Савада Тсунаёши/ОС(ОЖП)
***
Иногда мне кажется, что он не просто стал частью моей жизни — он превратился в моё отражение. В тень, которая следует за мной даже тогда, когда света нет, как будто он нашёл способ встроиться в структуру моего бытия. Но не как человек, а как вирус, медленно и тихо пожирающий всё, что во мне было моим собственным. Я говорю – и слышу его следом, повторяющего мои слова шёпотом. Смотрю в зеркало и не знаю, кого вижу. Себя? Или ту, которую он вылепил своим взглядом, своими посланиями?
Когда-то молчание Тсунаеши казалось мне защитой, в котором можно спрятаться от мира. Потому что там, в этой тишине, не было требовательных голосов, шума чужих ожиданий, потому что тогда он был просто мальчиком, прячущимся за моей спиной. С дрожью в ладонях и уязвимостью, которую хотелось оберегать, но теперь — это молчание стало гробовой плитой. Увесистой, как бетон и холодной, как гранит, на котором высечено моё имя рядом с его, будто он уже решил, что мы будем вместе даже после смерти. Даже если для этого придётся принести в жертву всё живое во мне.
Когда я слышу, как снаружи щёлкает зажигалка — этот странный, нервный жест, который он перенял от кого-то из своих знакомых, хотя сам никогда не курил — я понимаю, что он рядом. Он не стучится, он просто даёт понять, что здесь. Каждый резкий звук отдаётся у меня под рёбрами, как отсчёт перед чем-то неизбежным, и я на автомате закрываю шторы, гашу свет, пытаясь хотя бы создать иллюзию того, что меня нет, что он ошибся дверью, домом, городом, жизнью.
Но спустя пару минут в телефоне появляется новое сообщение: «Ты дома? Свет погашен. Всё в порядке?». И это не вопрос — это подтверждение. Даже если бы я сбежала за океан, он бы всё равно нашёл. Потому что у него теперь есть всё: деньги, власть, ресурсы, люди, которые выполняющие любой каприз, лишь бы остаться при нём. Но он их не использует— он приходит сам.
Однажды я проснулась от лёгкого прикосновения к волосам — это не был сон, потому что я не просыпаюсь от снов с таким жутким ощущением присутствия. К тому же окно было открыто, а на подушке лежала маленькая записка, аккуратная, с ровным почерком: «Ты такая красивая, когда спишь. Я стараюсь не пугать тебя. Просто не могу не смотреть», и я хотела закричать, но понимала, что в любом случае это бесполезно. Никто не придёт, никто не спасёт и даже если я расскажу — кто посмеет вмешаться в дела Десятого главы Вонголы?
А потом я нахожу в комнате любимый шарф, который потеряла два месяца назад в метро на другом конце города, а рядом в вазе стоит засохший цветок, тот самый, который он когда-то подарил мне. Но я точно помню, как выбросила его, но он снова здесь. Как символ того, что даже мёртвое в его руках возвращается — пусть уже не живым, но послушным, нужным.
Он никогда не приказывает — он просит. Ласково, терпеливо, с той интонацией, от которой по спине пробегают мурашки. Будто завораживает, втирается в доверие голосом, который когда-то был хрупким, а теперь стал твёрдым, обволакивающим.
—Ты ведь знаешь, я бы никогда не причинил тебе боль…— шепчет Тсунаеши. Но страшно не от слов, а от того, что он в них верит. Потому что в его картине мира боль — это то, что причиняют враги, а он не враг. Он – часть, как кость, которую не удалить и не ампутировать без последствий, потому что если уйти, то он разрушит всё.
—Тсуна… ты перегибаешь. Мне страшно. Мне нужно пространство.— сказала я, однажды набравшись смелости. Сначала он долго молчал, как будто это я сейчас произнесла что-то непостижимое, словно предала святое. А потом его руки дрожали — те самые руки, что теперь держат власть над мафией, оружием, приговорами и чужими жизнями. И он рассмеялся, но так, будто внутри у него что-то надломилось.
—Прости… Наверное, ты права. Я просто…— Не договорил он, а после, обернувшись, с печальной, почти детской беспомощностью добавил. —Я просто не знаю, как жить без тебя.—
И исчез на сутки. Я не знала, бояться ли тишины больше, чем его присутствия, пока не пришло фото — ванная, белый кафель, красная кровь, изрезанные запястья и надпись на зеркале: «Ты хотела, чтобы я исчез?». В тот момент я молилась, чтобы это была помада, потому что любая другая альтернатива кричала слишком громко.
А потом он стоял у моего подъезда с перевязанными руками, с той самой мягкой улыбкой, которую я когда-то называла «солнечной». Но теперь от неё хотелось выть, потому что в ней не было обиды, только торжество — как будто он доказал свою любовь, как будто я теперь должна была понять, что без него не может быть "я". Если я уйду, то он исчезнет, а значит его смерть станет моей виной.
Теперь он не просто рядом, он в стенах, в воздухе, в чьих-то взглядах на улице, которые кажутся слишком долгими, слишком внимательными. И я больше не уверена, где заканчиваюсь я и начинается он, потому что в глубине души знаю, что я никогда не одна. Он научил меня быть с ним даже против воли, и в очередном сообщении он пишет: «Ты ведь не бросишь меня? Я больше не повторю. Обещаю. Только будь рядом. Только не уходи. Не молчи.».
В этом "не молчи" звучит больше угрозы, чем просьбы. Больше отчаяния, чем любви.
Он мой. И я его. Навсегда. Потому что иначе он разрушит всё, начиная с себя. А заканчивая мной.
___________________________________________
И так, какие впечатления? Я сначала думала сделать его садистом, мол, от Реборна перешло, Хаха. Но все же решила остановиться на том типе яндере, которые вредят себе и манипулируют, лишь бы ты остался рядом. В общем, как то так