1. Старый дом
Пристав Казанской части Дмитрий Александрович Морозов носил гражданский чин коллежского асессора, но предпочитал, чтобы все называли его ротмистром — Морозов, как и подобает дворянину, в молодости служил в полку, причем в кавалерийском, и хотя и вышел в отставку всего лишь корнетом, но кавалерийские привычки сохранил. Самой главной из них было умение ругаться такими словами, что даже у подготовленного Кострова уши вяли. Но находясь в доме такого уважаемого человека как Поликарпа Степановича Зыкина, купца первой гильдии и коммерции советника, фабриканта, владельца рыбных промыслов, поставщика Его Императорского Величества двора, и так далее, Морозов не решался говорить свои излюбленные фразочки. Он лишь сухо поприветствовал Кострова, по привычке вытянувшись перед ним во фрунт, и провел его на второй этаж дома Зыкина.
Зыкин проживал на Гороховой улице, в огромном, в три этажа доме. Дом Зыкина стоял, как и подобало жилищу коммерции советника, солидно и даже несколько чопорно — высокие окна с резными наличниками, парадное крыльцо с чугунными львами, блестящие медные таблички у входа. Но сейчас его роскошь меркла под тяжестью случившегося: в парадных залах царила неестественная тишина, а по коридорам неслышно скользили перепуганные слуги.
Пристав Морозов, сдерживая привычную брань, провёл Кострова и Пожарского на второй этаж, где в небольшой комнате у камина лежало тело убитого слуги Архипа. Архипу было лет пятьдесят или около того. Внешне это был невысокого роста мужчина с седыми усами, переходящими в бакенбарды как у австрийского императора Франца-Иосифа. На лице Архипа так и застало выражение ужаса. Над телом слуги склонился мужчина средних лет с угольно-черными волосами, одетый в белую рубашку, коричневый жилет и чёрные брюки. Полицейскому доктору Станиславу Юзефовичу Дубинскому, поляку по происхождению, в этом году исполнялось сорок два года, но гладко выбритое лицо и почти ребяческие искры в глазах делали Дубинского лет на пять-семь моложе.
— Вот он, мерзавец, значит, как есть...— начал было Морозов, но тут же спохватился и поправился: — То есть, вот место происшествия, господин надворный советник. А вот доктор Дубинский.
— Ну, с доктором я уже знаком, — сказал Костров, протягивая Станиславу Юзефовичу свою сухую узкую ладонь. Дубинский крепко пожал руку судебному следователю, и поправил пенсне на носу
— Доброе вам утро, Михаил Петрович, — сказал Станислав Юзефович почти без акцента, — Давно с вами не виделись. Кажется, последний раз был в августе. Помните убийство мещанина Розина?
— Помню, — кивнул Костров. Затем Михаил скинул шинель и бросил её на стул, после чего привычным движением достал трубку.
— Вы уж извините, Поликарп Степанович, — сказал он, обращаясь к хозяину дома, который стоял в дверях бледный, но все еще пытавшийся держать себя в руках. Привычка. Без неё думается хуже.
Зыкин лишь молча махнул рукой, ладно, пусть. Костров ещё раз повертел в руках трубку и только сейчас вспомнил, что табак у старого армянина на Никольском рынке он так и не купил. А курить очень хотелось...
— Значит, мещанин Архип Саввич Акинфов. Пятидесяти двух лет. Убит вчера, поздно ночью. Смерть наступила от удара тупым тяжелым предметом в затылочную долю... — сказал Дубинский, вновь поправляя пенсне на носу, — Что привело к перелому черепа и мгновенной смерти.
— Каким? — спросил Костров, оглядываясь по сторонам. Он медленно подошел к телу Архипа, и внимательно оглядел рану. Все было так, как сказал доктор Дубинский. Зияющая рана на затылке.
— Вероятно, вот этим, — с этими словами, доктор указал пальцем на лежащую рядом с камином малахитовую табакерку. Костров взял табакерку в руки и с интересом взвесил её на руке. Тяжелая вещь. Такой действительно легко убить.
— Любопытно, — пробормотал Костров, поворачивая табакерку в руках. На крышке был выгравирован герб — двуглавый орёл с императорской короной, — Господин Зыкин, это ваша?
Поликарп Степанович, до сих пор молчавший, нервно подался вперёд:
— Э-э-э...да. Это подарок самого Его Величества, - сказал он, — Подарок в честь присвоения звания поставщика двора.
— Кто ещё живет в доме, кроме вас и Архипа? — спросил Костров, поднимаясь с корточек и передавая табакерку доктору.
— Так, значит... — Поликарп Степанович, несмотря на свой грозный вид — он был ростом чуть ниже Кострова, но заметно шире того в плечах и, вероятно, физически сильнее, испытывал перед представителем закона некий трепет, — Жена моя, Евдокия Николаевна. Дочь моя, Анфиса. Слуги — Фирс, Яков и горничная Галя. Ещё приехал из Москвы погостить мой брат двоюродный, Евгений.
— И все находились в доме вчера вечером? — спросил Костров.
Поликарп Степанович замялся, но тут в разговор неожиданно вмешался пристав Морозов, до этого стоявший в стороне, нервно постукивая пальцами по эфесу сабли:
—Так я всех очевидцев уже опросил, ваше высокоблагородие! Все налицо были, кроме... э-э... самой барышни Анфисы Поликарповны. Она, значит, после ужина изволили отлучиться.
Костров недоуменно поднял бровь:
— Отлучиться? В такой час? Куда?
Зыкин сжал кулаки, но ответил ровно:
— К подруге. Анне Алексеевне Веретенниковой. Дочь статского советника Веретенникова, что из Министерства финансов. Живут на Садовой.
— И вернулась? — не унимался Костров
— Нет... — наконец пробормотал купец. — Не вернулась.
— Значит, плохо вы, господин колле... — начал было Костров, но вспомнив привычку пристава быстро поправился, — Плохо вы, господин ротмистр свидетелей опросили. Вечно все приходится делать самому.
В этот момент дверь резко распахнулась, и в комнату стремительно вошел молодой человек лет двадцати двух или двадцати трёх. Он был среднего роста, с аккуратно причёсанными чёрными волосами и зелеными глазами. Одет был молодой человек в английского кроя темно-синий костюм-тройку, а в левой руке он сжимал небольшой кожаный саквояж.
— Это ещё кто? — недовольно спросил Костров, окидывая взглядом незваного гостя. Молодой человек выглядел явно запыхавшимся: его щегольской костюм был расстегнут, а на лбу выступили капельки пота.
— Извините за опоздание. Только что узнал. Чиновник особых поручений при Петербургской сыскной полиции Пожарский Андрей Иванович, — представился юноша, доставая из кармана полицейскую бляху. Михаил Петрович посмотрел на гостя из сыскной полиции с ещё большим недовольством. О чиновниках сыскной полиции славного города Петербурга консервативный до глубины души Костров был невысокого мнения. Он прекрасно знал, что их вызывали либо на простые дела, которые лень было расследовать приставам участков, либо на то, что приставы расследовать сами не могли, но и обращаться к судебным следователям не хотели, чтобы не ударить в грязь лицом. В общем и целом, в 1895 году от нашей эры, чиновники ПСП* выглядели в глазах таких как Костров лишь вспомогательным инструментом.
— Представляете, ваше высокоблагородие, — встрял в разговор пристав Морозов, — Он в самом Париже учился! На юридическом факультете Сорбонны. Недавно, вот, у нас на участке было убийство. Кумозник какой-то городового нашего убил, так его благородие...
— Я вас понял, господин ротмистр, — сухо сказал Костров, даже не глядя на Морозова. Его внимание было приковано к Пожарскому. Тот, почувствовав тяжелый взгляд следователя, слегка выпрямился, но тут же совершил ошибку — попытался заговорить первым.
*ПСП — здесь и далее сокращение для «Петербургская сыскная полиция».
— Господин следователь, — начал он, слишком громко и чересчур уверенно для человека, только что ворвавшегося в комнату, — я полагаю, нам следует немедленно осмотреть...
— Можете просто не мешать?
Костров не повысил голоса, но эти четыре слова прозвучали, как выстрел. Пожарский замер в оцепенении.
— Вы и так опоздали, господин Пожарский, — сказал Костров, — Мы со Станиславом Юзефовичем уже осмотрели тело и место преступления. Сейчас я собирался перейти к опросу свидетелей. Может, во французской полиции протокол немного другой, но не стоит забывать, что мы в Петербурге, — на последних словах Костров, для придания большего эффекта своим словам хрустнул пальцами, — Поэтому попрошу вас, господин Пожарский, не мешать дознанию. Вы только что сбили меня с важной мысли.
— Извините, ваше...
— Давайте без формализма, — скривился Костров, — Михаил Петрович. Костров. Надворный советник, судебный следователь. Доктора Дубинского и господина ротмистра, я полагаю, вы уже знаете.
— Извините, Михаил Петрович, — наконец сказал Пожарский, покраснев до корней волос.
Наверное, будь на месте надворного советника Кострова любой другой следователь, Пожарский бы не получил такой выволочки прямо перед приставом и уважаемым гражданином. Но молодому чиновнику ПСП не повезло вдвойне. Во-первых, Костров был одним из тех редких чиновников, кто не боялся говорить людям правду в лицо. А во-вторых, он был одним из того множества судебных следователей, кто не любил сыскную полицию.
— Всякое бывает, — сказал Костров, словно забыв про то, с чего начался их разговор с Пожарским, — Пришли помочь расследовать дело — я не против. Надеюсь, вы поможете мне провести опрос свидетелей.
— Так точно, гос...Михаил Петрович, — сказал Пожарский, вновь вытянувшись во фрунт.
— Вот что, Поликарп Степанович, — сказал Костров, подходя ближе к купцу первой гильдии, — Скажите, где сейчас ваши брат и жена?
— Евгений сейчас в гостевой комнате, а Дунечка у себя.
— Вот и хорошо, — сказал Михаил Петрович, — Начну, пожалуй, с вашей супруги. А вы, господин Пожарский, сходите опросите слуг.
— И все же, Михаил Петрович, — не унимался Пожарский, — Позвольте осмотреть место преступления. В Аргентине, например, уже научились снимать отпечатки пальцев, по которым устанавливают личность убийцы. Называется данный метод...
— Неважно, как он называется, — перебил его Костров, — Главное, чтобы работал.
С этими словами, Костров вышел из гостиной, и в сопровождении Поликарпа Степановича отправился в спальню к жене купца. Пристав Морозов, до этого стоящий в дверях, сказал, что ему срочно нужно отойти покурить, и тоже вышел из комнаты. В гостиной рядом с телом Архипа остались только двое — доктор Дубинский и сам Пожарский.
— Ваш метод звучит интересно, — заметил Станислав Юзефович, который до этого стоял молча и не вмешивался в разговор между Костровым, которого считал другом и молодым чиновником, — Я не очень хорошо знаком с достижениями криминалистики, но французская медицина, надо сказать, довольно далеко шагнула. Боюсь только, наш суд не примет такие доказательства.
— Но попробовать стоит, — заметил Пожарский, и подошёл к телу Архипа. Дубинский заметил, как побледнел молодой чиновник при виде раны на голове Архипа, но не стал ничего говорить. Что он, сам будучи скромным студентом медицинского факультета не боялся вида крови на первых порах?
Пожарский отвернулся от тела и достал из своего саквояжа странный набор вещей: лупу, небольшую коробочку с каким-то порошком, и тонкий перочинный ножик. Дубинский с интересом рассматривал весь этот набор инструментов, все гадая, для чего они...
***
Пристав Морозов не соврал — Андрей Иванович Пожарский, единственный наследник богатой фамилии (впрочем, по собственным словам Андрея, не имевшей никакой связи с легендарным командиром московского ополчения князем Дмитрием Пожарским) действительно всего три месяца как вернулся из Парижа, где прожил пять с лишним лет. Все началось ещё в далёком 1890 году, когда отец отправил сына учиться за границу, в Париж. Он полагал, что Андрюше лучше будет учиться в Париже, чтобы потом его без сомнений взяли на службу в Министерство иностранных дел, куда уже не одно поколение шли Пожарские в соответствии с семейной традиции. И какого же было удивление старого Пожарского, когда тот узнал, что его любимый Андрюша, окончив с отличием юридический факультет в Сорбонне предпочел определиться на службу не в Министерство иностранных дел, и даже не в Министерство юстиции или хотя бы Императорского двора, а в сыскную полицию.
Мать, отец и крестный всеми силами отговаривали Андрея от этого безрассудного решения. Особенно в этом плане преуспел отец, который считал все это бесполезной тратой времени, и предлагал Андрею работу переводчиком в парижском консульстве. Но Андрей не только наотрез отказался, но ещё и, взяв все вещи, ушел из дома и поселился на квартире у своего гимназического друга Родиона. Родители больше не стали предпринимать попыток отговорить сына, сошедшись на мысли «Скоро ему надоест, и он вернется».
Первые дни службы в сыскной полиции не задались. Начальство поручило Пожарскому разбирать какие-то мелкие дела, и не воспринимала его всерьез — очевидно, они тоже считали, что такие как Пожарский не задерживаются надолго в ПСП. И они были недалеки от правды. В последнее время и сам Андрей подумывал, что его решение было крайне опрометчивым, и всё-таки стоило послушать родителей и пойти, пока не поздно, на работу в МИД.
***
— Что это за порошок? — спросил Дубинский, наблюдая, как Пожарский аккуратно наносит сероватое вещество на табакерку.
— Оксид цинка, — пояснил Андрей, не отрываясь от работы. — В Париже его используют для выявления отпечатков пальцев. Если кто-то брал этот предмет, частицы пота останутся на поверхности, и порошок их проявит.
Доктор усмехнулся:
— И что, это работает?
— Насколько я знаю, да. Но знаете, какой парадокс, Юзеф Станиславович? В парижской полиции до сих пор считают этот метод бесперспективным...
Пожарский осторожно сдул излишки порошка, и оба мужчины склонились над табакеркой. На малахитовой поверхности проступили едва заметные линии — но не четкие отпечатки, а лишь размазанные пятна.
— Ничего не вышло, — разочарованно пробормотал Андрей.
— Похоже, ваши коллеги из Франции правы, раз не спешат его применять, — заметил Дубинский, — Знаете, табакерка это такая вещь, которую берут много людей. Сперва её взял я, затем Михаил Петрович потрогали-с...
— Жаль, — только и сказал Андрей, убирая свои инструменты обратно в чемоданчик, — Нужео учитывать и другие обстоятельства. Пойду последую совету господина Кострова, и опрошу слуг.
— Погодите, — остановил его Дубинский, — Господин Пожарский, а не можете ли вы рассказать, какие ещё открытия сделала французская криминалистика?
— Я обязательно дам вам несколько книг, — сказал Пожарский, уже стоя в дверях, — Они, правда на французском...
— Пустяки. Я знаю этот язык. Скажите, а вы знакомы с системой господина Бертильона?
— Да-да, знаком, — едва не крикнул Пожарский, — Я обязательно ещё поговорю с вами, Юзеф Станиславович — последние слова Андрей крикнул уже спускаясь по лестнице. Дубинский тяжело вздохнул и подошел к телу Архипа. Пора было уже написать протокол осмотра тела и позвать санитаров. Как всегда, самая рутинная часть достается ему...