Intradrive

В самом конце лета, буквально за неделю до отъезда домой, я познакомился с Сынмином – сыном Бан Чана. Он был альфа и му было восемнадцать или около того. Он заехал к отцу в гости, они вместе чинили винтажный бабушкин кабриолет.

Сынмин ходил туда-сюда в промасленной майке, подавал отцу инструменты и курил «Силк Кат» у дверей гаража. Феликс  приносил сэндвичи с тунцом и кофе с «Бейлисом». Я сидел неподалеку и дурачился с Жеоном. Волкособ был совсем старый и ленивый и отказывался носить мне мячи, но поваляться со мной на траве по-прежнему любил.

– Мистер Пак! Хотите сэндвич? – крикнул Феликс и помахал рукой.

Я встал и направился к гаражу, на ходу приглаживая волосы. Есть не слишком хотелось, но это была возможность поближе рассмотреть незнакомого парня. Я редко встречал новых людей, и они всегда вызывали интерес.

Парень выпустил изо рта густой сизый дым и протянул мне ладонь:

– Привет. Я Сынмин.

Я выставил руку в латексной перчатке.

– Чимин.

Тот озадаченно посмотрел на него и неловко пожал пальцы.

– Готовлюсь к поступлению в медицинский, привыкаю к перчаткам, – поторопился соврать я, пока он не успел подумать, что у меня какая-нибудь кожная болезнь. Надеюсь, Феликс и Бан Чан не слишком много знают. Феликс в курсе, что мне можно есть только из стерилизованной посуды, но, кажется, думает, что у меня просто слабый желудок.

– Я видел твою машину, роскошная, – Сынмин кивнул на «S7», стоящую там же, в гараже.

– Спасибо, – растаял я.

– Прокатишь меня как-нибудь?

– У меня еще нет прав. Бабушка слегка… поторопилась.

– Хочешь, поучу тебя?

Его отец закатил глаза и вытер руки о промасленную тряпку. Феликс протянул мне аппетитный бутерброд, завернутый в целлофан.

– Не буду против, – кивнул я. – Надеюсь, ты… опытный водитель.

– Пока никто не жаловался.

Все это звучало двусмысленно и ужасно мне нравилось. Хотелось взять его сигарету и сделать затяжку. Да, я знал, что это будет то же самое, что обхватить губами раскаленный гвоздь – потом вся кожа слезет. Но эти мысли все равно вертелись в голове снова и снова.

* * *

Сынмин и я сидели в салоне моей машины. Мне было и страшно, и радостно одновременно. Казалось, это первый раз, когда я нахожусь так близко к постороннему человеку. Да еще и привлекательному парню альфе. Сынмин положил мою руку на рычаг переключения скоростей.

– Только «ручка», только хардкор? – подмигнул он.

– Бабушка выбирала.

– Я слыхал, она женщина хоть куда.

– О да. Называется «пощады не проси».

– А как насчет тебя?

Моя рука все еще лежала на рычаге передач, а рука Сынмина – на моей.

– Что насчет меня? – хлопнул ресницами я.

– У тебя можно просить пощады?

Он шутил, может быть, слегка флиртовал, но у меня перед глазами тут же возник Юнги, закрывающий голову и лицо руками, пока я натравливал на него собаку.

– Я хорошый мальчик, сама доброта, – ответил я.

Сынмин рассмеялся, не слыша в моем голосе иронии. Улыбка – просто роскошная. Я подумала, он недолго будет помогать своему отцу чинить машины. Какое-нибудь модельное агентство обязательно наложит на него лапу, разоденет в шипованую кожу, научит смотреть так, что от одного взгляда будут плавиться стены, – что уж говорить о сердцах…

– Жаль, что несовершеннолетний, – ответил он и убрал ладонь с моей руки.

Я посмотрел на его губы, и на меня снова накатило то самое ощущение, которое я испытал в саду, глядя в чужое окно. Низ живота налился теплом, пульсирующим и тяжелым. А в голове завертелась одна мысль: за поцелуй придется всего-то месяцок полежать в больнице.

Всего-то месяцок.

* * *

Мы с Сынмином обменялись номерами телефонов, и тем же вечером я получил от него первое СМС. «Сладких снов. Надеюсь, до завтрашнего дня ты не забудешь, где газ, а где тормоз:)»

Меня аж из постели выбросило. Я закружил по комнате, перебирая в уме слова, и тут же настрочил ответ: «Надеюсь, ты до завтрашнего дня не забудешь мое имя?»

Тишина, но совсем короткая. Трель входящего сообщения: «Не смогу забыть его, даже если захочу. Оно вертится у меня в голове».

Я забрался в постель и тут же выпрыгнул обратно. Почему все это так возбуждает? Ведь это всего лишь переписка, слова, отображающиеся на экране моего телефона.

«А сам тем временем сидишь в баре и кадришь омежек. Угадал?» – написал я.

«Даже близко нет. Вокруг темнота, и я думаю о тебе».

«Так я и поверил. Передавай привет бармену. И много не пей. Тебе завтра меня учить», – подколол я его.

«Бармена здесь и близко нет. Здесь только деревья, ночь, тишина и твое окно».

Что?!

Я вскочил с постели и отодвинул занавеску. В саду стоял Сынмин и махал рукой.

Я не видел лица в полумраке, но рассмотрел, что он подносит телефон к уху. Мой тут же взорвался рингтоном. Я подскочил от неожиданности и мгновенно принял вызов.

– Ты что, с ума сошел?! Что ты тут делаешь?! – хихикнул я в трубку.

– Остался у отца, твоя бабушка была не против.

– А что, думаешь, она скажет, если узнает, что я тусовалась с тобой среди ночи?

– Думаю, голову мне открутит.

– Тогда мы ей не скажем. Мне нравится твоя голова.

Я набросил на плечи куртку, натянул перчатки и двинулся к выходу на цыпочках, тихо-тихо, чтоб ни одна душа не услышала.

Вышел за дверь и чуть ли не врезался в Сынмина, стоящего на пороге.

– Ну что, садимся в машину и сбегаем, ты и я? – хрипло прошептал он.

Я резко выдохнул.

– Я пошутил, – рассмеялся он. – Но ты успел просчитать в уме все варианты и уже решил, что положишь в чемодан. Так?

Сынмин сел на ступеньку и протянул мне бутылку «Хоп-Хауса-Тринадцать».

– Будешь?

Я знал, что это хорошее пиво, Чонгук любит его. Я тоже уже пробовал и с удовольствием выпью снова в компании Сынмина.

– Оки-доки, только подожди минутку. – Я забежал в дом, отыскал на кухне стерилизующие салфетки и хорошенько обтер бутылку от отпечатков пальцев Сынмина. Заодно вскрыл ее чистым ножом, прихватил одну из диванных подушек и направился к двери.

Внезапно мне преградил дорогу Жеон. Смущенно завилял хвостом, ткнулся носом в бедро.

– Иди спать, завтра весь день проведем вместе, обещаю. – Я потрепал его по голове и открыл было дверь, но волкособ вцепился зубами в кончик моей пижамы и уперся лапами в пол.

– Жеон, место, – сказал я строго. Я хотел, чтобы собака осталась внутри. Она очень любила охранять меня, а Сынмин – не тот человек, от которого нужна была защита.

Деон послушно лег у камина, положив голову на лапы и глядя на меня с немым упреком.

– Ну не дуйся, завтра я весь твой! – пообещал и вышл за дверь.

Сынмин ждал меня. Улыбнулся, когда увидел, как я подкладываю под попу подушку и устраиваюсь сверху, как птица на гнезде. Он поднес к губам бутылку и сделал глоток. Я тоже отпил. По языку потек сладковатый лагер с легким фруктовым ароматом и привкусом абрикосов.

– Так что привело вас сюда, благородный рыцарь, в такой час?

– Прекрасная принцесса, заточенная в замке. Огромные глаза, дерзкая улыбка, латексные перчатки…

Я хихикнул. Сынмин отставил бутылку и взял меня за руку, разглядывая ладонь.

– Я принес принцессе волшебный нектар, и она прилетела вниз, учуяв его запах. Как винная бабочка.

– Жаль, что к нектару соленых орешков нет, – рассмеялся я, тоже отставляя бутылку. – Ладно, продолжай. Как думаешь, что будет дальше?

– Дальше рыцарь скажет, что он небогат, но бабушка завещала ему дом в графстве Донегал, а еще он играет за «Шемрок Роверс» и у него есть письмо о приеме в Тринити-колледж.

– Вау. Очень даже неплохо, господин рыцарь.

– А что ответит принцесса? – подмигнул он. Вздох вырвался из моей груди:

– А принцесса скажет, что живет в заколдованном замке, имя которому Стигмалион. И замок не отпустит ее ни к какому рыцарю. А за каждую попытку сбежать будет мстить – оставлять на ее теле стигму. Знаешь, что такое стигма? Это ожог, клеймо, которым древние греки помечали рабов и преступников. Так и Стигмалион будет клеймить пленницу. Раз за разом, пока боль не победит. Боль всегда побеждает.

Сынмин пристально посмотрел на меня, должно быть, пытаясь понять, что за бред я несу и не пора ли забрать бутылку.

Бутылку, которую я подозрительно быстро опустошил. Еще пять минут назад она была почти полной. Я поднял ее и стал рассматривать: сквозь желтое стекло просвечивало ночное небо и медь луны, – она почти пуста. Потом глянул на бутылку Сынмина: та была почти полная.

– Постой… кажется, мы перепутали бутылки.

– Кажется, да.

Волна адреналина поднялась внутри и растеклась по венам. Значит, молекулы его слюны уже у меня во рту! Еще примерно тринадцать минут – и рот наполнится жжением. На коже слизистой начнут появляться пузырьки, наполненные прозрачной сукровицей. Их будет становиться все больше и больше, они начнут сливаться в большие волдыри. А волдыри быстро начнут лопаться, обнажая кровоточащие раны.

Потом я, скорее всего, начну задыхаться и потеряю сознание от боли. Очнусь уже в палате реанимации с бинтами на лице… Будет больно, очень больно…

– А что? Ты категорически против обмена микробами? – задорно улыбнулся Сынмин.

И тут до меня дошло, что бояться – уже поздно. Что в реанимации уже приготовлена для меня палата. Что судьба уже бросила кости, и мне не остается ничего другого, как…

Потратить оставшиеся тринадцать минут с пользой.

Время пошло.

Я стащил перчатки, обнял Сынмина за шею, придвинулся ближе.

– Я только за, – выдохнул я и прижался губами к его.

Он удивился моей решительности, но не стал задавать вопросов, а молча принял все мои подарки. Стянул меня с подушки и усадил к себе на колени. Я начал целовать его, как умел, как подсказывала мне природа. А Сынмин – целовал меня. Какое блаженство. Страх ушел. Сынмин начал посасывать мою нижнюю губу, я – его верхнюю. Он закрыл глаза от наслаждения, и я погладил его лицо: кожа на ощупь такая мягкая, только щетина на подбородке слегка колется…

Теперь я был почти рад, что перепутал бутылки. Все это стоило каждого дня, что мне предстояло провести в больнице.

– Чимин, – застонал Сынмин, теперь голос был совсем другой, охрипший. Его рука нырнула под мою майку и ласково сжала талию. Я позволил ему и это. Одним ожогом больше, одним меньше – разницы нет.

– Будешь помнить меня, когда все закончится? – прошептал я, уже чувствуя едва заметное жжение на губах.

– Закончится? Ты уже собрался бежать? – возразил он.

– Я не хочу бежать, ты сам убежишь, когда узнаешь…

– Тебе не шестнадцать? – пробормотал он. – Еще меньше?

– Прощай, Сынмин, я буду помнить тебя.

Губы жгло так, что невозможно было терпеть. В легких тоже разливалось пламя, мешающее говорить и дышать. Я поцеловал парня в лоб и встал с его колен. Он удержал меня за руку.

– Чимин… Останься…

– Не могу. Уходи. Но прошу тебя: что бы ни случилось, – ты ничего не знаешь!

Я вбежал в дом и захлопнула дверь. Прижал руку к губам – боже, как больно! – и рванул по лестнице наверх, перескакивая по две ступеньки за раз. Жеон вскочил с коврика и побежал за мной. Я ворвался в чужую спальню и коснулся плеча спящего брата.

– Чонгук, Чонгук! Проснись! Я перепутал в темноте стаканы и, видимо, попил из чужого… Ужасная боль… Вызывай скорую…

Мой Стигмалион уже начал мстить.