"Дневничок Ивон Миллер"

Ивон открыла глаза от того, что солнце светило ей прямо в лицо. Спустя секунды 2 она побежала к своему телефону, чтобы посмотреть на часы, и увидела 7:37. У неё есть 23 минуты, чтобы одеться, добежать до школы, которая в 20 минутах от её дома, и при этом прийти вовремя, иначе мистер «в тебе есть литературный потенциал» будет не то чтобы недоволен, а скорее Ивон потеряет его расположение, а она все эти годы была любимицей учителей, и новому не удастся испортить ее репутацию.

Итак, 8:01. Опустим ту часть, когда наша мученица стирала новые туфли об асфальт, пытаясь успеть к назначенному времени. Открылась дверь, Ви стояла в дверях как вкопанная и не могла пошевелиться. Мистер Никлсон объяснял тему урока классу и даже и не обращал ни малейшего внимания на заходящую Вонни, которая отчаянно старалась скрыть своё присутствие и чувство вины. Осталось одно свободное место. Рядом с Себастьяном. Выбора не оставалось.

За весь урок мистер «я вижу в тебе скрытые способности, используй их, я, если что, помогу» не взглянул на неё. Звонок. Разочарованная в этом дне Ивон подошла к учителю литературы и извинилась за опоздание:

— Здравствуйте, мистер Никлсон, я Ивон Миллер, Вы меня запомнили? Я вчера тоже опоздала, изви... — нежно улыбаясь, надеялась на прощение Ви.

— Повторное опоздание, сама сказала, второй день подряд, — строгим голосом сказал новый учитель.

— Да, я как раз хотела попросить прощения и сказать, что такого больше не повторится.

— Не повторится? Мне не нужно твоих обещаний. Ты забыла, что я тебе вчера сказал?

— А, насчёт литературного потенциала...

— Нет, насчет полного объема знаний. Хочешь? Видимо, нет. Не хочешь — я тебя не заставляю.

— Я хочу! Но, понимаете, такое дело, я проспала. Так устала вчера, с ног валилась и заснула, а будильник поставить забыла.

— Мне не нужны оправдания. Ивон, я учу своих учеников не только литературе, но и жизни. Ты думаешь, когда выпустишься, кто-то будет слушать, почему ты не успела вовремя сделать свою работу? Ты будешь оправдываться перед ними, как передо мной сейчас, а они сразу уволят тебя. Не все такие, правда, но большинство. Ты ещё ребенок, я понимаю, но всё же смотри на жизнь более ответственно. Иначе мне придется связаться с твоими родителями, а я не люблю жаловаться на своих же.

— Хорошо, мистер Никлсон, я всё поняла, спасибо. Простите меня ещё раз. На самом деле я очень благоразумна, и я отличница, и с учителями я лажу, но в этом году я очень рассеяна.

— Я понимаю. Могу я спросить? Это с чем-то связано?

— Нет. Нет.

— Хорошо, но если захочешь с кем-нибудь поговорить, то у нас есть школьный психолог, ты же знаешь?

— Да, конечно, но мне не требуются его услуги. Со мной все в порядке в этом плане.

— Тогда я рад за тебя. А насчет литературного потенциала, то я бы хотел, чтобы ты написала мне что-нибудь, сможешь?

— Написать? Мне? А что? А как? А тема? Не-е-ет, тем более я боюсь.

— Не бойся, все будет хорошо, я здесь, помогу, подправлю ошибочки, если что. Что писать, сама реши, любая тема, куда твое воображение тебя направит. Я просто хочу, чтобы ты испытала свои силы в чем-то новом для тебя.

Чувствуя в первый раз за долгое время поддержку от кого-то, даже не от близкого ей человека, но от того, кто действительно беспокоился и заботился, Ивон, немного подумав, решила согласиться.

Запись Ивон Миллер. 2 сентября 2014 года. 18:30

«Хэй, дорогуша! Я сегодня добрая и веселая... А почему? Да потому что мой новый учитель — самый прекрасный на земле человек!!!!! Я думала, что он лапочка вначале, потом задумалась: а может, он всё-таки сноб и зануда, когда он начал отчитывать меня за лишь второе опоздание и грозился вызвать моих родителей, но потом он снова превратился в мягкое облачко, которое бескорыстно помогает мне. Он предложил мне написать о чем-нибудь, чего душа хочет. Но я не знаю. Я даже никогда не писала, я даже никогда не думала писать. Мне нравится читать книги, но писать их — это не мое. Ведь надо иметь красивый литературный слог, чего у меня точно нет. В наличии имеется только мое воображение. И он считает, что этого достаточно? Ну, ладно, раз он так считает. Ой, что я говорю... Я опираюсь на его мнение?! Я говорю, какой он прекрасный, хотя я его толком не знаю, что же делать, по-моему я ВЛЮБИЛАСЬ?! А-А-А-А-А! О НЕТ! Только не это, он же мой учитель, ему 22 вроде или 23, а мне 16. И что же мне делать дальше? О нет, я теперь всю ночь буду думать об этом».

Всю следующую неделю Ивон ходила в школу, стараясь игнорировать свои внезапно разгоревшиеся чувства к мистеру Никлсону. Конечно, ей было тяжело, ведь каждый раз, когда он бросал на неё свой мимолётный, но очень нежный взгляд, от которого у девушки бегали мурашки по коже, она замирала в этом мгновение, и все проблемы мира ей казались такими несущественными и маленькими, ведь её любовь — это высшее чувство. За долгое время Ви почувствовала себя в безопасности, её не одолевали грусть и гнев — постоянные её спутники. Она была легка, как облачко. Все пространство её мыслей занимал один-единственный человек. И ей это нравилось.

Спустя ещё пару недель Ивон решила приступить к решающим действиям, она была сосредоточена на чётком достижении цели — завоевать учителя по литературе всеми возможными способами. После урока, тему которого Ви, как всегда, прослушала, ведь была увлечена кое-чем другим (а именно, рассматриванием цвета глаз мистера Никлсона), она дождалась, пока все выйдут из класса, а после подошла к нему и уверенным голосом спросила:

— А Вы любите Шекспира?

И после этой фразы она сразу поняла, что всё катится в пропасть, из которой ей никогда не вылезти. «Конечно, он любит Шекспира, ведь он учитель литературы, хотя это мнение тоже очень глупо, ведь он может и не любить его по разным причинам», — подумала Вонни.

— Да, Миллер, я люблю Шекспира, а тебя что-то интересует из его произведений?

«Миллер? Хм-м... вот класс, начал называть меня просто по фамилии, а как же просто Ивон, ну или хотя бы мисс Миллер, что ли?..» — снова появились лишние мысли в её голове.

— Да, я бы хотела подробнее ознакомиться с его ранним творчеством.

— Ну, тогда рекомендую... — не успел закончить фразу мистер Никлсон.

— «Ромео и Джульетту»? Я могу перечитывать по сто раз эту пьесу.

— Отлично, я рад, но не хочешь почитать что-нибудь новое, раз это уже читала?

— Нет, здесь обыгрывается особая тема любви, прекрасная и страстная, а самое главное, вечная и неугасаемая, которая будет жить всегда, ведь они не просто были готовы пожертвовать жизнью ради друг друга, но и пожертвовали, печальная и трагичная история, но в то же время она даёт понять читателю, что любовь способна творить с людьми безумные вещи.

— Я потрясён, Ивон, ты удивительно точно передала суть, касающуюся темы любви, конечно, в своей интерпретации и в своём видении, но ты умеешь видеть смысл, несмотря на то что в этом произведении его нетрудно уловить, — усмехнулся учитель.

— Спасибо, Шон. (Вонни услышала, как одноклассницы гадали, как зовут мистера Никлсона, но одна из них не выдержала и призналась, что это её брат и его зовут Шон. Ви стояла у своего шкафчика, и у неё не очень хорошее зрение, поэтому не смогла разглядеть, кто именно из них произнёс эти слова.)

После того как она назвала своего школьного учителя по имени, ей можно было сразу забирать документы.

— Хм, откуда ты узнала моё имя?

— Я? Да так... Извините, пожалуйста, случайно вырвалось.

— Ничего, я понимаю.

«Что случилось? Мистер Никлсон резко подобрел ко мне? С чего это? Может, я ему тоже нравлюсь? Нет-нет, бред полный, абсурд», — подумала Ивон.

— Ивон... — спокойным, но весьма строгим голосом начал тот самый.

Девушка не могла отвести от него глаз и смотрела прямо в его светло-карие глаза. И ждала того момента, пока он скажет ей те самые слова, которые она так мечтает услышать.

— Я хотел спросить, ты...

— Да! Конечно! Безусловно! Абсолютно!

Ивон изнемогала от своих чувств, она находилась в состоянии эйфории, и, соответственно, её мозг нормально не функционировал, ведь сердце было полно горящей, обжигающей любви.

— А на что такая бурная реакция?

— На Вас! Да, я люблю Вас! Как вы не поймёте?! Люблю, люблю, люблю.

И секундой после, как она произнесла эти слова вслух, она поняла, какую ужаснейшую ошибку сделала. Ускоренное сердцебиение, учащённое дыхание, пот на лбу и по всему телу, в целом расширенные зрачки — на то мгновение это были не признаки влюблённости, а показатели панической атаки.

— Как ты? Выглядишь не очень, пошли в медпункт, — спросил немного ошарашенный её словами паренек.

— А... а... а...

— Так, осторожно, вот так, мы идём в медпункт, ты спокойна, ничего страшного не случилось.

На этих словах Ивон стало немного полегче. Она поняла, что такой человек, как он, не осудит другого за такие мелочи.

Они спустились на первый этаж. Испуганную до смерти Ви осмотрела медсестра и отпустила.

После недолгого разговора Дженнет и Шона по поводу пациентки та даже начала ревновать к миловидной медсестре, ведь она была примерно того же возраста, что и возлюбленный Вонни.

Ивон сидела на скамейке перед медицинским кабинетом, от которого всегда веяло разного рода лекарствами, и смотрела в потолок, не понимая, что происходит. Раньше с ней в школе таких ситуаций никогда не происходило. В какой момент всё пошло не так? Хотя она знает в какой. Вновь вспоминая покинувшего этот мир отца, она опустила взгляд и увидела перед собой его.

— Ой, голова кружится, — начала диалог Ивон.

— Медсестра сказала, что должно стать полегче через пару часов, она тебе что-то дала, так и не понял что.

Возникла пауза.

— Мистер Никлсон, простите, я не хотела этого говорить и уж тем более беспокоить Вас, но...

— Но что?

Снова эта пауза. И напряжение в воздухе.

— Я рад позаботиться о своих учениках, ты же знаешь, мне не доставляет это дискомфорта.

— Да, я знаю.

— Тогда почему извиняешься?

— Вы говорите со мной не как с ребенком.

— Потому что хочу участвовать в вашем воспитании, привить вам ценности, правильные установки в жизни.

— Я знаю, и я Вам за это очень благодарна, как и каждый ученик, который ходит на Ваши уроки.

— Но ты другая.

— Извините?

— Я говорю, ты другая.

— Я другая? Я не понимаю.

— Ты более взрослая, нет, не так. У тебя другое мышление.

— Спасибо, но...

— Почему, ты думаешь, я тебе задал написать что-то своё? Я хотел увидеть, что именно ты напишешь, посмотреть твоё «я» на письме, ведь другие способы мне недоступны, я не могу узнать тебя поближе, кроме как прочитать то, что отражает суть твоей личности.

У Ивон не было слов. Она была потрясена. Она тряслась. Но не знала, от счастья ли или её всё ещё знобило от панической атаки. Она не медлила с ответом и выдавила из себя несколько жалких слов, так как отдала все силы на признание в любви:

— Мистер Никлсон...

— В стенах школы, да, но я надеюсь, что впоследствии ты станешь называть меня Шоном.

— Вы мне нравитесь, Вы и сами это поняли, а точнее, я сказала, что я Вас люблю. Это правда. Но я не понимаю, Вы тоже меня любите? Я вообще думала, что Вы просто беспокоитесь обо мне, как и обо всех.

— Ты особенная для меня, я не могу сказать, люблю ли я тебя, но ты мне нравишься.

— Как?

— Как девушка.

Опять неловкая пауза.

Запись Ивон Миллер. 22 сентября 2014 года. 14:02

«Дорогой дневник, я запуталась. Моя жизнь — сплошной сумбур. Удивителен тот факт, что я всё ещё остаюсь в трезвом уме, а не лежу где-нибудь в лесу под открытым небом, заблудшая и не знающая обратного пути домой, ведь именно в таком душевном состоянии я сейчас нахожусь. Я НРАВЛЮСЬ МОЕМУ ШКОЛЬНОМУ УЧИТЕЛЮ ПО ЛИТЕРАТУРЕ, КОТОРЫЙ СТАРШЕ МЕНЯ НА 6 ЛЕТ! Ладно, я смирилась с тем, что он мне нравится, но то, что я ему тоже, это слишком откровенно для меня. Я никогда не ждала взаимной любви, всегда любила безусловно. Не знаю почему. Наверное, не думала, что меня в принципе вообще кто-то может полюбить по-настоящему. Точнее, не так, не думала, что кто-то может полюбить настоящую меня. Ведь я всегда показывала всем свои самые лучшие стороны, те стороны, которые они хотели видеть, иначе окружающий мир стал бы осуждать: ты не такая, ты некрасивая, ты делаешь что-то не то, говоришь что-то не то. Все всегда осуждают, критикуют. А этому человеку нравлюсь я такая, какая я есть. Я совершенно обычная, хотя он утверждает обратное. Он видит те стороны моей натуры, которые я в себе не вижу, говорит обо мне те удивительные вещи, которые я бы о себе никогда не сказала. Конечно, я его люблю, как можно в него не влюбиться? Разве любовь — это не то чувство, которое заставляет тебя становиться лучше, не оно ли окрашивает все цвета твоего мира в цвета радуги и всё в этом духе, но самое главное, не ради любви ли ты живёшь? Не именно любви к мужчине, а в целом, ко всему. Если подумать, то любовь поддерживает на плаву этот мир, ведь каждый из людей что-нибудь или кого-нибудь любит. Моя воплощается в виде душевной тяги к мистеру Никлсону, также я с бесконечной силой люблю своего отца, и я обожаю закаты и рассветы (но кому они не нравятся?), меня забавляет пересматривать один и тот же фильм, если он достоин этого, а также обожаю классическую музыку и медитировать, необычный подросток, да?»

Минуту спустя после того, как Ивон записала свои мысли в дневник, она едва услышала стук. И после зашла её мать со слезами в глазах и спросила:

— Вонни, не хочешь прогуляться?

— Мам, что случилось?

— Да так, ничего, просто хотела узнать, может, хочешь кофе попить или ещё чего-нибудь.

— Давай, мам.

Ивон видела практически всех людей насквозь, даже незнакомых, а перед ней стояла её заплаканная мать. Ей было нетрудно догадаться, что случилось что-то явно неприятное.

Ивон и Изабелла вышли из дома и шли по шоссе, выбирая, где бы им присесть.

— Так что? — начала Ивон.

— Куда пойдем? В кофейню или в ресторан?

— В ресторан? Там же дорого, и сегодня не праздник.

— Ничего, я хочу отметить.

— Отметить что?

— Окончание нашей совместной жизни с Майклом.

— КАК? А КАК? А ЧТО?

— Да... Мы разошлись, мы решили, что так будет лучше, а точнее, так решил только он.

— Что конкретно произошло?

— Если вкратце, он сказал, что не хочет меня больше видеть, я ему надоела, в наших отношениях нет романтики, сказал, что изначально видел это во мне, но думал, что со временем это пройдет, как только я забуду... и я... я... — захлёбываясь от слёз, с трудом говорила Изабелла.

— Успокойся, мам, дыши.

— Я просто не понимаю, как так, знаешь... Ведь всё было так хорошо, я бы сказала, даже идеально, но для него, видимо, всё было по-другому, а я думала, что нашла нужного человека.

Возникла тишина. Изабелле нужно было отдышаться, высморкаться в платок, вытереть слёзы, которые всё капали и капали с её щёк.

— Эх, доча, ты прости, я не хотела тебе всё это рассказывать, только о том, что мы разошлись. Но в итоге всё само всплыло, чувствами сложно управлять.

— Ох, как ты права.

— Солнышко, я хочу тебе посоветовать. Всегда следуй зову твоего сердца, тому голосочку, который спрятан внутри, он глубже, чем ты думаешь. Вот он приведёт тебя туда, куда надо. Мы так часто ошибаемся. Да, ошибки — часть нашей жизни, без них не обойтись, а страданья закаляют, и без них жизнь тоже теряет смысл, ведь кому нужно вечное счастье? Только через адскую боль мы познаём, что такое небесное счастье. Я вот ошиблась, но эта ошибка сделала меня сильней и опытней, а от душевных терзаний, что я сейчас испытываю, я получаю надежду, что в ближайшем будущем у меня будут светлые моменты, а потом снова по нисходящей. И так по новой.

— Ты права, мам, абсолютно.

Хоть Ивон и согласилась с мамой, она знала, что у той был в руках уже второй стакан мартини, если не третий.

Этот мерзопакостный для Изабеллы день Ивон запечатлеет в своей памяти навсегда, ведь это был первый день за все время после смерти её отца, когда мать общалась с дочкой так ласково, и Ви было неважно, что в очередной раз речь шла не о ней и о её эмоциях и переживаниях, а о чувствах её матери.

После того долгого и мучительного для них обеих разговора они утомились и отправились домой. Вдребезги пьяная Изабелла еле-еле перетаскивала ноги, держась одной рукой за дочь и половину веса тела перекинув на неё. Всё же она добралась до дома и сразу улеглась на диван в гостиной, так как не смогла дойти до своей комнаты. Ивон же как физически, так и морально была полностью опустошена. Ей не давала покоя та мысль, что Майкл хоть и был снобом и занудой (наверное, если бы это были почётные звания, то он бы был сноб высшей категории, зануда первого ранга, а если бы был математиком, то Ви называла бы его занудой в четвертой степени), но они идеально подходили друг другу с Изи: оба спокойные, скучные и не особо много хотящие от жизни.

Следующее, что пришло на ум этой девчонке, было: «Может, дело было не в маме? Может, у него просто появилась другая? А! Вот... Мне нельзя даже думать таких слов. Надо сказать маме. Нет, думаю, лучше не стоит, это же просто предположение... Мне очень хочется оказаться неправой».

Ви бросила эту мысль на какое-то время, но переживания о маме ее не оставляли.

Все мысли о матери, о мистере Никлсоне, о новом соседе вгоняли ее в ступор, и она решила пораньше пойти на боковую.

Улегшись в прохладную постель, Ви уснула мертвым сном. Но наутро она почувствовала себя очень странно. Разные картинки мелькали перед ее глазами, спустя несколько секунд, после того как она открыла глаза, появился оглушительный шум в ушах, казалось бы, способный убить всё в радиусе километра. Несмотря на то что в этом состоянии она находилась секунды 2 и образы сменяли друг друга со скоростью, обгоняющей скорость света, она успела запомнить картину в целом.

Спустившись в гостиную, она наблюдала маму в таком же положении, в котором она оставила вчера ее отдыхать. Весь день Ви пыталась понять, что могло бы обозначать солнце, космос, большие часы, вспышки, она сама, но в форме какого-то столбика света.

Но это ни к чему не привело. Она спокойно отсидела положенные часы на уроках и уже думала, как всегда, идти по протоптанной, всеми забытой, но такой любимой ею дороге домой, но тут ей в голову забралась одна мысль, которую она так тщательно старалась прогнать, но была не в силах противиться ей, тем более желание сбежать от проблем превалировало над всеми остальными.

Вонни уже была в лесу. Все сияло и светилось от пробудившейся весны. Она была уже в самом разгаре. 7 октября 2014 года, 17:00, Ви села и, как всегда, начала строчить первые пришедшие на ум слова:

Запись Ивон Миллер. 7 октября 2014 года. 17:00

«Дневничок, как дела, дорогой? Я открываю тебя сейчас, так как мне нужен собеседник, друг, близкий человек, психолог. Ты все в одном флаконе. Сейчас в моей жизни происходит очень много событий. Ты еще не знаешь, что мама рассталась с Майклом. Не знаю почему, но меня это очень сильно расстроило, хоть мне он и не особо нравился, а если быть совсем честной, то совсем не нравился. Но мама была с ним счастлива, вдобавок не вспоминала про отца. Хотя это мне доставляло некий, конечно, дискомфорт, ведь она абсолютно забыла, что значил для нее он и какую роль играл он в нашей жизни. Но это абсолютно ни при чем именно сейчас. Мне еще больно от того, что мистер Никлсон ведет себя странно. Мы в школе, конечно, ведем себя как ученик с ученицей, то есть на публике не показываем, что что-то испытываем друг к другу, был бы чудовищный скандал, мне ведь 16, это незаконно, но даже когда никого нет поблизости, он холоден: не лезет обниматься первый, не говорит милости, не спрашивает, понравился ли мне сегодняшний урок. Меня это очень тревожит. Но самое странное, что было за последнее время, это мой сон. А точнее, это был не то чтобы сон, я видела его, когда уже проснулась. Я обшарила всевозможные сайты, узнала обо всех существующих болезнях и просто кратковременных моментах такого рода, но пришла к выводу, что это мог быть обычный лунатизм».

Закрыв дневник, девушка начала рассматривать красоты леса. Она видела каждую букашку, проползающую меж зеленых травинок, каждую пылинку в воздухе, улавливала отдалённые голоса и звуки, и ей казалось это немного странным, ведь раньше она такого не замечала. А сейчас планета ей стала доступна на 15 процентов больше, чем раньше.

Вместе с некой радостью она чувствовала и страх перед неизведанным, чем-то новым для неё.

Но она пыталась оправдать это тем, что до этого она была слишком слепа. Она была простым, ничего не замечающим подростком, которого не волнуют такие мелочи, как красота природы. И эта фальшь сработала. Она сумела сама себя убедить