Ророноа Зоро/ОС(ОЖП)
***
Он никогда не говорил, что любил меня — ни разу. Ни шёпотом в тесной, сонной каюте, где стены дышали вместе с морем, ни в бою, когда мы стояли спина к спине, слыша только дыхание друг друга, ни после, когда я раненая пыталась пошутить, заглушая боль, и ждала хотя бы взгляда. Чего-то, что бы разрушило эту ледяную стену молчаливого одобрения. Но он всегда был там, как молчаливый монолит за моей спиной. Он смотрел. И в этих взглядах было всё: холодная дисциплина, бесконечное требование, железная вера, которую нельзя подвести.
Я просыпалась в пять утра, даже когда не могла сомкнуть глаз ночью и шла бегать восемь кругов по палубе, пока ступни не начинали гудеть от боли. И только тогда я приступала к тренировке, выматывая себя до ноющей ломоты в суставах, до полного стирания мыслей. Если опаздывала хотя бы на минуту, Зоро не бросал обвинений. Он просто смотрел, будто его глаза – нож, режущий медленно, не причиняя вреда телу, но выворачивающий душу наизнанку. И от этого взгляда хотелось исчезнуть, провалиться, стать достойной. Я не могла подвести того, у кого хотела учиться. Ни на секунду.
—Ты дрожишь.— Говорил он, доставая меч. Но это не было жестокостью, это была аксиома. —Будешь тренироваться без воды. —
И я кивала. С пересохшими губами, потому что это не наказание — это метод. Он не был наставником в обычном смысле, не был другом, не был кем-то, кто жалеет. Он был клинком, заточкой. Он не хотел вылечить или защитить. Зоро хотел закалить. Меня. Для себя. Чтобы я стала тем, что выдержит его рядом.
***
Когда Санджи однажды слишком лип ко мне, я даже не заметила, что произошло, пока на следующий день не увидела у него под глазом пластырь, а взгляд — отведённый, как будто теперь между нами пролегла черта, которую он больше не решится переступить.
—Он плохо контролирует язык. Теперь будет внимательнее. — Ответил Зоро, когда я спосила. А после я замолчала, потому что понимала: он не шутит. Он делает так, как считает нужным.
Он смотрел на меня не как на девушку, не как на члена команды — как на металл. Сырой, холодный, ещё не оформленный. Он не собирался любить. Он собирался выковать.
Я не заметила, когда его присутствие стало постоянным даже вне тренировок. Когда его тень появилась в витринах магазинов, когда в городах он следовал за мной на расстоянии — не скрываясь, но и не приближаясь. Когда на вопросы «Ты с кем?» уже не приходилось отвечать — все знали. С ним. Без выбора.
Мечник не спрашивал, не забирал. Он просто оказывался единственным вариантом, от которого нельзя отвернуться.
Я пыталась уйти. Тихо, без всякой драмы. Просто из усталости.
Я ушла ночью босиком, без оружия. Все казалось успешным, но на второй день в порту были взрывы. На третий — воящие собаки, сломанные лавки и разгромленные рынки. На четвёртый — он. Весь в крови, но не своей. Весь спокойный, как будто ничего не случилось. Будто эти дни были обычным ожиданием.
—Не уходи. — Произнёс мечник, крепко обняв меня. В его голосе даже было что-то похожее на ласку, только замешанное на стали, сдержанном гневе, на какой-то трагической нежности, которая не умеет быть доброй. А потом была фраза, от которой у меня сжалось внутри всё. —Я уже выбрал тебя. —
С тех пор я живу. Не выживаю — живу. Я стала сильной, научилась держать спину прямо, научилась дышать без дрожи, не оглядываться и не показывать страха, потому что знаю: стоит мне отвернуться — он заметит. Стоит испугаться — он почувствует. Стоит попытаться предать — он найдёт.
Он не будет спрашивать, не будет уговаривать. Он просто придёт. Потому что он не любит. Он принадлежит, присягает. И теперь — я тоже. Я — клинок. Его продолжение. Его доказательство.
___________________________________________
И так, думаю следующая глава будет Ж/Ж. Я не знаю, буду ли в своих драбблах писать ОМП, а не ОЖП, но чем черт не шутит? Хаха