16. Я могла бы тебя освободить
Вечером позвонила Соня и пригласила к себе на чай. Я сказала ей, что приду, только если Юли с Катей нет. Она сказала, что Кати нет, а Юля спит как убитая, так что можно сказать, их обоих нет.
Я взяла Каринин шоколадный кекс и поднялась по ступенькам. Соня оставила дверь приоткрытой, чтобы я не звонила. Я просочилась внутрь и тут же увидела ее, машущую из слабо освещенной кухни.
– Привет, – шепотом сказала она. – Садись. Это тебе. – Она протянула маленький бумажный пакетик, перевязанный бантиком. – Я тут кое-что… подарить хочу.
Я развернула подарок и вынула музыкальный диск в пластиковой коробочке с нарисованной от руки бумажной обложкой. На ней был изображен лес. Густой хвойный лес на фоне неба, раскрашенного ярко-синим фломастером.
– Не знаю, какую музыку ты слушаешь, но надеюсь, тебе понравится. Эти песни написали скандинавы – датчане, шведы, норвежцы… Мы с Юлей сами из России, но переехали в детстве в Норвегию, не знаю, в курсе ли ты…
– Д-да, немного в курсе, – улыбнулась я.
– Я сама его записала для тебя. Хочешь послушать? – С энтузиазмом спросила Соня . – Если, конечно, ты не спешишь никуда.
Я никуда не спешила. Я была готова сидеть рядом с Соней до утра, если уж начистоту. Она поставила диск в проигрыватель и нажала на кнопку.
– Эту ты точно слышала раньше. «Я могла бы» шведского ди-джея Авичи. Помнишь, как она была популярна несколько лет назад? Горячее было время… Мы с Юлей тогда только-только приехали в Ирландию. Первый курс, первые приключения, первая любовь, первая ночь с парнем, которого я любила много лет…
– Он ирландец?
– Да, и мы познакомились с ним задолго до моего приезда сюда. Переписывались, перезванивались, а когда наконец мне удалось поступить сюда, то он пригласил на свидание прямо в аэропорту, куда приехал встретить меня.
– Здорово, – улыбнулась я.
– Думаешь ли ты обо мне, когда остаешься наедине с собой? О том, чем мы занимались, о том, какими были? – запела Соня, кружась по комнате. – Я могла бы осчастливить тебя! Я могла бы тебя освободить!
Я следила за ней глазами, тоже подпевая и смутно припоминая, что у этой песни был оригинальный трагикомичный клип с потрясающей актрисой в главной роли. Она тоже мечтала убежать из своего Стигмалиона и больше никогда не возвращаться. Но так и не смогла…
– А это моя любимая норвежская певица Мария Мена, – объявила Соня и указала пальцем на обратную сторону диска, на которой от руки были выведены названия: «Привычки», «Без дома», «Наши битвы» и «Я всегда любила это».
И мы послушали их все, набивая рты остатками шоколадного кекса. Как же уютно было сидеть здесь, на кухне Сони, и слушать всю эту скандинавскую музыку. Впрочем, скандинавскую ли, если ее слушал и любил весь белый свет?
А после Марии Мены пришел черед норвежской группы «Highasakite», чье название показалось мне полнейшей абракадаброй, пока я не разделила его на отдельные слова и не увидела в них смысл: «Высоко-как-воздушный-змей»! Вот это задумка! Может, мне тоже стоит шифровать послания, склеивая слова в одно длинное слово?
«Сонякакздоровочтомысейчасздесь»!
«Музыкахорошаатыещелучше»!
«Япочтивлюбиласьвтебякакивтвоегобрата»!
Мы начали слушать песню «Самурайские мечи», акустическую версию. А потом песню «Боже, не оставляй меня», а потом «Любовь моя, где ты живешь?» И, сказать по правде, уже на «Самурайских мечах» у меня защипало глаза. Песня была такой грустной… Я вертела коробку от диска, водя пальцем по названиям песен, и пыталась проглотить вставший в горле комок.
– Эй, – села рядом Соня. – Ты что-то совсем приуныла… Валь?
Я подняла на нее глаза и вздохнула. Время пришло. Сейчас или никогда.
– Соня… Это в мой дом вы приезжали восемь лет назад, и это я натравила собаку на Юлю…
И я закрыла глаза, ожидая того момента, когда разразится буря. Но буря не случилась. Даже дождь не закапал. Соня похлопала меня по плечу и сказала:
– Я узнала тебя. И твоего брата. Сразу же, как только увидела. У меня хорошая память на лица, а вы не сильно изменились.
Я качнулась на стуле. Самое время опрокинуться навзничь, треснувшись головой об пол.
– И… тебе не захотелось… отплатить за все?
– Однажды меня до крови укусил шестилетний малыш, потому что я притронулась к его игрушечному паровозу. Не думаю, что мне стоит ненавидеть его остаток жизни. А ты была ненамного взрослее. Юле, конечно, пришлось тяжело, но… теперь ты уже не дикий, замкнутый, враждебный ребенок, правда? Сейчас ты бы не смогла спустить разъяренную собаку на человека?
– Шутишь? – покачала головой я, все еще не в силах поверить, что Соня не выгнала меня вон.
Соня придвинулась ближе и осторожно обняла.
– Через что она прошла, Сонь? Расскажи мне…
И она рассказала. О многочисленных шрамах, что оставили на ней зубы Барни, о затяжной депрессии, о приступах агрессии, о проблемах с одноклассниками, о сложном характере, о драках в школе, о наблюдении у врачей. О том, как одна травма становилась причиной другой, а та в свою очередь – причиной третьей. О том, как тяжело перестать быть заложником прошлого и наконец вырваться на свободу…
– Что мне сделать, чтобы она простила меня?
– Просто поговори с ней.
– Уже пыталась.
– И?
– Она не приняла мои извинения.
– Правда? – нахмурилась девушка. – Фигово…
Скрипнула паркетная доска, и на пороге кухни возникла Юля , вперив в меня хмурый взгляд. Волосы растрепаны, мышцы расслаблены, в чёрном топе, но грудь по-прежнему в бинтах.
– Я уже ухожу, – торопливо сказала я, не желая провоцировать новый конфликт.
– Останься. И если ты поможешь мне с перевязкой, то с меня пиво… Или что ты там пьешь? – неожиданно попросила она.
– Ладно, – тут же согласилась я, тупо улыбаясь. Вот это поворот. – Но если Катя узнает…
– Лучше пусть узнает Катя, чем моя мать, когда я попаду в больницу с массивным заражением. Тогда мне точно не поздоровится.
– Никто ничего не узнает, – сказала Соня и вытащила из шкафа коробку с лекарствами.
* * *
– Затягиваются быстро, – объявила я, придирчиво оглядывая ее раны. – Дай телу неделю-две на восстановление, не разрешай ей прикасаться к тебе, пока все не заживет…
Юля следила взглядом за моей рукой, размачивающей и снимающей старые бинты.
– Будет сделано, док, – сказала она, и я невольно улыбнулась. – У тебя хорошо получается.
– Я как-то перевязывала соседского кота, когда он повредил лапу… Но, смею сказать, с тобой дело продвигается быстрее… Ты, конечно, больше… Но зато волос меньше. Не надо ничего брить… Да и орешь ты меньше…
Я оторвала взгляд от ее груди и заглянула в лицо. Юля улыбалась так весело, словно мне удалось по-настоящему рассмешить ее, и эта улыбка была очень похожа на ту, что я видела вчера, когда она говорила с Катей…
– Надеюсь, она вчера не очень злилась…
– Она на пороге ядерной войны. Так что найми телохранителя, – отшутилась блондинка.
– Посоветуй ей то же самое. Еще одно покушение на тебя – и ей не поздоровится. Соня обещает ей голову оторвать… Плюс твоя мама, как я уже поняла, будет рвать и метать. Плюс я. И вот нас уже трое, а Катя одна…
Юля ничего не ответила. Она откинула голову на подушку и молча следила за тем, как я собираю бутылочки с лекарствами в коробку.
– Обезболивающего? – многозначительно спросила я, направляясь к двери.
– Нет, спасибо.
На кухне я выбросила в мусорку бинты, вымыла руки, взяла таблетку антибиотика и стакан воды для Юли и зашагала обратно. У самой двери вода случайно выплеснулась из стакана на пол, и я остановилась, прикидывая, чем бы ее вытереть. На гладком мокром паркете можно на раз-два поскользнуться…
– Валя рассказала, что уже приносила извинения, а ты не приняла их, – говорила Соня сестре за неплотно прикрытой дверью. – Но при этом ты считаешь, что это совершенно нормально – попросить помочь тебе с перевязкой?
– После всего, через что мне пришлось пройти по ее вине, я не могу просто взять и сказать «все нормально». В этой ситуации ничто не нормально и никогда не будет.
– Но ради услуги с ее стороны ты готовв на секундочку забыть обо всем, я правильно поняла?
– Ради спокойствия матери я готова просить об услуге даже серийного маньяка.
– Еще никто не говорил тебе, что ты коза, Юля?
– Дай-ка подумать. Говорили «калека», говорили «трехпалая», говорили «психичка», говорили «мудачка». И коза, кажется, в этом списке тоже была…
– Знаешь, что? Пускай-ка в следующий раз тебя перевязывает Катя! Она тебя трахает – она пусть и лечит! А Валя больше не будет этим заниматься. И если тебе захочется увидеть ее здесь, то приглашать ее на чай будешь сама. Я больше и пальцем не пошевелю. Ты жестока к ней, Юля. Так же, как когда-то была она. Но она повзрослела, раскаялась и переживает из-за той жестокости. А ты – нет.
Я постучала и вошла с наигранным «А вот и я!» Разговоры тут же стихли. Соня с ярким румянцем на щеках опустила глаза, Юля отвернулась к окну.
– Мне пора возвращаться. Я сегодня ездила к родителям в Атлон и очень устала… Юль, вот вода и антибиотик… Надеюсь, все хорошо заживет.
Соня кивнула мне, Юля поблагодарила, а я вернулась к себе и свернулась калачиком на кровати. Меня душили слезы, горькие и горячие. Все утро и весь день меня переполняли робкие мысли о том, что я могу подождать, что я могу быть терпеливой, и если отношения Юли и Кати не выдержат проверку временем, то, возможно, у меня появится шанс. Шанс обрести свое счастье, сбросить с себя заклятие Стигмалиона, любить и быть любимой. Но сейчас все эти мечты вспыхнули и сгорели, как бумага. Она не простит мне того, что я когда-то сделала.
Выплакав все глаза, я открыла ноут и загрузила сайт с объявлениями о недвижимости. Самое время начать подыскивать другое жилье. Я должна съехать отсюда и не тешить себя наивными мечтами.
* * *
«Привет всем, новость дня: я влюбилась.
И пока не понимаю, что с этим делать.
Представьте, что вы шли по улице в нарядном платье. Наслаждались погодой, строили планы и улыбались прохожим. И вдруг на вас обрушилось ведро ледяной воды! И вы больше не можете думать ни о чудесной погоде, ни о том, куда шли, ни о том, что подумают люди, – вы просто стоите и дрожите на ветру. И не понимаете, что делать дальше. Вот что такое любовь…»
Сто пятьдесят комментариев: все мои читатели в шоке. Все хотят подробностей.
И ее фотку.
_______
Следующие несколько глав будут от лица Юли