Intradrive

Ночью мне так и не удалось сомкнуть глаза. В пять утра я вылезл из кровати, оделся, напился кофе и отправился в родительский дом, в Атлон. Еще никогда я не ездил так быстро. Буду дома через полтора часа – и пусть родители все объяснят мне. Пусть, черт возьми, расскажут, как Мин Юнги – возможно, единственный совместимый со мной человек на всей Земле, не считая брата, – оказался в нашем доме восемь лет назад. Кто нашел его? И зачем привез? Голову распирали многочисленные догадки, но я хотел услышать правду из уст родителей.

Папу я нашел в саду, на коленях возле любимых розовых кустов, которые требовали осенней обрезки.

– Чимин?! – воскликнул он, осторожно обнимая меня и не снимая при этом садовых рукавиц. – Вот это сюрприз. Идем в дом, ну и холод сегодня, аж слизняки все попрятались… Нам! Намджун!

Ён А накрыла стол в гостиной: свежеиспеченные содовые булочки, апельсиновый джем, куски черного и белого пудинга, обжаренные в сливочном масле, картофельные оладьи – все как я люблю. Отец поставил передо мной кружку кофе и сел рядом.

– Как университет? Как новая жизнь? – спросил он. – Тебе все нравится?

– Ничего нового с тех пор, как мы говорили по телефону… Хотя нет… Кое-что произошло.

И я начал намазывать ежевичным вареньем тост, выдерживая многозначительную паузу.

– Я встретил человека, который… совместим со мной. И… он уже бывал в этом доме.

Папа перестал жевать, отец отставил кружку кофе и вздохнул так глубоко, как будто не дышал с момента моего приезда. Ён А опустила глаза, а потом и вовсе ушла на кухню и принялась энергично, чуть ли не яростно вытирать полотенцем тарелки. Не радость, а боль и сожаление отразились в глазах родителей.

– Вы знали, о том, что мы совместимы? Поэтому он сюда приезжал? Вы хотели познакомить нас?

– Намджун? – умоляюще произнес папа, словно призывая отуа взять ситуацию под контроль.

Тот аккуратно придвинул ко мне стул и положил руку на плечо.

– После того как мы узнали о твоем диагнозе, мы начали искать семьи, которые тоже столкнулись с подобным недугом. Это заняло время. Жена одного из моих знакомых работает в университете Эдинбурга и согласилась помочь. Она как раз проводила масштабные исследования в области редких аутоиммунных реакций и заинтересовалась твоим случаем. А чуть позже сообщила, что с ней на связь вышла другая семья. Из Норвегии. Они сообщили, что их сын страдает редкой формой аллергии, которая по симптоматике была очень похожа на твою.

Я молча смотрел в свою тарелку, аппетит пропал. Мои руки начали так сильно трястись, что пришлось отложить столовые приборы.

– Она соединила вашу кровь в одной пробирке. Твоя кровь закипала и сворачивалась, если контактировала с кровью других людей. Его кровь тоже вела себя подобным образом. Но при смешивании вашей крови друг с другом – ничего не произошло. Она сообщила об этом открытии нам и Минам. Мы списались с ними. И поддерживали связь не один год. Вцепились друг в друга, зная заранее, что вы с Юнги однажды вырастете… и, вероятно… будете нуждаться друг в друге.

Папа присел рядом и крепко обнял меня. Иначе я бы, наверно, грохнулся со стула.

– Мы отправляли Минам принадлежащие тебе вещи, которые ты носил или к которым не раз прикасался, – твой черный шерстяной плед, твой шарф, твои перчатки для верховой езды. А Мины присылали нам вещи Юнги: белый свитер с вышитым оленем, его красно-голубую хоккейную куртку, его черный игрушечный вертолет на радиоуправлении. Ты надевал его одежду и играл с его игрушками. Он укрывался твоим пледом, носил твой шарф… Перчатки для верховой езды оказались ему малы, – улыбнулся отец, – но в остальном эксперимент оказался успешен. Его кожа не реагировала на тебя, а твоя – не реагировала на него. А потом мы решили, что пора… Пора бы вас познакомить, – вздохнул отец и уставился в свою чашку.

Я сидел за столом молча, ловя каждое слово. Моя спина одеревенела от напряжения. Мой кофе стыл – руки слишком дрожали, чтобы пытаться держать чашку.

– Что было дальше? – хрипло пробормотал я.

– Мины уехали и увезли сына. И больше не выходили на связь. Вернее, Ингрид написа однажды и сообщила, что у Юнги тяжелое посттравматическое расстройство и что они работают над этим. И… – отец отвернулся, – на этом все закончилось.

– Почему моя съемная квартира оказалась в том же доме, что и его?

– Это популярный среди студентов жилой комплекс…

– Но почему он приехал в Ирландию? Почему не Норвегия или любая другая страна?

– Без понятия. Может, просто совпадение? Ирландская культура на пике популярности…

– Пф-ф, – фыркнул я. Притянутыми за уши объяснениями меня не впечатлишь.

– Эти ребята уже знают, что ты – это ты? – нахмурился папа.

– Да, он узнал меня.

– И как отреагировал?

– Плохо. Пить со мной на брудершафт вряд ли будет.

– Чимин, – пара обратился ко мне чуть ли не официально. – Если будет хоть какое-то… неадекватное поведение с его стороны… я не говорю о травле, вы уже взрослые люди, но… Если он все еще злится и только попробует…

– Я не дам себя в обиду, пап. Будь спокоен.

– Держи нас в курсе, ладно? Я верю, что он… хороший молодой человек из прекрасной семьи, но… мог затаить обиду, так что… просто будь бдителен.

– Он не тронет меня, – так твердо сказал я, что родители переглянулись. – Ему нет до меня дела. Кажется, он… отпустил прошлое. И у него есть омега, который не оставляет ему свободного времени на… ерунду из прошлого, вроде меня.

– В смысле, омега? – переспросил папа.

– Что значит, омега? – одновременно с ней спросил отец.

– Ну, у всех альф в этом возрасте обычно случаются… омеги, – кашлянул я.

– Они совместимы?

– Нет, – ответил я и опустил глаза.

Обсуждать с родителями Юнги и его отношения с Хосоком было как-то… странно.

– Должно быть, это… очень чреватые последствиями отношения, – подытожил папа, тщательно подбирая слова.

– Ага, стремные, – сказал я, даже не пытаясь найти литературный синоним. Перед глазами стояло обожженное тело Юнги. – Но его все устраивает.

Папа с отцом снова переглянулись, очевидно, поражаясь моей осведомленности.

– Я познакомился с Тэхеном– его брптом, – поспешил объяснить я. – И мы вроде как… подружились. Он иногда рассказывает о нем.

– Ах, вот оно что, – кивнул папа.

– Но, боюсь, это ненадолго. Сегодня я собираюсь рассказать ему, кто я…

Папа с отцом снова приуныли. Надо обязательно сказать им, что не их вина, что я обречен быть одиноким. Они и так сделали все, что могли. И сказать спасибо хотя бы за то, что попытались… Чем я и занялся.

Потом мы прикончили завтрак, я погулял по саду и дому, наслаждаясь мощным и сладостным чувством умиротворения и безопасности, которое всегда переполняло меня дома, и отправилась в обратный путь.

По радио снова крутили «Walking on Cars»: «Все тот же дождь над головой, все те же спутники. Я люблю этот городок. А вот ты теперь живешь в моей голове. Не обращай на меня внимания, не обращай внимания. Я просто думаю о тебе…» За окном мелькали маленькие домики из красного кирпича и багряные кленовые рощи. Ён А завернула мне с собой шоколадный кекс, который я предложу сегодня Тэхену, когда он придет в гости, но доедать, скорей всего, буду в полном одиночестве. Папп срезал для меня свежих осенних цветов из сада – целую охапку георгинов сорта «Блэкджек», таких темных, почти черных. А на пассажирском сиденье лежала коробка, которую отыскал на чердаке отец, как только я заикнулся о ней: внутри лежал белый свитер с вышитым оленем, и красно-голубая хоккейная куртка, и черный вертолет на радиоуправлении с нарисованным гербом Вооруженных сил Норвегии.