Лицо или парень
2010 год, мне семнадцать лет
Жизнь разделилась на «до» и «после»: на жизнь до сегодняшнего утра и на жизнь после него. Сегодня утром родители сообщили, что выбрали для меня университет. И именно туда я отправлюсь после окончания школы. И больше никаких вариантов нет.
– Какой? – спросил я подчеркнуто-равнодушно, втайне надеясь, что это будет тот же универ, в который собрался Субин.
– Тринити-колледж, – ответили они.
– Не слышал о таком. Он недавно открылся, что ли?
– Да нет, ему уже четыре сотни лет.
– Серьезно? Университету Осло, по-моему, всего двести лет, а он – старейший в Норвегии…
И тут мой взгляд упал на рекламный буклет, предусмотрительно подложенный кем-то на край стола: «Добро пожаловать в Тринити-колледж, старейший университет Ирландии…»
– Нет, – пробормотал я, сжимая в руке вилку и прикидывая в уме вероятность того, что Субин сможет последовать за мной. Скорей всего, эта вероятность стремится к нулю: его родители не настолько состоятельны, чтобы позволить себе учить сына в другой стране.
– Мы хотим, чтобы твой английский… – начал папа. Я уже знал, что он скажет и резко перебил его:
– Мой английский и так более-менее! Этого мало?! Надо, чтобы я еще и к черту на рога отправился? Мне здесь хорошо!
– Мы уже решили, – с нажимом сказал отец.
– Да плевать, что вы там решили! – вскочил я. Отец поднялся тоже.
– Это оптимальный вариант, Юнги, – взмолился папа. – И Тэхен туда очень хочет. Мы подумали, что это было бы здорово – не разлучать вас…
– Если Тэхен туда хочет, то пусть едет. Я останусь в Норвегии, – выпалил я. – И сам решу, куда поступать. Здесь бесплатное высшее образование, куда ни ткнись, так что я не нуждаюсь в ваших указаниях. Я сам решаю, черт побери. Сам!
Ноги вынесли меня из дому и понесли по городу. Пристань, утыканная мачтами яхт – как спина пациента на сеансе акупунктуры; красные дома на берегу синего морского залива, узкие улицы, заваленные снегом…
После обеда ко мне присоединился Субин, и мы завалились в кафе, требуя латте и сэндвичей. Я наблюдал за тем, как Субин подносит тяжелую кружку ко рту, а потом слизывает с губ молочную пенку. В тот момент казалось, что я готов на все, только бы эти губы продолжали принадлежать мне. Даже на большую ссору с родителями. Даже на побег.
– Что стряслось? Ты бледный, – сказал Субин.
– Ты сможешь поехать со мной в Ирландию?
– Хм… Ну, я скопил немного денег, на билеты хватит, а что?
– Я имел в виду после школы… Учиться. В Тринити-колледже, например.
– Ты шутишь? – улыбнулся он, но улыбка быстро угасла. – Не-ет… Только не говори, что твои родители отправляют тебя в Ирландию…
– Они не смогут отправить меня туда, если я не захочу. Я могу выбрать любой университет в Норвегии, только…
– Только что? – нахмурился он.
– Только скажи, какой, – закончил я.
Субин остановил на мне взгляд и опустил руку на мое колено под столом.
– Ты останешься здесь ради меня?
Я кивнул.
– Ого, – выдохнул он. – Это так… романтично. Скорее всего, я подам документы в местные университеты. Не думаю, что мне светит учеба за границей. На это нужно слишком много денег…
– Тогда я тоже подаю документы в местные университеты. Что ты на это скажешь?
Субин склонился к моему уху и прошептал несколько слов. Потом встал из-за столика и быстро пошел в туалет, не оглядываясь.
Через три минуты, как он и попросил, я последовал за ним, едва переставляя ноги от бурной эрекции. Вошел в туалет для инвалидов, где он меня поджидал, стянул леггинсы с его бедер и развернул спиной. Он тихонько хихикал, упершись руками в стенку над бачком унитаза.
Можно заниматься сексом, при этом не соприкасаясь кожей. Теперь я знал как. Не приспуская штанов, я просто высвободил член через расстегнутую ширинку и надел презерватив. Ягодицы Субина раз за разом ударялись о мои бедра, но те были надежно защищены тканью джинсов. Я сжимал его талию через ткань свитера. Никаких прикосновений. Идеальное преступление.
– Трахаемся в туалете для инвалидов, и кто мы после этого? – расхохотался Субин, когда праздник кончился, и все пуговицы были застегнуты.
– Инвалиды, – ответил я. – У тебя травмирована зона мозга, отвечающая за моральные установки, ну а со мной и так все ясно: парнишка-аллергик.
– Здесь просто места больше, – сказал Субин, когда перестал истерично хихикать. – Ну и не делать же это в туалете для пап с детьми. Не трахаться же на пеленальном столике… Ты согласен?
Я не мог ничего ответить: умирал от смеха.
* * *
Все закончилось так же резко, как и началось. О наших отношениях с Субином узнал Ёнджун-Ортопедический-Воротник. И молча смотреть на то, как его брат крутит любовь с тем, по чьей милости он пропустил половину игрового сезона, он не собирался.
Не знаю, как ему удалось, на какие кнопки он жал, за какие ниточки дергал, но он смог посеять сомнения в душе Субина. Смог заставить думать, что я с ним только для того, чтобы насолить самому Ёнджуну.
Субин начал избегать меня, а потом и вовсе перестал отвечать на звонки. Несколько раз я приходил к нему домой, но неизменно натыкался на Ёнджуна, который со своей фирменной улыбкой мудака сообщал мне, что Субина нет дома.
«Если ты решил порвать, то скажи это в лицо и не заставляй унижаться», – написал я в сообщении. Кажется, это было двадцать первое неотвеченное по счету. Однако на этот раз Субин реагировал. Час спустя он возник на пороге и, ткнув меня пальцем в грудь, сказал:
– Ты сказал Ёнджуну, что трахнешь меня, еще до того, как познакомился со мной! Что ты вообще можешь знать об унижении?!
– Господи, – выдохнул я. – Это была просто злость, я нес первое, что лезло в голову!
– А может быть, это был план?
– Какой еще план, если до тебя я ни к кому не прикасался? И даже не думал, что когда-нибудь смогу!
Субин рассмеялся мне в лицо.
– Вся эта история с аллергией – знаешь, что я о ней думаю? Это просто сказочки для глупого мальчика, который вообразил, что будет у парня первым – а значит, особенным.
– Ты и был у меня первым, Субин! – сказал я так громко, что услышала, наверное, вся улица. Я сделал к нему шаг, но он отпрянул, не позволяя прикоснуться.
– Ты не носишь перчаток, ты не принимаешь никакие лекарства, ты не похож на больного человека. Просто сбегаешь под душ после каждого секса. Юнги, просто признайся, все, что ты говорил мне, – это чушь собачья, чтобы затащить меня в постель? Чтобы выглядеть особенным? Ни на кого не похожим?
– Зайди, и мы спокойно обо всем поговорим, – сказал я, глядя в проем двери на улицу и молясь, чтобы родители или Тэхен не заявились прямо сейчас домой.
– Я не буду заходить. Хватит. Я жалею, что не поверил Ёнджуну сразу…
– Твой брат – долбаный ублюдок! – не сдержался я, раздражаясь все больше.
Глаза Субина вспыхнули голубым огнем, и он дала мне пощечину. Сильную, звонкую. Его рука прижалась к моей щеке на долю секунды, но этой доли хватит для огромного ожога…
– Оставь в покое моего брата! И меня тоже! Не звони больше! Все кончено! – закричал он, развернулся и зашагал прочь. Его плечи затряслись от рыданий.
Лицо или парень? Здоровье или парень? Родители или парень? Или я бегу за ним и потом расплачиваюсь. Или возвращаюсь домой, умываюсь горячей водой, как примерный мальчик, – но теряю Субина.
Мне предстояло сделать выбор, и я выбрал Суьина. Я выбежал на улицу, позабыв даже про куртку.
– Субин! Остановись!
Он прибавил шаг, почти побежал, спотыкаясь на снегу. Я догнал его и схватил за руку. И он остановился как вкопанный, глядя на наши ладони. Я редко брал его за голую руку, не хотел рисковать лишний раз.
– Мне нужно вернуться домой, прошу тебя, – взмолился я. – Иначе уже сегодня я окажусь в больнице. А мне нельзя подвести команду, Субин… Пожалуйста.
– Так и вали домой!
– Я не уйду, пока мы все не обсудим.
– Нет, Юнги, нет! Я больше не играю с тобой в эти игры.
– Я покажу тебе свои медицинские документы! Хочешь поговорить с моими родителями? Они подтвердят…
Субин выдернул руку из моих пальцев и побежал дальше. И я несся за ним, удаляясь все дальше от своего дома и от спасительного источника горячей воды. Прошло уже минут восемь, а может, и девять с того момента, как Субин залепил мне пощечину. Вряд ли мы успеем поговорить, все без толку. Он ускользал, как песок сквозь пальцы.
Осознание обреченности наконец настигло меня: я уеду сегодня в госпиталь при любом раскладе…
И тогда я ускорил шаг, нагнал его, схватил за плечи, развернул к себе и впился губами в его рот. Потом в его подбородок, соленый от стекающих по нему слез. В его щеки, лоб…
– Юнги, – пробормотал он, шокированный происходящим.
Мы никогда не целовались. Трахались – да, сколько угодно, но ни разу не целовались…
– Юнги, – повторил он, изумленно глядя. А потом сомкнул руки на моей шее и ответил на поцелуй. И рассмеялся – счастливо, удовлетворенно.
Наверно, он чувствовал себя победителем. Наверное, он был рад, что я наконец прекратил свою странную игру и теперь мы можем просто целоваться. Как все нормальные люди…
– Боже, как же я этого ждал! Как же я этого хотел, – улыбнулся он и снова прижался губами к моим губам.
Поцелуй. Первый, последний и просто удивительный. Только жаль, что вкус его губ неотделим от боли. Сначала будет просто покалывание. Потом жжение. Потом пожар во рту, будто я хлебнул кислоты…
Я вынул телефон и набрал номер скорой, диктуя им свой адрес. Субин по-прежнему стоял напротив, впившись в меня руками. Он положил ладонь на мою щеку – на ту самую, по которой не так давно съездил. Я улыбнулся ему, подергал за локон волос, коснулся подбородка.
– Мне нужно идти, Субин.
– Что… Почему?
– Пора расплачиваться за поцелуй…
– Нет! Опять ты за свои игры! Юнги!
Я развернулся и зашагал к дому, неся в себе свою боль, как бомбу – осторожно и медленно. Еще никогда мне не было так плохо.
– Юнги! – кричал онаю вслед. – Господи, какой же ты мудак! Неужели твои выдумки стоят наших отношений?!
Я ускорил шаг. Первый из волдырей на щеке уже лопнул. Алая капля упала в снег. Но Субин не видел этого. А я не решался обернуться и показать ему лицо. Не хотел, чтобы он увидел меня таким – больным, жалким, истекающим кровью. Наверное, в этом и была причина: пусть лучше ненавидит, чем жалеет. Что угодно, но не жалость.
Субин звал меня, но решил не бежать за мной. Мальчик-выдумщик вернется к нему, как только наиграется в свои игры. Ведь так? Однажды он устанет корчить из себя уникального и вернется. Если, конечно, он захочет принять его. Если, конечно, он сможет простить ему мудацкое поведение…
– Я не прощу тебя! Катись ко всем чертям, Юнги!
* * *
– Субин спрашивал обо мне? – поинтересовался я у родителей две недели спустя, как только ожоги зажили, и я смог шевелить губами.
Оказалось, что нет. И мне он тоже не звонил.
– Я согласен уехать в Ирландию, – сказал я, глядя в стену больничной палаты. Боясь, что если подниму взгляд на родителей, то расплачусь, как маленький.
– Я уверена, ты не пожалеешь, милый, – сказала мама. – Я уверена, что там найдется все, что тебе нужно.
– Лепрекон в зеленой шляпе, исполняющий желания?
– Или четырехлистный клевер, – улыбнулся в ответ отец. – Тэхен будет счастлив.
«Ну хоть кто-то будет счастлив», – подумал я.