"Чемодан"
1
– Что ты здесь делаешь?
Это был первый вопрос, который успел прийти Маккинли в голову, и на который он точно хотел услышать ответ. «Не любопытства ради, вовсе нет», – уверял он себя. Будь Джим хоть на каплю заинтересован в ней, он бы наверняка всё узнал ещё тогда на автотрассе, когда они с отцом неслись шестьдесят миль в час по пустым дорогам по пути в Беллтаун, когда тот крепко сжимал руль, желая слиться с машиной и не видеть осуждающего взгляда сына; он мог решить всё тогда, но не стал. По понятным причинам не стал: ведь какое ему дело до Инит, когда в голове творилось чёрт-те что, и привычная жизнь его, казалось, летит под откос; летит, как летела машина, в которой оказались эти трое.
Сейчас он стоял перед ней, ожидая ответа. Уличное освещение едва давало возможность рассмотреть девчонку, но, как успел заметить Джим, выглядела она неважно: небольшая ссадина на правом колене, как след от соприкосновения с асфальтом, и несколько незначительных царапин, беспорядочно разбросанных по всему телу. В голову тут же ударили неприятные воспоминания о вечерних рассказах миссис Гроссман – одинокой женщины, проживающей через один дом от семьи Маккинли. Пятница. Семь часов пополудни. Маленький Джим вместе с Джиной Хесс, – тогда она ещё не была миссис Гроссман, – располагались на веранде со стороны заднего двора, чтобы следующие два часа проводить время за разговорами о её бывшем муже. «И как его земля носила. Давно бы сдох в какой-нибудь канаве», – говорила Хесс, пуская сигаретный дым из ноздрей. В такие вечера она доставала свой лучший табак, который у неё только был в доме, сворачивала его в тонкую тугую трубочку и прикуривала; и так сигарету за сигаретой, пока ей было что рассказать Джимми, а рассказать всегда было что. «Пока ты маленький, Джим, мир кажется таким однобоким, плоским. Мама любит папу, папа любит маму, и оба они любят тебя, а ты любишь их. И никто кроме меня тебе не скажет правды. А правда в том, что всё это чепуха для взрослых. Чепуха, да и только». Она бросала недокуренную сигарету и тянулась за новой. «Один раз поверженный – поверженный навсегда. А знаешь – почему? Да потому что боль эта заполняет всё твоё тело. Заполняет как вирус». «Вирус?» – переспрашивал её Джимми. «Да, вирус. Страшный недуг, лечение от которого и есть та самая чепуха в головах взрослых. Именно она воскрешает... Вот уж не знаю, Джим. Время идёт. Мне уже сорок семь, а я всё жду, когда же и со мной это случится».
В тот день Маккинли впервые узнал о другой стороне жизни, о страшной стороне, о которой предпочёл бы забыть. Семейное насилие, как оказалось, было далеко не единичным случаем Джины Хесс. Были и другие – десятки, сотни, тысячи таких женщин и детей; женщин и детей, которые молчали. Являлась ли Инит одной из них? И если нет, то от чьих рук она постоянно страдала?
Он долго наблюдал за ней, пока девчонка не протянула ему синий чемодан с оранжевыми ручками и не спрятала руки за спиной.
– Что это?
– То, что я украла. Набор инструментов.
Парень недоверчиво покосился на неё. Взгляд у него был такой, будто стоял он не у себя во дворе, а где-нибудь на барахолке у Гастон-бридж среди жуликов и надувателей, пытающихся заговорить его и впарить никому ненужный товар. Но товар этот был ничем иным, как отцовским чемоданом. Да-да, он точно отцовский. Джим узнал его; узнал бы из тысячи подобных; узнал бы и в кромешной темноте. Одна из ручек была перемотана синей изолентой, а на самом чемодане красовалась буква «M», выполненная флуоресцентной краской.
– Это всё? – спросил Маккинли.
На что девчонка молча кивнула.
– Спасибо.
Он развернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл в сторону дома. Но, как только за ним хлопнула калитка, и его сутулую спину поглотила тьма, с места, где он только что разговаривал с Инит раздался крик:
– Очень по-джентельменски!
"Чтоб тебя!"
Джимми крепко сжал кулаки и почувствовал, как сильно ногти впились ему в ладони, оставив на них дугообразные следы. Пускай. Они быстро исчезнут на его разгорячённой коже ещё до того, как он снова откроет калитку и скажет:
– Ты не та, с кем я должен себя так вести. Ты воровка, и я не хочу иметь с тобой ничего общего.
Девчонка выпучила на него свои большие глаза и сделала шаг назад.
– Но я же вернула всё обратно, – пролепетала она.
– Сначала украла то, что тебе не принадлежит, а потом вернула обратно, – поправил её Джим.
– Но ведь вернула.
– И что? Это так не работает. Здесь тебе не Беллтаун.
– Я знаю. Но кто говорил, что я из Беллтауна?
– Ты. Ты так сказала моему отцу. Или ты соврала? – Заметив смятение на её лице, он тут же натянул на себя маску безразличия и выцедил: – Можешь не отвечать. Это уже неважно. С тех пор, как ты появилась, все будто с ума посходили: сначала мой отец, потом Чарли... Я не хочу быть следующим. Ясно?
– Прости. У меня никогда не получалось заводить друзей.
– И в этот раз не получится, – сказал он и ушёл.
2
После плотного ужина, – Лиззи приготовила его любимую лазанью, присыпав всё это дело острой приправой, – Джимми расположился на кровати, чтобы скорее заснуть, но сна не было ни в одном глазу: раны на зло чесались и ныли, и даже самое незначительное движение отзывалось новой болью. После десяти минут борьбы с самим собой, он привстал с кровати и подошёл к окну. Здесь было тихо. Слишком тихо. Как в фильмах, которые он смотрел с Чарли, где мёртвая тишина всегда предвещала что-то плохое: либо смерть второстепенного персонажа, потом главного, либо главного, а потом второстепенного. В любом случае, кто это будет из них – лишь вопрос времени. Ведь Джим знал, что в итоге это случится, потому что в мёртвой тишине нет ничего хорошо, как и в той, что царила на Подземке. В ней была Инит. Она ходила поперёк главной дороги, туда-сюда, измеряя полуметровыми шагами расстояние от одного бордюра до другого. В лёгкой белой футболке и в тех же шортах, в которых она была во время второй их встречи.
– Эй, – шёпотом позвал Маккинли. Девчонка бросила взгляд в сторону калитки, откуда, как ей показалось, доносился шум, но там никого не оказалось. – Я наверху. – Голос раздался чуть выше. Она подняла голову и заметила тёмную фигуру, выглядывающую из окна второго этажа. Это был Джимми. – Почему ты ещё здесь? Я же сказал тебе уйти.
– Мне некуда идти! – крикнула Инит в ответ.
Её голос прозвучал громче чем нужно, и Маккинли тут же поспешил на неё шикнуть:
– Тише ты! Нормальные люди вообще-то уже спят.
– Прости. – Она тут же зажмурила глаза, будто забыла сделать дома что-то очень важное. Например, вытащить вилку из розетки и убрать утюг с ситцевых штор. А затем медленно приоткрыла сначала один, а потом второй глаз.
– Ты сказала, что тебе некуда идти, – продолжил Джимми, после того, как снова поймал на себе её взгляд. – У тебя нет дома?
– Я похожа на человека, у которого нет дома?
– Вообще-то, нет. Тогда почему ты сказала это?
– Потому что я опоздала на автобус, и мне действительно некуда идти. Мой дом в тридцати милях отсюда.
– В чём проблема? Поймай машину. У тебя отлично это получается, – сказал парень.
– А знаешь, что получается у тебя? Вешать на людей ярлыки, – огрызнулась она в ответ на его предложение. – Джимми, я серьёзно. Мне нужно где-то переночевать...
– Мой дом похож на гостиницу?
– Нет...
– Тогда какого чёрта ты здесь?
Инит скрестила перед собой руки:
– Когда ты уже сменишь пластинку? У тебя есть вопросы поинтереснее?
– Есть, – недолго думая, сказал Маккинли. – Откуда у тебя эти синяки?
– Оттуда, откуда и твои, – быстро среагировала она.
– У меня всё просто: я упал с велика. А ты всегда падаешь с велика перед нашей встречей?
Девчонка пожала плечами:
– Это лишь значит, что я плохо катаюсь.
Не нужно быть Полом Экманом, чтобы понять, что она говорила неправду. Скорее, Джим сделал что-то вроде напоминания самому себе, что перед ним стояла всё та же девчонка, с которой он столкнулся на пустыре, и ей не следует давать послабление. Тем не менее, он спросил:
– Ты голодна?
Вопрос прозвучал неожиданно, но от одной только мысли о еде, у неё засосало под ложечкой.
– Немного, – ответила она.
Джимми кивнул и нырнул в комнату, а через несколько секунд снова показался в проёме вертикально раздвижного окна, которое здесь называли английским. Он продемонстрировал в руках шоколадный батончик.
– Будешь?
– Что это?
– "Виспа" с фундуком.
– А нет чего-нибудь съедобного?
Брови Джима поползли вверх:
– Я не гостиница и не автомат по выдаче еды. Бери, если не хочешь остаться голодной, – сказал он и бросил шоколадный батончик со второго этажа.
Она успешно поймала его и посмотрела на парня, чтобы сказать спасибо. Но вместо этого увидела, как тот принялся закрывать окно.
– Стой, куда ты?
Джимми замер и приподнял нижнюю створку до максимума:
– Пошёл спать.
– Ты оставишь меня здесь?
– Ага.
– Но ты не можешь...
Его губы искривились в лёгкой ухмылке, а в уголках глаз заплясали озорные чёртики:
– Спокойной ночи, Инит. Надеюсь, утром тебя здесь уже не будет.
Парень закрыл окно и вернулся в свою постель. Циферблат электронных часов показывал без пары десятков минут два. Завтра утром около семи часов отец уйдёт на работу. Если до этого времени Инит будет ещё здесь, то отец почти точно узнает её и наверняка он заинтересуется её присутствием на Подземке. А она наверняка ему солжёт. У Джимми просто не было другого выбора, кроме как проснуться раньше отца и посадить её на автобус, в случае, если девчонка не сделает этого сама. Он завёл будильник на шесть утра и уткнулся лицом в подушку. И на этот раз сон не заставил себя долго ждать.
3
Когда он проснулся, было уже светло.
– Ты родилась в Беллтауне или вы переехали туда?
– Я жила в Беллтауне столько, сколько себя помню.
Джимми лежал в кровати на границе сна и реальности, слушая знакомые голоса, доносившиеся откуда-то снизу. Смех. Высокий, не похожий на те, что заполняли этот дом всю его сознательную жизнь; слишком молодой и непринуждённый. Так, а что там со смыслом? Они говорят о Беллтауне. Хороший город. Джим бывал там лишь однажды, когда они с отцом подвозили одну девчонку до библиотеки Фрид-Монтроуз. Бывают же совпадения: те снизу тоже говорили о Беллтауне. Интересно, кто они? Джимми открыл глаза и взглянул на электронные часы. Светящиеся цифры показывали половину восьмого. Слишком рано для приёма гостей. Можно поспать. Парень снова уткнулся лицом в подушку.
– Джим ещё спит, я пойду его разбужу.
Голоса доносились откуда-то издалека.
– Нет, миссис Маккинли, не нужно...
Новые обрывки. Почему эти двое говорят о Джимми? И кто зовёт его мать миссис Маккинли? Джимми приподнялся на локти, чтобы прийти в себя и вспомнить вчерашний день. Он пришёл домой чуть ли не за полночь, поел, умылся, лёг в кровать. Заснул? – Нет, не заснул. Полученные раны не дали этого сделать. Тогда что он сделал? Он поговорил с Инит, которая обещала уехать к утру, завёл будильник, чтобы проконтролировать её, и лег спать. Завёл будильник... Ну конечно!
Джимми подскочил с кровати как ошпаренный и начал бегать по комнате, в поисках каких-нибудь шорт и футболки, параллельно слушая тех снизу.
– Джимми мне ничего не рассказывал о тебе...
"Где все чистые футболки? "
– Он вообще редко что рассказывает. Чем старше становится, тем реже.
"Ну конечно, давай расскажи ей, какой плохой я сын".
– Единственный мужчина в доме, кто не держит от меня секретов, это Альфред, мой муж. Тебе очень повезло, что он оказался рядом.
Инит открыла рот, чтобы согласиться с ней, как в ту же минуту на кухню вошёл Джимми.