Глава 2. Театр теней
Эмма сидела у окна своей комнаты, обхватив колени руками, и смотрела, как на заднем дворе играет её младший брат. Он вырезал из картона маску — в чём-то жуткую, с кривыми прорезями для глаз. Ветер поднимал пыль, шевелил занавески, и в этом обычном, скучном августовском дне было что-то... неправильное.
С тех пор как они переехали в этот проклятый городок — или как минимум казавшийся проклятым — Эмму не отпускало странное ощущение. Не страх, нет. Что-то хуже. Как будто в доме был кто-то ещё. Кто-то, кто всегда чуть позади, за спиной.
— Люк, хватит пялиться в окно, — строго сказала она. — Пойдём внутрь. Уже темнеет.
— Я почти закончил, — буркнул он, не отрываясь от своей жуткой поделки.
— Пожалуйста.
Он нехотя встал, прихватив с собой маску. Подошёл ближе.
— Смотри. Нравится? — надел её.
И на секунду Эмма вздрогнула. Эта маска... она напоминала ЕГО. Только позже, ночью, она поймёт, кого именно.
⸻
На следующий день в школе, среди старых фотографий театрального кружка, она заметила знакомое лицо. Не сразу, не напрямую — просто пробежав взглядом по пожелтевшему снимку, где молодые актёры стояли на сцене. Кто-то в клоунском гриме... с этим самым кривым, неестественным оскалом.
— Кто это? — спросила она у учительницы.
Та взглянула мельком.
— Не знаю. Театр давно не работает. Сгорел лет двадцать назад. Почти все погибли. А чего это ты туда смотришь?
Эмма пожала плечами. Но в голове уже складывались первые кусочки картины. Пожар. Старый театр. Клоун.
Вечером она снова вернулась к фото — в школьной библиотеке. И вот что странно: лицо на снимке изменилось. Тень легла по-другому. Грим стал темнее, как будто кто-то влез в архив и нарисовал поверх. Или...
Она решила сходить туда. На руинах театра был только остов — разрушенные колонны, полусгнившая сцена, занавес, тронущийся от прикосновения пальца. Но и кое-что ещё.
Маска. Та самая. Или очень похожая. Валялась среди пепла, в углу сцены.
Эмма наклонилась, чтобы взять её, и вдруг услышала шорох. Где-то за стеной. За тем, что раньше было гримёркой.
Дверь приоткрылась сама собой.
— Люк?.. — хрипло сказала она. Но Люк был дома.
Тишина.
И снова — скрип. Кто-то царапал по полу. Кто-то приближался.
⸻
Эмма бросилась прочь. Споткнулась. Упала. Сломала ноготь до крови. Бежать было тяжело — как будто воздух стал вязким, как мёд. Как во сне. Только она не спала.
А позади, из распахнутых дверей театра, на неё смотрели глаза. Два пустых, белых глаза — из глубины клоунской маски.
И зубы. Эти... зубы.
Треск. Легкий, почти незаметный, но пугающе неуместный. Как будто кто-то пальцем провёл по ржавой проволоке. Люк резко поднял взгляд, и в этот момент на экране телевизора что-то мигнуло. На долю секунды. Эмма не заметила. Она продолжала листать газету — скорее по инерции, чем из интереса. Но Люк замер. Он был уверен, что видел... клоунскую рожу. Белую, с чёрными впадинами вместо глаз и мерзкой гримасой. Или это был шум сигнала?
— Ты это видел? — наконец выдохнул он.
Эмма хмыкнула.
— Видела, как ты испугался своей же тени.
Он медленно подошёл к экрану. Там снова шёл репортаж. Какой-то пожар в другом штате. Голос диктора глухой, монотонный. Всё выглядело нормально. Но...
Экран едва заметно дрожал. Как будто телевизор дышал.
— Что за... — Люк почти коснулся пальцами стекла.
И тут экран начал искажаться. На секунду — нет, меньше — звук захлебнулся, и вместо диктора прорезался чужой голос. Низкий, сиплый, с металлическим привкусом в каждом слове.
"Ты звал меня, Люк. Ты оставил дверь открытой."
Он отпрянул, чуть не опрокинув стул. Телевизор потемнел. Мгновение спустя — обычная картинка. Как будто ничего не было.
Эмма уже стояла рядом.
— Ты бледный. Что произошло?
Он молчал. Просто смотрел в экран, который теперь отображал старую комедию — двух клоунов, бегающих за курицей под весёлую музыку. Один из них... выглядел слишком знакомо. Чересчур.
•
Ночью было тяжело дышать.
Дом будто стал теснее. Как если бы стены чуть-чуть придвинулись. А полы начали скрипеть чаще. Даже когда никто не ходил.
Эмма лежала в постели, глаза широко раскрыты. За стенкой — комната родителей. Глухо, спокойно. Только тиканье часов.
Щёлк.
Где-то снизу хлопнула дверь. Или это был просто сквозняк? Девочка не была уверена.
Она встала. Взяла с собой фонарик — не потому, что боялась темноты. А потому, что в темноте стало что-то... не то.
Коридор вытянулся, как кишка. Стены будто сжались, фонарь едва пробивал тьму. Где-то за кухней — звук. Будто стул по полу протащили. Медленно, с нажимом.
Шорох.
Она остановилась у лестницы в подвал. Сердце застучало. Там, внизу, было что-то... нехорошее. Нечеловеческое.
И вдруг она услышала: смех. Негромкий, клокочущий. Будто кто-то смеялся в тряпку. Или с полным ртом крови.
Фонарь мигнул. Потом ещё раз.
И в этот миг, на ступенях, она увидела ботинок. Слишком большой. Грязный. Театральный. И тень, медленно поднимающуюся вверх по лестнице.
Эмма попятилась, задом, едва не упав. Фонарь выскользнул из руки.
Когда он ударился о пол, свет осветил стену.
На ней — надпись.
«Ты знала. Всегда знала. Это в тебе.»
И красная капля, стекающая вниз.
Они молчали, глядя в темноту, пока за окном не раздался глухой удар — будто кто-то хлопнул по металлическому баку. Эмма резко обернулась. Люк сжал её запястье.
— Мусор. Просто бак упал от ветра, — пробормотал он, хотя сам уже прислушивался куда более внимательно.
Дом стоял у дороги, и ночью туда частенько задувало сильные порывы. Но сегодня... всё казалось слишком натянутым.
Эмма подошла к окну и вгляделась в ночную улицу. Тусклый фонарь бросал свет на пустой тротуар, и в этом полумраке вдруг заиграла какая-то угнетающая симфония внутри её головы — будто в этой тишине кто-то стоял. Наблюдал.
Она отпрянула и поспешила задвинуть шторы. В этот момент в другой комнате заиграла телевизионная заставка новостей — она шла фоном, но звук внезапно стал громче.
«— Мы прерываем программу экстренным сообщением. Сегодня в театральном районе Брукхейвена был обнаружен изуродованный труп мужчины. По предварительным данным, пострадавший — работник местного театра...»
Голос диктора дрожал. На экране мелькнуло место происшествия — здание театра, огороженное жёлтой лентой, мигающие синие огни, копы, бегущие в кадре.
«...свидетели сообщили о фигуре в клоунском гриме, скрывшейся с места преступления до прибытия полиции. Местные жители уверены — это "тот самый" Арт Клоун, пропавший несколько лет назад после серии жестоких убийств. Полиция пока не даёт официальных комментариев...»
Эмма побледнела. Люк тоже замер, будто перестал дышать. Он повернул голову к ней.
— Это... он? — прошептала Эмма.
Люк только кивнул, сжав челюсть.
Тишина снова повисла в комнате, теперь уже с другим оттенком — она была тяжелее, вязкая и настойчивая, как кровь, просочившаяся сквозь щели реальности.
«...всем жителям Брукхейвена рекомендуется соблюдать осторожность, избегать выхода из дома в ночное время и не приближаться к старому театру. Линия экстренной помощи работает круглосуточно...»
Эмма выключила телевизор. Экран погас, оставив только отражение её бледного лица.
— Он вернулся, — сказала она, глядя в зеркало.
И в этом отражении ей показалось... будто за её спиной кто-то стоит. Но, обернувшись, она не увидела никого.
Только снова услышала тот глухой, еле слышный... смех. Не здесь. Не в комнате.
Где-то глубже. Внутри.