Самые сильные, верховные маги
Тэхен заглянул ночью, сказал, что уезжает к своему альфе, но утром обязательно вернется, позвенел ключами от машины, пошуршал одеждой и ушел. Сон так и не пришел. Я выбрался из постели, надел пальто Тэ прямо на пижаму и вышел на балкон. Самое сердце ночи. Тишина, от которой можно оглохнуть. И холод, от которого можно растерять все зубы.
Интересно, где он сейчас, куда поехал, где спит. Спит ли…
Я поплотнее запахнул пальто, вышел из квартиры и спустился на подземную парковку. Замерцали люминесцентные лампы, и я медленно пошел вперед, выискивая среди рядов машин Теслу Юнги .
Та стояла в самом конце, отражая лаковой поверхностью свет тусклых ламп. Я подошел ближе, путаясь в ногах, и заглянул в салон. Юнги полулежал на сиденье, уложив согнутые в локтях руки на голову, так что были видны только губы и подбородок. Я открыл двери и тихо позвал:
– Юнги?
Он шевельнулся, уронил руки и сел, глядя на меня, как на привидение.
– Идем. Я так не могу. Спать в твоей кровати, пока ты мерзнешь здесь…
– Пак Чи-мин, – произнес он по слогам. – И вот т-ты с-снова мне с-снишься. Снова и снова…
Он был сильно пьян. Не то чтобы в дрова, но с трудом складывал слова в предложения. На соседнем сиденье валялась на треть пустая бутылка джина. Из салона обрушился крепкий запах этанола и можжевельника.
– Серьезно? Джин?
– Самое лучшее обезболивающее, – спотыкаясь на словах, напомнил он.
Я сунулся в салон, нашел его руку и потянул за собой.
– Пошли.
Его рука оказалась влажной, и я замер, когда обнаружил, что костяшки его пальцев истекают кровью. Теперь понятно, почему он пьет: ему больно.
– Ох… Ты притронулся к кому-то?
– Да. К стене, – кивнул он, указывая на белую гладь опорной стены, где штукатурка местами осыпалась и была запятнана кровью, как будто ее кто-то долго и упорно лупил, не жалея рук.
– Ты с ума сошел?! Зачем?! Идем, нужно перебинтовать!
Юнги рассмеялся, и от этого смеха внутри все сжалось.
– Тебя беспокоят мои руки?
– Да.
– У меня из груди торчит нож, как насчет него?
Я понял, что это метафора, но на мгновение мне стало жутко.
– Идем. – Я снова потянул его из машины, сжав ладонь. – Прошу тебя.
Юнги выбрался из машины, покачиваясь и глядя на меня с непроницаемым выражением лица. Я обхватил его за талию и повел к лифту. Хотя не думаю, что смог бы удержать массивное тело, если бы он вдруг решил упасть.
Мы вернулись в квартиру в полном молчании.
– Я принесу бинты, садись…
Когда я вернулся из кухни с аптечкой, Юнги лег на диван и снова принял то же самое положение, что и в машине: руки согнуты в локтях и заброшены на голову, словно свет режет ему глаза. Я подумал бы, что он уснул, если бы грудь не вздымалась так часто.
Я сел рядом с ним и взял за руку. Кожа к коже. Без всяких гребаных перчаток. Наверное, я никогда не смогу привыкнуть к этому ощущению мягкости и теплоты. В жизни много прекрасных вещей, но прикосновение прекрасней всего.
– В этом точно нет необходимости, Чимин, – заговорил Юнги хрипло, еле-еле выговаривая слово «необходимость». – Если тебе это в кайф, то я потерплю. Если нет, то иди спать. Ты ничего мне не должен…
– Зачем ты делал это?
– Делал что?
– Бил стену.
– Чтобы не убить человека.
– Разумно, – машинально пробормотал я, просто чтобы поддержать разговор: Юнги вел себя спокойнее, когда говорил со мной. – И в чем же он так провинился?
– Притронулся к тебе.
Я вскинул глаза, чувствуя, как отливает кровь от лица. Тэхен! Какого черта он сказал, что я был не один?! Он не должен был узнать. Ему не нужно знать об этом…
– Он просто друг, – солгал я, трясущимися руками раскладывая вокруг бинты и вату.
– Друг, в общении с которым скоро понадобятся восковой спрей и горячая вода?
Я выпустил его ладонь, задыхаясь от возмущения.
– Можешь говорить как есть, Чимин. У меня уже не осталось никаких сил, чтобы продолжать пытаться исправить все это…
– Кто сказал тебе?!
Чонгук. Он узнал все от Чонгука. Откуда же еще…
– Птичка-синичка.
– Птичка-синичка по имени Чонгук? И с каких это пор Мины на короткой ноге с Паками?
– О-о-о, с давних, – поморщился он, откидывая назад голову. – С давних-давних пор. Друзья, союзники, заговорщики, а скоро еще и родня…
– Что ты несешь?
Юнги сел прямо, закинул руку на спинку дивана, и наклонился ко мне поближе, глядя прямо в глаза:
– Спущенные колеса, потоп в твоей квартире, Чонгук, отказывающий в приюте на ночь, Тэ затаскивающий тебя сюда. Ты думаешь, это все случайно?
– До сих пор не понимаю, о чем ты, – застыл я.
– У нас с тобой все зашло в такой тупик, что, думаю, им больше нет смысла продолжать творить все это. Я задолбался заклеивать колеса, ты, думаю, тоже… Итак, твой брат встречается с моим. Уже несколько лет. И у них нет секретов друг от друга. Так что все, что ты рассказываешь ему, рано или поздно узнаю я.
– Я не верю тебе, – одними губами сказал я.
Юнги вынул из кармана телефон и раскрыл какую-то переписку в WhatsApp:
– Это сообщение от Чонгука, которое он отправил Тэ, а он просто переслал мне.
«Тэ, – прочитал я, – передай своему тупоголовому братцу, с которым я теперь даже говорить не хочу, огромное спасибо! За то, что подарил Чиму ОСОБЫЕ ЗНАНИЯ, черт его дери! Теперь Чимин собирается переспать с несовместимым человеком. Какой частью своего тела он думал, когда посвящал его в это?!»
Мое горло онемело. Меня охватили такая паника и такой стыд, каких я не испытывал уже давно.
– Не знаешь только ты, – сказал Юнги. – Наши семьи одержимы идеей свести нас вместе. Мои сначала знать вас не хотели после того, как ты натравил на меня собаку. Но потом начались омеги, начались ожоги, начались мои проколы, когда я не успевал смыть с себя их прикосновения и попадал в больницу. Через несколько лет мои родители сами связались с твоими, умоляя «что-нибудь сделать с этим». Они устроили так, чтобы мы оказались в одном университете. Чтобы наши квартиры оказались в одном доме…
Мои руки начали трястись. Я смотрел на сообщение от Тэ и не верил глазам. Вот почему он никогда не показывал своего альфу. Вот почему Чонгук никогда не приводил свою омегу. И все это только для того, чтобы Юнги и я ничего не заподозрили и думали, что все идет своим чередом…
– Читай дальше, там есть… еще кое-что, – сказал Юнги, встал и ушел, пошатываясь, на кухню.
Я промотал переписку ниже.
«А еще передай ему, недоумку, что он все еще сохнет по нему. Его проклятый игрушечный вертолет лежит на его подушке. На кровати – учебник по норвежскому. А еще он хочет завести кошку! Угадай, какой породы! Норвежскую лесную, блин! Уже нашел заводчика и внес залог за котенка! И если это не помешательство, то я не знаю что!»
Из глаз закапали горячие слезы. Я и правда говорил Чонгуку о котенке, когда он приходил. Чтобы как-то сгладить разговор. А он… а они…
«А еще передай своему бестолковому брату, что он ведет закрытый Инстаграм, в котором изливает душу. И, поверь, там есть что изливать.
«Принцесса сбежала из Стигмалиона,
Бросив сокровища, трон и корону.
Рыцарь увез ее в сумрак багряный,
В свой плащ завернул, целовал ее раны,
О, больше не будет ни боли, ни шрамов…»
Он называет его своим рыцарем, хотя, по-моему, ему больше подходит звание «гребаный мудила»! До сих пор не могу поверить, что он так беспечно рассказал ему про горячую воду и проч.!»
Чонгук, как ты мог! Как ты мог так легкомысленно распоряжаться моими секретами?!
«И еще, Тэ! Думаю, Юнги пора узнать кое-что. Это не сосед наш его спас. А сам Чимин. Он бросился на него и закрыл собой от собаки. Только старина Хенджин был подслеповат и увидел не то, что было на самом деле. Чимин не сидел на Юнги и не лупил его кулаками! Он лежал на нем, отбиваясь от волкособа! Собака порвала ему ногу, когда он отпихивал морду. А потом Чим все спрашивал о «мальчике из Норвегии», обливаясь слезами. Лучше бы Юнги просто убил его. Ты представляешь, что теперь может случиться? Если презерватив порвется, его никакая реанимация не спасет, вот что! Придурок!»
Я зажал рот. Наружу рвались рыдания, тяжелые и истеричные. Набрал Чонгука и звонил, пока он не взял трубку. И плевать мне было, что на часах три утра.
– Это были мои, черт бы тебя побрал, секреты! Моя жизнь! Моя боль! Как ты посмел разбрасывать мои секреты направо и налево?! Без моего разрешения, Чонгук?! Я что, какая-нибудь собака, которую во что бы то ни стало надо свести с кобелем определенной породы? Я человек! Человек, и сам решаю, с кем мне быть и кого любить!
Чонгук что-то лепетал в ответ, но я не слышал, что. Я орал в трубку, пока не охрип. Потом бросил телефон и сжал голову руками, горько плача.
Юнги сел рядом и прижал меня к груди. И обнимал, пока меня не перестало трясти и слезы не перестали течь ручьями.
– Я не знаю, утешит ли тебя это, – пробормотал он, касаясь губами моих волос, – но… это были самые восхитительные секреты из всех, что я когда-либо узнавал… Господи, тебе нравится Норвегия. Я и вообразить не мог… и теперь я одержим желанием прочесть твой секретный Инстаграм. От корки до корки. И еще ты спас меня. Это ты спас меня…
Юнги стер слезы с моего лица и сунул в руки стакан с джином.
– Пей. Будет не так больно. И иди спать. Теперь все прекратится. Теперь они не будут творить черт знает что. Я скажу, что все кончено…
Я взял стакан и начал пить, задыхаясь от крепости алкоголя.
– Ты знал?
– О том, что они устроят потоп? Господи, нет…
– Обо всем! Обо всем, что они делают! Обо всем, что планируют! Обо всем, чего добиваются!
– Узнал недавно. После того как ты попал в больницу.
– И не сказал мне?
– Трудно говорить о сложных вещах, когда ты не позволяешь обсудить с тобой даже самые простые.
– Самые простые – это какие? – зло бросил я.
– Ну, например, – пожал плечами Юнги, – что мне сделать, чтобы ты снова поверил мне… Как облегчить твою боль… Захочешь ли ты поехать со мной в Норвегию… Познакомиться с моими родителями… Переехать ко мне, чтобы жить вместе…
Я уставился на него в немом изумлении.
Боже, ты же знаешь, что я и так едва дышу, зачем же Ты снова втыкаешь эту стрелу в мое сердце, проворачиваешь, а потом ногой вбиваешь ее поглубже? Так глубоко, что острие выскакивает сзади, из-под лопатки.
– О да, это очень простые вещи, – хрипло вымолвил я, качая головой.
– Очень, – кивнул Юнги, касаясь моего подбородка.
– Ты вообще слышишь, что ты говоришь? – пробормотал я.
– Я пьян. Мне все можно.
– Я теперь тоже пьян. Но это не значит, что можно потешаться над серьезными вещами как ни в чем не бывало! Я влюбился в тебя, а ты… уничтожил меня.
– Иди ко мне, – сказал Юнги, забирая у меня пустой стакан и протягивая руку. И я замер, глядя на нее, как на лестницу, ведущую из темного подземелья наверх – туда, где небо, свобода и ветер…
– Чимин, – позвал он (у меня всегда перехватывало дыхание, когда он называл мое имя). – Иди ко мне. Ты не устал сражаться со мной? Не устал от всех этих ран, выстрелов, крови, боли, пепла на языке? Тебе хочется отомстить за то, что я сделал с тобой? За то, что оставил тебя в трудную минуту? Смотри, я уже добит и распят. Моя война окончена. А тебе пора окончить свою. Тем более что это так просто… Господи, Чимин, это на самом деле так просто… – Юнги коснулся моей щеки, стирая мокрую дорожку, и добавил: – Хочешь, я помогу тебе? Хочешь? Просто кивни и я сделаю это… и об этом никто не узнает. Я никому не скажу, даже под пытками. Унесу в могилу…
Мои слова, которые я когда-то сказал, – этот лепет маленького ребенка, умоляющей о поцелуе, – из его уст звучали иначе. Завораживающе. Страшно. Волшебно. Наверное, так говорят демоны с теми, кто их слышит. Наверное, так затягивают людей под воду глубинные течения. Наверное, так шепчут свои заклинания самые сильные, верховные маги…
А заклинаниям верховных магов невозможно противостоять.
Я потянулся к нему, и он принял меня, голодно целуя. Я забрался ему на руки, сжав ладонями его лицо и скрестив ноги у него за спиной.
Бог наклонился и вдавил обратно в тело выпирающее из-под лопатки острие: «Теперь оно снова у тебя в сердце, мальчик, – вот теперь порядок».
* * *
Этой ночью все было иначе. Все было не как в первый, а как в последний раз. Нами двигало не любопытство, а отчаяние. Мы прощались. Быстро и не тратя понапрасну ни секунды.
Юнги ласкал мои губы, врываясь в рот горячим и юрким языком. Я приглушенно застонал, двигая бедрами и сжимая чужие плечи, оставляя легкие следы. Я уже хотел большего, поэтому отталкнул альфу, прижимая его к стене и стягивая с него штаны.
Юнги лишь усмехнулся моей нетерпению, следуя моему примеру и снимая с накаченных бедер ненужную ткань. Альфа ведет по моему члену , срывая с пухлых губ жадный стон и надавливая на головку, стирая выступившую смазку, размазывая ее по своему члену.
Я не предполагал, что секс между двумя людьми может так отличаться от раза к разу. То быть нежным, как игра песка и утреннего прибоя, то неистовым, как девятибалльный шторм. То осторожным, словно под нашей кроватью – склад боеприпасов, то стремительным, как падение с высоты.
Юнги вошел резко, откидывая все прелюдии и нежность. Быстрый и незабываемый секс. Альфа двигается быстро, наращивая темп, проходясь головкой по простате. Я застонал в голос, прикрывая глаза от удовольствия, от большого члена внутри себя, от грубых толчков и крепких рук, что придерживают за талию.
Резкая боль разносится по всему телу, но Юнги заменяет ее грубым и страстным поцелуем, чуть сбавляя темп. Альфа охватил мой член и вел рукой вверх-вниз, надавливая на головку и резко меняя угол проникновения. Я подвиливал бедрами, приподнимаясь на носочки и как можно глубже насаживаясь на большой член.
В прошлый раз он лишил меня девственности, а в этот раз заставил забыть, что она вообще у меня была. Вел за собой в такие заколдованные места, в которых я еще не бывал. Вот розовое небо, седьмое по счету; вот густые заросли тёрна, что обвивают меня и полосуют кожу красным; вот крик невидимой птицы (или мой собственный?); вот бархатные мотыльки, что набиваются в легкие и кружатся в животе; вот волшебник, вкладывающий мне в руку самый прекрасный на свете клинок…
Внутри все горит: все-таки партнер не маленький, но слишком великолепен, чтобы прекращать всю эту негу. Вот только телу не прикажешь и я быстро сдался, кончая первым и пачкая живот Юнги.
Боже, я не хочу уходить из этого заколдованного леса. Хочу сидеть на коленях и играть с опасным оружием. Хочу, чтоб мой рот опух от ядовитых ягод. Хочу собрать всех этих разноцветных саламандр, что бегают по моему телу, и, когда придет время уходить, забрать с собой. С ними мне будет не так тоскливо в темнице Стигмалиона…
Юнги лишь ухмыльнулся, толкаясь теперь как-то нежно и глубоко, не переставая выбивать из моих уст шикарные стоны, которые ласкают уши лучше любых стонов порноактеров.
Юнги делает несколько грубых толчков, от чего я прикрываю на секунду глаза, теряясь в ощущениях.
– Только не в меня, – напоминаю я, и альфа выходит, кончая в руку и вытирая сперму салфетками.
* * *
– Чимин…
Я открыл глаза и увидел склоненное над собой лицо Юнги. Волосы растрепались, губы припухли от моих бесконечных поцелуев, глаза скользили по моему лицу.
Комнату заливал голубоватый утренний свет. Я лежал в постели, обнимая подушку. Юнги сидел рядом и держал в руках поднос, на котором исходила паром кружка горячего кофе, лежали два круассана и цветок цикламена – нежно-розовый, ароматный, холодный. Юнги был уже одет: черные джинсы, белая футболка и спортивная куртка с эмблемой университета.
– Чим, я опаздываю на встречу с твоим отцом, нужно обсудить с ним кое-что по поводу предстоящего суда. Суд уже на следующей неделе, времени в обрез… Оставайся здесь, сколько будет нужно. И… Чимин, я догадываюсь, о чем ты сейчас снова начнешь думать, что это не любовь, а безысходность. Что за нас все решила банальная совместимость. Что в людях так много звериного и так мало человеческого. Что Тэхен и Чонгук вынудили прийти сюда, а я влил в тебя стакан джина и закончил начатое… Пожалуйста, гони прочь эти мысли и знай: это был не просто секс, как и ты для меня – не просто совместимый со мной человек. Чимин, это было небо. И я хочу, чтобы ты забирал меня туда снова и снова, пока мы не разучимся ходить… я люблю тебя и хочу, чтобы ты был моим. Я сомневаюсь во многих вещах, но только не в том, что ты создан для меня. Знаю, что тебе нужно время, и не буду торопить. Обдумай все, ладно? Но… если ты предпочтешь этого нового альфу, то я попрошу обвинительный приговор…
– С ума сошел? Не дури! – подскочил я, привстав на локтях и натягивая на грудь одеяло.
– Твоя реакция обнадеживает, – рассмеялся Юнги.
– Еще могу запустить тебе что-нибудь тяжелое в голову для лучшего эффекта.
– Ты уже снес мне голову. Ее уже нет, – сказал он, вручая мне чашку, и с надеждой добавил: – Ты останешься?
– Думаю, что мне лучше уехать к родителям, пока квартиру не приведут в порядок, – сказал я. – Там все и обдумаю. Тебе накануне суда нужна холодная голова, а я хочу немного… прийти в себя. Это были… тяжелые дни. Я приеду на судебное заседание.
– Договорились, – кивнул он.
– Пока, Юнги.
– До скорого, Чимин.
Мы распрощались, но он продолжал сидеть на кровати и смотреть на меня. А я смотрел на него, прижимая к груди одеяло. И между нами искрил и мерцал воздух. Мне показалось, что если бы между нами вдруг пролетела пушинка, то она бы вспыхнула и сгорела.
– Не уйду, пока ты не скажешь, что у меня чуть больше шансов вернуть тебя, чем полный ноль.
– Это шантаж, Юнги.
– Нет, это мольба, Чимин.
– Моя голова не слишком варит после всего, что произошло ночью, но, кажется, больше нуля, – сдался я.
Юнги поцеловал меня в лоб и сказал:
– Вот теперь я смогу отпустить тебя.