15. Ты поселилась в моей голове
Ночью мне так и не удалось сомкнуть глаза. В пять утра я вылезла из кровати, оделась, напилась кофе и отправилась в родительский дом, в Атлон. Еще никогда я не ездила так быстро. Буду дома через полтора часа – и пусть родители все объяснят мне. Пусть, черт возьми, расскажут, как Юлия Гаврилина – возможно, единственный совместимый со мной человек на всей Земле, не считая брата, – оказалась в нашем доме восемь лет назад. Кто нашел ее? И зачем привез? Голову распирали многочисленные догадки, но я хотела услышать правду из уст родителей.
Маму я нашла в саду, на коленях возле любимых розовых кустов, которые требовали осенней обрезки.
– Валя?! – воскликнула она, осторожно обнимая меня и не снимая при этом садовых рукавиц. – Вот это сюрприз. Идем в дом, ну и холод сегодня, аж слизняки все попрятались… Вась! Вась!
Карина накрыла стол в гостиной: свежеиспеченные содовые булочки, апельсиновый джем, куски черного и белого пудинга, обжаренные в сливочном масле, картофельные оладьи – все как я люблю. Папа поставил передо мной кружку кофе и сел рядом.
– Как университет? Как новая жизнь? – спросил он. – Тебе все нравится?
– Ничего нового с тех пор, как мы говорили по телефону… Хотя нет… Кое-что произошло.
И я начала намазывать ежевичным вареньем тост, выдерживая многозначительную паузу.
– Я встретила человека, который… совместим со мной. И… он уже бывал в этом доме.
Мама перестала жевать, папа отставил кружку кофе и вздохнул так глубоко, как будто не дышал с момента моего приезда. Карина опустила глаза, а потом и вовсе ушла на кухню и принялась энергично, чуть ли не яростно вытирать полотенцем тарелки. Не радость, а боль и сожаление отразились в глазах родителей.
– Вы знали, о том, что мы совместимы? Поэтому она сюда приезжала? Вы хотели познакомить нас?
– Вась? – умоляюще произнесла мама, словно призывая папу взять ситуацию под контроль.
Тот аккуратно придвинул ко мне стул и положил руку на плечо.
– После того как мы узнали о твоем диагнозе, мы начали искать семьи, которые тоже столкнулись с подобным недугом. Это заняло время. Жена одного из моих знакомых работает в университете Эдинбурга и согласилась помочь. Она как раз проводила масштабные исследования в области редких аутоиммунных реакций и заинтересовалась твоим случаем. А чуть позже сообщила, что с ней на связь вышла другая семья. Из России. Которые вскоре переехали в Норвегию. Они сообщили, что их дочь страдает редкой формой аллергии, которая по симптоматике была очень похожа на твою.
Я молча смотрела в свою тарелку, аппетит пропал. Мои руки начали так сильно трястись, что пришлось отложить столовые приборы.
– Она соединила вашу кровь в одной пробирке. Твоя кровь закипала и сворачивалась, если контактировала с кровью других людей. Ее кровь тоже вела себя подобным образом. Но при смешивании вашей крови друг с другом – ничего не произошло. Она сообщила об этом открытии нам и Гаврилиным. Мы списались с ними. И поддерживали связь не один год. Вцепились друг в друга, зная заранее, что вы с Юлей однажды вырастете… и, вероятно… будете нуждаться друг в друге.
Мама присела рядом и крепко обняла меня. Иначе я бы, наверно, грохнулась со стула.
– Мы отправляли Гаврилиным принадлежащие тебе вещи, которые ты носила или к которым не раз прикасалась, – твой черный шерстяной плед, твой шарф, твои перчатки для верховой езды. А они присылали нам вещи Юли : белый свитер с вышитым оленем, ее красно-голубую хоккейную куртку, ее черный игрушечный вертолет на радиоуправлении. Ты надевала ее одежду и играла с ее игрушками. Она укрывалась твоим пледом, носила твой шарф… Перчатки для верховой езды оказались ей малы, – улыбнулся папа, – но в остальном эксперимент оказался успешен. Ее кожа не реагировала на тебя, а твоя – не реагировала на ее. А потом мы решили, что пора… Пора бы вас познакомить, – вздохнул отец и уставился в свою чашку.
Я сидела за столом молча, ловя каждое слово. Моя спина одеревенела от напряжения. Мой кофе стыл – руки слишком дрожали, чтобы пытаться держать чашку.
– Что было дальше? – хрипло пробормотала я.
– Гаврилины уехали и увезли дочь. И больше не выходили на связь. Вернее, Лариса написала однажды и сообщила, что у Юли тяжелое посттравматическое расстройство и что они работают над этим. И… – отец отвернулся, – на этом все закончилось.
– Почему моя съемная квартира оказалась в том же доме, что и ее?
– Это популярный среди студентов жилой комплекс…
– Но почему она приехала в Ирландию? Почему не Норвегия или любая другая страна?
– Без понятия. Может, просто совпадение? Ирландская культура на пике популярности…
– Пф-ф, – фыркнула я. Притянутыми за уши объяснениями меня не впечатлишь.
– Эти ребята уже знают, что ты – это ты? – нахмурилась мама.
– Да, она узнала меня.
– И как отреагировала?
– Плохо. Пить со мной на брудершафт вряд ли будет.
– Валентина, – мама обратилась ко мне чуть ли не официально. – Если будет хоть какое-то… неадекватное поведение с ее стороны… я не говорю о травле, вы уже взрослые люди, но… Если она все еще злится и только попробует…
– Я не дам себя в обиду, мам. Будь спокойна.
– Держи нас в курсе, ладно? Я верю, что она… хорошая молодая девушка из прекрасной семьи, но… могла затаить обиду, так что… просто будь бдительна.
– Она не тронет меня, – так твердо сказала я, что родители переглянулись. – Ей нет до меня дела. Кажется, она… отпустила прошлое. И у неё есть девушка, которая не оставляет ей свободного времени на… ерунду из прошлого, вроде меня.
– В смысле, девушка? – переспросила мама.
– Что значит, девушка? – одновременно с ней спросил отец.
– Ну, у всех людей в этом возрасте обычно случаются… парни и девушки, – кашлянула я.
– Они совместимы?
– Нет, – ответила я и опустила глаза.
Обсуждать с родителями Юлю и ее отношения с Катей было как-то… странно.
– Должно быть, это… очень чреватые последствиями отношения, – подытожила мама, тщательно подбирая слова.
– Ага, стремные, – сказала я, даже не пытаясь найти литературный синоним. Перед глазами стояло обожженное тело Юли . – Но ее все устраивает.
Мама с папой снова переглянулись, очевидно, поражаясь моей осведомленности.
– Я познакомилась с Соней – ее сестрой, – поспешила объяснить я. – И мы вроде как… подружились. Она иногда рассказывает о ней.
– Ах, вот оно что, – кивнула мама.
– Но, боюсь, это ненадолго. Сегодня я собираюсь рассказать ей, кто я…
Папа с мамой снова приуныли. Надо обязательно сказать им, что не их вина, что я обречена быть одинокой. Они и так сделали все, что могли. И сказать спасибо хотя бы за то, что попытались… Чем я и занялась.
Потом мы прикончили завтрак, я погуляла по саду и дому, наслаждаясь мощным и сладостным чувством умиротворения и безопасности, которое всегда переполняло меня дома, и отправилась в обратный путь.
По радио снова крутили «Walking on Cars»: «Все тот же дождь над головой, все те же спутники. Я люблю этот городок. А вот ты теперь живешь в моей голове. Не обращай на меня внимания, не обращай внимания. Я просто думаю о тебе…» За окном мелькали маленькие домики из красного кирпича и багряные кленовые рощи. Карина завернула мне с собой шоколадный кекс, который я предложу сегодня Соне, когда она придет в гости, но доедать, скорей всего, буду в полном одиночестве.
Мама срезала для меня свежих осенних цветов из сада – целую охапку георгинов сорта «Блэкджек», таких темных, почти черных. А на пассажирском сиденье лежала коробка, которую отыскал на чердаке папа, как только я заикнулась о ней: внутри лежал белый свитер с вышитым оленем, и красно-голубая хоккейная куртка, и черный вертолет на радиоуправлении с нарисованным гербом Вооруженных сил Норвегии.