1
2
Возможно, он бросил бы. Бросил ради неё. Больше никогда не трогал эту злощастную вещицу. Больше не пил, не прикасался к бутылке. Лишь бы нашлась Дэни. После смерти Маринетт Картер, Джон как будто сорвался с цепи. Он не знал, что творит и что делает, он лишь вливал в себя эти чертовы банки, не оставляя ни капли на дне. Дни летели и летели, годы шли. А Дэни росла. Дэни умнела. Можно сказать, Джону Картеру было стыдно перед своим чадом, но он не мог остановиться.
Мне надо.
Вроде бы он повторял это один раз, но казалось, что не один. Ведь...
Мненадомненадомненадомненадо
Вот только что ему надо он понять не мог. Таким образом, он просидел на стуле ровно десять лет, изредка садясь за комп, чтобы заработать хотя что-нибудь (и потом опять просрать всё на пиво). Но сейчас, держа в руках телефон и встав, как истукан, Джонни не мог больше сидеть...
Он просто не верил.
Не верил, что потерял второго дорогого человека. Он просто не мог.
***
Дэни потеряла счет времени. Год прошел? Месяц? А может 10 лет? (хотя это невозможно). Она все время сидела на одном месте, не верила, боялась, не понимала. Может быть, она и очень умная-разумная, раз вышло поступить на курсы, сдать Егэ и тыры-пыры на отлично, но сейчас... совсем другой случай. На каждое убийство она отворачивалась. На каждое ползанье маньяка она всё ещё тряслась, особенно когда забывалась и он проходил сквозь неё, не видя (по идее и не должен был).
Дэни Картер не из трусишек. Она может посмотреть расчлененку, гифку где люди разбиваются, снимают с себя кожу или что-то ещё, но не сейчас. Каждый, кто увидел бы это, думает она, обоссался от страха. Ведь на это нельзя смотреть. На это невозможно смотреть!
Как, скажите, вашу ж мать, можно смотреть на то, как ваше собственное тело поедают. Это отвратительно! Это... это... Она бы тоже не прочь, но призракам не дано. Дэни Картер сильная, (п.с. так она считала). Дэни Картер не из тех рёв. Так хотелось думать, но все наоборот. Она могла с легким стеснением фотографировать себя без лица и скидывать похабным людишкам на просторах интернета, могла работать день и ночь, готовить отцу, делать уроки и проспать от силы три часа, ведь нужно же как-то заработать. Она пережила смерть матери, после деда и далее по списку.
Она никому не говорила про издевки в школе, по ночам давая себе слабость поплакать в зайца Джесси. А сейчас Дэниелла это человек, который окончательно сломан. Который знает, что впереди ничего хорошего. Который знает, что ничего нельзя поменять. Вернуть. Хотя хочется. Сильно хочется. Но она уже мертва, если так можно сказать. Её бы воля, он сдох без промедления. Он бы пожалел... Стоп. Включите на камере отмотку! Что за мысли. Та самая чёрная тварь. И... да! Он бы пожалел. Сильно. Пожалел, что родился на свет.
«Он бы... умер... только как?» Дэни прекращает хныкать, вытирает мокроту на лице (и все же, откуда это хрень? Из воздуха что ли) и подходит. Неуверенно, косолапо, как мишка, и тихо. Хотя маньяк и не слышит. Она встает перед диваном, протягивает руку и смотрит. А рука полупрозрачная, сейчас растворится и не будет... Но Дэни кладет её спящему на голову. Джек чувствует холод. Думает, что это дверь сквозит, как и всегда. Отдергивает. Рука не проходит. Рука легко касается. А её — Дэниэллу Картер — опять мутит. Она делает шаг назад, оглядывает стены, вертит головой и, как ошпаренная, отлетает к стене, случайно проходя через ту (а в стенах дырки, а в дырках крысы, забавно выходит) и... Заведем шарманку? Опять визжит. (Ни у кого голова не болит?) Следующее помещение, в котором она оказывается, это маленькая кухонька. Пыльная, с заколоченным окном — скорее всего дом был со времен войны — и обставлена недорого. Ну, небольшой стол, пара стульев — у одного отвалилась ножка -, навесной шкафчик, с разбитой тарелкой и ржавой ложкой. И все. Остальное это тоже проемы в стене ведущие к хрен-знает-куда и обратно, к твари. К Чёрной твари на пыльном диване, который проели временем крысы. Теперь Дэни кажется, что она в логове у крота. Все по минимуму, и он слепой (это она поняла, когда Джек шарил рукой по полу). У крота, собравшегося на охоту. Ведь тело начинает покалывать. «Три метра. Да.» Быстро она проходит в проем, подлетает к Джеку, думая на ходу, как же его убить. Или хотя бы попытаться. Все тот же путь, та же тропа, окутанная травой и ветвистыми деревьями, тот же монстр впереди, идущий по веткам и каким-то чудом огибающий те самые ветвистые деревья. Будь Дэни на его месте, она бы уже выругалась, ведь волосы всегда путаются, ветки бьют в глаза, отчего те слезятся, а камни на дороге впечатываются в легкие кеды. В пустой голове что-то щелкает. Ветка! Знаете, сколько можно сделать из веток? Точно! Дэни улыбается, истерично смеётся. Когда он будет расчленять человека, она просто с помощью ветки его... его... это же так круто! Только... удастся ли? Дэни понуро опускает голову, как нашкодивший щенок. Покручивает числа от 1 до 60, насчитывая в дороге где-то час. Ветка материальна. Она призрак. Призраки не материальны, а это значит... 99,9% что план провальный. Тварь притаилась за высоким, толстым деревом. Выжидает. Дэни пытается поднять ветку. Маленькую. Легкую. Такую хрупкую, но она скользит. Не даётся. Она дует, пытается хоть как-то сдвинуть и... нет?.. и... О, чудо. Она сдвигается. На три, мать его, миллиметра. Совсем немного. А рука уже устала... — Будь ты проклят, Тварь Чёрная! — верещит, истерично негодуя. Дергая себя за голубые волосы, закатывая глаза и рыча, как раненный зверь. Пытается пальцами взять чертову ветку, и даже не замечает, как заносит её над головой, кидая в каннибала. А Джек замирает, оборачивается, вертится как шар вокруг оси, и не может понять, кто кидается ветками, ну... или чем-то таким. Палочка, например? Мама рассказывала, как выглядят, как ощущаются предметы. Птицами не пахнет. Камни тяжелее. Людей почти не слышно, значит они далеко. Только этот странный холод, преследующий его уже несколько дней. Сколько точно, он сказать не может. Может, он заболел? Это ведь невозможно. Иммунитет у него намно-ого выше, чем у любого другого... человекасущества. Ни кашля, ни насморка, ничего не болит... Ну, может быть глаза зудят, но он привык.
Только. Этот. Ебаный. Холод.
И разряды тока, когда он выходит из дома. Совсем не ощутимые, для обычного человека. Но он то необычный. Это так странно... Странно не то, что он не такой как все, странно то, что он не может понять. Ведь зимой очень холодно. А может, сейчас просто осень? Но этого не может быть. Он умеет различать времена года, или как там называется это явление. А ещё он забыл, сколько шагов нужно сделать, чтобы попасть туда. Туда это домой. Где есть пыльный диван, стена, в которую он кидает поржавевший со временем скальпель, чердак с заброшенными коробками, и холод. Ну, тот самый. Который как ток бьет его, когда он проходит в проеме. Которые преследует его днями и ночами, то есть все время. И который... бросается в него мусором? Абсурд! Какая глупость. — Кажется, я схожу с ума... — только сейчас Дэни понимает, какой у него хриплый голос. Средний баритон, хрипловатый, больше схожий на шепот. Будоражащий кровь... или даже такой... шипящий. Как будто заболевшая змея, которая хрипит и шипит (камон, вот это точно глупость). У Дэни другой. Но немного похожий. Тоже хрипловатый, но больше уставший. И осевший. Но со змеёй её не сравнишь. Только если змеи не вибрируют. «Поздравляю с открытием века!» — ядовито про себя отмечает девушка, закрывая затуманенные глаза. Джек слышит шаги. Парочка. Он справится. От девушки пахнет клубникой... Джек давно не ел клубнику. Может, лет двадцать назад, или сколько ему сейчас?..
Часть 2
Дэни подгибает под себя колени. Подоконник покрыт слоем грязи, и, думает она, будь бы сейчас человеком, то расстроенным взглядом пыталась посмотреть, точнее оглянуться, назад. Терла бы исхудавшими руками себя по заднице, хлопала, пытаясь отряхнуться. Но сейчас она просто глядит на стену, устало слушая сопение существа во всем чёрном. Не сказать, что она смирилась, но даже призраки устают. Ну или полу-призраки. Попытки поднять что-то помимо веток были безуспешны. И пусть врут дальше, что призракам не нужен сон. Сейчас бы она провалилась в него с радостью. Да только вновь не дано. Кажется эти два слова будут преследовать её всю жизнь. Точнее, смерть. Ох, чёрт, как же это сложно. Хоть волком обернись и взвой от досады на луну.
Реклама:
₽
Кстати, на счёт последней... Дэни облокачивается на стену воздуха, смотрит в разбитое окно. Та самая луна мягким светом окутывает всё, проникая через щели в дом. Ей хочется плакать. Дэни Картер сильная? Ну, для кого как. Может быть да. Немного. Но сейчас это уже не Дэни Картер: независимая, сильная, улыбающаяся и далее по списку. Это просто Дэни, с волосами, больше похожих на солому, покрашенные в голубой цвет. Это та Дэни — даже не прекрасная Дэнниэла! — которая хочет уткнуться в зайца Джесси с оторванной лапкой и заплакать. Пожалеть себя. Это та Дэни, которой должно было исполниться девятнадцать через месяц. Ну, с каждым могло случиться. А тварь сопит. Из глаз капает черная жижа. Интересно, внутри он такой же? Ну, черный. Впрочем, какое ей дело? Пусть отсыпается на здоровье. Ведь когда-нибудь... когда-нибудь Дэни его убьет. И не важно, задохнется она от боли или нет, пока что её цель придумать способ. Потренироваться... Ну или понастальгировать. Тоже неплохой вариант.
***
Джон обзвонил все больницы, полицейские участки, прошелся по ближайшим переулкам и — ничего. Его дочь как сквозь землю провалилась. Единственное место, куда он мог позвонить — городской морг. Но до этого никак не хотелось. Неужели и вправду? А может её просто похитили? — Черт! — мужчина утыкается лицом в ладони. На столе, всего десять сантиметров, лежит телефон. Осталось набрать одну цифру, нажать на кнопку и спросить, но отчего-то сердце сжимается. Он просто не может. Не может набрать чертов номер, позвонить в чертов морг и спросить... Он же не мог? Не мог, да? Может она просто решила съездить в гости к Лэсли? Их бывшему соседу, по совместительству трансвеститу. Может она гуляет где-то? Или поехала на кладбище к Маринетт? Вроде бы дорога туда-обратно часов семнадцать. Восемь из которых она едет, час прибирается на могиле, ставит свечку, и восемь обратно. Или... Или она... Не могла же, да? Мужчина поднимается на ватных ногах, смотрит пустым взглядом на лестницу. От догадок его сердце разрывается. Хей, Джонни, помнишь того психа в желтой маске? Хей, Джонни, ты слышал новости? Хей, Джонни, соседи же так мнооогооо твердят на счет того... Джонннииииии... ты сааам виноовааат. Он помнит. Он слышит. И он умоляет.
З А Т К Н И С Ь