4. Сомнения
Доктор Дубинский с отличием окончил медицинский факультет Варшавского университета и уже почти двадцать лет был практикующим врачом. Из этих двадцати лет большую часть он отдал как раз судебной медицине. За столько лет он уже не удивлялся ничему, что удавалось обнаружить в результате вскрытия. Но сегодняшний пациент заставил Станислава Юзефовича впервые за столько лет искренне удивиться. Уже заканчивая осмотр тела, Дубинский тихо пробормотал на родном польском «Nie uciekniesz od losu», что значило «От судьбы не убежишь».
Дубинский снял с рук перчатки и швырнул их в ведро. Затем доктор тщательно протер руки спиртом, и сел за стол, составлять протокол. Именно за этим занятием его и застал зашедший в прозекторскую, полицейский морг, Михаил Петрович. Он зашёл в помещение, скинул с себя шинель и повесил её на крючок.
— И снова здравствуйте, Михаил Петрович, — сказал Станислав Юзефович, слегка поправляя очки на носу, — Я закончил осмотр тела Архипа. Интереснейший случай, надо сказать. Скажите, Михаил Петрович, вы знаете притчу о свидании в Самарре? — Дубинский отложил перьевую ручку и снял пенсне, устало потирая переносицу. В прозекторской пахло формалином, спиртом, и карболкой, а за окном вновь начал моросить дождь.
— Притчу о свидании в Самарре? — Костров присел на краешек письменного стола, — Ту, что про слугу, который встретил Смерть на базаре и пытался убежать в Самарру от нее?
— Именно её, — кивнул Дубинский. Он встал и подошёл к покрытому простынёй телу. — Вот наш Архип...
В этот момент в кабинет забежал Пожарский, весь взмыленный и едва державшийся на ногах. Он быстро скинул с себя синее пальто.
— Извините за опоздание, господа. Я выполнял поручение Михаила Петровича. Проверял полицейские списки
— Пустяки, — отмахнулся доктор Дубинский, — Вы не опоздали. Итак, наш Архип. Пятидесяти двух лет. Возраст не сказать чтобы преклонный, но для человека его профессии довольно солидный. Правду говорят, что от судьбы не убежишь. С таким набором как у него, он, вероятно, попал бы ко мне на стол годика через три или пять. У него сильная артериальная гипертония и диабет. Также, судя по печени, Архип любил хорошую русскую водку. А судя по легким — был заядлым курильщиком. Вот вы, Михаил Петрович, не хотите бросать курить — а зря. Я уже столько раз показывал, к чему это приводит.
— Я пытаюсь бросить, Станислав Юзефович, — недовольно ответил Костров, — Лучше расскажите, так что с Архипом.
— Собственно говоря, с таким набором его через пару лет наверняка свалил бы банальный апоплексический удар, если, он, конечно, не произошел в момент убийства. Потому что по приметам налицо апоплексия, но определить это с точностью я затрудняюсь — все же перед смертью Архипа ударили тупым тяжелым предметом по голове, что немного осложняет установление точной причины смерти.
— Малахитовой табакеркой? — поинтересовался Пожарский.
— Да, — кивнул Станислав Юзефович, доставая из ящика стола ту же табакерку, — Я не поленился и провел анализ. На углу характерные частицы крови.
Дубинский аккуратно повертел в руках злополучную табакерку, ловя отблеск света на её малахитовой поверхности.
— Вот что интересно, — продолжил он, — удар, проломивший череп был нанесён сзади, резко и точно. Но, вероятно, он был вторым, добивающим. Дубинский подошёл к столу с телом и откинул простыню. — Видите эти точечные кровоизлияния в глазах? И этот специфический отёк лица? Это признаки резкого скачка давления. Я бы сказал, что первый удар, вероятно, мог спровоцировать апоплексию, а вторым бедного Архипа добили. Но, повторюсь, все это только догадки.
Костров аж присвистнул от удивления:
— Значит, убийца мог даже не рассчитывать на смертельный исход?
Пожарский хотел что-то сказать, но при виде крови он резко побледнел и отвернулся, зажав рот. Дубинский и Костров посмотрели на него с сочувствием. Он был уже не первым таким гостем в прозекторской. Пожарский еще неплохо держался — некоторые вообще падали в обморок. Дождавшись, пока Пожарский немного придет в себя, доктор продолжил.
— Никаких следов борьбы на теле Архипа я не нашел, что странно. Под ногтями нет ни частиц кожи, ни крови — только воск. Вероятно, он зажигал свечу. Судя по всему, он даже не сопротивлялся. Признаюсь честно, Михаил Петрович — на этих словах голос доктора стал звучать тише, — За все время это первый случай, когда у меня не получается выстроить логическую цепочку.
— А у меня есть кое-какие мысли, — сказал Костров, — Архипа не хотели убивать. Кто-то хотел его только оглушить, но не рассчитал силы и не учел его слабое здоровье.
— Значит, домочадцы отпадают? — удивлённо спросил Пожарский.
— Может и да, а может и нет, — уклончиво ответил ему Костров, — В панике они могли забыть про эту особенность Архипа. А паника толкает людей на безрассудные поступки...
— Михаил Петрович прав, — сказал Дубинский, прикрывая тело Архипа простыней, — Одно могу сказать точно. Удар наносил явно мужчина, судя по силе. Хозяйка дома или её дочь так не смогла бы. Так что, ищите убийцу среди мужчин.
— Жаль, что не получилось снять отпечатки пальцев, — сказал Пожарский, — Дело бы удалось раскрыть гораздо быстрее.
— Важнее не «быстрее», а «точно», — ответил ему Костров, — Здесь нельзя торопиться. Иначе есть риск отправить куда-нибудь в Сибирь невиновного. Кстати говоря, что там говорит эта ваша хваленая французская криминалистика?
— Парижская полиция уже давно применяет один метод. Его суть заключается в том, чтобы попробовать воспроизвести в деталях события, произошедшие на месте преступления, — сказал Пожарский, с довольным видом, — Этот метод придумал около шестидесяти лет назад ещё Эжен Видок, знаменитый французский...
— Это звучит интересно, — перебил его Дубинский, — Кстати говоря, Андрей, вы обещали мне книги по французской судебной медицине и криминалистике. Особенно меня интересует токсикология. В последнее время в Петербурге участились случаи использования ядов.
— Я принесу вам их, — кивнул Пожарский.
— В карманах у убитого нет ничего интересного, — продолжил доктор, с каждым словом выкладывая на стол новый предмет, — Спички, сильно оплавленный свечной огарок, десять копеек мелочью. И связка ключей от дома Зыкиных. Вот и всё, что я могу сказать по этому делу. Есть ещё какие-то мысли, Михаил Петрович?
— Мысли есть. Только связать их вместе не могу, — сказал Костров, — Если от Архипа избавлялись как от нежелательного свидетеля, то почему нет следов борьбы. Если его хотели намеренно убить — то почему? Какой мотив у нашего убийцы? Зачем они выманили Архипа в гостиную? Что за свист слышали Евгений и второй слуга, Фирс? Куда пропало ожерелье... — Михаил Петрович протянул руку к листу бумаги, лежащему на столе у доктора, и, получив одобрительный кивок, взял листок и достал из кармана карандаш. Несколько минут Костров что-то чертил на нём, а затем подозвал к себе Пожарского и доктора. На бумаге был нарисован какой-то вытянутый прямоугольник
— Это план гостиной, — сказал Михаил Петрович. Карандаш уткнулся в небольшой квадрат возле одной из стен, — Здесь камин. Тот самый, возле которого нашли Архипа. Попасть в гостиную можно двумя путями, как я выяснил. Либо через входную дверь, либо через одно из двух окон... — Михаил Петрович обвёл изображенные на плане окна и дверь, — Я не очень хорошо успел осмотреть дом Зыкиных, но точно знаю, что третьего входа в гостиную нет. Окна выходят во двор, где расположен небольшой сад. В этом саду, если верить словам Щеголева, он гулял поздно ночью. Если убийца бежал через окно, то он точно бы столкнулся с Щеголевым — сад не такой большой, как может показаться. Однако Евгений утверждает, что никого не видел, а только слышал свист. Из этого следует два вывода. Либо его не было ночью в саду, либо он знает убийцу, но не хочет нам его выдавать, — сказал Михаил Петрович.
Костров отложил карандаш и задумчиво провел рукой по бороде. В прозекторской воцарилась тягостная тишина, нарушаемая только тиканьем часов на стене и ударом капель дождя об стекло.
— Есть еще один вариант, — неожиданно сказал Пожарский. Оба старших товарища повернулись к нему. — А что если... убийца никуда не убегал?
Дубинский поднял бровь:
— Интересная мысль. Продолжай, — Костров и не заметил, как к перешел на «ты» с чиновником ПСП.
— Мы предполагаем, что убийца убежал через окно, потому что входная дверь дома была заперта, а если бы он пытался бежать через черный ход,то его заметили бы слуги. Но... — Пожарский взял в руки план, нарисованный Костровым, — А если он просто остался в доме? Среди домочадцев?
Костров одобрительно кивнул:
— Логично. Но тогда почему никто не видел его? И куда делось ожерелье?
— Возможно... — Пожарский сделал паузу, собираясь с мыслями, — Возможно, ожерелье вообще не при чем. Может, его взяли просто чтобы отвлечь внимание.
— И всё же, это не объясняет, куда сбежала Анфиса, — сказал Михаил Петрович, — Подведем итоги. Кого мы можем записать в подозреваемые? Мужчина, вероятно, физически сильный. В доме Зыкина живёт четверо мужчин. Сам купец — человек, надо сказать, довольно крепко сложенный. Вот только, при всем уважении к нему, я бы не сказал, что он смог бы так достоверно сыграть удивление. Он не производит впечатление человека интеллектуального. Его брат Евгений. Самый подозрительный из всех домочадцев. Опять же, он был одним из первых, кто прибежал на место преступления.
— Co kryjesz, to się wyliże, — сказал доктор Дубинский. Увидев недоуменный взгляд Пожарского он пояснил, — Что скрываешь, то и вылезет. У вас эта поговорка звучит как «На воре и шапка горит».
— Наконец, в доме есть и мужчины-слуги. Конюх Фирс и камердинер Яков, — закончил Костров свою мысль, — Про них я ничего сказать не могу. С ними, кажется, говорил Андрей.
— Не похожи они на убийц, — сказал Пожарский, — Они простоваты, и искренне удивились смерти Архипа. По мне, из всех домочадцев на убийцу больше всех похож Щеголев. Хотите, я отправлю филеров за ним следить?
— Отправляй, — отмахнулся Костров, — А что там со списком квартирных воров в Петербурге?
— На данный момент, согласно полицейским сводкам, разыскиваются по меньшей мере двадцать человек. И это только те, на кого есть хоть какие-то данные. Например, в начале сентября кто-то ограбил дом некоего господина Гирса, чиновника из банка «Лионский кредит». Воры, согласно его показаниям, залезли в окно второго этажа и вынесли денег и драгоценностей на сумму...воры так и не найдены. Похоже на наш случай? — сказал Пожарский, не скрывая гордости.
— Отдалённо, — кивнул Михаил Петрович.
—И что будем делать дальше?
— Ждать, — невозмутимо сказал Костров.
— Ждать? — переспросил Пожарский, не скрывая разочарования. — Но ведь убийца может скрыться!
— Именно поэтому мы и будем ждать, — спокойно ответил Костров. — У нас есть три козыря. Во-первых, — он начал загибать пальцы, — ожерелье. Оно слишком заметное, чтобы его можно было легко сбыть. Во-вторых, Анфиса. Куда бы она ни сбежала, девушка из хорошей семьи долго не сможет скрываться. И в-третьих...наш господин Щеголев. Если он замешан, то обязательно проявит себя.
Пожарский одобрительно кивнул:
— Логично. Но что делать прямо сейчас?
— Организуйте слежку за домом Зыкиных. Особое внимание — Щеголеву. И проверьте все ломбарды и ювелирные лавки. И, заодно, рынки. Если людей будет не хватать, скажите приставу Морозову, чтобы выделил вам кого-то из своих. Например, урядника Пруткова...
— А вы, Михаил Петрович? — спросил Пожарский.
— Я, — Костров потянулся за своей шинелью, — поговорю с одним старым знакомым. Он человек, скажем так, разбирающийся в преступном мире Петербурга. Когда-то давно я помог ему, он помог мне. Сейчас он держит антикварную лавку на Никольском рынке, — на словах про Никольский рынок Костров поправил кобуру с пистолетом.
Тем временем дождь за окном прекратился также внезапно, как и начался. Михаил Петрович давно смирился с тем, что погода в Петербурге меняется чуть ли не каждую минуту. Поправив шинель, Костров вышел из прозекторской, вновь оставив доктора Дубинского и Андрея наедине.
— А что за старый знакомый? — спросил Пожарский, провожая взглядом следователя. Станислав Юзефович улыбнулся краешком губ.
— Это долгая история. Могу сказать вам только одно, Андрюша. Если вы когда-нибудь захотите сбыть краденое на Никольском рынке, не заходите в антикварную лавку Светлова. Иначе в ближайшие несколько лет вам предстоит провести в Сибири по статье Уложения о наказаниях за кражу.
— А кто этот Светлов?
— Очень долгая история, Андрей, — сказал доктор Дубинский, — Как-нибудь, в свободное время я вам ее расскажу. Или её расскажет сам Михаил Петрович. Рад что вы с ним нашли общий язык.
— Тогда я пойду, — сказал Пожарский, и поспешил выйти из прозекторской, потому что начал чувствовать, что от запаха спирта и карболки он постепенно теряет обоняние.
***
Костров вышел из здания прозекторской, вдыхая свежий после дождя воздух. Небо над Петербургом было затянуто тучами, и в сыром воздухе уже чувствовалась осенняя прохлада. Он достал трубку, но вспомнил о том, что до сих пор не купил табак — ещё одна причина сходить в Никольские ряды и купить себе покурить. Как раз на углу улицы стояла пролетка, запряженная единственным худым чёрным конем. Рядом с повозкой суетился молодой человек, который счищал грязь с колес. Михаил Петрович подошел к нему и поднял правую руку.
— Скажи-ка, друг, до Никольских рядов довезешь?
— Всегда пожалуйста, — залихватски ответил извозчик, — Рубль будет?
Костров хорошо знал, что извозчики в час пик — обед, часто набивают цену, намереваясь стрясти побольше денег с респектабельно выглядящих господ, и поторговаться с ними дело священное для каждого такого пассажира, чтобы в итоге сойтись на сорока копейках. Костров решил действовать сразу
— За сорок копеек довезешь? Туда и обратно.
— За сорок так за сорок, — пожал плечами извозчик, — Залезайте, вашбродь. Пять минут, и будем уже там...