Марионетки и поцелуй
Тьма приняла его, как мать.
Феликс падал — долго, бесконечно, как будто летел в самое сердце кошмара. Но не снаружи — внутрь себя.
Где-то здесь, в самом ядре зла, прятался Клоун. Не на сцене. Не в зеркалах.
А в том месте, где стирается грань между телом, разумом и страданием.
Он упал на пол, мягкий, как чёрный воск. Вокруг — ничего. Ни стен. Ни звуков. Только мрак, который шевелился.
И тогда они появились.
Он и он.
Феликс и Хёнджин.
Но не настоящие. Их лица были слишком идеальны. Как маски. Их движения — плавные, но слишком чёткие. Как куклы. Как марионетки.
Они стояли друг напротив друга.
И марионетка-Феликс сказала:
— Почему ты молчал, Хёнджин?
А марионетка-Хёнджин ответила:
— Я боялся. Потому что если скажу... ты исчезнешь.
— Я исчез всё равно.
— Я скучал по тебе.
И тогда Феликс, настоящий, спрятанный в тенях, в ужасе наблюдал, как его копия подошла к Хёнджину.
Тот взял его за лицо — ласково, нежно, как только он когда-либо мечтал, чтобы его коснулись. Их лбы соприкоснулись.
— Я люблю тебя, — сказал марионетка-Феликс.
— Я тоже, — ответил марионетка-Хёнджин.
И они поцеловались.
Долгий, нежный поцелуй. Без страха. Без боли. Без оглядки.
Феликс в темноте зажмурил глаза.
Слёзы хлынули.
Потому что это был идеальный момент, которого никогда не будет. Потому что всё было ложью. Потому что так бы они поступили, если бы всё было иначе.
Если бы не Клоун. Не смерть. Не страх.
И тогда куклы замерли.
Из их спин — потянулись тонкие чёрные нити, уходящие в потолок, в тьму.
Феликс поднялся. Пошёл к ним.
Ему нужно было коснуться. Хотя бы раз.
Но как только он протянул руку — сцена растворилась.
И голос Клоуна прошептал рядом:
— Я знаю, чего ты хочешь больше всего.
— Любви.
— Без боли.
— Но любовь — это игра на ножах, Феликс. И даже если он скажет, что любит — ты будешь сомневаться вечно.
— Зачем жить в сомнении, когда можно остаться в этом моменте навсегда?
Перед ним вновь появились куклы.
Они снова тянулись друг к другу. Повторяли те же слова. Те же взгляды.
Снова и снова. Как заевшая запись.
Клоун шептал:
— Забудь всё. Стань частью сцены. Тебе не нужно спасать. Не нужно страдать. Только жить в этом моменте, пока сцена играет.
Феликс стоял на коленях.
Сердце рвалось.
Он тянулся к марионетке-Хёнджина, почти касаясь его руки...
...и услышал крик.
— ФЕЛИКС!!!
Голос — настоящего Хёнджина. Откуда-то из глубины.
— Феликс, очнись! Это ловушка! Это не я! Я здесь!
Феликс замер. Посмотрел на куклу перед собой.
И увидел: у того зрачки были нарисованы. Пустые. Стеклянные.
— Это не ты, — прошептал он. — Это не мы.
И он оторвал кукле голову.
Раздался скрежет, будто взрезали железо. Сцена взорвалась чёрным дымом.
⸻
Феликс очнулся... в зеркальной клетке.
Внутри — Хёнджин, настоящий.
Он был в крови, ослабленный, но живой.
— Ты... ты пришёл, — выдохнул он.
— Конечно, — Феликс улыбнулся сквозь слёзы. — Ты думал, я отпущу тебя?
Они бросились друг к другу. Схватились за руки.
— Ты... видел? — прошептал Хёнджин.
— Да. Куклы. Мы... поцеловались.
Они оба замолчали. Горло сжалось.
— Это... было красиво, — сказал Хёнджин.
— Но не настоящее.
— Пока что, — тихо ответил он. — Но если мы выберемся...
Феликс поднял взгляд:
— Тогда я поцелую тебя по-настоящему.
Они прижались лбами. Молча.
И вдруг все зеркала вокруг треснули.
Клоун завизжал, как животное.
Его мир рушился. Его иллюзия трещала.
И тогда он появился сам.
В своём истинном облике.
Тысячи лиц. Миллионы глаз. Рот, который начинался в груди и заканчивался на ногах. Из него вырывались нити, улыбки, фразы, обрывки чужих голосов.
— Вы отвергли мою милость...
— Значит... вы умрёте в настоящем Аду.
Последний акт начинается.