Глава 7
Дом Львовых был одним из самых древних домов Оранжевого города — старше были лишь пара бесхозных охотничьих построек в городской черте леса, да храм Великих Охотников на центральной площади.
Дом Львовых за свои годы пережил много поколений Львовых — знаменитейших деятелей и честнейших людей города.
Дом Львовых сам был честен настолько, насколько может быть честен дом, и потому ночью, как только неведомо от прочих жильцов гость попытался сбежать, дом поднял свой скрипучий голос.
— Никон?
Всё застыло. Гордый собой дом молчал. Тишина звенела в ушах.
Глаза Саша привыкали к темноте, и вот она уже могла разглядеть белое лицо возле двери.
— Мне нужно отойти.
Старые опасения лавиной холодного пота накатили на Сашу. Но, вспомнив вчерашних вечер, она тут же взяла себя в руки.
— До туалета? Я схожу с тобой, — Саша на ощупь пошарила в ящичке своего комода и достала фонарик. — Буду освещать тебе дорогу, у нас с двух до пяти свет в городе выключают.
Разглядев дрогнувшие брови на белом лице, она добавила:
— Отец говорил, что раньше так делали, чтобы не привлекать лесных хищников, а теперь просто, как традиция.
Весь остаток ночи Саша и Дом пробыли без сна. Никон повторил попытку побега, так что утром Саша спустилась к завтраку темнее тучи. Под её глазами лежали мешки, а в голове червивыми комками копошились нехорошие мысли. Никон выглядел не лучше.
Запах выпечки и шоколадной сгущенки только начал выбираться из кухни, как Львовы и их гости уже собрались за большим столом. Лолита еле успела дожарить последний рыжий блин, как Антоша схватил полную тарелку, и она разошлась по рукам.
— Кто хочет пить? — спросил Виктор.
Разливая кофе, он заметил, что обычно бодрая по утрам дочь клюёт носом малиновое варенье и вяло жуёт завёрнутый в трубочку блин. Что-то не так? На противоположном краю стола такой же сонный сидел Никон. Скрестив руки, он хмурился, и угрюмо из-под белых бровей кидал дикий, злобный взгляд на оконные решётки. Точно дикий зверёныш. Сейчас возьмёт и кинется.
— Бессонная ночка была? — Виктор Петрович раздал желающим кофе и, помешивая свой в особой большой кружке, сел рядом с дочерью.
— Сосед болтал всю ночь, — с усталой злостью, почти ядовито усмехнулась Саша. Испугавшись своего уродливого голоса, она тут же уткнулась в утреннюю газету, чтобы больше не мозолить глаза семейства несвойственной помятостью.
— Хорошо, когда находишь кому выговориться, — Виктор удовлетворённо кивнул и уже со спокойной душой отхлебнул кофе.
Утренний свет лился на янтарный стол, пружинил с него и отражался в очках Львова старшего. Тот жмурился, улыбался, пока не посмотрел на окно. Разочарование отразилось в его взгляде.
Солнце за решёткой всё-таки выглядит тоскливо, хотя и светит также.
Виктор вздохнул, обвёл глазами гостей и семейство и, не досчитавшись одного, подозвал к себе сына.
— Сбегай за Анютой. Проспит свои блинчики спящая красавица.
Поспешив выполнить отцовское поручение, Тоша чуть не сбил мать, которая как раз несла из кладовки полную чашу сахара. Аккуратней, о, Охотники! Марго качнулась, но устояла. И лишь увидев, как, сшибая всё и всех, к ней на помощь подорвался громадный Стас, раскатисто засмеялась, и сахарница всё-таки выскользнула из розовых ладоней.
— Ой, мальчики, я всё сама подмету, там стекло. Не трогайте! — всё ещё не переставая смеяться, упрашивала Марго.
— Ритонька, побереги свои руки, — Виктор чмокнул жену и усадил её за стол. — Смотри, какие парни. Они уже всё сделали.
Стас и Герман действительно подмели очень быстро и чисто. Там ещё, смотри, оставил, вопил Герман, надо же быть таким... смотри, что из-за тебя!
Стас успел извиниться миллион раз, пока пол не заблестел.
— Что ты, Стасик, — ласково улыбалась, Марго, размахивая руками, — это же я. Да и бьётся на счастье.
Но даже усевшись на своё место, Стас не унимался, и Маргарита решила сменить тему разговора:
— Как вам спалось?
— Ужасно! — сразу выпалил Герман, но тут же осёкся, (так и хозяев дома обидеть можно!), — этот демонюга всю ночь сквозь сон что-то кряхтел. Уснуть мне не давал. А когда наконец получилось, то и там он меня в покое не оставил. Приснился! Вы представляете? Даже во сне никак не отстанет!
— Когда к Саше приходили подруги с ночёвкой, они всегда говорили: сплю на новом месте, приснись жених невесте, — невпопад выдал вернувшийся с Анютой Тоша.
Крики германовского возмущения заглушил новый приступ смеха на кухне.
Лишь Лолита заметила, что на лице Анюты ползёт странная тень. Что такое, малышка?
Она не успела ничего спросить. На улице в ту же секунду раздался пронзительный колокольный звон. Голос Слуги Луки звучал намного бодрее, чем обычно:
— Мои дорогие оранжевые жители и красные гости! Сегодня ночью демон не тронул ни одного человека нашего прекрасного города! Предполагаем, он уже на пути в Жёлтые края, о чём мы немедленно высылаем соседям скорбное письмо. Но, возрадуйтесь! Если и в следующую ночь кровавой жатвы не повторится — мы благополучно пережили это страшное время. Воздадим славу Великим Охотникам!
— Слишком быстро, — покачал головой Виктор Петрович.
Саша нахмурилась. Все учебники ясно давали понять, что хотя в Красном городе демон и не задерживается надолго, но все остальные города может терроризировать неделями. Он не покидает город через пару дней после прибытия.
— Охотники... у меня мама... мама в Жёлтом городе!
Все взгляды тут же сосредоточились на Германе. Парень схватился за голову и нервно перебирал волосы на светлом затылке: деньги на хорошее жильё... решётки... их нет... ничего нет. Она же хотела остаться... а я? Это всё я...
В это время незримо ото всех бледнел и Стас.
— Маргарита Сергеевна, Виктор Петрович, — вдруг вскочил он и кинулся к Львовым. — Я сделаю для вас всё что угодно, буду мыть посуду, убирать дом и двор, всё, что вы скажите, даже когда демон уйдёт. Только, пожалуйста, я прошу, — он сделал два судорожных вздоха, — пожалуйста, помогите маме Германа.
Стас упал перед Маргаритой на колени и дрожащими руками сжал её ладонь. Пожалуйста... пожалуйста...
— Хватит, — машинально прохрипел Герман. Он всё ещё прибывал в оцепенении, но голос Стаса его раздражал.
— У меня в Жёлтом городе есть сестра. Не волнуйся, Герман, я сейчас же напишу ей письмо. Твоя мама сможет переждать демона у неё.
— Вы не должны, — поднял глаза Герман и с такой надеждой посмотрел на Маргариту, словно она была самим Великим Охотником, сошедшим с середины реки.
— Конечно должны, — встрял Виктор Петрович и подал всё ещё сидевшему на коленях Стасу свою большую руку. — В такое время мы все должны быть друг за друга.
Спасибо. Слово застряло у Германа где-то в горле, и он лишь тихо ахнул. Его тело качнулось. Голова полетела на стол. Ещё секунда и лоб бы упал на мягкий пористый блинчик, но две подоспевшие загорелые руки крепко сжали его плечи.
— Спасибо, — улыбнулся Стас. — Спасибо вам большое.
Его голос и руки дрожали. Он аккуратно положил голову Германа на стол и набросился на Львовых с объятьями.
Под радостный шум и возню из кухни юркнула Анюта, прихватив что-то из корзинки с хозяйскими лекарствами. Заметив этот манёвр, Лолита поспешила за девочкой с настоятельной просьбой съесть хотя бы один блин. Да и если у тебя что-то болит, пожалуйста, скажи мне, вдруг ты взяла не те таблетки. Но малышки не оказалось ни в коридоре, ни в зале. Девушка прошла на второй этаж и, заглянув в выделенную им комнату, покачала головой: Аня не заправила свой диванчик. Со вздохами было прибрано детское одеяльце и подушка, когда дело дошло до простыни, под ней Лолита обнаружила небольшой альбом.
Дневник! Сразу догадалась Лолита и быстро пролистала десяток страниц без какого-либо намерения вчитываться. Но любопытство взяло верх и, открыв последнюю страницу, она увидела запись:
Сегодня меня разбудил Антоша. Сказал идти есть. Животик сводит. Сказала ему идти к демону. Не совсем понимаю, куда это, но другие дети в приюте так иногда говорили. Встала. Сегодня снилось, что мама поёт мне колыбель. Подушка мокрая, глаза слипаются. Спать неприятно. Хочу...
Лолита отложила альбом. Это из-за меня? Девушка села на кровать и закрыла лицо руками. Она не слышала, как остальные гости и члены семьи заканчивали свой завтрак: Маргарита убирала тарелки, Стас настойчиво помогал, хотя его об этом никто не просил.
— Спасибо, Стасик, — улыбалась Маргарита Сергеевна, — дальше я сама.
— Но Маргарита Сергеевна...
— Саша, — обратился Виктор Петрович и кивнул на гостей, — возьми-ка этих троих с собой к Максу. Пусть они помогут донести ящики.
— А какое сегодня число? — Саша заглянула в календарь и сморщилась так, будто съела дольку лимона.
— Я сейчас на встречу с охотничьими служителями, а вы навестите этого чудака, да не обижайте его.
Саша нахмурилась и ещё темнее чем прежде побрела в кладовку. Там Стас, Герман и Никон взяли по паре больших коробок, и все выдвинулись к соседскому дому.
— Между вами что-то произошло? — вдруг спросил Стас. — Поссорились?
На самом деле не заметить, с каким упорством Саша сверлит взглядом Никона было сложно. Никон же легко избегал этого взгляда, маневрируя глазами между бросаемых в него молний.
— Что ты опять лезешь не в своё дело, — одернул Герман. — Мало ли...
За их спинами послышалось сдавленное шипение.
Герман и Стас обернулись. Никон сидел на земле.
— Подвернул ногу. Лучше пойду домой.
— Куда?! — вскрикнула Саша. — Я тебя одного не отпущу.
Она немного задумалась.
— Помогу тебе дойти.
— Я дойду...
— Не дойдёшь.
Герман и Стас озадаченно посмотрели на Сашу.
— Я тебя одного никуда больше не отпущу, — прошипела она на ухо Никону и перекинула коробки в руки Стаса и Германа.
— Прямо по улице. Единственный дом с синей крышей. Не ошибётесь, — сказала, как отрезала Саша и помогла Никону подняться. — Простите, что так получилось.
Саша крепко схватила Никона, как будто парень мог от неё убежать.
— Вы что, оба хотите? — начал возмущаться Герман, но Стас тут же прервал его не начавшуюся тираду:
— Без проблем! Отнести несколько коробок ничто по сравнению с той помощью, которую вы нам оказываете. И которую окажете маме Германа.
Стас выразительно глянул на Германа и тот закивал.
Путь к синему дому продолжили только двое. Солнце уже начинало припекать и (гадкое!!!) светило в глаза Герману так сильно, что заслужило в свой адрес не одно проклятие. Вскоре Германа разморило и закачало в разные стороны.
— Взять коробки?
— Думаешь я совсем слабак?
— У тебя руки трясутся.
— Лучше на дорогу смотри. Буду ронять — обязательно на тебя. Что опять скалишься? Смешно? Где этот дом с синей крышей?
Он стал оглядываться; в округе было множество домов разных оттенков: коричневые, апельсиновые, морковные, ядовито-оранжевые.
— Да вот же! Ну наконец-то, — простонал Герман и последним прыжком уставшей ломовой лошади долетел до двери. — Стучи! Стучи давай! Видишь, у меня руки заняты?
Но не успел Стас занести кулак, как за дверью раздался высокий голос, спросив двоих о цели визита. Растерявшись, они поглядели друг на друга.
— Виктор Петрович попросил занести коробки...
— Ах, Витя, точно, — голос стал звонче. — Саша должна была меня навестить. А где она? Кто вы, ребята?
— В глазок что ли смотрит? — шепнул Герман.
— На двери глазка нет, может в щель? — так же шёпотом ответил Стас. Он поднял глаза и осмотрел наддверную решётку, из которой исходил голос. — Саша попросила нас передать вам это.
— Она не придёт? Жаль...Что же я держу вас с такой тяжестью, проходите.
Дверь с щелчком распахнулась. Стас и Герман увидели на пороге мужчину средних лет в очках с тёмными синеватыми линзами. От него веяло мятой и ещё Герману почудился еле уловимый запах дикости (да ну, какой дикости, откуда он вообще знает, как пахнет дикость?), волосы не горели рыжим, как у большинства жителей Оранжевого города. Лицо тоже носило совсем иные черты, а ещё он был довольно низок по сравнению с крепкими местными.
«Охотники милостивы» — про себя улыбнулся Герман, комплексовавший по поводу низкого роста.
— Ставьте куда-нибудь, тяжёлые ведь, — посоветовал мужчина и украдкой вздохнул. — Жаль всё-таки, что Саша не заглянула.
Стас было попытался объяснить ситуацию, но мужчина лишь махнул рукой.
— Я не обижаюсь. Мало кто захочет общаться с таким чудаком. Старухи говорят детям — даже не подходи к синему домику, — а молодёжь просто брезгует.
— Это из-за волос? — поинтересовался Стас.
— Нет, конечно, нет, — удивился мужчина и в задумчивости подпёр рукой подбородок. Постояв так пару секунд, он щёлкнул пальцами, точно понял какую-то истину. — Вы беженцы из Красного города. О, тогда понятно, почему вы не побоялись прийти ко мне.
— Чего нам бояться? — сощурился Герман.
— Виктор Петрович сказал, что вы хороший человек, — добавил Стас.
— Ох уж этот Витя, — усмехнулся мужчина и его голос тут же стал мягче. — Ох уж этот, — резко повернувшись к гостям, которые всё это время топтались на пороге, мужчина вдруг произнёс:
— Может по чайку?
— Простите, не хотелось бы так утруждать незнакомого человека, — попытался выкрутиться Герман, но его тут же пресекли.
— Меня зовут Максим, будем знакомы. И, прошу вас, не отказывайтесь, мне в последнее время крайне одиноко. Если Витя спросит, скажите, что злой дядя Макс никак не хотел вас отпускать.
Глаза Германа забегали по маленькому коридору, ему было не по себе в этом доме, рядом с этим человеком. Где-то должна была быть зацепка, что-то, что поможет вычислить причину тревоги и тогда можно будет громко разоблачить Макса, не проходить вглубь странного синего дома и убежать. Ищи. Запах странный, но этого недостаточно. Ищи.
Герман хотел потянуть Стаса ближе к двери, но тот уже скинул ботинки и под одобрения Макса, улыбаясь, проследовал вместе с ним из коридора на кухню.
— Вот дубина, — проворчал Герман и нехотя принялся стягивать обувь. На ковре под ногами он обнаружил множество странных волосков: чёрных, жёстких и коротких. Осмотревшись, Герман понял, что и весь остальной пол покрыт этой необычной щетиной. Это звериная шерсть? Да ну, не может быть! Откуда здесь взяться зверю...
Брезгливо ступая по скрипучему полу, Герман прошёл в комнату, откуда доносились голоса.
Похлёбывая чай, Стас с Максом болтали о демоне, об участи Красного города, о дискриминации «нерыжих» и о милой жене Виктора Петровича.
— ...а знаете, я ведь всегда ей свою помощь предлагаю, — распалялся Стас, всё ближе придвигаясь к дяде Максу, — а они смеются, говорят: ты гость, а гостю сидеть полагается. Может быть это со мной что-то не так?
— Просто выглядишь ты громоздко и ведёшь себя как слон в посудной лавке, — вставил Герман садясь за стол, где для него уже была заботливо подготовлена кружка с чаем. Вдохнув аромат мяты, исходящий от чая и сделав небольшой глоток, он добавил, — не забывай про инцидент с веером из ножей и вилок.
— А что было? — дядя Макс с интересом подложил кулак под подбородок.
Несмотря на опасения, разговор пошёл раскованно и откровенно, двое, в попытке донести своё видение ситуации, не заметили, как рассказали незнакомцу вдвое больше, чем Львовым. Мужчина обладал незримой аурой слушателя, вытягивая новые и новые подробности одним лишь кивком или коротким вопросом.
— ...и хоть мы и живём у Львовых всего пару дней, мне кажется, что Виктор Петрович относится к нам не как к людям, а как...
— Как к вещам, которые ему одолжили. Словно мы не живые, а он просто должен позаботиться о нас некоторое время, — продолжил Герман за Стасом, но тут же осёкся. — Хотя, разумеется, нет... как...
— Как к домашним зверькам? — предположил Макс.
Германа пробрал холодный озноб; зубы скрипнули. Сказать такую мерзкую нелепость так запросто незнакомцам за чашкой чая — немыслимо. После ошеломления пришла привычная Герману, а от того более тёплая и родная волна ярости и презрения. Он должен ответить, высмеять, защитить и себя, и Стаса от таких разговоров. С мыслью обложить дядю Макса парой ласковых Герман оторвал взгляд от стола и впервые внимательно посмотрел на мужчину. Только тут до него дошло, почему дядя Макс казался ему таким странным. Он смотрел мимо них. Его голова была направлена в промежуток между Стасом и Германом. Как неживой манекен он сверлил тёмными линзами стену за их спинами. Этот странный факт ещё раз обдал Германа волной холодного озноба и даже потушил гнев. Он сглотнул теперь холодный и липкий комок брани за «домашних зверьков».
— Простите?.. — решился прервать неловкую паузу Стас.
— Ну, видите ли, — продолжал Макс как ни в чём не бывало, — когда-то лет восемь назад я жил в Голубом городе.
Герман начинал понимать.
— Моей соседкой была милая лупоглазая старушка. Каждый год она находила на улицах и в подвалах брошенных животных, после чего притаскивала их в дом: отмывала, грела, ласкала. Она готовила для своей звериной оравы и следила, чтобы никто не заболел. Если на улицах хулиганистые мальчишки обижали котёнка, сердце её тут же сжималось в нетерпимых муках, и она бежала вытаскивать беднягу из передряги. Ты говоришь, что хозяева не позволяют делать вам работу по дому, так же и старушка вряд ли бы поняла, если бы щенок вдруг полез в раковину мыть посуду или сдёрнул с верёвки бельё. И я даже ни в коем разе не хочу сравнить вас со щенками, просто поймите, для Вити не только вы, но и практически весь город — стая слепых котят, которых нужно справедливо судить и о которых нужно заботиться, а в особенности о грязных и бездомных. Когда моя соседка давала каждому новому котёнку крышу над головой, она становилась счастливей, так и Витя ловит своеобразный кайф от того, что он такой большой и влиятельный в пределах своего города может помогать беспомощным маленьким людям...
— Хватит, — наконец у Германа прорезался голос. К этому времени уши его горели, а в глазах застыло смятение. Он лишь единожды снова бросил взгляд на мёртвый синий отблеск линз, но, увидев в них своё перекошенное лицо, тут же отвернулся. — Мы уходим. Сейчас.
— Да... уже, наверное, пора идти, — Стас неловко встал, чуть толкнув стол. Всё пошатнулось. Выплеснувшийся из кружек чай медленно потёк к краю.
— Стойте-стойте, что случилось? Я вас чем-то обидел?
Германа взбесило то, как мужчина изображает непонимание и беспокойство. Он снова закипал.
— Дело не в этом, — оправдывался Стас, но Герман тут же его перебил.
— Как у вас вообще язык поворачивался говорить о... о... — он сжал губы так сильно, что они стали абсолютно белые и отвернулся в сторону, — о одомашненных животных. Тем более так запросто, словно мы болтаем о погоде. Это отвратительно. О, Великие Охотники, так вот что с вами не так! Неудивительно, учитывая, что вы жили в Голубом городе.
— Тише-тише, — спокойно остановил его Макс, — я понимаю, на что ты намекаешь. Хочешь сказать, что я (хм, как там люди это называют) — извратитель природы?
Герман шумно выдохнул. Его руки сжались в кулаки, а зубы снова заскрипели.
— А что, если да? Даже если у вас у самого никогда не было домашнего зверя, — парень запнулся и сморщился на последнем слове, — вы явно не осуждаете этого, что уже говорит о вас достаточно.
— Достаточно обо мне говорит? — дядя Макс устало потёр виски и повернулся в сторону Стаса, что сильно скрипел половицами, пытаясь найти второй ботинок. — Стасик, ты тоже считаешь, что я был так уж и мерзок, когда рассказывал о старушке с котятами.
— Ну, я...
— Не пытайтесь им манипулировать, — рыкнул Герман. — Едва ли в школах для самого низшего класса хорошо объяснили опасность безумцев, решивших пойти против священного принципа — охотник-жертва — и одомашнить зверя.
— Ужасные безумцы, — снисходительно улыбнулся дядя Макс.
— Просто омерзительные!
— Что ж, твоя уверенность внушает уважение или скорее жалость, но видел ли ты когда-нибудь настоящего домашнего зверя, чтобы так громко заявлять об их опасной и мерзкой природе?
Воспоминания о стонущей лошади нахлынули на Германа. Он не знал, что ответить.
Макс поманил гостей вглубь дома; те переглянулись. Лицо Германа каждой жилкой умоляло приятеля бежать прямо сейчас, но Стас лишь неуверенно улыбнулся: да ладно, что может случиться? И, поколебавшись, Герман всё же сдался этой улыбке. Уже не мог по-другому. На протяжении последнего времени только когда он видел её, жизнь переставала разрушаться так стремительно и становилась чуточку светлее. Гости последовали за хозяином дома, хотя Герман всё продолжал ворчать про грязных людей, решивших пойти наперекор святым заповедям Первых Охотников.
Макс остановился у двери и положил руку на защёлку.
— Вы приехали недавно и, очевидно, не знаете про слухи, которые ходят обо мне в этом городе. Будто каждую ночь я выхожу в лес в сопровождении волка и не показываюсь оттуда до первых солнечных лучей. Понятия не имею, кому в голову пришла идея следить за мной, но слухи оказались весьма близки к правде.
Щеколда звякнула и более не сдерживало то, что находилось за дверью.
— Ло, у нас гости, — воскликнул дядя Макс и тут же дверь отлетела под радостным лаем.
— Тише, девочка, тише, — приговаривал мужчина, хлопая по широкой спине выскочившего зверя. Большая чёрная собака виляла хвостом и норовила лизнуть хозяина в нос.
— Ч-ч-ч, не дайте Великие Охотники, у этих парнишек произойдёт разрыв сердца. Или я ошибаюсь? Стас, давай смелее, Ло обидится, если ты не поздороваешься с ней.
Оставив Макса, собака внимательно осмотрела чужаков и снова завиляла хвостом. Большие жёлтые глаза радостно приветствовали новых друзей, а коготки мягко застучали по направлению к гостям. Заприметив её настрой, Герман отскочил подальше. По его примеру Стас тоже одёрнул руку. Ло нерешительно села на полпути к цели и тихо заскулила.
— Как грубо, — покачал головой дядя Макс, — а если бы от вас так брезгливо отказались, когда вы желали познакомиться? Она хоть и собака, но чувствует, как человек — сердцем.
В подтверждении его слов Ло повесила мордочку, но потом, выждав удобный момент, вдруг резко нырнула по руку Стаса.
— Не трогай это извращение над святой природой! — испугался Герман, когда приятель сам, несмело, провёл рукой по мохнатой холке. А потом ещё раз. И ещё.
— Теперь и своего друга считаешь гадким? — шепнул Макс на ухо Герману, пока Стас, чесал живот радостно урчащей собаке.
— Я уже говорил, ему просто не объяснили до конца, что это неправильно.
— Тебе, очевидно, всё объяснили до конца?
— Да, у меня были частные учителя.
— Что же твои учителя говорили о собаках?
— Собака — это несуществующий в природе, искусственно выведенный человеком вид животного, который не имеет права на существования. В природе между человеком и зверем всегда существовала только связь охотник-жертва, а приручение — это людская прихоть, появившаяся от лени, лицемерия и прочих пороков.
— Ло — извращение над природой и не имеет права существовать?
Герман взглянул на собаку, которая блаженно щурилась от почёсываний. Её задняя лапка дёргалась, что очень забавляло Стаса.
— Да, — тихо ответил Герман.
— Понятно. Скажи, теперь, когда Стасу так понравилось домашнее животное, ты оставишь дружбу с ним?
— Не то, чтобы мы с ним друзья, — Герман скрестил руки на груди. Но, отвечая на ваш вопрос, — нет.
— Даже если кто-то скажет, что он неправильный?
— Мне-то какое дело, кто, что говорит про этого дурачину? Мы с ним прошли через общую беду, — последнее Герман попытался сказать так тихо, чтобы ни Стас, ни даже Макс не смогли услышать.
Тогда он ещё не знал, насколько хороший слух у дяди Макса. А мужчина мог бы прочитать эту фразу и по одному только шороху сухих губ Германа, сегодня отчего-то плохо владеющего непослушным голосом.
— А ведь мы с Ло тоже пережили слишком многое, чтобы я оставил её только из-за того, что в каких-то городишках со старыми неприятными мне обычаями собаку считают неправильной.
Ло прыгнула на задние лапы, лизнув гладившего её парня в лоб, затем звонко тявкнула и посмотрела на Германа. Она спокойно подошла к нему, заглянула в глаза; тихое мирное спокойствие и только хвост выдавал душевное возбуждение и радость от предстоящего знакомства. Чёрная лохматая голова наклонилась и Герман сделал шаг назад, в последней попытке к бегству. Но дальше идти не мог. Его колени подрагивали, словно от страха, что это лохматое существо может сломать нечто внутри него. Сломать фундамент, некую структуру.
— Гав, — звонко отдалось в голове Германа.
Собака мягко подлезла под белую тонкую руку и обожгла её своим дыханием. Жёлтые глаза с доверчивой добротой смотрели в глаза Германа, испуганные и растерянные. Парень чувствовал, что барьер праведности оказался не таким уж крепким. Он трескался, а его осколки падали в стремительную реку осознания, навеки уплывая с течением, чтобы когда-нибудь уколоть в самое сердце.
Герман и Стас возвращались в дом Львовых, когда солнце уже начинало садиться, погружая город в ещё более оранжевые тона. Шли молча. Каждый думал о своём.
Пришёл тихий вечер — никем не замечен,
И только небесная рдела щека.
В застенчивый вечер влюбилась наверно,
За то, что он ветром так нежно вздыхал.
Материнская песня вдруг пронеслась в голове Германа, всколыхнув старые воспоминание. Время, когда он, мать и отец всё ещё были вместе. Всё еще были счастливы. Как вернуть эти дни? Как вернуть это счастье? Тоска неожиданно заполнила грудь, сердце подпрыгнуло и толкнуло ком к горлу. Герман тихо, почти про себя, всхлипнул, хотя тут же попытался взять себя в руки. Ещё не хватало расплакаться перед кем-то. И почему именно сейчас?
— Я тут подумал, — нарушил тишину Стас, — если демон ушёл в Жёлтый город, то теперь ночи стали безопасными. Может быть... сходим как-нибудь в Лес с Ло и дядей Максом?
Ответом было молчание.
— Увидим ночной Лес, разведём костёр, поиграем с Ло в палочку?
При упоминании собаки, Герман ощутил, как тяжёлый, не по размеру большой отцовский плащ давит на его спину, и ссутулился, отводя глаза в сторону. Он ещё со смерти отца чувствовал, что его мир начал поворачиваться не в том направлении, а теперь направления и вовсе исчезали; что делать? что думать? у кого спросить?..
— Я не знаю, точно ли это всё правильно, — попытался объяснить Герман скорее себе, чем Стасу. — Лес — место охотников. Они поставляют нам дичь, пока мы сидим в городе. Так было всегда.
Он посмотрел на Стаса и шумно выдохнул.
— Что, если нападёт какой-нибудь зверь? Или вдруг мы прогневаем Охотников?
— Про зверя, не знаю, но вот если Охотники прогневаются на нас за дружбу с таким милым существом как Ло, то, может быть... Ну их?..
— Т-ш-ш, — испуганно зашипел Герман, — лучше молчи.
В тишине, залитые последними лучами солнца, они подошли к дому Львовых. Перед тем как толкнуть ворота, Герман всё-таки сдался:
— Думаю... если сходим один раз... не будет ничего плохого.
Полные волнительных и противоречивых мыслей, двое вошли в ограду. Там в песочнице копошились Анюта и Антоша. Вся их игра заключалась в том, что девочка строила вокруг деревянных человечков куличики, а младший из Львовых с воодушевлённым улюлюканьем ломал их.
— Развлекаетесь? — подошёл Стас с привычной улыбкой.
— Ага, — кивнул Антоша и попытался придать себе деловой вид. — Она делает тюрьму для моих солдатиков, а я освобождаю.
— Это защитная стена, — фыркнула Аня, — чтобы демон не смог сделать игрушкам больно.
— Глупая! Я ещё даже не хожу в школу, но знаю, что демоны не едят игрушки.
— Что, — малышка приподняла одну бровь, — даже если будут очень голодными?
— Конечно!
С победным кличем Антон разрушил сразу две песочные башни.
— Твои куличики не могут остановить даже меня. А демон намного сильнее.
Мальчик поднял руки вверх и сжал кулачки, показывая, насколько велика сила демона.
— И мои стены, и я очень сильные, — обиженно пробубнила Аня.
— Не ссорьтесь, — Стас замахал ладонями, чтобы отвлечь детей. — К тому же, демон ведь ушёл из Оранжевого города. Думаю, он уже так далеко, что вашим игрушкам ничего не угрожает.
— Неправда. Демон здесь, — Антоша попытался сделать страшное лицо. Пусть у него не получилось, но трое вздрогнули.
— Ха-ха... здесь? — Стас всё ещё старался держать улыбку.
— В городе, — словно из ниоткуда прямо возле компании появился Никон. — Он хотел сказать, в городе.
— Да что ты говоришь, демон тебя возьми, — ощетинился Герман и с видом громовой тучки, напирающей на гору, подошёл к парню. — Так и до инфаркта довести недолго. Думай, прежде чем так появляться!
Никон тоже сделал шаг к Герману и боевой настрой последнего поутих.
— Новые жертвы?
— Да, — Никон бросил на детей пронзительный взгляд, давая понять, что они тут явно лишние.
— Тоша, нас твоя мама зовёт, — повинуясь двум серым глазам, прошептала девочка.
— Но мои игрушки...
— Мы занесём, — пообещал Стас.
Параллельно с тем, как дети забежали в дом, к троице вышла Саша. Она уже десять минут не находилась рядом с Никоном и начинала беспокоиться.
— Вы уже знаете? — она окинула присутствующих на их маленьком собрании взглядом. — Рассказываю; сегодня днём возле общежития, где содержались дети-сироты из беженцев, нашли труп мальчика, убитого демоном.
— Почему его не нашли раньше?
— Предполагают, что сирота был убит ближе к полудню, когда его и нашли.
— Но демон не охотится днём, все это знают, — протестующе уточнил Герман.
Никон вупор посмотрел на недоверчивого парня и наклонился к нему так близко, что Герман почувствовал ледяное дыхание на своём лице.
— Поправка; все знают, что так написано в ваших учебниках, но, вот беда, демону всё равно на человеческие книжки.
Зубы опасно клацнули перед глазами.
Стас тут же растолкал двоих подальше друг от друга. Никон отвернулся, одарив остальных отвратительной улыбкой, больше похожей на оскал. В груди у Саши опять заныло, липкий страх почти мандражировал её.
Атмосфера была напряжённая, но все четверо оставались на месте. У каждого была своя личная причина для оцепенения.
Первым ступор преодолел Герман. Его мечущийся взгляд сфокусировался наконец на чём-то за решётками окна дома Львовых. Мысли всё ещё занимала картина седого психа, нависшего над ним со звериным оскалом, но от сердца наконец отлегло. За окном, из которого лился мягкий тёплый свет, стояла Лолита. Она беспокойно смотрела на него и поймав чужой взгляд, тут же отошла от окна. Выражение её лица было знакомо. Он знал, ненавидел, любил и лелеял его. Взгляд как у матери.
Хватит обо мне думать. Побеспокойся хоть немного о себе. Мне уже не шесть, я сам могу за себя постоять. Меня никто не обижает. Никто.
Не говоря ни слова, Герман сорвался с места и исчез за дверью особняка. За ним тут же бросился Стас, но Саша вдруг крепко сжала его плечо и остановила.
Не уходи. Девушка паниковала. Не бросай. Она не отрывала глаз от Никона. Не... Нет... У кого она просит помощи?
Саша выругалась на саму себя за минутную слабость и снова обрела относительную ясность ума. Она отпустила Стаса и улыбнулась ему так, что глаза остались совершенно спокойными:
— Пойдёмте в дом. Здесь опасно.