в её тёмном мире. Джиу весело учил её, но в глубине души понимал — её незнание этих простых вещей говорит о суровом детстве. Он посмотрел на неё с сочувствием и, решив обойти систему, сказал:
— Я приказываю тебе говорить мне всё, что ты думаешь.
Гуаньси, повинуясь, тихо произнесла:
— Этот борщ, что дал повар, очень горький и острый. — Джиу быстро прикрыл ей рот, шикнув:
— Про это не надо, иначе повар нас убьёт. — Он отпустил её, и Гуаньси, удивлённая, продолжила есть.
Джиу, понизив голос, спросил:
— Как тебе это место?
Гуаньси, задумавшись, ответила тихо:
— Мне тут нравится больше с тобой. Тут лучше, чем тогда. — Её слова были простыми, но искренними.
Джиу выдохнул, его взгляд смягчился:
— Теперь ты не будешь никому обязана. Просто живи, будь собой. — Он погладил её по голове, и Гуаньси, растерянная, посмотрела на него:
— Извини, я не знаю, что делать в таких ситуациях.
Джиу улыбнулся:
— Насладись. — Его тон был тёплым, почти отцовским.
Вскоре они сдали посуду — Гуаньси повторила за Джиу, копируя его движения. Вернувшись в комнату, они несли с собой не только еду, но и проблеск надежды, среди мрака войны.
Они вернулись в кафетерий, где запах тухлой еды смешивался с гулом обречённых беженцев. Тем временем Мика спала, но её разум погрузился в чёрную бездну. Ей снилось, как она была новобранцем, окружённая тенями. Голос Макимы, холодный как смерть, прорезал тишину:
— Она хороший кандидат, только ей надо пережить боль, чтобы пробудить способности крови. — Макима чиркнула в блокноте, пока Мику связывали, раскрывая её глаза насильно. Её крики смешались с мольбами родителей, которых привели перед ней. Их тела разорвали на куски, кровь залила пол, а Макима улыбалась, записывая. Мика, в отчаянии, сжала руку — кровь солдата хлынула из его глаз. Макима прошептала:
— Замри, — и контроль сковал её. Её слёзы текли, пока палец Макимы касался виска, вгоняя боль в её плоть. Она проснулась с криком, её лицо было мокрым от слёз и пота.
Рогов, всё ещё у окна, пробормотал, его голос был полон тёмной иронии:
— Кажется, всем сегодня снятся кошмары… — Он начал чиркать в блокноте, но подушка, брошенная Микой, полетела в него:
— Не пиши ничего! — её голос дрожал от ярости и боли.
Рогов удивлённо посмотрел на неё, вдохнул и встал, выйдя из комнаты, оставив за собой тень страха. Мика рухнула в одеяло, погрузившись в безнадёжность, её крик всё ещё эхом звучал в стенах.
### Владивосток, 1923 год. Тени напряжения и мрачный финал первой арки
Бетонное убежище, пропитанное сыростью и гниющим страхом, окуталось мрачной тишиной, нарушаемой лишь тяжёлым дыханием спящих. Рогов, выйдя из спальни с выражением мрачного удивления после инцидента с Микой, остановился в коридоре. К нему подошёл парень в фуражке, его шаги звучали как удары молота по гробу. Он протянул письмо, его голос был хриплым, как ветер над кладбищем:
— Послание для вас.
Рогов развернул бумагу, его глаза пробежались по строчкам, написанным кровью судьбы:
*«Рогов, сейчас нам нужны два парня с крепкой психикой для штурма Пекина. Мы собираемся установить коммунизм в Китае. Прихвати с собой кого-то, кого ты считаешь достойным для этого задания. Твой генерал Петр.»*
Он достал блокнот, листая страницы с портфолио группы Джиу — их тайны, вырванные демоном Памяти. Взгляд остановился на имени Джиу. С тяжёлым вздохом он направился в кафетерий, где группа, окружённая тенями, ела в молчании.
Найдя Джиу и Гуаньси за столом, Рогов оттащил их в угол, где тьма сгущалась, как предвестник смерти. Гуаньси, словно тень Джиу, следовала за ним. Рогов заговорил, его голос был резким, как лезвие:
— Меня вызывают в Пекин для штурма. Нужны два человека с крепкой психикой. Генерал Петр требует, и ты пойдёшь со мной.
Джиу сжал кулаки, его глаза сузились, голос дрогнул от гнева:
— С чего бы мне идти с тобой? Я не брошу своих друзей тут! — Его рука потянулась к катане, готовясь к сопротивлению.
Рогов хмыкнул, его ухмылка была зловещей:
— Если ты откажешься, станешь врагом. Станешь героем — заслужишь уважение. Твои друзья — просто пленные, обречённые. Генерал не терпит возражений… — Он кивнул солдатам, и в тот же миг винтовки, холодные и смертоносные, уставились на Джиу, их дула сверкнули в тусклом свете.
Гуаньси, словно инстинкт, рванулась вперёд, прикрывая Джиу своим телом, её человеческие руки напряглись, готовые трансформироваться. Её пустые глаза сверкнули, как у зверя, защищающего своё логово. Джиу, увидев дула и её готовность к бою, замер. Тяжело выдохнув, он поднял руки, сдаваясь:
— Ладно… у меня нет выбора.
Гуаньси, почувствовав его решение, опустила руки, её взгляд был полон смятения, но она подчинилась. Рогов, удовлетворённый, кивнул:
— Гуаньси запрещено туда идти. Место её кошмаров. Я найму надёжного человека, она останется в безопасности.
Они спустились из кафетерия, где их ждали солдаты — тени в мундирах, их лица скрыты под фуражками, винтовки наготове. Гуаньси следовала за Джиу, но он остановил её, его голос был полон мрачной тоски:
— Прости, но ты остаёшься. — Её глаза расширились, отражая впервые проблеск человеческого страха.
Она прошептала, её голос был слабым, как стон умирающего:
— Но я не могу жить без твоих приказов…
Джиу сжал кулаки, его взгляд потемнел:
— С этого дня ты должна отдавать приказы сама себе… — Его слова были как смертный приговор, вырезанный на камне.
Джиу и Рогов сели в грузовик, двигатель зарычал, как зверь, рвущийся из клетки. Гуаньси бросилась следом, её крик разорвал воздух, полный отчаяния:
— Нет, не уходи! — Солдаты схватили её, их грубые руки сжали её хрупкое тело. Один из них ударил прикладом винтовки, и она упала, её крик эхом отразился от стен, пока грузовик, окутанный пылью и тьмой, уходил в серую даль.
Джиу, глядя в окно, видел её силуэт, растворяющийся в мраке. Его глаза были полны безнадёжной грусти, как у человека, потерявшего душу. Грузовик исчез за горизонтом, оставив позади тень разлуки и крик, растворённый в ветре.