Глава 8. Прищур
Он просто сидел, качаясь из стороны в сторону. Дед нашел его там уже в сумерках. Не ругал. Не задавал вопросов. Просто взял на руки и тихонечко побрел домой.
Как в тумане он помнит: на лавочке возле дома его поджидали. Яков перестал всхлипывать, когда бабушка начала его ругать, а дед отмалчивался в стороне. Он ожидал, что его пожалеют, разделят с ним горе… Но вместо этого он получил наказание.
Яков провел последние дни взаперти. Вскоре, бабушка связалась с родителями сорванца, и они забрали его домой раньше срока. Яков понял, что больше он сюда не вернется. А еще, что он навсегда запомнит лишь две вещи из всех его приключений: верную собаку и яблоню, к которой были привязаны качели.
Собаку похоронили на следующий день. Мама была недовольна, что он снова запачкался.
И Яков действительно больше туда не возвращался.
Уже взрослому Якову всегда казалось, что тогда это делал дед. Холодок пробежал по спине. Перед глазами всплыло хитрое лицо священника.
"Глаза... Его глаза! Он смотрел прямо на меня, словно в душу, но я не помню, какого они цвета. Только лишь стоанная неуместная ухмылка.
А, черт с ним. Это все стресс."
Сбежав от поминальной суеты, Яков направился к яблоне. Она почти засохла, а ветки стали трухлявыми, кора обваливалась.
Компанию составила бутылочка виски. Он пил маленькими глотками, без закуски, морщась от горечи, но не останавливался. Он дал волю чувствам и плакал, скорбел и по деду, и по собаке, и по детству и по потерянным годам...
Яков посмотрел на бутылку — почти пустая. Резко встал, голова закружилась. Эхом в памяти отзывалось:
"Ты ж под моей яблоней собаку хоронил."
Но ведь это была не его яблоня. Дедова.
"Стресс. Бред. Ерунда."
Но что-то грызло изнутри. И вдруг понял: Он приехал сюда не только прощаться. Он приехал искать ответы.