ЧАСТЬ II: СКВОЗЬ КОРНИ И КАБЕЛИ
Город был далёк.
Но для меня — нет.
Я шёл по нитям. По жилам земли. Там, где пересекаются корни, гниль и провода.
Тень — это путь. А в этом мире тени много.
Слишком много.
Я вошёл в неё — тонкую, как след от пальца — под лопнувшей трубой в подвале охотничьего домика.
А вышел — между мусорными баками, в каком-то задворке.
Свет бил сверху, но не касался земли. Там, под этим светом, я чувствовал себя почти... человеком.
На секунду.
Потом прошёл кот.
Он замер, посмотрел в мои глаза и зашипел. Не потому что испугался. А потому что увидел.
Животные всегда видят. Люди — уже нет.
Я пошёл по переулку. Не ногами — я скользил. Мой силуэт — лишь дрожание воздуха. Моя плоть — не плоть.
Я был в отражении витрины, но не был в стекле.
Я был в пятне от дождя на асфальте, но не в луже.
Я был вокруг, не внутри.
Первой стала женщина с телефоном.
Она стояла у стены, курила, писала что-то пальцем.
Я был в её тени. Точнее — в тени телефона, от вспышки экрана.
Этого было достаточно.
Когда она подняла глаза, я уже был перед ней.
Я не говорил. Я дышал. Она услышала дыхание не ушами — кожей.
Она замерла.
Сначала подумала — что кто-то стоит позади.
Повернулась. Никого.
Я стоял в её тени.
Я прошёл сквозь неё.
Не знаю, что почувствовала.
Может, холод. Может, вкус пепла.
Но когда я вышел из другой стороны её тени — она исчезла.
Физически — она осталась.
Но что-то внутри уже вывернулось.
Она пошла. Просто пошла, бросив телефон, сумку, себя.
Я оставил ей жизнь. Половину.
Вторым стал курьер.
Я слышал, как он говорил в наушник:
— Сейчас, доеду за пятнадцать минут, здесь темно, но фонари горят.
Он не понимал, что в каждом фонаре я живу.
В каждом световом круге есть край.
А за краем — Я.
Я появился под его велосипедом. Он не заметил.
Колёса завизжали. Он упал.
Я вышел из-под него и заглянул в лицо.
— Ты кто такой?! — крикнул он.
Он видел меня.
Я не знал, что сказать. Поэтому показал.
Я раскрыл себя. Позволил глазам увидеть мою форму.
Длинные руки, покрытые чем-то древним. Как чешуя, но мягкая, как кора.
Лицо — пустое. Только трещины.
Из них — пыль. Из пыли — слова.
— Я — ReVolk.
И ты — огонёк.
А я — ветер.
Я вдохнул его. Не как воздух. Как свечу. Он погас.
Тело осталось. Без сознания, без души, без снов.
Город пульсирует. Он не живой, но пытается притворяться.
Я чувствую кабели, идущие под землёй.
Они как сосуды. По ним течёт боль, тревога, забытое детство.
Я питаюсь не телом. Я питаюсь тем, что внутри людей, но что они забыли.
Я перехожу из тени в тень. Я вижу многое.
Пары. Крики. Экраны. Смерть.
Но никто не видит меня.
Пока я не захочу.
Я начинаю играть.
Я оставляю знаки: царапины на стенах, капли чёрной слизи, символы из леса.
Те, что помню. Те, что сожгли мои кости, когда меня вытащили в этот мир.
Я рисую их в подвалах.
Я нашёл старую станцию метро, забытое депо — моя часовня.
Там, под слоем плесени, я пишу:
«Где есть свет — там есть и тень.
А где тень — там Я.»
Я хочу, чтобы страх рос. Я не просто охочусь. Я воспитываю ужас.
Они начали говорить обо мне.
— В переулке исчез парень.
— Курьер пропал, но его велик стоял на месте.
— Кто-то видел существо, вышедшее из стены.
И я улыбался.
Хотя у меня нет губ.
Но ощущение улыбки — я его изучил. Оно горячее, расползающееся.
Сладкое.
Я чувствую, как тени меняют вкус.
Раньше были сырые, мшистые. Лесные.
Теперь — с привкусом копоти, бензина, перегара, бессонных ночей.
Я питаюсь городом. И он — питается мной.
Иногда я вижу свет.
Слишком чистый. Прямой.
Фары. Прожекторы. Окна, в которые смотрят святые.
Я не люблю свет. Он делает меня узким. Прямым. Он раскрывает форму, которую не хочу показывать.
Поэтому я вхожу в глубже. В дома, где не живут, но всё ещё горят лампы.
В заброшенные этажи. В шахты лифтов. В ангар за вокзалом.
Я накапливаю.
Я жду.
Последним в эту ночь стал мальчик. Он просто гулял с собакой.
Собака зарычала и встала между мной и ребёнком. Она пожертвовала собой, не понимая зачем.
Я отпустил её.
Мальчик увидел меня. И не испугался.
Он наклонил голову и сказал:
— Ты — тень?
Я не ответил. Но он услышал.
Он вернётся. Он станет важен. Он увидел меня, но не пал.
Может, в нём есть тьма. А может — свет, который умеет смотреть в меня.
Когда ночь закончилась, я вернулся в метро.
Я впитал всю тьму между рельсами, ушёл сквозь неё.
И вышел — в подвале старого театра.
Там был зеркальный зал. Я посмотрел на себя.
И впервые подумал:
— Я больше не просто тень.
— Я — история.