Мертвая авеню

Зачастую безответственным называют того, кто не желает перекладывать ответственность на других.
Александр Пашинин

Я не сразу поняла, что пальцы, прикосновения которых я почувствовала, принадлежали Фениксу.

Он бережно — слишком бережно для него самого — взял меня за руку и вывел из комнаты в коридор. Возможно, я это выдумала, но мне показалось, что он даже успел ободряюще улыбнуться Венди перед тем, как покинул детскую.

А я, тряпка, не могла держать себя в руках.

Феникс завёл меня в спальню родителей, и я, все ещё глядя в одну точку от сильного потрясения, примостилась на краю большой двухспальной кровати.

— Ты знаешь, что я должен сделать, Эйприл.

Я подняла на него растерянный щенячий взгляд. Феникс смотрел на меня, скрестив руки на груди и прижавшись к дверному косяку. В другой ситуации — не тогда, когда стала свидетельницей такого предательства ребёнка его родителями — сочла бы Феникса привлекательным.

— Я не знаю, что должен сделать ты. Но зато я знаю, что должны сделать мы, — с горячностью ответила я. Сначала мой голос был тихим, потом стал звучать громче и увереннее, а затем всё-таки предательски дрогнул. Феникс хотел сдать Венди. Что я могла сделать? Как девочка вроде меня могла помешать парню вроде него? Кроме того, мне следовало бы спросить себя, трезво ли я оценивала ситуацию. Ничего из этого я, однако, делать не стала. — Мы должны позаботиться о девочке и проследить, чтобы никто её не нашёл.

— Эйприл... — выдохнул Феникс. В его голосе засквозила печаль и бесконечная усталость. — Ты не понимаешь.

Он вздохнул и провёл рукой по волосам, словно учитель физики, пытающийся вдолбить неспособному школьнику принцип суперпозиции полей.

Я догадывалась, о чём он думал в этот самый момент: «Как же ей объяснить?..»; «Она слишком маленькая, чтобы понять...» и тому подобное. Все считали меня маленькой и наивной, неспособной перенести без слез даже смерть хомячка или золотой рыбки. Самое ужасное — я действительно была такой, и мой розовый мир затрещал по швам, когда Джордан Мортинсон выпустил вирус на свободу.

Подумать только, сколько бед может принести один озлобленный на весь мир человек! Гитлер убил миллионы невинных людей. Мортинсон же уничтожил миллиарды.

Его взяли почти сразу. Он — бывший пациент психушки и, по совместительству, микробиолог. Был таким. Микробиологом, который тронулся умом и попал в дурдом, а после выписки изобрёл смертельный вирус, решив очистить планету от людей. Его лабораторию не удалось обнаружить, так что никаких гарантий того, что поймали настоящего преступника, не было. Но в правительстве, наверное, всё-таки знали, что делали.

Феникс закрыл дверь и повернул замок. Можно было подумать, Венди бы сюда вошла. В голове вдруг всплыли воспоминания о последнем дне дома: окно Шона открыто нараспашку, рядом лежат игрушки, а внизу явно кто-то есть.

Ну конечно! Этим кем-то и была Венди. Иначе и быть не могло.

— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — парень скрестил руки на груди и подошёл ко мне. Чтобы видеть его лицо мне приходилось задирать кверху своё. — Но, имея дело с Капсулой, мы должны полагаться только на здравый смысл. И следуя ему... — последовала небольшая пауза. Он явно прикидывал, как лучше сказать, чтобы не задеть мои чувства. — Мы должны сообщить о девочке в Штабе.

Я и сама не заметила, как подступили удушливые слезы. Не разрывая зрительного контакта с Фениксом, я встала, и теперь моя голова находилась на уровне его груди.

— Она всего лишь ребенок, который ни в чем не виноват, — тихо и жалобно, но одновременно с нотками злобы в дрожащем голосе, прошипела я, буравя его змеиным взглядом.

— Ты ведёшь себя как дитя! — рявкнул Феникс и отошёл от меня. Он схватился руками за голову, определённо раздражённый моим упрямством. Мы оба молчали. Нам обоим нужно было остыть, чтобы не наговорить друг другу лишнего, о чем потом можно пожалеть. Первым дар речи обрёл Феникс через пару минут тишины:

— Ты сохранишь ей жизнь ненадолго. Она станет безумной, начнёт кидаться на людей, чего никому не пожелаешь, а потом её убьют, как и всех заражённых в городе, — серьёзным тоном объяснил он и резко замолчал. Его рот слегка приоткрылся, а взгляд опустился куда-то вниз, когда Феникс понял, что последнюю реплику ему не следовало озвучивать в моем присутствии. Несмотря на то, что он выглядел мужественно и был намного сообразительнее многих из нас, он все ещё оставался ребёнком. Сколько ему лет? Не больше двадцати пяти — это предел в нашей возрастной группе — и на вид точно не меньше девятнадцати, так что, думаю, Фениксу около двадцати.

— В городе есть ещё заражённые? — я была удивлена и напугана, но мой голос звучал на удивление спокойно.

— Ты ведь не отстанешь, пока я не отвечу? — обреченным тоном уточнил Феникс. Я уверенно кивнула и продолжила сверлить своего командира настойчивым взглядом... И вдруг удивилась. Мой командир. В этом всё и дело: он не обязан пресмыкаться передо мной. Он может просто рявкнуть на меня и отправить в Штаб.

Ещё больше я удивилась, когда он все-таки доверил мне секретную информацию:

— Да. Они сбежали вчера.

Я сглотнула.

— Из аэропорта? — догадалась я. Феникс кивнул.

— Ты не должна была это знать, — парировал он. — Нам приказали молчать, дабы не сеять панику. Так что если ты проболтаешься...

— Я и не собиралась кому-то говорить, — возразила я. Я не выгляжу, как девочка-скаут, но как сплетница тем более. — Кто ещё об этом знает?

— Ты и без того уже слишком много узнала, — отрезал Феникс.

— Поздно думать об этом.

Он посмотрел на меня, как на глупого надоедливого ребёнка, однако, в очередной раз вздохнув, согласился со мной:

— Похоже на то, — я различила наивную усмешку на его лице, — такую, какой усмехаются повидавшие кое-что в этой жизни люди, говоря далеко не о веселых вещах. — Об этом знают все, кто ночевал в аэропорту в тот день, несколько солдат, которые сопровождали нас, сержант Янг...

— Сержант Янг?! — переспросила я, но больше ничего не смогла из себя выдавить — язык к нёбу примерз.

— Почему тебя это удивляет? Он здесь всем заправляет.

Я покачала головой. Не знаю, что именно это значило: «нет, не удивляет» или «нет, не заправляет». Почему отец не сказал мне об этом? Тогда я бы точно была осторожной.

Он не доверяет мне!.. Впрочем, ничего другого ждать не приходилось.

Последовало гробовое молчание. Я была растеряна, но настроена стоять на своём до самого конца и отступать не собиралась. Изо всех сил я старалась придать себе как можно более воинственный вид, но по отражению в зеркале шкафа видела, что даже почти отсутствующий мне давался с трудом. Я была похожа на маленькую закомплексованную девочку-подростка, которую снова накрыло ещё одно несчастье.

— У тебя когда-нибудь были сестры или братья? — наконец придумала я надавить на жалость. — Представь, что они — это Венди. Что бы ты сделал тогда?

Феникс тяжело вздохнул. Возможно, мне показалось, что его глаза покраснели, но он точно стал ещё грустнее. Феникс посмотрел на меня, а потом на свои руки, и тихо так произнес: «сестра».

— Мы оставим Венди здесь, — настаивала я почти повелительным тоном. Хорошо бы ему было одернуть меня, но Феникс этого не сделал, поэтому я разошлась. — и будем приходить к ней каждый день с едой. Будем наблюдать за её поведением и избавимся только при необходимости.

Похоже, напоминание о сестре повлияло на него не лучшим образом. Казалось, сейчас он готов был сделать все что угодно из того, что я скажу. Ему сейчас было на все плевать: и на то, что я младше по возрасту, и на то, что он старше по званию. Или он просто был со мной согласен?

С отсутвующим видом Феникс открыл дверь, но остался стоять на месте, демонстративно пропуская меня вперёд. Удивленная, я шагнула в коридор и увидела, что кое-кто все-таки нас подслушал: Симба сидел у самого дверного проёма и большими глазами взирал на меня снизу вверх. Я улыбнулась ему — единственному, кроме Шона, кому я ещё могла улыбаться просто так, — и подхватил на руки. Гладя кота по мягкой шерсти, я понесла его кормить, однако, стоило мне лишь потянуться к пакету «Ориджина», как я увидела, что в миске все ещё лежит корм, а в соседней — чистая, явно свежая вода.

— Я покормила его... — подала голос Венди откуда-то сзади. Я обернулась и встретилась с её большими карими глазками, обрамлёнными пышными черными ресницами. Эта девочка просто красавица. — У моей бабушки жил кот, и она тоже кормила его такими штучками...

— Ты большая молодец, — я на секунду опешила. Шон не был самостоятельным в плане кормежки, а Венди была ненамного старше его. Хотя, разница в возрасте детей зачастую играла большую роль. — Когда ты в последний раз ела?

Венди робко пожала плечами:

— Я нашла здесь хлеб и сухофрукты... — сказала она. Я горько вздохнула. Конечно, у нас не осталось ничего, чем Венди могла бы наесться.

Послышались тяжёлые шаги Феникса, а затем в коридоре появился и он сам. Его голова не то мотнулась, не то повернулась в сторону выхода из квартиры. Пора. Но уходить не хотелось. Мысль о том, что мне придётся оставить малышку одну, была невыносимой.

Когда мы оказались в коридоре и уже собирались уходить, я присела перед девочкой на корточки и ласково произнесла следующее:

— Мы вернёмся к тебе завтра... — заверила я. — Примерно в это же время. Принесём еды, — (глаза Венди радостно загорелись при слове «еда»). — Могу я тоже попросить тебя кое о чем? — (девочка возбужденно кивнула). — Позаботься о нем...

С этими словами я протянула руки к Симбе, что терся у моих ног, обнимая пушистым хвостом, и бережно вручила кота малышке. Кто-то, какой-то мудрец сказал: «мы в ответе за тех, кого приручили». Я отвечала за кота. Венди улыбнулась, и я улыбнулась в ответ. Мы попрощались и покинули место, которое я так долго называла своим домом. Теперь это было приютом, убежищем для крошки Венди.

Я бросила быстрый взгляд на Феникса. Он сохранял прискорбное и в то же время суровое выражение лица.

Я поразилась одному интересному факту: мы были знакомы меньше сорока восьми часов, но нас уже связывал общий секрет.

До Штаба мы дошли в гробовом молчании, что обозом тянулось по пятам. В помещении оказались, пройдя через ту же самую дверь, через которую его покинули, чтобы никто не узнал, где мы были.

Феникс, петляя по затейливым коридорам, наконец вывел на к столовой, откуда я уже кое-как могла ориентироваться. Было тихо. Похоже, все уже спали. Неужели мы могли пробыть дома так долго?

— Без пяти десять, — парировал Феникс, словно прочитав мои мысли. Только сейчас я заметила часы на его правом запястье. — Еще немного и отбой.

«Немного».

Я тщетно пыталась собраться в школу утром за пять минут, добежать от дома Дориана до своего, но кое-что за пять минут я все-таки с лихвой выполняла ежедневно — влипала в неловкие ситуации. И сейчас меня, судя по всему, тоже ждали неприятности, если я не поспешу в постель...

Но все мои мысли разом улетучились, стоило Дориану появиться на горизонте. Он шёл по тускло освещаемому коридору нам на встречу. Забыв обо всем, я принялась оживлённо махать ему рукой и улыбаться во все зубы. Это всегда случалось со мной, когда я видела кого-то по-настоящему близкого и не менее безумного, чем я: в число таких людей главным образом входили Дориан и Николетт.

— Эйприл? Эйприл! — обрадовался мой лучший друг, едва завидев меня, и Феникс немедленно на него шикнул. Не обращая внимание на недовольство своего командира, я бросилась Дориану на шею. Тот крепко обнял меня и издал короткий смешок. Я не видела его лица сейчас, но знала, что увидела бы: ослепительная улыбка, больше напоминающая беззвучный смех, ямочки на щеках, искорки игривого азарта в его глазах. Все, казалось, мне в нем знакомо, от этих лохматых светлых волос до кончиков пальцев. Мы выросли вместе. У нас друг от друга секретов нет и никогда не было.

— Я провожу её до комнаты, — вызвался Дориан, обращаясь к Фениксу, на что тот фыркнул и тоном: «ты и обязан» произнес следующее:

— А иначе ведь никак.

И, бросив на нас мёртвый взгляд, скрылся в направлении, скорее всего, нашей комнаты.

Я невинно пожала плечами и уткнулась в пол. Дориан ведь не собирался меня вовремя возвращать. Мы точно не вернёмся до десяти. Но он же один из солдат, а значит, с ним я в безопасности, и никто против не будет, верно? Рассматривая до жути некрасивый бетон, я заулыбалась, почувствовав на себе взгляд лучшего друга, и подняла глаза:

— Ну что? — обречённо пожаловалась я, чуть ли не смеясь от смущения и нелепости всей ситуации в целом.

Дориан тоже улыбался, предвкушая очередную занимательную историю от меня. Он слишком хорошо знал меня: по-видимому, его разум уже приноровился улавливать моё истинное состояние по малейшим нюансам интонации.

— Что ты на этот раз натворила? — усмехнулся он и, приобняв за плечи, повёл меня по коридору вперёд.

Его лицо находилось в считанных сантиметрах от моего, а взгляд зелёных глаз был направлен прямо в мои, однако, мы были так близки, что такое тесное расстояние между нами я не считала нарушением личного пространства. Теллер ждал истории о том, как я облажалась на этот раз. Почему-то он находил мою социальную неуклюжесть крайне забавной и милой. Рассказывать друг другу секреты и нелепые ситуации вошло в наши дружественные традиции. Я демонстративно закатила глаза, как бы говоря: «и снова этот надоедливый парень».

— Я расскажу, но об этом разговоре никто не должен знать, — шепнула я. Я доверяла ему больше всех на свете: Шон мог проболтаться по детской неопытности, да и мало ещё понимал в этой жизни, а отцу я не доверяла вовсе. Так что из близких людей оставался лишь он один.

— Конечно.

— А нас никто не засечет? — на секунду усомнилась я, но меня успокоила его улыбка:

— Я хоть раз тебя подводил?

***

Но его чутьё нас подвело. Снова.

Я уже дошла до той части рассказа, как вывалилась на Феникса из воздуховода, когда Дориан захохотал на весь коридор. Отчего-то это ему показалось до колик смешным, и он решил, что нас никто не увидит и не услышит. «Все спят!» — отмахивался он, как ребёнок. Впрочем, он и был ребёнком. Только немного старше.

Подпитанная его пофигизмом, я тоже переняла это качество лучшего друга и захихикала, ровно в тот момент, когда перед нами возник силуэт мужчины, в котором я после узнала капрала Стоунстрита, и холодным голосом, — не таким строгим и пугающим, как у отца, но всё-таки я вздрогнула от неожиданности, — произнес:

— Она должна была быть постели ещё десять минут назад.

Судя по всему, он обращался к Дориану. Тот резко притих и выпрямился, оттолкнув меня предварительно на некоторое расстояние от себя, мол «мы не вместе, а я не при чем».

— Сэр. Да, сэр, — отчеканил Дориан, глядя на него таким взглядом, каким и полагается смотреть подчиненным на тех, кто выше их по званию.

— Он не виноват! — вступилась я. — Извините, я сейчас же...

Стоунстрит поднял ладонь вверх, призывая меня замолчать, но взгляда голубых глаз не сводил с Дориана. Все в нем, начиная от рассудительного взгляда до тихого мерного шага, представляло резкую противоположность с моим взбалмошным строгим отцом, прошедшим через ад войны.

— Теллер, сию же секунду отведи Эйприл в комнату, пока ее отец об этом не узнал, — приказал он, однако, его тон отнюдь не звучал повелительным, это скорее было похоже на договор.

— Есть, сэр.

***

— Мы были и в более неловких ситуациях, — усмехнулся Дориан, когда мы уже были в пути.

— О чем ты? — с недоумением покосилась на него я.

— Тот случай, когда я вернул тебя родителям поздно ночью с засосом на лбу, — напомнил он, и я пихнула его локтем.

— Тебе должно быть стыдно, — фыркнула я.

— За что? — Дориан улыбнулся.

— За то, что у тебя засоса не осталось.

Он расхохотался, снова позабыв о том, что мы должны вести себя тихо. Мы невидимки.

Около года назад мы отмечали восемнадцатилетие Дориана. Не помню, как нас занесло в магазин с электроникой, но там мы купили чехол для телефона с пушистым «хвостиком» на присоске. Мы тогда немного выпили газировки, но нас разнесло так, будто бы это был алкогольный коктейль: Дориан приклеил «хвостик» ко лбу и состроил гримасу, а я рассмеялась. Отняла «хвостик» и нацепила его себе на лоб, а когда отклеила, на месте присоски красовался страшенный засос. Дориан в приступе галантности предложил мне обрезать челку, дабы скрыть его, но я отказалась. Мы долго гадали, как родители отреагируют на мой внешний вид, и сделали вывод, что не узнаем, если они меня не увидят. Стоило появиться на пороге, как мама спросила, как на моем лбу оказался засос, и почему мы так поздно вернулись. Мы постарались всё объяснить, и мама, вроде бы, поверила, но стоило Дориану споткнуться на пороге, как заядлому алкашу, и закрыть за собой дверь, как она заявила, что этот парень плохо на меня влияет. На следующий день мы принесли ей этот проклятый «хвостик» и продемонстрировали его побочный эффект на моем младшем брате.

Смеху было больше, чем за всю мою жизнь.

— Когда мы теперь увидимся? — спросила я Дориана, уже стоя около двери комнаты.

— Не имею понятия, — честно ответил тот. Я кивнула. Мы пожелали друг другу доброй ночи, и разошлись.

Я толкнула дверь, и та тихо отворилась. Лениво оглядев помещение и надеясь на какие-то чудесные изменения, я почувствовала, что все осталось, как мне помнилось. Правда не было больше того гула, образовавшегося из кучи смешанных голосов, — все спали.

Проходя к своему уютному уголочку через ряды одинаково отвратительных коек, я обнаружила, что пара цвета морской волны глаз из-под очков в упор обращена на меня.

— А я уже собирался идти тебя искать, — лениво бросил их обладатель и с гримасой, портившей его красивое лицо, уткнулся в книгу, которую держал в руках. Феникс сидел на кровати, что находилась через две койки от моей, спиной прижавшись к спинке сооружения. — Ложись спать.

— Мне нужно переодеться, — пискнула я, уже сидя на кровати и роясь в своём рюкзаке.

— У тебя одна минута. Я дочитываю главу и выключаю свет... — отсутствующим тоном произнес Феникс, перелистывая страницу.

Я знала, что он сделает так, как сказал, и никакие уговоры вроде просьб, не выключать свет, не помогут.

Я проворно стянула с себя верхнюю одежду и, оставшись в одном нижнем белье, быстро натянула пижамную футболку и свободные шортики из приятной ткани серого цвета, надеясь, что парень не смотрел. Хотя он бы все равно ничего там не увидел.

Закашлявшись, я прыгнула под одеяло и, повернувшись набок, провалилась в сон.