Часть 4
Я сижу напротив потемневшего от старости круглого зеркала. В пустой комнате темно и тихо, за окнами редко ухает пролетающая мимо сова. Я вижу своё отражение только благодаря свече в моей руке, что уже наполовину расплавилась. Жгучий воск снова капает на бледную кисть, но, как и прежде, боли не следует. Я инстинктивно пытаюсь одёрнуть руку, спасая кожу от едких ожогов, но тело остаётся обездвиженным, будто холодная глыба льда.
Все стихии здесь неподвластны неведомой силе, которая сжала меня в тиски, не давая пошевелить даже кончиками пальцев. Просочившийся через незакрытое окно свежий ветер треплет распущенные волосы и волнует белое ситцевое платье. По спине проходит холодная волна дрожи, вызванная то ли порывом ветра, то ли гнетущей тишиной, что с каждой секундой глубже прорастает во мне. Кожа впитала прохладу помещения, озябшие пальцы приобрели синеватый оттенок, не считая алых пятен около догорающей свечи.
Я сижу здесь давно.
Мне незнакомо отражение в этом мрачном зеркале. Структура волос, пухлость губ, оттенок янтарных глаз поразительно похожи на мои черты, но я не узнаю себя. Меня пугает отчуждённость во взгляде этой девушки, она проницательно гипнотизирует своё отражение. Эту картинку хочется расшевелить, коснуться грубого зеркала, словно глади воды, и пробудить неживое лицо.
Глухая поступь позади меня привлекает внимание. Я вслушиваюсь в каждое неспешное движение, наконец, дождавшись ночного гостя.
Фигура выныривает из темноты комнаты и склоняется рядом, поравнявшись со мной. Его тёплая рука обволакивает неприкрытую кожу плеча, согревая горячей кровью даже через шёлковую перчатку.
Я узнаю его. Бельвинец томно всматривается в наше отражение, не пытаясь скрыть злорадную ухмылку. Знакомые карие глаза вобрали в себя всю тьму самых дальних углов комнаты, и теперь этот потемневший взгляд вызывает странные отвергающие чувства внутри. Я могу лишь смотреть, бессильная что-либо сделать.
– Скоро пелена спадёт с твоих глаз. Скоро и ты узнаешь.
От его шёпота разит холодом. Скрытая тайна так и не срывается с его губ, оставаясь известной только ему одному. Бельвинец не дожидается вопроса, что завис на моих губах, и тушит тёплое теплящаяся пламя своим морозным дыханием.
Я выныриваю из леденящего тело сна, делая несколько поспешных вдохов. Судорожно ощупываю свои руки, к которым вновь вернулась возможность свободно двигаться, и разминаю затвердевшие мышцы. Странный сон отступает, оставляя дурное послевкусие мрачной встречи.
Нужно не забыть выпить настойку.
Во рту накапливается слюна, предвещая скорую горечь отвара на языке. Нет. Я прекращаю тереть сонные глаза, сознавая, что нет больше никакой настойки и что пить её уже бессмысленно. Слабое сердце остановится или от отсутствия лекарства, или от ножа, посланного новым королём.
Я разлепляю тяжёлые веки. Снова эти тёмные сырые стены, тишина и холодная решётка. Снова вынужденное одиночество, которое заставляет копаться в спутанных мыслях и тревожить кровавые воспоминания.
Это другая камера, более вытянутая по форме. Мягкая подстилка здесь расположена вдоль стены слева. Я натужено сажусь, утыкаясь лицом во встречную стену.
До сознания доходят еле слышные шорохи за спиной. Мне приходится развернуться верхней частью тела, и я встречаюсь глазами с гостем своего недавнего сна. Бельвинец отсутствующе опускает глаза, делая небрежные шаги с подносом в руках.
Он остриг белоснежные волосы короче, из-за чего они начали немного виться на концах. Теперь длина прикрывает лишь начало ушей, ниспадая прядями на лоб. Он стал выглядеть строже. И старше.
– Поешь, наверняка проголодалась.
Я была готова услышать крики, раздражённую речь, тихие проклятья, но только не спокойный, даже заботливый, тон. Его поведение удивляет, настораживает, он каждый раз действует непредсказуемо, отчего заставляет только пристальнее наблюдать за ним.
– Сколько я спала? – задаю интересующий вопрос, следя за принесённой едой.
В желудке отзывается неприятное урчание.
– Примерно сутки, – он аккуратно ставит поднос передо мной.
Я замечаю тёмные перчатки, что сочетаются с его мрачным видом.
За сутки могло произойти многое.
Тёмный камзол с красной вышивкой на плечах и такие же расписанные бархатные штаны. Это ли не траурный наряд для вечно светлого замка?
– Что произошло? – встречаю вопросительный взгляд и решаю добавить. – Пока я спала.
Бельвинец втягивает носом затхлый воздух камеры, но без укора начинает:
– Король Кассий был отравлен, на трон взошёл его родной сын – Адриан, – он делает паузу, глотая ком в горле. – Похороны прошли быстро. Без громких церемоний пройдет и коронация, только узкий круг лиц и клятва короны. Торжество по этому случаю было решено отложить до поры до времени.
Он говорил это отвернувшись, разглядывая стену и не встречаясь со мной взглядом. Диктовал заученный текст без каких-либо эмоций.
– Король мёртв? – я ещё раз переспрашиваю бельвинца.
– Да, ему подсыпали отраву в десерт, – сжимая челюсти, повторяет он.
Я опускаю тяжёлую голову к груди, прикрывая глаза. Я всё-таки смогла сделать это, но почему чувствую такое гнетущее ощущение?
Эта смерть утолила мою собственную боль, чего я и хотела.
Но эта смерть не ознаменует конец войне, сотни тысяч людей также потеряют своих близких.
Чувствую, как желанные слова о смерти короля вдруг тускнеют, теряют былой пыл и гневную радость.
Он уже был мертв, Лиора. Такие как он разлагаются изнутри быстрее, чем снаружи, поэтому твоё решение прервать его жизнь было единственно верным.
Я непроизвольно вздрагиваю, когда совсем рядом с ухом раздается холодный, близкий шёпот. Его колкое дыхание застывает на коже тонким инеем, продолжая морозить лицо. Он точно прозвучал не в моей голове, пробежал ледяными пальцами по затылку и спустился на плечи, ожидая моего внимания. Кто-то обратился ко мне, назвал моё имя. Кто-то, чьё прикосновение могло даровать забытое чувство покоя. Кто-то, кому хотелось всецело верить.
– Адриан был единственным наследником? – разминая плечи и сбрасывая паутину морока, продолжаю я.
Ответом мне становится кроткий кивок головы.
– Этот король, – начинаю я, поднимая голову, – такой же, как его отец?
Бельвинец словно улавливает направление моих мыслей. Одёрнув жёсткие штаны, он на выдохе присаживается на корточки рядом со мной.
– Послушай, что бы ты сейчас не планировала – остановись. Действующий король никогда не был похож на своего отца. Никогда. – он неотрывно сверлит карими глазами. – Адриан имеет противоположные взгляды на ситуацию между странами.
Я внимательно слушаю его, не пытаясь перебивать.
– Я знаю, что ты убила короля. Очень смело. Я догадывался, что ты попытаешься. Но не думал, что получится, – он усмехается, отводя потерянные глаза в сторону. – Мне хочется верить, что ты закончила кромсать королевскую семью.
– Знаешь? – удивляюсь я.
– Я понимаю, это больно. Но не пытайся заглушить душевную агонию чужой кровью... от этого не легче, – игнорирует бельвинец, продолжая рассуждая вслух. – Прошлое не может определять твоё будущее... твои поступки.
Внутри снова поднимается знакомый вихрь воющих эмоций. Лучше бы он ударил меня, чем сказал это. Но боль причиняет не плотно сжатая челюсть и не подобранные им слова, а осознание, которое ослепило меня после услышанного.
Глаза становятся влажными, когда я понимаю, что внутренне согласна с ним. Мне кажется, будто я на секунду улавливаю в его холодном взгляде нечто похожее, что испытываю сама.
– Чего мне ждать? – я опускаю голову, пряча намокшие глаза. – Сколько у меня осталось времени?
Бельвинец снова замечает ход моих мыслей, но прерывает горестные рассуждения:
– Только мы знаем правду, остальные убеждены – служанка, отравившая короля, сбежала. Я её упустил.
До меня не сразу доходит смысл сплетённых воедино слов, поэтому молчание затягивается на долгих несколько секунд.
– Зачем? – сам собой вырывается вопрос. – Я – убийца твоего короля. Зачем всё это?
– Да... опередила же ты нас, – усмехается он.
Я напрочь теряю смысл этой фразы, всё сильнее хмурясь.
– Обещал, что помогу тебе, помнишь? Я ещё не закончил, – он встаёт во весь рост. – Твою личность не раскрыли, значит, тебе будет проще покинуть замок.
– Как же мой грех? Неужели закроешь глаза, правая рука принца? – я замолкаю, понимая ошибочность слов. – Правая рука короля... Можно сказать, тебя повысили?
– С трудом, но можно, – наигранно кичится он.
– Теперь принимаешь только поклоны и реверансы в пол? – зачем-то шучу я.
Он тихо усмехается, не отвечая на дерзкий вопрос.
– Но ты сказал, что мне будет проще покинуть замок. Передумал уходить?
– Верхушка изменилась, теперь это правительство устраивает меня. Тем более должность выше, – объясняет бельвинец, сметая невидимые пылинки с ткани и прокручивая пуговицу на подвороте рукава. – Мне нужно было, чтобы ты как можно быстрее покинула эти стены.
– Что за исключительность? Ты всегда помогаешь безнадёжным людям в тюрьмах, благородный принц? – не выдерживаю я недомолвок.
Он резко вскидывает отчего-то настороженный взгляд, но вновь усмехается своим глубинным мыслям, покачивая головой.
– Впервые.
Тяжёлый выдох срывается с сухих губ, когда я понимаю, что не добьюсь от него внятного ответа.
– Почему я здесь? Почему бы не убить меня хотя бы за то, что я натворила?
Бельвинец, кажется, теряется от такой резкой смены настроений, но отвечает в своей привычной манере.
– Ты задаёшь слишком много вопросов. Не накидывай мне кровавых идей.
Я усмехаюсь, зачёсывая слипшиеся волосы назад и облокачиваясь на холодную стену. Нас обволакивает пустая тишина, что запуталась и повисла на ледяной решётке.
– Где остальные? Я никого не слышу.
Бельвинец инстинктивно оглядывается на выход из камеры, цепляясь за него взглядом.
– Если ты про леварок, то они, также как и ты, в тюрьме. Просто тебя посадили почти в самый конец... за особые заслуги, – он поднимает искрящиеся иронией глаза. – Королевский Совет сейчас вместе с королём пересматривают устои, связанные с нахождением в замке леварцев. Это дело не быстрое, поэтому все вы ещё здесь. Скоро вас освободят и перестанут обращаться с вами, как с преступницами.
Последнее сказанное слово замирает в воздухе, вызывая множество сомнений, но каждый из нас предпочитает не озвучивать их вслух.
– Что это значит?
Общество, в котором я выросла. Мир, в котором я родилась, уже долгое время был разделён на две половины. На закрытые государства, охраняющие «чистоту» друг друга, не позволяющие встретиться бельвинцам и леварцам. И сейчас Бельвин готов пересмотреть своё отношение к противоположной стороне? Мне хочется рассмеяться в ответ на очевидную ложь.
– Скоро всё изменится, – только и говорит он. – Я принёс еду... ты наверное голодна.
На этот раз я не пропускаю его слова мимо ушей. Живот отзывается утробным урчанием, напоминая, что давно пуст, а вязкая слюна молниеносно наполняет сухой рот, когда я оглядываю принесённую мне порцию. Здесь ещё тёплое тушёное мясо с различными травами, запах которого уже давно меня соблазнил. Я замечаю ягодный морс и на отдельной тарелке несколько абрикосовых пряников, чей вид я узнала бы из тысячи. Мои любимые. Рука поспешно хватает один из них, разламывая на две части. Внутри, как и прежде, цельный вяленый абрикос.
– Мне казалось, только у нас пекут такие, – откусываю сладость, пряча вызванную улыбку.
– Я знал, что они популярны в Леваре, и подумал, что тебе тоже должны понравиться.
Согласно киваю, дожёвывая вторую половинку липкого лакомства. На глаза бросается незамеченная ранее ложка – напоминание о содеянном в тронном зале, но вместе с тем возможное орудие.
– Мне нужно уходить, я постараюсь прийти к тебе вечером, если получится вырваться.
Моё ускоренное жевание замедляется, я отвлекаюсь от свежей еды, вновь встречаясь взглядом с бельвинцем. Возможно, моя святящаяся мольба в глазах останавливает его, но он добавляет:
– Я попрошу принести тебе тёплое одеяло, этого может быть недостаточно.
Он кивает в сторону кровати, и только сейчас я замечаю, что простыни совсем новые, а подстилка намного толще, чем в прошлой камере. К тому же остывающая еда явно не предназначена для тюремного приёма пищи.
– Спасибо, – я ещё раз оглядываю кровать.
Бельвинец осторожно кивает, поджимая губы. Он продвигается всё дальше к выходу, но снова замедляет шаг.
– Прежде чем я уйду, могу узнать твоё имя?
Брови дёргаются вверх, когда я понимаю, что совсем забыла про такую неписаную условность.
– Лиора, – я замечаю, как бельвинец возвращается обратно.
– Актан, – протягивает он руку, не снимая тёмную перчатку.
Не спеша подаю свою кисть в ответ на невесомое рукопожатие, но бельвинец ловко разворачивает руку ладонью вниз. Я не успеваю ничего сказать, лишь наблюдая за нежным прикосновением его губ к моим костяшкам. На руке остаётся немое мягкое жжение, вызванное тёплым дыханием. Этот откровенный для меня жест никак не вяжется с дежурной улыбкой на его лице, которая сопровождает, наверное, каждый подобный поступок. Простая формальность.
Отвыкшая от посторонних запахов я молниеносно улавливаю терпкий ладан, исходящий от парня. Этот древесный запах напоминает мне свежесть воздуха после дождя и запах моря...
– Красивое имя, и значение подходящее – «свет мой», – он по привычке зачёсывает волосы назад, позабыв о новой стрижке.
Я напряжённо улыбаюсь на мгновение, после чего согласно киваю его словам.
Бельвинец, расценив это за конец диалога, вновь направляется к выходу из камеры. Моё сознание наполняется темнотой, и я вспоминаю недавний сон. Вырванная из полудрёмы я не сразу осознала всю его странность. Я видела Актана ещё раньше нашей встречи в тюрьме, он также снился мне, когда я только добиралась сюда, напоённая маковой настойкой. Его образ был туманным, почти прозрачным, но правильные черты лица отложились в глубинах памяти.
Дважды. Две ночи подряд снятся сны.
Я прикусываю нижнюю губу, не веря себе самой. Сны слишком редкое явление, чтобы являться настолько часто. По рассказам родителей, последний сон, снившейся абсолютно всем людям в мире, был послан каждому самой Богиней. В нём она поведала, что однажды, в один светлый день, родятся два ребёнка, которые навеки воссоединят враждующие страны и восстановят нарушенный земной покой.
Такой сон назвали вещим, в надежде, что однажды эта легенда станет частью реальности, а отмеченных детей – Сошедшими.
Принято считать, что именно королевский род однажды породит их на свет, что именно сыновья действующих королей будут Сошедшими.
Сыновья... Но сколько лет новоиспечённому королю? На вид он одного возраста с...
Дыхание перехватывает, когда я вспоминаю уроки истории, на которых не раз упоминался принц Левара – молодой парень, готовящийся занять место отца.
В бестолковых беседах прохожих я слышала, как некоторые сравнивали двоих принцев, надеясь увидеть в них небесных спасителей. Но это были лишь предположения, ведь никто не знал даже приблизительного возраста принца Бельвина. А ведь Сошедшие должны родиться в один день. Сейчас слова людей не кажутся такими бредовыми. Будь это правдой, можно ли задумываться о мире?
Не исключено, что это лишь совпадение, собрание приплетённых мыслей.
Сон подарил людям надежду, которая нужна в тяжёлые времена, может, это и была цель Богини, и нет никаких Сошедших.
Но что делать со своими снами?
Я поднимаю сосредоточенный взгляд на Актана, что уже закрывает ржавую решётку с другой стороны.
Эти сны что-то значат, они не могли быть случайностью.
– Ты... ничего не хочешь мне рассказать? – прерываю обороты скрипучего ключа я.
С треском выдёргивая его, бельвинец замирает на пару мгновений, и я готова поклясться, что слышу, как он сглатывает вязкую слюну.
– Нет, Лиора, – порывисто заканчивает парень.
– Может, тебе снилось что-то в последние дни?
Парень напряженно хмурится, вглядываясь в моё застывшее выражение лица.
– Почему ты спрашиваешь? Тебя беспокоят сны? – бельвинец делает шаг ближе и прикасается ладонями к решётке.
Я туго машу головой, удобнее облокачиваясь на стену и подбирая замершие ноги.
Они снятся мне одной. Эти сны не похожи на тот, что посылала Богиня.
В голове всё ещё крутятся путаные мысли, погружая реальность в туман. Бельвинец бесшумно продвигается по коридору тюрьмы, вновь оставляя меня одну среди холодных стен. Остывшее блюдо уже не кажется таким аппетитным, а светлые простыни тускнеют на глазах.