НАИЗНАНКУ | INSIDEOUT [18+]

Я открыла глаза совершенно не там, где закрывала.

В моей комнате этим вечером было чересчур жарко, и это отпечаталось в памяти, потому что я надела футболку вместо кофты. Серую футболку, на которой было изображено несколько геометрических фигур.

Когда я пришла домой, то в первую очередь переоделась. 

Я сняла с себя джинсы, оставила в стирке тёмно-синюю кофту и заменила всё это на свежую и чистую одежду. 

Позже я пошла в комнату и попробовала уснуть, и получалось у меня довольно-таки неудачно, потому что каждые пять-десять минут, судя по времени по телефону, я просыпалась и пыталась заснуть снова. 

Я помню, что погода стала несносной где-то в два часа ночи, так как до моих ушей донёсся пронзительный вой ветра и рикошет дождевых капель от стекла. Но даже после этого я смогла уснуть. Не знаю, насколько долго это продлилось, однако...

Я стою на проезжей части одного из смутно знакомых районов, глядя сквозь проливной дождь и часто дыша. 

С головы до ног по моему телу проходит заметная волна паники, разливающейся прямо по жилам, хватающей меня за горло и заставляющей давиться свежим воздухом. 

Я, без всякой обуви, одетая в тонкие джинсы и промокшую футболку, понимаю, что вот-вот упаду на асфальт, потому что дрожь и огонь в ногах становится просто нестерпимой.

Осознание ситуации никак не помогает мне прийти в себя – я лишь озираюсь по сторонам, выискивая хоть что-нибудь знакомое, пока не натыкаюсь на дом позади.

Он выглядит так же, как и все вокруг, но отличия всё же имеются. На подъездной дорожке стоит припаркованный Форд Эдж Шеффилда, по которому сейчас, словно автоматными очередями, проходится дождь.

По моему лицу течёт холодная вода, я всхлипываю, дыша сквозь зубы, так как открыть рот сил просто не хватало: все мышцы свело, и даже простая ходьба казалась мне мукой.

Кое-как дойдя до порога, я нажала на дверной звонок и в отчаянии, стиснув зубы ещё сильнее, ощутила, как всё лицо начинает гореть.

Я зарыдала, чуть ли не валясь с ног в приступе истерики. Никакого смеха – мне хотелось удариться обо что-нибудь головой, чтобы это всё потеряло всякий смысл.

Я ушла за несколько кварталов от дома, поэтому этому не находилось никакого логичного и правильного объяснения. Моя рука соскальзывает со звонка, я всхлипываю, позволяя рыданиям свободно вырываться из груди, но через полминуты я услышала щелчок. 

Кое-как подняв голову, я посмотрела на Шеффилда, давясь слезами и дождевой водой, пока он непонимающе и шокировано смотрел на меня, внимательно изучая моё физическое и, вероятно, моральное состояние.

Его губы были сжаты, он побледнел. Я редко видела в лице психолога столько жёсткости. Шеффилд, совершенно молча и не совершая лишних движений, хватает меня за шею и заволакивает в дом, где я теряю равновесие и, шатаясь, сталкиваюсь с ним, прижимаясь к его груди и безостановочно рыдая.

Я слабая. Мои руки трясутся, ноги горят адским пламенем, а голова трещит по швам, которых даже не существует. Кажется, это называется фантомные боли, но сейчас раздумия над терминами многого не давали. Я просто-напросто чувствую себя, как размазня, потому что мне снова нужна помощь Шеффилда.

- Я не знаю, - глухо произношу я, пытаясь восстановить темп дыхания, - Я не знаю, как здесь оказалась. Я заснула дома, я помню это, я помню! – я старалась не сорваться на крик, но из-за шокового состояния ничего не удавалось; мне хотелось кричать, - Поверь мне, я прошу тебя, поверь мне, я ничего не помню! – задыхаясь от нехватки кислорода, я вцепилась в талию психолога, ощущая себя совершенно не приспособленной к каким-либо физическим действиям.

Шеффилд молча стоял на месте, не делая никаких движений, будто ждал, пока я сама не успокоюсь и не перестану кричать. Мой голос садился с каждым вздохом и рыданием, поэтому спустя некоторое время я замолкла, потеряв все силы и опираясь лишь на тело мужчины.

Тот, всё так же спокойно, словно античная статуя, потянул за края футболки, стаскивая её с моего тела, для чего мне понадобилось поднять руки, что удавалось с огромным трудом.

Я ощущала, как горячие руки психолога, едва дотрагиваясь, скользят по моему телу, как сильно колет глаза, как мои губы горят от соли и насколько сильно промокла моя одежда, пока Шеффилд, оставив меня на диване, отлучился.

Осмотрев комнату, я испустила стон, потому что из-за замёрзшей кожи и хорошей комнатной температуры меня начало трясти.

Благо, на мне всё надет топ и Шеффилд - адекватный человек. 

Мне хотелось понять, почему после того, как я уснула у себя дома – я вдруг оказалась у порога Шеффилда с голыми ногами и полностью промокшая. Как бы это не было глупо, но первое, пришедшее в голову – это лунатизм. Качнув головой, я улеглась на диван, полностью отдаваясь в распоряжение сна, потому что терпеть адскую боль в голове мне сейчас хотелось меньше всего.

Я сижу на диване в доме Шеффилда и осматриваю себя, с удивлением замечая, что на мне длинная белая рубашка. Он даже одел меня. Я потираю глаза, окончательно восстанавливая зрение и тяжело вздыхая. В гостиной было окно, так что я могла видеть, что на улице снова идёт дождь, который порядком начал раздражать. В голове было так же пусто, как и в день, когда я очнулась в больнице.

В комнату вошёл Шеффилд, глядя на меня искоса и усаживаясь на край дивана. Он выглядел так, словно только что вернувшийся с родительского собрания отец, узнавший, что его дочь разбила окно футбольным мячом.

- Как ты себя чувствуешь? – спросил он, при этом не шевельнувшись.

- Ты злишься на меня?

Вопрос заставил Шеффилда буквально вскипеть от ярости. Я заметила, как он сжал челюсти, как напряглось его тело и то, как сильно поменялся взгляд.

- Нет, - ответил он, - И не вздумай больше задавать идиотские вопросы, которые не имеют смысла. На что мне злиться, Ри? На то, что ты во сне пришла ко мне ночью или на то, что твои ступни стёрты в кровь? На что именно ты хочешь, чтобы я разозлился?

- Я слишком часто прихожу к тебе. И теперь это случилось необоснованно. Я себя не контролировала, поэтому я ужасно себя ощущаю. Тебе уже звонили из школы?

- Ты можешь приходить, когда тебе вздумается: с предупреждением или без, ночью, рано утром или под вечер. В школу, домой, к Мэрилин. Можешь писать мне смс-ки, на электронную почту, Фейсбук. Я никогда не скажу тебе нет, потому что я обязан тебе помочь. Начнём с того, что ты пришла ко мне в три часа ночи. Что было последним, что ты запомнила?

- Я легла спать где-то в десять, - нахмурившись, я опустила голову и вспоминала детали, - Переоделась, уснула. Потом я открыла глаза и уже на улице, прямо перед твоим домом. Не знаю, что это такое. 

- Я – лунатик. – я сглотнула, кривя губы в неловкой улыбке, при этом испытывая то ли облегчение, то ли упадок, - Зачем я тебе сдалась такая, Шеффилд? Мои проблемы далеко перевалили за планку под названием «обычные».

На лице мужчины отразилось несколько эмоций, и одну из них мне никак не удалось опознать. Злость, непонимание, а затем? Это было похож на жалость, но с другой стороны – выглядело, как смирение. Он злился не на меня. Он злился только на то, что ничего... не сможет сделать.

- Я не хочу позволять тебе умирать, - решительно заявил Шеффилд, - Я не желаю, чтобы ты пропала, заваленная всеми этими проблемами, которых ты не заслужила. Не хочу делать тебе больно, но ты прекрасно знаешь, что... - и он замолчал.

В комнате будто пропал весь звуковой фон. Словно выключили ветер за окном, бой капель по оконному стеклу и даже моё дыхание.

- Знаю что? – спросила я.

- Что ты осталась одна, - вместе с воздухом из его лёгких будто вылетело отчаяние, он взял меня за плечо и крепко его сжал, так, что по моей руке прошлась дрожь, - Я имею в виду сейчас твою семью, а не окружение в общем, хотя...

- Я никому не нужна, Шеффилд, - хрипло выдала я, не контролируя себя. Слова давно замерли в моей глотке, но я ждала подходящего момента. Я скинула его руку с плеча, потому что мне почудилось, что по пищеводу поднимается желчь. Меня что-то отторгает от физического контакта любого рода.

- Ты говоришь чушь, - спокойно отреагировав на мой жест, мужчина поднимается с дивана, - Я просто хотел, чтобы ты знал, что я с тобой. И Мэрилин, - он поднял брови, засмотревшись в окно, - И Мэрилин тоже. Как ты себя чувствуешь?

Я опустила глаза на руки и старалась подумать о том, что всё будет лучше, чем кажется. Ведь с каждым днём я будто глубже окунаюсь в сон, въедаюсь в иллюзию, впихиваю себя в комок из приятных вещей. Я не верю, что я этого достойна.

Как ты себя чувствуешь, Ри? – спрашиваю я себя.

Тело отзывается дрожью, как и всегда, когда разум не отвечает. Неужели я сплю?

Я с опаской поднимаю глаза на психолога и улыбаюсь.

- Я в порядке, Шеффилд.

***

Неделю спустя.

Пока дождь барабанил по стёклам Форда – в салоне висела мёртвая тишина, оглушающая изнутри. Иногда мне чудилось, что на улице кто-то пристально смотрит на меня, но я прекрасно знала, что делать этого некому. Погода выдалась отвратительная: всё вокруг расплылось в огромное серое пятно и теперь напоминало больше лужу из грязи и отчаяния, прилипшего к моей подошве. Оторвите от меня эту заразу, прошу вас.

Я всё не спешила выходить из машины, потому что не могла собрать себя в руки. Внутри что-то противно переворачивалось, отчего создавалось впечатление тошноты. Мне вдруг захотелось курить, ноги свело непонятной судорогой, а Шеффилд произнёс первые слова за час.

- Учиться осталось пару дней, ты вытерпишь? – негромко спросил он, сжимая рукой руль и глядя прямо перед собой.

Я зажмурилась, представляя, как сильно придется постараться, чтобы найти где-нибудь сигарету. Интересно, с какого это перепуга меня так передёрнуло?

- Да, куда я денусь, - ответила я, слегка заторможено поворачиваясь к психологу, - Если бы сегодня ты не приехал я ко мне домой и не поднял бы меня – то, возможно, я сидела бы дома все эти три дня.

- Не могу понять, что с тобой не так всё это время, - неожиданно сказал Шеффилд, хмурясь, - У тебя так резко меняется настроение, что я не успеваю его ловить. С тобой всё хорошо? – он повернул ко мне голову и поджал губы.

- Нет, - ответила я, - И ты это знаешь.

- Да, к сожалению.

Шеффилд отвернулся. Я вышла из машины, забрав свой рюкзак и попадая под ливень. Вокруг да около шарахались от града ученики, проезжали машины, обрызгивая всех подряд грязью. Иногда моральной.

- Удачи тебе в командировке, Шеффилд, - прикрикнула я, когда рядом со мной уже не было лишних лиц.

В ответ мне мигнули огоньки фар. Я кивнула, поправила рюкзак на плече и зашла в школу, искренне недоумевая от того, что люди, прошедшие мимо меня, испуганно озарились.

Я выглядела точно так же, как и обычно: лишь круги под глазами слегка уменьшились, и лицо приобрело более живой оттенок.

В коридоре было тихо, на стенах висели новогодние плакаты и напоминали о том, что скоро этот кошмар закончится и начнётся следующий. Времени не существует, чисел и месяцев – тоже, не существует даже смысла, но мы все привыкли «верить в лучшее».

«С Наступающим Новым Годом!» - кричат яркие вывески на дверях столовой, а мне кажется, будто буквы вот-вот стекутся на пол в лужу из прошлогодней высохшей краски.

Мои одноклассники стоят в углу и смеются, кося на меня взглядами, полными недоумения и разочарования. Неужели я успела что-то натворить за те дни, что сидела за задней партой и молчала? Как только они замечают, что я их подловила – они отворачиваются.

Я опускаю голову, прохожу мимо и поправляю влажные волосы. Перешёптывания продолжаются, но я их уже не слышу.

Ко мне на встречу идёт Дэнис – мой одноклассник. Я останавливаюсь, потому что только у него я могу спросить, что за бешенство подхватили все остальные. На его лице растерянность.

- Что происходит? – спрашиваю я, прежде чем он успевает проскочить мимо.

- Пойдём, - он кивает в сторону выхода, и я, потирая плечо, иду за ним.