День четвёртый: Плоть предков
«Они не хотят покоя.
Они хотят, чтобы мы помнили —
кровь предков горит даже в мёртвом теле.
И когда ты слышишь, как твоя прабабка стонет под полом —
это не воспоминание. Это она.»
— Надпись, выцарапанная ногтями на деревенском кресте
С самого утра пахло мёртвым. Не тухлым — старым. Сухим. Как в подземельях, где кости лежат веками.
Туман стал темнее. Варя заметила, что тени исчезли. Теперь в деревне не было тени вообще. Даже под деревьями. Даже под домами.
— Они выходят, — прошептала бабка, вбивая гвозди в окна. — Сегодня будет возвращение. Те, кого мы предали, кого забыли, кого не оплакали…
Ночью земля снова задрожала. Но не как в первую ночь. Сейчас она стонала.
В одиннадцать вечера из земли начали вылезать тела. Не как зомби — это были деформированные, изломанные существа, каждый из которых носил на себе след родовой боли.
Один из них имел четыре руки, сросшиеся в локтях, и из груди росла маска, в которой плакали младенцы — это был предок, сгоревший в пожаре, который никто не пытался спасти.
Другой был высоким, как берёза, с телом, изломанным под углом 90 градусов, шеей на месте бедра, и лицом на колене — это был утопленник, которого мать сама толкнула в реку от стыда.
Третий не имел лица вовсе. Только дырку от рта на животе, которая говорила голосом твоей бабушки, произнося бессвязные исповеди, крики, и молитвы на забытом языке.
Они не шли. Они ползли, извивались, изгибались, двигаясь под телом, внутри стен, через сны.
Один из выживших — отец Николай, местный священник, заперся в церкви. Когда деревенские прибежали к нему, двери были закрыты. Через окно они увидели, как его собственная мать, давно умершая, стояла перед ним — голая, с чёрным венцом из проволоки, и с лицом, повернутым внутрь черепа, как будто её кожа вросла в себя.
Священник вырвал себе глаза, но всё равно видел её, пока не перестал кричать.
Варя услышала под полом пение — голос её прадеда, который когда-то пропал в лесу. Она никогда его не видела, но знала голос из старой записи.
— Я пришёл за тобой, деточка… ты моя плоть… ты моя кровь… открой, мне холодно…
Но Варя знала: если откроет — он войдёт в неё, не в дом.
В полночь весь Погребень был заполнен шевелящимися телами, каждое из которых носило часть чьей-то вины. У каждого был голос, который ты знаешь. Лицо, которое ты любил.
Но в глазах не было души. Только вечная, невыносимая обида.
Утром их не стало. Они растворились, оставив после себя могилы, которых раньше не было, и надписи:
«Мы вернулись. Мы здесь.
И скоро вы тоже будете.
Варя не спала. Под ногтями у неё была кровь. На полу — клочья волос. Не своих.
Она начала видеть сны. Но не свои. А чужие.