Педик
### Маньчжоу-Го, 1922 год. Тьма под крышей
Джиу погрузился в тяжёлый сон, окружённый холодными тенями дома Лин. Пол скрипел под грубыми одеялами, пропитанными сыростью, а слабый свет луны, просачиваясь сквозь щели в стенах, рисовал на полу зловещие узоры, словно следы уходящих душ. Его дыхание было прерывистым, мысли тонули в мраке — образы мёртвых друзей, окровавленные лица Ханы и Такеши, смех Макимы, разрывающий тишину. Рана Гуаньси, всё ещё зияющая под повязкой, источала слабый запах железа, смешиваясь с затхлостью комнаты.
Внезапно ночь взорвалась криками. Дверь с треском распахнулась, и в дом ворвались тени — «Чистокровные», их глаза горели фанатичным огнём под капюшонами. Их вилы и кинжалы блестели в лунном свете, а голоса, полные ненависти, разорвали воздух:
— Гибрид! Проклятая тварь здесь!
Джиу вскочил, сердце колотилось в груди, как загнанный зверь. Гуаньси, всё ещё слабая, попыталась встать, но её ноги подкосились. Лин, сжавшись у очага, прошептала дрожащим голосом:
— Они узнали… я не хотела…
Один из «Чистокровных», высокий, с лицом, изрезанным шрамами, шагнул вперёд, его голос был холоден, как могильный камень:
— Эта тварь оскверняет нашу землю. Сожжём её, как того диктатора!
Джиу бросился между ними и Гуаньси, выхватывая катану. Кровь на его руках от недавней драки ещё не высохла, и он зарычал:
— Уберите свои грязные лапы! Она не монстр!
Первый удар вилы скользнул по его плечу, разорвав кожу. Он парировал, рубанув нападавшего по руке, кровь хлынула на пол, смешиваясь с пылью. Второй «Чистокровный» метнул нож, и Джиу уклонился, но лезвие чиркнуло по рёбру, оставив огненную боль. Гуаньси, собрав остатки сил, выставила арбалетную ногу, отбрасывая одного из врагов, но не убивая — её обучение запрещало это.
Лин закричала, когда один из фанатиков схватил её за волосы, угрожая кинжалом:
— Ты прятала эту дрянь! Плати за грех!
Джиу, охваченный яростью, прыгнул к нему, вонзив катану в спину. Тело рухнуло с хрипом, но толпа росла — ещё трое ворвались в дом, их лица искажались гневом. Он отбивался, чувствуя, как силы покидают его, кровь капала на пол, смешиваясь с тенями. Гуаньси, шатаясь, прикрывала его, но её рана открылась, и она упала на колени.
В этот момент дверь с треском вылетела, и в проёме возник Цзи. Его глаза, кровоточащие от царапин, сверкали безумием, а голова, криво приставленная, покачивалась на шее. Он хихикнул, вытирая кровь с лица:
— НЕЛЕПО! Вы все гниёте в своих грехах! Бог выбрал меня вас судить!
Он метнул нож, и лезвие вонзилось в плечо Лин. Она рухнула с протяжным стоном, её кровь залила пол. Джиу, сжав катану, бросился на Цзи, но психопат ловко увернулся, царапая свои глаза до новых борозд.
— Слабак! Твоя кровь — мой пир! — захохотал он.
Гуаньси, с последним усилием, поднялась и закрыла Джиу своим телом, принимая удар вилы, предназначенный ему. Её кровь брызнула на его лицо, а она упала, её дыхание стало прерывистым. «Чистокровные» окружили их, их крики сливались в сплошной рёв. Джиу, окружённый тьмой и кровью, прошептал:
— Я не сдамся… даже если это ад.
Он схватил Гуаньси, рванув к разбитому окну. Осколки стекла впились в его руки, но он прыгнул, унося её в ночь, оставляя за собой эхо безумного смеха Цзи и стон умирающей Лин.
### Маньчжоу-Го, 1922 год. Кровь и безумие под мёртвым небом
Джиу рухнул на колени в гниющей чаще леса, его руки, окровавленные и дрожащие, обхватили израненное тело Гуаньси. Её белые волосы, пропитанные багровыми пятнами, свисали, как погребальные ленты, а рана на животе зияла, словно чёрная пасть, исторгающая жизнь. Отчаяние, подобно холодному яду, разъедало его душу, и слёзы, горькие и солёные, хлынули из глаз, стекая по измождённому лицу. Он прижал её к себе, его голос сорвался в хриплый крик, разрывающий тишину:
— Почему?! Почему весь мир хочет, чтобы мы умерли?! Что мы сделали, чтобы заслужить этот ад?!
Гуаньси, недвижимая в его объятиях, смотрела на него пустыми глазами — бездонными колодцами, лишёнными света. Она не знала эмоций, не понимала его слёз или боли, её лицо оставалось маской, вырезанной из мёртвой плоти, и она лишь молчала, не зная, как утешить его в этом безнадёжном мраке.
Тем временем в деревне тьма сгустилась, как чёрный дым над пепелищем. Толпа «Чистокровных», окружившая место резни, отшатнулась, их лица исказились страхом, когда из теней выступил Цзи. Его глаза, кровоточащие от свежих царапин, горели безумным огнём, а голова, криво приставленная к шее, покачивалась, словно марионетка на ржавых нитях. Кровь стекала по его щекам, но он лишь ухмыльнулся, обнажая зубы, испачканные багровым. Главарь, высокий и израненный, с шрамами, словно вырезанными ножом судьбы, шагнул вперёд, его голос был полон яда:
— Ещё одно адское отродье! Оно режет себе глаза!
Цзи, с ухмылкой, расширил раны на лице, его пальцы впились глубже, выдавливая свежие струи крови, и он захохотал — звук, похожий на скрежет рвущейся плоти. Вилы, воткнутые в его грудь, торчали, как мрачные трофеи, но он не обращал на них внимания, лишь покачиваясь в безумном танце.
— Бог выбрал меня! — прорычал он, его голос эхом разнёсся по деревне, как предсмертный стон.
Внезапно половина повстанцев задрожала, их глаза вспыхнули красным, как раскалённые угли ада. Контракт Предательства пробудился, и они, одержимые, повернулись против своих. Крики ужаса смешались с хрустом ломающихся костей, когда они вонзали кинжалы в спины товарищей. Кровь залила землю, превращая её в багровое болото, а Цзи, хихикая, растворился в тенях, устремляясь на поиски Джиу и Гуаньси. Люди смогли разобраться с одержимыми, их пришлось без колебания убить. Главарь, вытирая пот со лба, пробормотал с тяжёлым вздохом:
— Самый проклятый день…
Люди, дрожа от страха, начали шептаться в темноте:
— Где Лин? Что с ней?
Главарь, с холодным взглядом, махнул рукой, его голос был пуст, как могила:
— Выбросьте её тело в реку. Она была за одержимых.
Её изуродованный труп, растоптанный толпой до неузнаваемости, был небрежно сброшен в мутные воды, уносясь прочь с течением, как призрак, растворяющийся в ночи. Главарь, устало опустив плечи, направился к своей хижине, но что-то тяжёлое, как удар судьбы, обрушилось на затылок. Мир помутнел, и он рухнул в бездонную тьму.
Когда он очнулся, его руки были стянуты грубыми верёвками к дереву, рот заклеен грязной тряпкой, пропитанной кровью и землёй.
Джиу стоял над связанным главарем, чьи глаза, полные ужаса, отражали бледный свет луны, пробивающийся сквозь ветви, словно лучи сквозь гниющие кости. Его грудь дрожала от ярости, а катана в руках, покрытая запёкшейся кровью, казалась продолжением его гнева. Гуаньси, привалившаяся к дереву, её рана зияла, как открытая могила, дышала слабо, её бесстрастное лицо было маской смерти. В воздухе витал смрад крови и разложения, тяжёлый, как груз его души. Джиу сжал кулаки, его голос сорвался в хриплый рёв, полный боли:
— Так ты главарь… Это всё ты придумал. Это ты убил невинную Лин. Ты считаешь ее монстром, но ты сам хуже монстра! — он поднял окровавленную руку, показывая глубокий порез, из которого сочилась тёмная кровь, стекающая на землю. — Посмотри на это! Ты обрёк нас на этот ад!
Его слова перешли в мрачный монолог, вырвавшийся из разбитого сердца, как крик загнанного зверя, эхом разносящийся по лесу. Его голос дрожал, переходя от тихого шёпота к яростному рёву, каждая строка пропитана эмоциями — отчаянием, гневом, болью и ненавистью, обращённой к главарю:
> — *[Шёпот, дрожащий от слёз]* Я другой в этом нормальном мире…
> Почему вы дразнили меня? И заставляли чувствовать себя нелепым…
> *[Голос крепнет, наполняется горечью]* Ваши головы пропитаны проклятыми стереотипами!
> Я урод, пожалуйста, просто уйдите…
> *[Рёв, полный отчаяния]* Я могу разглядеть внутри! Это скрытое благословение!
> Почему вы так со мной обращаетесь? С такой ненавистью!
> *[Крик, разрывающий горло]* Когда я иду, я никогда не показываю, что убегаю!
> Весь этот смех, вся боль… Что бы вы сделали на моём месте?!
> *[Сарказм, переходящий в ярость]* Вероятно ничего, вы бы просто выбросили меня!
> *[Гневный рык]* Я — просто симпатичный мальчик, независимо от того, как вы называете меня!
> Вы бы не поняли, что это реальный мужик, если бы вы даже увидели его!
> *[Голос ломается от боли]* Это продолжается день за днём…
> Вы лжёте, если не хотите разбираться!
> *[Тошнота в голосе, сдавленный крик]* Меня тошнит, и я устал от людей, обращающихся со мной так каждый день!
> *[Рёв, полный решимости]* Кому не плевать прямо сейчас, у меня есть кое-что сказать!
> *[Крик в лицо главарю]* Всем людям, которые думают, что я странный!
> Которые думают, что я должен быть заперт в клетке!
> *[Безумный хохот, переходящий в ярость]* Вы не нихрена не знаете, сейчас уже всё равно!
> Вы думали, что я симпатичный мальчик, который чувствует, что порабощён…
> *[Громовой рёв]* Миром, который никогда не ценил это дерьмо!
> *[Крик, полный презрения]* Все вы можете, ОТСОСАТЬ МОЙ ЧЛЕН И НАСЛАЖДАТЬСЯ ЭТИМ!
> *[Безумный вопль]* Я – просто педик (ПЕДИК)!
> Я – просто педик (ПЕДИК)!
> Я – просто педик (ПЕДИК)!
> *[Рёв, сотрясающий лес]* Я - педик (ПЕДИК!)!
> *[Саркастический шёпот, переходящий в крик]* Я не педик (или да?) (педик)!
> Я НЕ ПЕДИК! (или да?) (ПЕДИК)!
> Я НЕ ПЕДИК! (или да?) (ПЕДИК)!
С каждым словом его голос поднимался, переполняясь гневом и болью, пока не превратился в животный рёв. Главарь, с кляпом во рту, издал приглушённый стон, его тело дёргалось в верёвках, пот заливал его лицо, но Джиу не остановился. Его кулаки сжались, и он обрушил их на главаря, удары гремели, как раскаты грома в этом мрачном аду. Первый удар раскроил скулу, второй сломал нос, кровь брызнула, заливая землю. Третий и четвёртый врезались в грудь, ломая рёбра с хрустом, как сухие ветки. Главарь хрипел, его глаза закатились, но Джиу не щадил — пятая пощёчина размазала остатки лица, шестая разнесла челюсть. Кровь и слюна текли рекой, тело обмякло, но Джиу продолжал, его кулаки превращались в мясо, пока главарь не превратился в бесформенную массу, истекающую тьмой, Джиу то истерично хихикал, то начинал плакать, Он заново встал уже добивая остатки Главаря ногой, пока его нога не раздавила его голову...