Глава 6
Все жильцы и гости дома Львовых собрались в большой кухне. Распределением комнат было решено заняться позже, а пока на первом месте стояли знакомство и ужин. Под треск камина Лолита и Аня помогали хозяйке дома накрывать на стол, а все остальные расселись по краям янтарного стола. Стас тоже порывался быть полезным, но Маргарита Сергеевна, с подозрением глядя на его большие руки, не допустила парня до сервировки.
— Лучше расскажи о своих друзьях. Всё же, будем жить под одной крышей, — пробасил отец семейства.
— Да, расскажите о себе, — Саша узнала в Германе того самого ворчливого мальчишку.
Стас тут же приободрился и принялся описывать их встречу с Германом, как восхитительную сцену спасения от неминуемой гибели. Он очень эмоционально говорил о пути к Оранжевому городу, о том, как судьба вновь свела их в приюте для беженцев, и почти каждое его слово сопровождалось грозными комментариями самого Германа, который, ощущал их общие злоключения совсем в других красках. В какой-то момент Герман и вовсе взял инициативу повествования в свои руки, растолковывая, как Стас поманил его, голодного и измученного, куском хлеба в тёмный переулок, где утром оставил в полном одиночестве.
— И тогда его спасла Лолита! — воскликнул Стас.
— Именно, — Герман толкнул прервавшего его локтем в бок. — Я блуждал в мрачных общажных катакомбах, пока не увидел приоткрытую дверь, откуда пробивался свет.
Виктор Петрович с Антошей заливались хохотом, — странное сочетание баса и детского писка. Саша тоже смялась, с интересом поглядывая на Никона, сидящего в стороне ото всех. Девушку всегда влекло странное и теперь очень интересовала история незнакомца с такой необычной внешностью: серые волосы, серая кожа и такие же глаза. Ёрзая от нетерпения как в детстве, она ждала, когда история коснётся седого парня?
— Лолита! Держи! Держи скорей! — раздался крик.
Все тут же повернулись в сторону, где стояла Маргарита. В её руках страшно качнулись два подноса с кружками и тарелками.
— Ловлю!
За долю секунды Стас вскочил со своего места и подлетел к Маргарите Сергеевне. Он придержал подносы и грациозно поставил их на стол. Горячий ужин был спасён.
— Во даёт! — просвистел Виктор Петрович.
— Спасибо, Стасик, — ласково благодарила Маргарита.
Возбуждённый таким проявлением внимания Стас краснел и улыбался. Благодарность пьянила его.
— А я сразу предлагал вам свою помощь, — изображая обиду, улыбался он, и вдруг воскликнул: — Давай сюда!
Выхватив из рук Лолиты столовое серебро, он ловко повернулся на пятке, чтобы показать остальным трюк с ножами и вилками.
— Ах...
Лезвие прошло по детскому горлу.
Все кроме Никона подскочили к Анюте. Девочка судорожно хваталась за шею и пучила глаза.
— Идиот! — завопил Герман и вдруг дал Стасу пощёчину. — Что ты наделал!?
— Я нечаянно, — ошарашенный Стас был испуган настолько, что даже не заметил удара. — О, Охотники, как же я...
Одной рукой девочка всё ещё сжимала горло, другой отталкивала всех, кто подходил к ней слишком близко.
— Всё... в порядке, — на отрывистом выдохе хрипнула Аня. — Страшно... мне... Просто испугалась... Мне... Не больно...
— Анечка, солнышко, дай посмотрю. Пожалуйста, милая, — трясущимся голосом почти плакала Маргарита Сергеевна. Лолита кивала.
— Случайно, я не хотел, — продолжал повторять Стас.
Саша взволнованно нагибалась к лицу малышки, когда заметила взгляд Никона. Холодный и безразличный. Он всё ещё сидел на своём месте и спокойно потягивал чай, явно не интересуясь происходящим. Одной рукой он потирал висок и думал о чём-то далеко за пределами этого дома, а может быть даже и города. Иногда, когда Маргарита Сергеевна слишком громко просила Аню показать рану или Герман ругал Стаса, повышая голос, седой морщился, крепче смыкая белые губы, и тогда его лицо становилось особенно страшным. Злым. Опасным. Нечеловеческим.
«Это лишь игра света, — Саша попыталась выбросить навязчивые мысли. — Всё же вечер. Солнце заходит». Она отвела глаза от Никона и посмотрела на брата, который наматывал круги по кухне, испытывая больше интереса, чем беспокойства.
В конце концов, к Ане подошёл Виктор. Он аккуратно взял детскую ручку, что вцепилась в шею мёртвой хваткой, и отдёрнул её.
— Ничего.
К удивлению всей толпы, на шее у Ани и в самом деле не было ни царапины.
— Ничего, — с чувством огромной вины Стас хотел подойти к девочке, но Герман придержал того за плечо, кивнув на его руку, в которой всё ещё был зажат нож.
— Обошлось, — всхлипнула Маргарита Сергеевна и все сели за стол.
За ужином атмосфера снова стала прежней. Стас рассказывал истории, хотя уже без прошлого энтузиазма, а Герман его перебивал. Лолита тоже немного рассказала о себе и о бабушке, с которой жила до приезда в Оранжевый. Со временем взгляды стали обращаться на последнего, чья история осталась тайной. Но Никон молчал. Молчал он и когда его стали просить напрямую, и когда в ход пошла такая тяжёлая артиллерия, как «Ну ты же у нас в доме живёшь», а в последствии и вовсе «А может ты и есть демон?».
Последний вопрос заставил Германа поперхнуться, ведь он единственный здесь знал, что в общежитие Никон прибыл только утром, а значит всю ночь должен был пробыть на улице или в дороге из Красного. Какова вероятность остаться в живых, если в городе уже тогда расхаживал демон?
— Ну а что, — принялся раззадоривать Виктор Петрович, — Саша, как там у вас раньше в учебниках писали? Молодой человек...
— ...До тридцати лет, преимущественно мужского пола. Имеет татуировки на спине и торсе, а чаще по всему телу. Предпочитает жить в комфортных условиях и обладает повадками обыкновенного человек, — протараторила Саша.
— Так пишут в учебниках? — удивился Стас. — А у нас в Красном городе демонов в школе не описывают.
— Говори за себя, — вмешался Герман. — Мне родители дали хорошее домашнее образование, и у нас было много книг по демонологии. Хотя, что я говорю, ты же учился в самых нищих школах.
Торжествующе глянув на Стаса, Герман заметил, что Лолита сжалась и потупила глаза. Неловко вышло.
— Ужасно, что дети Красного города не получают достаточного образования, — брови собрались у Виктора Петровича на переносице. — Нужно будет как-нибудь об этом подумать.
После ужина гостям раздали постельное бельё. Было решено, что Тоша переезжает жить к родителям, а в его комнату заселятся Лолита и маленькая Аня, которая единственная помещалась на диванчике возле полки с игрушками. Германа и Стаса отправили в гостиную на первом этаже.
— Там только один диван, так что кому-то из вас придётся поспать на раскладушке, — качала головой Маргарита, пока Виктор Петрович доставал из кладовки дополнительное спальное место. — К сожалению, ещё одной у нас нет...
Когда начали думать, что делать с молчаливым Никоном, Саша согласилась пустить его к себе.
— Софа в моей комнате абсолютно свободна, а кровать закрывается шторками, — пожала плечами она, — это самый удобный вариант.
Уставшие старые и новые жильцы дома разошлись по своим комнатам.
— Я сплю на диване, ты на раскладушке, — тоном, не допускающим возражений, заявил Герман, когда оказался с соседом наедине.
— Как пожелаете, — Стас намотал тёмно-оранжевую шторку как мантию и поклонился.
За такие выходки в него тут же полетела подушка, от которой он, впрочем, с лёгкостью увернулся.
— Ты меня сегодня и так побил, — Стас потёр красноватую щёку и попытался придать лицу страдальческое выражение.
— Видимо тебе мало, — фыркнул Герман, но вторую подушку не бросил.
— Не помешаю, — неожиданный голос заставил обоих подпрыгнуть. — Здесь нет двери, так что простите, если периодически кто-то будет беспокоить вас.
На пороге стояла Саша и еле сдерживалась, чтобы не засмеяться при виде замотанного в шторку Стаса.
— Ванная освободилась. Можете идти мыться. Все кроме вас спят на втором этаже, так что до утра вряд ли кто-то потревожит. Да, и кстати, вам нужна одежда?
— Всё с собой, — Стас подбросил в руке небольшой кулёк.
— У меня тоже, — Герман хлопнул рукой по набитому рюкзаку.
— Хорошо, а то у вашего друга, как оказалось, ничего кроме балахона. Папе пришлось делиться. Откуда же вы его выкопали?
Стас посмотрел на Германа.
— А я что? Он сам прибился. Как только о большом доме услышал, так на его лице даже пару эмоций промелькнуло. Но, это понятно, кому хочется оставаться в том склепе?
— Понятно, — в голосе Саши появилась тревога. Конопатое личико потемнело.
— Ты же не думаешь...
— Нет! — Саша сама на секунду испугалась своих мыслей.
Она улыбнулась двоим и пожелала спокойной ночи.
Поднимаясь по лестнице, Саша уже слышала, как из гостиной доносятся звуки спора о том, кто первый пойдёт мыться. Уголки её губ невольно дёрнулись вверх. В споре принимал участие только Герман.
Проходя мимо комнаты Лолиты и Ани, Саша услышала тихую колыбель. Нежная песня на незнакомом языке ели проскальзывала сквозь щель приоткрытой двери и растворялась тут же в коридоре. Необыкновенно чистые звуки, дрожащие на высотах и переходящие в тёплый треск на низах. Саша немного потопталась, и заглянула в комнату: облокотившись на Анин диванчик спиной к двери на коленях пела сонная Лолита, поглаживая маленькую соседку по голове. Её лица не было видно, но Саше казалось, что девушка дремлет, что её глаза крепко сомкнуты беспокойными снами и лишь губы продолжают трепыхаться в чарующей песне, а мозолистые пальцы перебирают пряди Аниных волос.
Голос заворожил. Заворожил. За... А о чём Саша беспокоилась?
От сердца отлегло. Уже без тяжёлых мыслей Саша прошла к своей комнате и толкнула дверь.
— Переоделся? — спросила она, входя в спальню и очень удивилась, увидев всё тот же балахон.
— Рукава короткие, — пожал плечами Никон, — мёрзнуть буду.
Саша нахмурилась. Чары волшебной колыбели рассеялись и дурные мысли снова полезли в голову. А не скрывает ли он татуировки? Натянув улыбку, девушка сбегала до родительской комнаты и принесла одежду с длинным рукавом.
— Я тогда пойду в ванную, переоденусь.
— Куда ты пойдёшь? — забеспокоилась Саша. — Ванную уже наверняка занял кто-то из этих двоих. Может быть, даже оба сразу, — подметила она, вспоминая их последний спор. — Переоденься здесь. Я пойду в свою кровать и задёрну шторку. Смотреть не буду.
Никон молчал.
«Что ты молчишь? — нервы Саши угрожали не выдержать, — давай, развей мои глупые мысли».
Приготовившись кричать, Саша дернулась в сторону седого и, толкнув его на софу, резко сорвав часть одежды. Страх перекосил лицо.
Она хотела бежать. Открыла рот, чтобы предупредить остальных. Чужие руки с нечеловеческой силой вцепились в неё и притянули. Белая ладонь зажала рот.
Убьёт, — стучало в голове у Саши, — убьёт, гад.
Перед глазами проносились годы детства, её львята, рождение Тоши, осознание, что она никогда не станет солдатом или Главой, как отец. Сколько бы она могла сделать для этого мира, если бы сейчас не проживала свои последние мгновения. Возможно, она бы даже попробовала понять дядю Макса... О, какую жизнь она упустила!
Из-за паники, Саша не сразу поняла, что холодные руки уже не удерживают её. Лишь беспокойное лицо, ещё более бледное, чем обычно, склонилось.
— Только не кричи, — лицо снова стало каменным, хотя глаза ещё тревожно метались от Сашиных ладоней до губ, словно выжидая попытку бегства, чтобы наконец иметь повод наброситься и придушить.
— Ты совсем умалишённый?! — прохрипела Саша не своим голосом.
— А ты что? Набросилась на меня, как лев.
— Как кто?..
Саша резко подскочила. Её сердце забилось ещё сильнее, чем прежде.
— Я видела. Видела! — повторяла она всё громче.
Седой приложил палец к губам, и Саша, смиренно повинуясь жесту, прошептала:
— Видела твои татуировки.
Воцарилась тишина, которую нарушали лишь два тяжёлых дыхания.
— Ложись спать, — поникшим голосом попросил Никон, но Саша не сдвинулась с места. Тогда Никон поморщился и, сев на софу спиной к Саше, спустил одежду. — Ну, давай! Ты же это хотела увидеть!
И Саша вновь, подчинившись какой-то невидимой силе, послушалась. Медленно, как если бы её ноги были в железных оковах, она подошла к Никону. Немой ужас застыл на её лице.
Вся спина, плечи, руки до локтей были в отвратительных шрамах, следах от побоев и ожогов. Кольца от клейма образовали на изуродованном теле причудливые узоры.
Шрамы. Шрамы. Шрамы.
Повсюду.
— Э-это...
— Не совсем татуировки, — устало усмехнувшись, прошептал Никон. — Да?
— Я не знала... П-прости меня, — горло сдавило. — Знаешь, иногда я задумывалась, что пока я здесь, другие... где-то... просто пытаются выжить...
Саша прикусила губу. Она жалела, что произнесла последние слова, такие мерзкие и абсолютно её не оправдывающие. Она положила руку на изуродованное плечо. Нерешительно. С недоверчивой опаской, будто вся грязь с Никона могла переброситься на неё. Саша не знала, что ещё сделать.
Если честно...
В этот момент ей хотелось разорваться, разлетаясь кусками мяса по всей вылизанной комнате, за которую Саше теперь было невероятно стыдно, чтобы Никон только понял, насколько ей жаль.
— Всё уже хорошо...