Intradrive

2011 год, мне тринадцать лет

У Чонгука в гостях девушка. Они вдвоем заперлись в его комнате. Я забрался в соседнюю и сидел тихо, как мышь. Приложил к стенке стакан, прижался ухом к донышку и слушал. Они говорили о чем-то, хихикали, слушали музыку и листали учебники. Оба готовились к поступлению в университет. Чонгук решил изучать право, а она - что-то там еще. Ее звали Дженни. У нее были прямые волосы и пронзительный смех. Казалось, будто дикая птица кричит.

Я бы с удовольствием свернул этой птице голову.

Чонгук вырос так, что стал больше отца. Ему уже восемнадцать, а на вид все двадцать пять: огромный детина, которому я едва достаю до плеча. Голос у него громкий и низкий, на лице растет щетина, а руки такие сильные, что он смог бы переломить, как спичку, свою клюшку для хёрлинга. Если бы клюшка его чем-то разозлила...

Папа сказал мне, что я тоже почти совсем взрослый, что я меняюсь, расту. В общем, я уже не ребенок. Но мое детское обожание и щенячья верность Чонгуку почему-то никуда не ушли. Я по-прежнему хотел, чтобы он не встречался с жалким омегами. Чтобы не заглядывался на них. Чтобы принадлежал только мне, играл только со мной, любил только меня...

Звуки в его комнате затихли, и от этой тишины у меня все внутренности сжались в ком. Я прирос ухом к стене и наконец разобрал слова:

- Чонгук, а вдруг кто-то войдет?

- Двери заперты... Все уехали играть в гольф... Никого нет...

Шепоток. Шелест. Движение.

- Тебе нравится? - проворковала Дженни.

- Я с ума по тебе схожу... Ты такая красивая... Дженни... Ты самое прекрасное...

Мне в ухо влетел звук глубоких поцелуев, осторожное поскрипывание кровати. Я закрыл глаза и сжал кулаки. В общих чертах я представлял, что там происходит: родители покупали мне книги обо всем на свете, включая «это». Конечно, они были написаны простым языком для подростков и подробности не описывались, но и прочитанного мне было достаточно: «Сначала альфа и омега уединяются в каком-то месте, раздеваются и ласкают друг друга, произнося приятные слова. В такой момент обычно у альфы происходит эрекция, а у омеги (если это девушка) увлажняется влагалище. Альфа вводит пенис во влагалище омеги, что сопровождается приятными ощущениями для обоих...».

Звучало все это, конечно, серьезно, но я не представлял, как можно получать удовольствие, когда в тебя что-то вводят. Можно потерпеть, когда тебе вводят катетеры, иглы, ректальные свечи, зонды, суют в уши ватные палочки, засовывают в рот градусник или отсасывающий слюну шланг на приеме у стоматолога... Приятного мало, так? А когда в тебя вводят не инструмент, а часть чужого тела - это как вообще? Кому это может нравиться? Неужели многим, если об этом даже книги пишут?

Меня передернуло от отвращения.

Я ушел вниз, в гостиную, громко топая ногами, врубила телек, выкрутил громкость на максимум и начал танцевать под Леди Гагу и ее «Bad Romance».

Так-то!

Альфа не сможет вводить пенис омеге во влагалище под все эти безумные звуки, громыхающие на весь дом. Только это мне и нужно!

- Рам-ма! Рам-ма-ма-а! Га-га-у-ля-ля! Хочу плохой роман!

А вот и Чонгук. В одних штанах спустился вниз: волосы всклокочены, губы порозовели, соски съежились в два сердитых бугорка. Дженни спустилась следом - щеки алые и футболка шиворот-навыворот.

И пока она шнуровала свои беленькие адидасы, Чонгук хмуро поглядывал в мою сторону.

- Хочу тебя уродливого! Хочу тебя больного! Хочу тебя всего, пока это бесплатно! - начал петь я и прыгать чокнутой лошадью по комнате.

Чонгук вышел с Дженни на улицу, смачно грохнув дверью.

- Хочу твоей любви! Хочу твоей мести! Давай вместе напишем этот порочный роман!

Вернулся. У-у-у, неужто мы разозлились?

- Хочу твои психи и твою вертикаль! Хочу видеть тебя в зеркале заднего вида! Малыш, какой же ты чумовой!

- Чимин, что ты творишь?! - Чонгук выхватил у меня пульт, в который я артистично орал, как в микрофон, и выключил телек.

- J'adore l'amour! Et je veux ton revenge! J'adore l'amour! Не хочу быть друзьями! - продолжал петь я уже без музыки.

И тогда Чонгук схватил меня за руку и больно сжал запястье.

- Чимин!

Я резко остановился, и длинная челка косо упала мне на глаза.

- Что ты здесь устроил?! - заорал Чонгук. Он был взбешен, на волосок от ярости.

- Я знаю, чем ты занимался там с ней.

- И чем же?!

- Засовывал свой пенис ей во влагалище! - сказал я с отвращением.

Чонгук пару секунд смотрел на меня в полном замешательстве, потом застонал, закатил глаза и запустил пальцы в волосы.

- И это гадко! - закричал я ему в лицо. - Помнишь тот день, когда ты написал на ежика в саду за сараем? Так вот - это еще хуже, чем писать на ежика!

- Чимин, - Чонгук тяжко вздохнул и упал в кресло, закинув ногу на ногу, - совсем как отец. Повязать галстук и надеть очки - и будет почти он. - Мне стыдно за того ежика, сколько раз повторять? Пожалуйста, давай об этом забудем. Что касается всего остального: ты не можешь называть гадким то, о чем не имеешь ни малейшего представления.

- Мне уже противно тебя слушать!

- Что ты вообще знаешь о сексе?

- Все, что надо! Я прочитал книгу «Детям про «Это», и «Энциклопедию для подростков», и «Ваш омега взрослеет», и еще нашел у родителей одну книгу... «для взрослых». Там какая-то акробатика цирковая, только блевотная.

- А теперь забудь все то, что там написано, - сказал мне Чонгук. - Секс - это не акробатика. Не анатомия и не физиология. И неважно, кто, что и куда сует. Неважно. Самое главное не увидишь глазами, этого нет на картинках.

- Что, еще и кино про это бывает? - вытаращился я.

- Бывает, но речь не о том. Самое главное происходит в голове: твои мысли все улетучиваются. Ты не можешь думать ни о чем - только о человеке, который рядом. И о том, что с ним можно сделать... В хорошем смысле слова. И с его согласия, конечно. Время исчезает, пространство исчезает. И внутри у тебя такой ураган, что кажется: еще чуть-чуть - и голову снесет... И для всего этого достаточно просто поцелуя. Или даже прикосновения руки. Все. Вот это секс. А то, что ты в тех книжках читал, - это все... ерунда.

Я замер посреди комнаты, загипнотизированный голосом Чонгука и тем, как серьезно он все объяснял. И мне так понравилось то, что он сказал, что весь мой гнев, и стыд, и отвращение вдруг куда-то исчезли. А что, если он единственный, кто прав?

«А ведь мне не суждено испытать то, о чем он говорит», - подумал я. Я никогда раньше не задумывался об этом, но сейчас вдруг осознал: все то, что происходит с Чонгуком, о чем пишут в книгах, все это запретное, и странное, и тайное, что случается между людьми, когда они остаются наедине, - все это никогда со мной не произойдет.

Никогда.

Я сел в другое кресло, обнял свои колени и опустил на них лоб.

- Все это пройдет мимо меня, так?

Чонгук молчал. Тут ему нечего было сказать. Все было понятно без слов.

- Тогда зачем они покупают мне все эти книги?!

- Ты должен быть образованным человеком. Должен все знать и понимать. Никто из нас не полетит в космос, но почему бы не прочитать о космосе в книгах? - философски рассудил Чонгук.

- И как там на Марсе, господин астронавт? - фыркнул я.

- Жарко, - улыбнулся он. Его щеки слегка покраснели, глаза засияли. Он был очень красив в разгаре своей маленькой болезни по имени Дженни.

- Смотри не сгори, Чонгук. Ожоги - это больно.

Я вскочил на ноги, убежал в свою комнату, свернулся калачиком под одеялом и беззвучно заплакал.

Я наконец начал осознавать, что за шутку сыграл со мной Господь. Что зрение, слух и обоняние - это величайшие сокровища, но я бы точно променял какое-то из них на чудо прикосновения. Попрощался бы с благоуханием цветов и ароматом свежеприготовленной пищи, но зато смог бы жить среди других людей. Не смог видеть, но зато мог бы целовать. Променял бы все звуки на тепло чужой кожи под пальцами.