Петербургский вестник сообщает

Почти всю дорогу Костров и Пожарский молчали. Лишь когда уже до дома Веретенниковых осталось недалеко, Костров начал разговор.

— Давайте подумаем, Андрей. Только прошу не говорить про французские методы, — мрачно сказал Костров.

— Михаил Петрович, а как вы думаете, мог ли Евгений...

— Не перебивайте, — осадил его Костров, доставая из кармана свою любимую трубку, — Сначала я поделюсь своими мыслями, затем вы. Анна Веретенникова, восемнадцати лет, дочь статского советника, живет с родителями на Садовой, 24. Учится с Анфисой в одном пансионе.

Пожарский удивленно поднял брови:
— Откуда вы...

— Пока вы говорили с доктором Дубинским в гостиной, я успел поговорить с приставом Морозовым. Он хорошо знает обе семьи, — усмехнулся Костров. — Как думаете, по какой причине барышня семнадцати лет могла сбежать к своей подруге посреди ночи?

Пролетка резко свернула на Садовую улицу.

Костров намеренно сделал паузу, наблюдая, как Пожарский напряженно морщит лоб. Молодой чиновник, судя по всему, пытался что-то придумать.

— Возможно... любовь? — осторожно предположил он. — Может, Анфиса влюбилась в кого-то, кого родители не одобряли?

— Интересная версия, — кивну. — Но кто тогда убил слугу? Из этого можно сделать единственный возможный вывод. У Анфисы — если, это, конечно, она во всем замешана, был сообщник. Кто? — Костров прищурился и посмотрел точно в глаза Пожарского, — Вариантов пока два. Либо её дядюшка, который, как мне кажется, весьма интересный субчик. Да и ее мать, как мне показалось, слишком яростно защищала господина Щеголева.

— Тогда, может, Анфиса пошла против воли отца, а мать и дядя помогли ей сбежать? А Архип пал жертвой обстоятельств.

— Возможно, — кивнул Костров, — Есть один неоспоримый закон человеческой природы. Родители часто готовы ради своих детей на всё. В том числе, и на убийство и даже самопожертвование. Но знаете что я вам скажу? Убийца, вероятно, залез через окно. Там невысоко, но неподготовленный человек так не сможет. Даже такой высокий как Евгений. Поэтому, есть и вторая версия. Анфиса могла навести квартирных воров на квартиру. Как мы знаем, и Щеголев, и слуга Фирс слышали какой-то тихий свист на улице. По своему опыту могу сказать, что это довольно распространенный среди фартовых условный знак.

— А если она невиновна? — спросил Пожарский, — Может, ее исчезновение просто совпало с ограблением и убийством?

— Когда совпадений слишком много, это уже не совпадения, а улики, — протянул Михаил Петрович, — Но здесь меня смущает ещё один момент, — Почему воры взяли только ожерелье? В доме купца первой гильдии много ценных вещей. Это желанная добыча для любого бандита-форточника.

Карета резко остановилась перед особняком Веретенниковых, большим двухэтажным зданием в стиле ампир. Костров первым выпрыгнул на мостовую, его зоркий взгляд сразу отметил странную деталь — несмотря на ранний час, все ставни были закрыты.

— Смотрите внимательно, Андрей Иванович, — тихо сказал он, поправляя шинель. — Если Анфиса действительно здесь, значит, можно считать, что уже половина дела сделана

Пожарский нервно сглотнул, поправляя галстук:
— Но статский советник... это же высокий чин. Что если они нас прогонят?

Костров ответил, и глазом не моргнув:
— Тогда я вернусь сюда уже официально. С постановлением, подписанным товарищем* прокурора Санкт-Петербурга статским советником Миллером.

*Товарищ — в данном случае заместитель, типичное название зама в государственных учреждениях Российской империи конца XIX века.

На входе Кострова остановил сурового вида лакей лет сорока пяти:

— Не положено! — сказал он, на что получил ответ Кострова:

— Это судебный следователь и чиновник Петербургской сыскной полиции. Нужно поговорить с барышней.

На лакея, очевидно, не произвели впечатления эти слова. Он согласился пропустить гостей только после того, как Андрей достал свою полицейскую бляху.

Лакей побледнел, его пальцы судорожно сжали край двери.

— Я... я должен доложить господину статскому советнику...

— Мы подождем здесь, — Костров твердо ступил на порог, заставляя слугу отступить. — Но ровно три минуты.

Пожарский, следуя за старшим товарищем, шепотом спросил:
— Михаил Петрович, а если они действительно откажут? Все же, процедура получения постановления довольно...долгая.

— Прокурор Миллер — мой друг, — честно признался Костров, — Мы с ним вместе служили на Балканах. Мне он точно не откажет. В нашей с вами работе очень важно иметь знакомства во всех сферах. От криминального мира Петербурга до верхушки власти.

Пожарский хотел ещё что-то ответить, но не успел. Вернулся тот же лакей, и молча открыл входную дверь, велев гостям входить. Костров и Пожарский вошли в просторную гостиную с высокими потолками, где их встретил сам статский советник Веретенников – высокий, сухопарый мужчина с бакенбардами и холодным взглядом.

– Чем обязан такому раннему визиту? – спросил он, не предлагая гостям сесть.

– Господин Веретенников. Мы расследуем убийство в доме купца Зыкина, и мы вынуждены побеспокоить вашу дочь. Есть основания полагать, что она может дать важные показания, — сказал Костров вежливо, но твёрдо, — Я надворный советник Костров, судебный следователь. Со мной чиновник ПСП Пожарский.

— Что? Убийство? — удивленно сказал Веретенников, и плюхнулся в кресло, — Неужели сам Поликарп Степанович...

— Нет, убит его камердинер Архип.

Костров внимательно наблюдал за реакцией статского советника. Тот явно был ошеломлен новостью, и, казалось, не понимал, что происходит.

— Прошу прощения, господин следователь, — Веретенников провел рукой по лицу, вытирая пот со лба -- Но какое отношение имеет моя дочь к этому несчастному случаю?

«Несчастному случаю?» мысленно отметил Костров.

— Ваша дочь, как мы понимаем, близко знакома с Анфисой Зыкиной, — начал объяснять Михаил Петрович, медленно прохаживаясь по гостиной. Его взгляд скользнул по дорогой мебели, портретам в золоченых рамах. — Незадолго до ухода Анфиса сказала, что пойдет к вам. Вы видели ее вчера ночью?

— Нет, — твердо сказал Веретенников, — Более того, господин следователь, мы вчера вечером всей семьей были в Мариинском театре, на балете «Парижский рынок». Анечка обожает театр, и я стараюсь ей не отказывать.

— И все же, с вашего позволения, я хочу поговорить с Анной Алексеевной.

— Что же, если вы расследуете убийство... — голос статского советника звучал поникшим, — Говорите. Она у себя в комнате.

— Благодарю, — сказал Костров, и, скинув с себя шинель передал ее все тому же лакею, давая тем самым понять, что разговор явно не будет коротким. Пожарский тоже снял с себя дорогое темно-синее пальто и отдал тому же лакею. Вскоре, оба сыщика поднялись по лестнице на второй этаж дома Веретенниковых. Пожарский осторожно постучался в дверь комнаты Анны, и зашёл внутрь, получив одобрительное «Входите!».

Пожарский так и замер в дверях, случайно столкнувшись взглядом с Анной. Она показалась ему девушкой просто невероятной красоты. Михаил Петрович, заметив замешательство молодого коллеги, слегка кашлянул в кулак, напоминая о деле. Анна Веретенникова действительно была прекрасна — пронзительные карие глаза, тонкие брови, густые каштановые волосы, собранные в скромную, но изящную прическу. Однако в ее глазах читалось неподдельное удивление.

— Доброе утро, Анна Алексеевна, — начал Костров, проходя в комнату, — простите за беспокойство. Мы расследуем исчезновение Анфисы Зыкиной и убийство в их доме. Ваш отец сказал, что вчера вы были в театре.

— Да, это так.

— Но горничная Зыкиных утверждает, что Анфиса собиралась к вам в гости, — мягко, но настойчиво продолжил Костров. — Вы не видели ее вчера?

— Нет, — твердо ответила Анна, — Я последний раз видела её два дня назад в пансионе. Если бы она собиралась ко мне в гости, она бы предупредила меня заранее. Папа не любит незваных гостей.

Костров медленно обвел взглядом комнату. На письменном столе лежала открытая книга, рядом — чернильница. На стене висело зеркало. Его внимание привлекла небольшая деталь — на туалетном столике стояла ваза с полевыми цветами, уже начавшими увядать.

Пожарский, оправившись от первого впечатления, решил подключиться к допросу:
— Анна Алексеевна, вы сказали, что последний раз видели Анфису два дня назад. А она не говорила вам ничего... необычного? Может, жаловалась на что-то?

— Что вы?! Она в последнее время была очень счастливой. Говорила, что скоро наконец-то станет свободной. Она всегда такая счастливая, когда к ним приезжает её дядюшка Щеголев.

— А вы его знаете? — спросил Андрей, оглядываясь по сторонам.

— Не очень, но...он был у нас на обеде несколько раз. Евгений умный, образованный. Он мне рассказывал, что учился за границей, в Марселе, кажется. Хотя, по правде сказать, в Марселе ничего интересного нет. Да и в целом, во Франции, — Анна и не заметила, как сменила тему, — А вот Цюрих...

Костров едва заметно усмехнулся. Везёт ему сегодня на гостей из Франции. Один в Париже учился, другой в Марселе. Михаил Петрович единственный раз бывал за границей только во время службы в армии. И то, это была Болгария, а не Франция.

— Скажите, а у Анфисы есть молодой человек? — спросил Костров, задумчиво оглядевшись по сторонам.

— Нет, кажется. Или есть. Знаете, она иногда говорила, что влюблена, но не говорила, в кого, — мечтательно протянула Анна, — Может, выдумала. Она очень любит фантазировать, господин следователь. Это всё?

— Полагаю, всё. Извините за беспокойство, — сказал Михаил, выходя из комнаты, и бесцеремонно таща за руку за собой Андрея, который все никак не мог отвести взгляда от лица девушки.

***

Уже стоя во дворе дома Веретенниковых, Костров начал задумчиво расхаживать по мощеной камнем дорожке, засунув руки в карманы.
— Подведем итоги, — сказал Михаил Петрович, опустив голову вниз, — К купцу Зыкину приезжает его двоюродный брат Евгений. Евгений этот, как я уже сказал, интереснейший субъект. Интеллигент, красавец в полном цвете лет. По странному стечению обстоятельств он одним из первых оказывается на месте преступления. Незадолго до этого его племянница говорит, что пойдет к подруге, но скрывается в неизвестном направлении... — тут Костров замолчал, чтобы немного собраться с мыслями. Андрей больше не решался его перебивать, решив все же последовать совету доктора Дубинского, и не портить отношения с опытным следователем.

— А сам Щеголев старательно заговаривает мне зубы. Казалось бы, все сходится. Допустим, он помогает сбежать своей племяннице. Чтобы у неё было на что жить, отдает ей ожерелье жены своего брата, про которое он наверняка прекрасно знал. Но тут их внезапно застает Архип. Евгений хввтает с камина табакерку и убивает старого камердинера, после чего вылезает через окно в сад. Там он гуляет, а затем прибегает на крик Евдокии Николаевны... — сказал Костров, продолжая ходить кругами.

— Кое-что не сходится, — заметил Пожарский, — Архипа убили ударом со спины. Это не похоже на потасовку. Да и...зачем тогда Евгений пошел гулять по саду? Не лучше ли было вернуться в кровать? Это менее подозрительное алиби. И зачем он тогда сказал про свист?

— А если в комнате был третий? — задумчиво сказал Костров, — Тот самый, в которого была влюблена Анфиса. Он подал этим свистом сигнал для Анфисы, или для её дяди, сейчас это не так важно. Но на свист вышел Архип, за что был убит как нежелательный свидетель. После чего жених и Анфиса сбежали.

— Не знаю. Звучит как сюжет дамского романа, — ответил Пожарский.

— А ещё нечто подобное, кажется, было у Лермонтова*, — сказал Михаил Петрович.

*Костров, вероятно, имеет в виду главу «Бэла» из романа «Герой нашего времени» Лермонтова.

— А что если все это афера с наследством? — вдруг предположил Пожарский, и глаза его загорелись. — Сами подумайте, гос...Михаил Петрович. Если купец Зыкин узнает, что его дочь сбежала из дома, то он, скорее всего, лишит ее наследства. Значит, наследником станет Евгений, как наиболее близкий родственник. Я не очень хорошо знаю о доходах Зыкина, но звание поставщика Двора говорит как минимум о сотнях тысяч, а то и о миллионах. В Париже нам рассказывали о подобном случае...

— Я гляжу, во Франции много говорят, но мало делают, — сказал Костров с нескрываемой иронией в голосе. Он достал из кармана часы и посмотрел на время, — Уже девять часов, Андрей. А через три часа нас ждет доктор Дубинский у себя в морге. К Станиславу Юзефовичу лучше не опаздывать.

— И что вы предлагаете делать?

— Как я и сказал, проверить список известных квартирных воров, орудующих в Петербурге. Пошлите филеров по трактирам, а как надоест, можете сходить погулять по Невскому проспекту, — на словах с приглашением прогуляться по Невскому Михаил Петрович вновь усмехнулся, — А я пока схожу, заполню отчёт и пообедаю в «Дюссо». Увидимся у нашего эскулапа, — сказал Костров, достал из кармана свою любимую трубку, набил её остатками табака, которую ему дал Зыкин, закурил и пошёл ловить пролетку...

* «Дюссо» — один из самых известных ресторанов дореволюционного Петербурга. Несмотря на то, что с конца XIX века он назывался «Эрмитаж», в речи ресторан все равно называли «Дюссо». Считается, что ресторан часто посещал Михаил Лермонтов...

***

«Дюссо», куда отправился Костров на самом деле уже двадцать лет был «Эрмитажем», но петербуржцы все равно называли его «Дюссо» — по привычке или просто чтобы не путать с другим «Эрмитажем». В былые годы популярности, в начале XIX века, «Дюссо» считался лучшим рестораном Петербурга — сюда отправлялась вся городская публика. Особенно ресторан притягивал писателей — в нем обедали Гончаров, Островский, Толстой, Некрасов, Тургенев...

И Лермонтов.

Сидя за столом и поедая вкуснейшие лангеты, Михаил Петрович все пытался немного привести мысли в порядок. Он отхлебнул глоток чая, размышляя над делом. В полупустом зале «Дюссо» царила тишина, нарушаемая лишь тихим звоном посуды.

«Щеголев...Евдокия Николаевна...сам купец Зыкин... таинственный жених...Анфиса... Архип...»- мысленно перебирал он имена. Казалось, все детали на месте, но картина не складывалась. Даже не так. В каждой версии из тех, что предлагал Костров был либо небольшой, либо очень существенный изъян, который портил всю версию.

Чтобы хоть немного отвлечься от рутины, Костров решил подумать о чем-нибудь другом. Например, об этом внезапном помощнике — чиновнике ПСП Пожарском. Нельзя было сказать, что следователю понравился этот гость из Парижа, с его постоянными напоминаниями о том, что он приехал из Франции, но что-то толковое в юноше всё-таки было. Костров, прекрасно понимающий, что его время рано или поздно уйдет — несмотря на то, что ему было всего тридцать семь лет, он давно уже подумывал об отставке из-за участившихся головных болей — последствий контузии от взрыва турецкого снаряда почти двадцать лет назад. Проблема была в том, что кандидаты на судебные должности, которых посылал к нему в качестве помощников старый друг прокурор Миллер как один оказывались недееспособными. А из этого Пожарского, хотя он и из другого ведомства, что-то может получиться.

Костров отхлебнул чая, размышляя о странном стечении обстоятельств. Ветер за окном ресторана завывал, словно предвещая новую бурю...