♡ Глава 15. Начало конца
Stuck in the twilight, you grab my soul
Pull me in deeper; and endless hole
A venomous kiss, a cyanide tongue
I can't escape what you've become
Преодолевая оковы сна, ощущая где-то на периферии взывающую к вниманию боль, Виктория с трудом открыла глаза и попробовала что-то разглядеть сквозь пелену. Первым ее неосознанным желанием было спрятаться. Даже понимая, где она находилась, чувство паники велело ей искать место более безопасное, однако такое ей было все же неизвестно, поэтому она в полной растерянности лежала без движения, не зная, куда ей деться, и постепенно приходя в себя.
В полутемной комнате своего отца она лежала на заправленной кровати с заботливо наброшенным на ноги пледом.
Боль в руке привлекла ее внимание, и она увидела лежащую перебинтованную конечность. Ее левое предплечье было аккуратно обернуто белым бинтом, который закреплен на металлические застежки и скрывает под собой ноющую рану. На кончиках пальцев, под ногтями, виден забившийся красный песок.
В ушах все еще звенело, казалось, эхо после выстрелов преследовало ее до сих пор. Последние воспоминания болезненным импульсом терзали корку сознания, продираясь в настоящее. Кроме того, что выстрелы были направлены в ее сторону, она постепенно более четко вспоминала и другие подробности.
Крик. Ее собственный.
А затем беспорядочные вспышки крови. Крови повсюду.
Красный цвет присутствовал во всех ее воспоминаниях, перемешав и сгустив все краски в кровожадную смесь ночного кошмара наяву.
Все, что она могла, точно как и в своих снах, - это только смотреть.
В комнате было довольно светло, окна плотно запечатаны и завешаны жалюзи. И спокойно. Под потолком находился замерший вентилятор без движения. Неудивительно, что ей было невыносимо душно.
Медленно сев в кровати, Виктория начала вставать, постепенно и никуда не торопясь, ведь двигаться было крайне тяжело сквозь головную боль и раздирающее чувство в руке. Но, даже несмотря на осторожность, головокружение все равно настигло ее, и она без сил опустилась обратно. Предобморочное состояние снова потянуло ее в беспамятство, завлекая сладким сном и отсутствием боли. Но через какое-то время слабость отступила, и она вышла из комнаты.
Держась за стену, шаг за шагом приближалась на раздающиеся голоса из гостиной. Ослабленные мышцы с трудом выполняли приказы мозга.
Обернувшись на звук шагов, сидящие на диване Макс и Эмма увидели ее и спешно побросали дела, чтобы помочь ей.
- Виктория, все хорошо, - заверил Макс, увидев в глазах девушки слезы. В качестве поддержки он протянул ей руку, но она продолжала беспокойно хмуриться и зажиматься.
- М-мой отец, - сквозь ком в горле выдавила она, не в состоянии озвучить ни одну из тех ужасных вещей, упоминаний которых боялась услышать в реальности.
- Он на улице, с ним все хорошо, - продолжал успокаивающе Макс. - Позвать его?
Виктория выдохнула и подалась плечами вперед. Посмотрела на часы, которые показывали полдень. Подумав, она покачала головой.
- Тебе плохо? Нужна наша помощь? - предложила Эмма, изучая ее взглядом. Видимо, выглядела она совсем помято, как и ощущала.
- Нет, спасибо, - тихо произнесла она и так же медленно направилась обратно по коридору.
Только раздеваясь в ванной Виктория заметила, что помимо того, что ее толстовка испорчена черными следами от пальцев, испачкана засохшей кровью, теперь еще и с обрезанным рукавом. Чуть-чуть открыв воду из-под крана, она села на бортик ванной и, держась за раковину, умыла себя, постоянно дрожа то ли от холода, то ли от плохого самочувствия.
Наклоняясь к полу, Виктория посмотрела на незнакомое отражение в зеркале. На осунувшееся лицо с тенями под покрасневшими глазами и с острыми скулами, которые на ее мягких щеках проявились за несколько дней из-за отсутствия хоть какого-то постоянства в распорядке дня и разнообразия в питании.
Не привыкнув чувствовать боль или ощущать свое тело нездоровым, она слишком сильно концентрировалась на любых недомоганиях, встречаясь, в основном, с каждым из них впервые. Раньше ее тело мало отличалось от кукольного: его не трогали ни болезни, ни травмы. А сейчас она ощущала себя испачканной изнутри, задетой болезнью, которую не смыть водой.
Надев свободные джинсы и длинную майку, она взяла остальную одежду под руку и вышла за дверь. На звук замка к ней снова пришли ее верные стражники-друзья.
- Джеймс сказал дать тебе обезболивающее, когда ты проснешься, - Эмма протянула сложенную в несколько раз салфетку и наполовину наполненный стакан воды.
- Тебе помочь сесть? - Макс наблюдал, как девушка чуть покачивалась, не в силах стоять ровно.
Виктория покачала головой и отклонилась для опоры на стену за собой. Запив водой таблетку, с усилием проглотила и от неприятия нахмурилась.
- Давай мы поможем тебе, - настояла Эмма.
Виктория продолжала отнекиваться от любой помощи. Под их присмотром вернулась в комнату и вновь легла на кровать, свернувшись в клубок с вытянутой рукой.
- Я принесу поесть. Эмма приготовила панкейки для тебя.
Девушка натянуто улыбнулась возлюбленному, провожая его взглядом. Виктория посмотрела на подругу в этот момент и поняла, что вид у Эммы тоже не самый бодрый.
- Ночью мы не спали совсем, - произнесла светловолосая тихо. Она присела на пол у кровати, сложив руки перед своим лицом, и подняла утомленные васильковые глаза на устало лежащую девушку напротив. - Потому что не знали, что нас ждет.
- Все в порядке? - сухим голосом спросила Виктория.
- Все живы, к счастью, - она убедительно кивнула. - Тебе нужно отдохнуть, поэтому береги силы. Я записала для тебя рецепт воздушных панкейков. Ты ведь сказала, что не умеешь готовить, поэтому я подумала, что это тебе пригодится.
«Думать о чьих-то прихотях в полное тревог время... Наверное, это помогло ей отвлечься».
- Спасибо, - поблагодарила Виктория, с теплом в сердце восприняв чужую заботу. - А что произошло? Пока я спала.
- Ничего, - просто ответила Эмма, не показывая беспокойства. - Но было волнительно. Уснуть так никто и не смог. Все до сих пор на нервах. Подробностями пока не никто не делился.
Виктория уткнулась в подушку и закрыла глаза. Хотелось снова провалиться в сон, вернуться в страшный мир своего воображения в надежде, что там найдется спасение. Внутри болезненно заныло. А она ведь там была не одна.
В ее мыслях возник образ красного жнеца, смотрящего на нее с невероятной высоты, на которую она никогда не сможет подняться. Что-то в этом хладнокровном взгляде было настолько необъятным, а в разящих движениях невозможным, чтобы полностью проследить за тем, как замах руки с плеча достигал своей конечной цели. Что вообще в мыслях у человека, который лишает жизни других? Хотелось бы ей обладать тем же знанием, что светилось в его глазах пронзительным светом, с которым он выбирал участь смерти для таких же людей, как он сам.
Убийство - это преступление, возможно, самое страшное. Причинение страданий другим, намерение физически истязать, жестокими способами вырывать с корнем жизнь - все это порицаемые аморальные вещи. Но иногда обстоятельства не оставляют другого. И чтобы спасти одну жизнь, нужно забрать другую. Или даже несколько.
Но все же... Все же отчасти есть и ее вина в том, что она позволила ему идти на 175 километр. Если бы она сказала, что это может быть опасным, то всего последующего кошмара можно было бы избежать. Сон не дал полной картины, но нельзя отрицать того, что он был предупреждающим. Весьма вероятно, знай она наверняка то, что произойдет, она могла и не выдержать этого знания.
Скорпион стал той самой поворотной точкой, когда она вспомнила свой сон, и вернуться назад еще было можно. Но она ничего не сделала. Абсолютно ничего. Алекс всегда выбирает действие. И не колеблется, даже если оно нарушает все моральные принципы и несправедливо по отношению к другим.
Но самое странное: интуитивно она ощущала, даже не обменявшись взглядом, чего он ждет от нее. И это было бы самым рациональным, как и в прошлый раз, когда она доверилась ему, сокрыв правду. Есть огромное количество альтернативных объяснений тому, как все могло произойти на самом деле.
- Как твоя рука? - подруга рассматривала сухие бинты, на которых не было ни пятнышка просачивающейся крови.
- Все нормально. Так глупо упала на стекло...
- Упала? - переспросила Эмма, бросив непонимающий взгляд.
- Ну да, - против воли улыбнулась Виктория, пряча глаза. Она не умела лгать, но надеялась, что простая улыбка ослабит бдительность и уверит, что беспокоиться не о чем. - Напросилась прогуляться вместе, упала на песок, а там оказалось рассыпанное стекло. Алекс, наверное, очень разозлился на меня, что я принесла ему столько проблем.
Выслушав, не перебивая, Эмма снисходительно подняла бровь. Виктория поняла по ее отстраненной реакции, что она чем-то недовольна.
- Как это... мило с твоей стороны, - произнесла светловолосая девушка с легкой тенью разочарованной улыбки. - Ты пытаешься прикрыть Алекса. И обманываешь меня.
Виктория не смогла произнести ни слова, окунувшись с головой в чувство вины. Она уже смирилась, что никакие оправдания ее не спасут. Ведь она совершила чудовищную ошибку, поторопившись и попытавшись в одиночку что-то исправить, сделав только все хуже, намного хуже.
Она опустила виноватый взгляд, судорожно поджав губы. Перед глазами вновь замелькали багровые пятна, и посреди всего мрака вокруг, совсем не на своем месте, светлая и чистая Эмма.
- Алекс уже рассказал нам все, - пояснила она, наблюдая за не способной сдержать эмоции девушкой.
Зашедший в эту напряженную минуту Макс принес тарелку еще теплых и ароматных панкейков, и по одному только взгляду понял, что дружественной атмосферы больше нет. Но не подал виду и не задал ни единого вопроса.
- Тебе нужно поесть, - он показал тарелку и оставил на прикроватном столике.
Виктория проследила взглядом, благодарно кивнула, и снова спряталась в тепле застеленной кровати, уткнувшись покрасневшим от стыда лицом.
Эмма еще с минуту просидела рядом, наклонившись узкими плечами в серой толстовке к кровати. Ее огорченное от неприятного удивления лицо выражало невыносимую усталость. Обреченно поджав губы, она осознала, что бесполезно просто сидеть и ждать.
- Оставим тебя отдыхать, - Эмма со вздохом поднялась с пола и посмотрела на Макса, который по виду даже не собирался в ближайшее время уходить, засмотревшись на картину. Он перевел все свое внимание на расстроенную возлюбленную, когда она сказала тихим и обессиленным голосом: - Пойдем узнаем, есть ли новости.
˗ˏˋ ♡ ˎˊ˗
- Спишь? - Алекс закрыл за собой дверь, прислонившись спиной. Виктория взглядом дала понять, что не спит, все еще не покидая кровати, но он все равно не торопился проходить.
Белая футболка с коротким рукавом открывала вид на обе руки, которые от запястий до локтей обернуты бинтами, что сразу привлекло ее внимание. Алекс держался за руки чуть выше локтя, сложив их перед собой, словно защищаясь.
- Если не хочешь меня видеть, я пойму.
- Что? Почему? - она тревожно нахмурилась, собираясь подняться. Переволновавшись, торопливо задавала любые вопросы, лишь бы не молчать, боясь, что промедление станет фатальной ошибкой.
Вздохнув, Алекс разогнул руки и стал разминать пальцы. Потерянный взгляд не мог остановиться на чем-то одном и бесцельно блуждал по серому полу у него под ногами.
- Я дал слово, что все будет нормально, - сухо заговорил он. - И нарушил его. Ты сама видела, что случилось.
- Я сказала, что...
Он направился к ней, и она умолкла, обратившись во внимание. Не опираясь на руки, Алекс расслабленно упал спиной на мягкую постель рядом, и стал рассматривать потолок. Что угодно, но только не ее.
- Больно? - Виктория могла только гадать какие травмы он получил.
- Плевать. Заживет, - словно из интереса он подогнул бинт и взглянул на отметины. Затем показал кусочек кожи, покрытый фиолетово-бордовой гематомой, напоминающей космическую туманность.
Она невольно поежилась от вида повреждения, вспоминая, как именно он его получил. Со всей силы встретился своим предплечьем с тяжелым прикладом винтовки, и ее воображение на удивление живо рисовало ей ту боль, которую он испытал: тупую и пронизывающую, прошивающую кости и каждый нерв. Но он даже не отреагировал на нее, полностью сосредоточившись на происходящем.
- Мне жаль, - все что она смогла выразить в словах.
- Ага, - на секунду он взглянул на ее перебинтованную руку, но вновь обделил вниманием, не поинтересовавшись ее самочувствием и не высказав ответных сожалений. - Так что ты сказала Эмме?
Обратив внимание, как именно поставлен вопрос, она поняла, что ему известно об ее попытке обмануть его подругу. Но деваться от конкретно поставленного вопроса было некуда: хоть и тяжело исправлять ошибки по собственной глупости, однако оставить все в таком виде - означает продемонстрировать полное неуважение к близким.
- М-м... Я сказала, что там ничего не произошло. Что я сама поранилась...
Она вынужденно прервалась из-за звука кашля. Алекс поперхнулся, а потом совершенно внезапно начал смеяться. Было заметно, что он не контролировал смех, от неловкости (за нее ли?) прикрывая свое лицо ладонью. Реакция выглядела вполне естественно, будто она сказала как-то особенно забавно то, что ему уже было заранее известно. А не поделилась тем, что мучило и пытало ее совесть, которая только ради него и позволила ей этот самый компромисс, прямо сейчас высмеиваемый им.
Наглядная обида проявилась в ее отстраненном молчании, в выражении осуждающих зачарованных зеленых глаз, которые смотрели на него с непониманием, так что вскоре односторонний смех прекратился.
- Я ведь тебя ни о чем не просил, - он заговорил с ней как взрослый с маленькой, объясняющий элементарные вещи. - Зачем ты пыталась меня прикрыть?
Виктория пожала плечами, посчитав лучшим промолчать. Ей казалось, ему не понравится ее признание в том, что она не думала, что он во всем сознается. Если бы она говорила все свои мысли, общение между ними стало бы вообще невозможным. Это каждый раз неоспоримой истиной ощущалось внутри как безнадежная и затягивающая пустота, которой нечем противостоять.
Мысленно она задалась вопросом, как его друзья восприняли то, что он сотворил. В отличие от них, только она видела все, поэтому может понять и объяснить его действия. Реакция всех остальных в ее представлении ожидалась как настоящий коллапс. Который, что бросалось в глаза, до сих пор не произошел.
- И кстати: Эмма и Макс не знают всего, - заговорил Алекс, опередив все возможные, так или иначе неизбежные, вопросы. - Лишь то, что мы кого-то увидели. Зато всем, кроме них, известно, что там произошло. - И договорил едва слышно: - Они пытались все там к чертям взорвать.
С ее губ сорвался вздох. С груди словно сдвинулась тяжелая плита неизвестного облегчения. То ли от обладания полной информацией, то ли от того, что его друзьям не известна вся правда, которая может их разделить. Виктория сама за себя удивилась, почему же так переживает из-за чужих отношений. И объяснила все тем, что Алекс счастлив со своими друзьями. Их поддержка - это буквально последнее, что осталось у него от прежней жизни.
- Я просто хотела, чтобы Эмма не переживала. Поэтому и подумала, что моим словам она поверит.
- Повторюсь: тебя кто-то просил об этом?
- Нет.
Тогда Алекс развел рукой и снисходительно улыбнулся.
Вид его улыбки заставил ее почувствовать себя не в своей тарелке. Казалось, она снова больше него самого переживает за его ментальное состояние и душевные муки. Но знала, что это лишь показное. Она хотела дать ему понять, что он всегда может без сомнений ей открыться. Наверное, она одна из немногих людей, кому известно слишком много.
- Я понимаю, почему ты это сделал и не виню, - сделав неуверенную паузу, она добавила: - Хоть это и неправильно.
- Вот уж спасибо. Без тебя не знал, как мне себя чувствовать.
Проглотив обиду, Виктория облизнула сухие губы и продолжила говорить. Ведь она старалась во благо, хоть Алекс всячески сопротивлялся, отвечая ядом и колкостями. Но во чье имя было это благо - вопрос довольно интересный, заставляющий задуматься, однако только не в текущий, важный, момент, когда появился шанс поговорить по душам.
- Это ведь из-за меня тебе пришлось в том домике в лесу впервые...
Алекс непонимающе склонил голову к плечу, не отрывая заинтересованного взгляда.
- Ту старушку, - тихо произнесла она, кусая губы, с трудом озвучивая самые страшные мысли, долгое время не дававшие покоя. И едва различимо, одними губами добавила: - Убить ее.
До сих пор делающий вид полного непонимания Алекс улыбнулся. Уголки его губ изогнулись, от чего ей стало не по себе, потому что глаза оставались такими же холодными, а раздражение в них приняло форму багряных полумесяцев в глубине зрачка.
- Никакую старуху я не убивал, - нараспев легко произнес он, чуть подняв голову вверх.
- Н-но, - запнувшись на начале фразы, она потеряла способность говорить из-за мертвой хватки на своей шее. Словно та самая умершая из-за них старушка схватилась за ее горло, напоминая о том, что должно храниться в секрете.
Уже через секунду улыбка бесследно исчезла. Вскинув ладонь к лицу, Алекс откинул пряди волос со лба, вобрав в свои легкие кислород глубоким вдохом, и посмотрел свысока с таким осуждением, которое только нарастало, но уже от его первоначального проявления стало не по себе до холодка по всему телу. Словно плохой наигранностью он давал ей шанс не заходить так далеко, но не прочитавшая предупреждение девушка решила на себе испытать действие заведенной ловушки, которая с кровожадным удовольствием, спустя отмеренное таймером время его скоротечного терпения, схлопнулась.
- Я просил тебя обо всем забыть, - грозно прошипел Алекс. Виктория невольно стала хмуриться от каждого отдельно произнесенного слова, будто физически ощущая давление голоса, впивающегося шипами в ее тонкую кожу. Звенящая в голосе злость была такой осязаемой, как будто витала в воздухе рядом, сужаясь вокруг нее. Она напомнила яростную бурю, красную и беспощадную, перекрывающую вид на спокойную реальность и лишающую возможности ровно дышать. - Какого черта ты напоминаешь мне об этом? Чтобы на совесть надавить? - он с уничижением мрачно усмехнулся, явно наслаждаясь производимым запугивающим эффектом: - Нет у меня ее. Я оставил все в прошлом, потому что это ничего не значит. Если хочешь, чтобы я жалел и страдал от чувства вины, то вот что: у тебя ни хрена не выйдет.
Еще больше побледнев, она затравленно лежала напротив, неотрывно смотря на собеседника блестящими глазами, пока в ее мыслях эхом звучали строгие слова, произнесенные с редкой несдержанной злостью.
Переведя дыхание и не дождавшись никакой ответной реакции, Алекс сел на кровати, повернувшись спиной, с видимым раздражением воспринимая то, куда зашел разговор. Согнув в коленях ноги и положив поврежденные руки сверху, он негодующе хмуро молчал. Виктория боялась нарушить затишье.
Недовольно покачав головой, Алекс обернулся через плечо и устало спросил:
- Почему ты не можешь понять, что ничего исправить уже нельзя? Зачем тогда забивать себе голову этим?
- Оставить все в прошлом, я поняла, - кивнула она, глотая слезы, едва ли не дрожа. Не зная, как реагировать на выговор, она старалась вынести из этого урок на всю оставшуюся жизнь, чтобы больше никогда не становиться объектом его осуждения. Результат ее попыток хоть что-то наладить оказался многим хуже всех ее самых пессимистичных представлений, какие она могла себе вообразить.
- Ладно, - еще раз вздохнув, Алекс перевел взгляд. Его внимание привлекла нетронутая еда на столике у кровати. - Эмма готовила для тебя, - подняв тарелку, он заметил прилипший ко дну мокрый от капель воды листок бумаги. Он отбросил его на пол, и в полете Виктория успела прочесть, что это был рецепт. - Так что съешь все.
- Хорошо, - она осмотрела три пышных панкейка, занимающих всю площадь предлагаемой тарелки. - Но это много для меня.
Когда она подняла глаза, то увидела на себе пристальный взгляд, который кристально чисто дал понять, что мысленно ее уже минимум несколько раз лишили духа в отместку за то, что она выводила из себя очередной неверной фразой.
- Мне плевать. Человек старался для тебя. А ты не ценишь ее потраченные силы, так еще и отблагодарила ложью.
Из чувства вины Виктория взяла тарелку с остывшими панкейками. На вкус они оказались не очень сладкими и таяли во рту, действительно напоминая что-то похожее на облако своей воздушностью.
- Эмма, наверное, обижается на меня...
- А ты бы не обиделась? И, прежде чем опускать руки, ты пробовала для начала извиниться и объясниться?
Виктория медленно покачала головой. Которая как на пружинах еле-еле поворачивалась и двигалась, с замедленной реакцией отвечая на сигналы, отдаваемые напряженным нервам инстанцией повыше.
- Что будет дальше? - разделяя вилкой на кусочек поменьше, спросила она.
- Со всем уже разобрались.
- Вот как, - непонимающе нахмурилась она, тут же нарвалась на недовольный взгляд и спешно положила в рот еще один кусок, не дожевав первый.
Несколько минут тишину нарушал только скрежет металлической вилки по керамической тарелке. Обратив внимание, как она на автоматизме ела, исполняя указание, немного отойдя от испуганного состояния, он тоже спокойнее заговорил:
- Ты не подумай: я не настолько жесток, чтобы не сомневаться.
Почувствовав его стремление оправдаться в ее глазах, чтобы выглядеть не просто жестоким убийцей, а обычным человеком, каким она его знала, ответила как можно мягче:
- Я понимаю, почему ты это сделал. Не могу понять только как.
Думая над ответом, Алекс прошелся по спальне. Взяв старую книгу с полки, пролистнул с шорохом желтоватые и деформированные вздувшиеся страницы, наблюдая, как пыль с них поднялась в воздух, растворяясь в поле его зрения, сливаясь с ничем.
- Смерть и жизнь слишком переоценены, - наклонившись, он вернул книгу на место. А когда выпрямился, заметил на кончиках пальцев пыль и растер ее между подушечками. - Чувства все только портят, но даже они не длятся вечно. А если что-то не вечно, значит, оно ничего не значит.
Повисло молчание. Виктория полулежала на кровати, задумавшись над услышанным. С чуть приоткрытыми губами Алекс смотрел вверх, со скуки задрав голову к потолку.
- Наверное, для этого нужно быть очень сильным человеком.
- Для чего? - непонимающе оглянулся он.
- Чтобы принимать такие решения.
Она смотрела вполне серьезно, глубоко воспринимая его мысли. Алекс вновь отвернулся и безразлично пожал плечами с убранными руками в карманы:
- Наоборот. Легче забить на что-то, чем попытаться довести до нужного результата. Что я и делаю.
˗ˏˋ ♡ ˎˊ˗
В светлой футболке, надетой на мокрое тело, и с влажными волосами после душа, Эдвард сидел под крышей дома, держа перед собой камеру. Вытянув ноги на земле, он устало навалился плечом на деревянный столб, просматривая отснятые фотографии. Большинство из них составляли местности и улик, включая устройство взрывчатки. На нескольких фотографиях были изображены свежие трупы.
Отведя взгляд от малоприятного зрелища, он посмотрел прямо, и его руки сами потянулись, чтобы запечатлеть случайно замеченную сцену.
Придав нужные настройки, поднял фотокамеру к лицу. Наведя объектив, он сфотографировал наблюдаемое в тени: под крышей, в небольшом отдалении прямо перед ним, рядом с присевшим курить наемником точно так же опустился Алекс. Когда он смотрел на свет, то от яркости недовольно хмурился, почти полностью закрывая глаза, будто солнце его слепило. Они о чем-то говорили, не проявляя никаких эмоций, пока ветер подхватывал и распространял сизый сигаретный дым.
Сделав снимок, Эд открыл его и осмотрел, приблизив. Кадр действительно получился интересным. Казалось бы, что общего у двух чужих друг другу людей, кроме имени? Но прямо сейчас, когда оба одинаково курили одни и те же дешевые сигареты, присев в одной и той же позе, найдя опору на носках, что-то мельком уловимое ненадолго проявилось. Эд уже видел подобное ранее. Когда едва ли знакомые ранее солдаты, повидав всякого, так же курили вместе и понимали друг друга без каких-либо рамок и условностей.
Только наемник вписывается в такую картину с его суровым выражением лица, покрытым телом татуировками и шрамами. А Мейсон скорее похож на мягкотелого беззаботного подростка с эгоцентричным видением мира. И все же увиденное своими глазами всегда истинно: вполне знакомые безнадежность от пережитых ужасов и усталость от бессилия видны в их движениях и ясны как день. Парадоксально.
Эд решил убрать фотоаппарат в чехол, оставив на потом чистку от песка, и хотя бы полчаса просто отдохнуть, освободив голову.
Под звучащую в наушниках музыку он окинул взглядом желтоватый от близкого к горизонту солнца песок, полного покоя улицу. Было слишком спокойно, что казалось неправильным после произошедшего. Реальность вынуждала остановиться и передохнуть, даже если инстинкты кричали о том, что нужно оставаться настороже. Но единственное, что выделялось на фоне всего сейчас: это крупицы, составляющие рельеф. Но разве можно бояться песка, суши?
Учитывая, что в ней было погребено - вполне себе. Вдвоем с Траком, полностью засыпанные песком, они вернулись уже после того, как рассвело и стихла всю ночь бушевавшая буря. Словно погода придерживалась их стороны и хотела, чтобы у них все получилось. Или может, судьба коварно обманывала их, обнадеживая проблеском фортуны, заманивая в нечто более опасное. Килограммы песка сухим водопадом сыпались на землю, пока они снимали с себя экипированную защитную одежду в полном молчании. Говорить хотелось меньше всего. Дело было сделано. Почистить оружие и приборы, отмыться и лечь на боковую. Как по уже заведенному порядку сотни раз до этого.
Сон без сновидений; по пробуждении передать доклад лидеру. И вот выкроенные полчаса на отдых, в которых все равно не удается забыться. Все мысли все равно только о деле.
Почувствовав чье-то приближение со спины, Эдвард обернулся и увидел остановившуюся в нескольких шагах от входной двери Викторию. Большими глазами она глядела свысока, боясь подходить ближе, с чуть приподнятым тонким носиком, как у насторожившегося лесного зверька. С аккуратно причесанными каштановыми волосами, почти достающими до плеч и немного отливающими бронзой на закатном свету, с отведенной челкой от лица. В новой бежевой рубашке, облегающей талию и открывающей вид на ключицы.
- Виктория, - приветственно кивнул он, сняв наушник. - Как себя чувствуешь?
- Ну, у меня сквозная рана в руке, - она неловко подняла конечность, тускло улыбнувшись. Глаза у нее казались на мокром месте, хотя по ней было заметно, как она сдерживалась, прижимая просвечивающими костяшками пальцев книгу в руке ближе к себе. Говорила тихо и неспеша, словно боялась выдать свои эмоции, контролируя каждое произносимое слово. - Звучит очень страшно, но я этого не видела, потому что обо мне позаботились. Сейчас совсем немного болит. А как ты? - Виктория заинтересованно подошла ближе. - Отдыхаешь?
- Можно сказать и так, - пододвинувшись, Эд уступил место, чтобы она села рядом. - Только что проснулся.
Понимающе кивнув, Виктория опустилась, положила бежево-розовую книгу на коленки перед собой и стала рассматривать приложенный тонко-расписанный листок в разводах. Она бережно выпрямляла его, прежде чем спрятать в книге между страниц.
- Ты видела? - совсем тихо спросил Эд. По его вкрадчивому тону стало понятно, что именно он имел в виду.
- Вы ходили туда? - не сразу нашлась Виктория спустя долгую паузу.
Оглянувшись и не увидев никого рядом, Эд несколько мгновений колебался, затем оставил все сомнения:
- Ну, раз ты все сама видела, то имеешь право знать, что случилось дальше. Мы все убрали.
- А Эмма и Макс думают, что все сделали только вы? - она снова не торопилась с ответом, сцепив длинные пальцы в замок, вынуждая собеседника долго ждать ответ.
- С каких пор ты оказалась на одной стороне с нами? - мрачно удивившись, Эд усмехнулся и покачал головой. - Мейсон не хочет, чтобы они волновались.
- И попросил вас скрыть, что он сделал? - дополнила она цепочку из разрозненных кусков известных данных так же отстраненно и мало заинтересованно. И Эд понял, что ей действительно неприятно обсуждать подробности. Она говорила без малейшего желания, только лишь бы продолжить диалог.
Задумчиво забарабанив по деревяшке основания столба пальцами, Эд привлек ее внимание, притянув издаваемым шумом взгляд к своей руке и запястью с черным плетеным браслетом. Она ни разу не посмотрела на платок вокруг его шеи, как будто боялась, что одним лишь взглядом может показаться грубой. Всех рано или поздно начинает интересовать, почему он никогда не появляется на людях без него. Все зависит от того, насколько человек разрешает самому себе переходить чужие границы.
Юная девушка, скромно составляющая ему компанию, с милым открытым личиком, но серьезными большими глазами, непонятно с какой целью хотела с ним дружить, несмотря на разницу в возрасте и с первого взгляда малое количество общего. Впрочем, у него самого не было расчетливых планов, чтобы притворяться друзьями. Иногда поговорить от одиночества - затея не самая плохая. Всем бывает одиноко.
- По сути, - заговорил Эд, решив поделиться мыслями, - они втроем единственные люди, которые хранят воспоминания друг о друге. Ни у кого из нас нет ничего подобного. Скверно признавать, но я понимаю, что он делает.
- И что же? - таинственным полушепотом поинтересовалась она, словно ожидала услышать в ответ нечто сакральное. А не просто субъективное мнение случайного человека.
- Старается уберечь не просто отношения, а прошлое. Может, он боится остаться совсем один и потеряться. Пока живы люди, жива история.
- Грустно звучит, - заключила она.
Эдвард пожал плечами. Виктория вновь закрылась в себе и замолчала. Почувствовав себя обязанным как-то отвлечь девушку от тяжелых мыслей, он предложил, снимая с себя наушники:
- Хочешь послушать? - распутав вокруг пальцев закрученный провод, протянул один наушник ей.
Сразу кивнув, Виктория приподняла голову, убрала волосы за ухо и вставила наушник. Эд переключил песню, и оба на минуту ушли в свои мысли, вслушиваясь в воспроизводимую музыку, каждый находя в ней что-то цепляющее.
Из интереса Эдвард посмотрел на Викторию, чтобы убедиться, что она не скучает и не сдерживается, чтобы не пожаловаться на кровотечение в ухе. Но она выглядела неожиданно вполне расслабленно, абстрагировавшись в чем-то новом.
- Психоделический рок, - он назвал жанр исполняемой музыки. - Как тебе?
- Очень спокойная музыка. И голос солиста мягкий.
- Я люблю именно такую. Что-то тихое, в чем можно раствориться, сбежав из реальности. Это Tame Impala - «Позволь этому случиться».
Сейчас она выглядела полностью вовлеченной в разговор, стоило только сменить негативную тему, расстроившую ее.
- Но при этом очень красочно, - продолжила она тем же мечтательным голосом. - Воображение как будто оживает.
- Могу что-то поспокойнее включить.
- Как ты хочешь, - она вежливо улыбнулась. - А чем еще ты любишь заниматься? Кроме фотографий?
- Ничем особенным, - пожал плечами Эд. - Как и все люди: смотреть «Время приключений» и есть печенье с шоколадной крошкой.
Моментально вызвав на лице девушки улыбку, он не подал самодовольного вида. И спросил в свою очередь:
- А ты?
- Я не люблю «Время приключений», - она растерянно пожала плечами.
- Ну, тогда не быть нам с тобой друзьями, - заключил он с серьезным лицом. Она внимательно смотрела на него, словно решая, верить его словам или же нет. Эд скучающе зевнул: - Не понимаю, как можно не любить лучшее творение человечества.
- Я больше люблю аниме.
- «Покемон»?
- И это тоже, - расплывшись в удовлетворенной улыбке, она обняла колени и прикрыла глаза. Следующая песня прямо настаивала на полной тишине мерным вступлением, и просила погрузиться в спокойное звучание.
- M83, - озвучил исполнителя Эд. - «Ждать».
Невольно заслушавшись, они просидели, не говоря ни слова до конца, пока не стихли последние звуки песни, таинственной и красивой.
- Музыка удивительна, - нарушила тишину Виктория и выразила благодарность смущенной улыбкой. - Мне кажется, музыка способна передавать очень сильные чувства. Иногда это пугает. Но иногда вдохновляет, и хочется тоже что-то творить, только в другой форме.
- Ты любишь рисовать? - тихо, чтобы не нарушить атмосферу, поинтересовался Эд. - Мне нравится иногда залипнуть в разные интересные штуки. Вроде «Неонового пламени», - спустя несколько минут поиска и загрузки он протянул в руке свой телефон.
- Создавать космос? - она проследила за его движениями и вовлечено стала наблюдать за происходящим на экране.
- Йеп, - согласно кивнул Эд. - Он сам создается под твоими пальцами. И ничем не отличается от настоящих фотографий самых отдаленных галактик.
Дотрагиваясь до непроглядно черного вакуума, он создавал виток из тусклого желтоватого тумана, который от неотрывного нажатия разгорался все ярче и ярче.
- Как твои глаза на солнце, - она указала на случайный узор янтарного цвета с довольным видом, разглядев случайное сходство, как будто обнаружила радугу на небе или любое другое чудо света.
- Может быть, - он неопределенно пожал плечами. Выбрав фиолетовый, в другом углу создал подобие спиральной галактики, размазав цвет различной насыщенности. - Хочешь попробовать?
С интересом следящая Виктория подставила под голову сжатые ладони. Ее лицо стало алым от смущения. Деланно распрямив руки в локтях, она заговорила высоким голосом нарочито небрежно:
- Я думала ты хочешь нарисовать Джейка из «Время приключений», - и уверенно улыбнулась, давая понять, что все же знакома с сериалом и желтым псом, одним из главных героев.
Наблюдая за тем, как она рисовала алые искры, прикасаясь к экрану телефона в его руке между ними, Эд пытался понять, что она хотела изобразить. Но, похоже, рисующая в нерешительности девушка даже сама не ведала, какую импровизацию творила.
- Я собирался нарисовать Викачу, - пояснил он.
- Кого? - воскликнула Виктория, изумленно подняв брови и закусив в волнении губу, словно сдерживая удивленный смех, который, судя по придыханию, с которым она взволнованно задышала, в любой момент мог вырваться.
- Никого, - тут же поправился равнодушно Эд. - Оговорился. Хотел сказать: «Пикачу».
Она опустила руки от протянутого телефона и кивнула, давая понять, что верит в ненамеренное неправильное произношение. Эд хотел только спросить у нее, что означает красный рисунок без определенной формы, явно не имеющий ничего общего с космосом. Но не успел, потому что она сняла наушник и протянула обратно с чуть поджатыми в волнении губами.
- Я должна поговорить с... со своим отцом, - разбавила неловкое молчание Виктория, вспомнив о важном деле, и встала, чтобы вернуться в дом. Прижала как обычно книгу поближе к себе и развернулась попрощаться, вернув в свой голос звонкость от вкладываемой искренности: - Спасибо. Я ни с кем так легко никогда в своей жизни не общалась и ничем не делилась.
Сворачивая провода от наушников в моток, тоже собираясь уйти, решив, что отдохнул достаточно, Эд поднял прощальный взгляд:
- Пожалуйста. В любое время, Викачу.
˗ˏˋ ♡ ˎˊ˗
Разложив в вазу к темным яблокам и рыжим персикам с мягким пушком вымытые грозди розового и пурпурного винограда, отдающие ненавязчивым мускатным ароматом, Саша включил широкоэкранный телевизор, громкость которого была выставлена едва различимой. В большом зале было холодно от работающего кондиционера, а также тихо и неуютно, словно в приемной.
Светло-коричневые панели с золотыми вертикальными полосками, на полу такого же цвета паркет. Под потолком встроенные светильники по всему периметру зала. Блестящая фиолетовая скатерть на столе, на окнах тяжелые шторы с ламбрекенами, собранные широкие портьеры обвязаны завязками, сплетенными как канат, с мягкой бахромой.
Зал обставлен как гостиная в ее доме еще в то время, когда Виктория была маленькой. Точно такая же цветовая гамма, расстановка мебели в том же количестве, даже живые растения перед задернутым окном, которые в ее доме раньше заменяли вазы с роскошными розами, астрами и антуриумами, какие часто дарили маме.
Прижав колени друг к другу, она скованно сидела на краю кожаного дивана цвета теплой карамели и вежливо смотрела в телеэкран, где шел мультфильм, который отец включал ей часто в детстве. «Американская история». Про мышат, которые поверили в американскую мечту, эмигрировав через океан. Это была одна из немногих кассет, которые были у них дома, поэтому без раздумий она попросила оставить именно этот телеканал, где и шел старый мультфильм.
Почувствовав себя лучше, Виктория переоделась в рубашку на пуговицах из джинсовой кремовой ткани с кружевными манжетами на рукавах и вырезом в виде сердца на груди. Красивую вещь она не собиралась надевать просто так, но, так как толстовку пришлось выбросить, рубашка оказалась единственной теплой вещью с длинным рукавом. Она даже не знала, кто именно выбрал это для нее, но носить что-то красивое, выбранное кем-то другим за тебя... почему-то оказалось вселяющим немного уверенности.
Она боялась даже лишний раз пошевелиться, ожидая первого шага от человека, который является ее родным отцом. Она подтвердила все факты кровавой истории, и вскоре серьезный разговор обернулся в предложение просто посидеть в зале и посмотреть что-нибудь, угощаясь фруктами.
Не зная, чем занять юную девушку еще, отец достал из шифоньера у стены несколько альбомов. Разложил их на стеклянном столике и предложил посмотреть фотографии. Виктория взяла один из них, побольше, раскрыла, и ее глазам представились тусклые и цветные снимки со времен молодости ее родителей. Еще молодая мама в хлопковых платьях с крупными кудрями темных волос до плеч с маленькими детьми на руках - ее старшими сестрами. Многочисленные родственники, друзья семьи; рабочие праздники и домашние посиделки только с самыми близкими. Ближе к концу альбома на фотографиях мама была с длинными кудрявыми волосами. Перед тем как забеременеть в третий раз, мама сильно похудела, они были тогда очень бедны и жили впроголодь. У отца даже в тяжелое время взгляд казался добрым, когда он улыбался с семьей и любимой женой. Когда большой альбом закончился, Виктория взяла средний, слушая, как отец комментировал то, что она и так знала или вспоминала, но кое-что ранее ей просто не рассказывалось. Молчала, и лишь иногда улыбалась, кивая, давая понять, что внимательно слушает.
В маленьком альбоме Виктория увидела себя. Узнала детскую комнату и игрушки. Золотисто-рыжие волосы и голубые глаза, которые со временем стали темнеть до каштановых и темно-зеленых, как у отца. Она листала свои фотографии, а на глазах выступали слезы. Когда отец закончил рассказ о том, как тяжело им было в то время, она указала на маленькую девочку в голубом платье и бантом в волосах. Ей там был всего год, и она танцевала, нетвердо стоя на ножках, счастливо улыбаясь перед кем-то из родных.
- А это кто? - спросила она дрожащим голосом.
Отец посмотрел и попытался вспомнить. Заметив, как тяжело ему это дается, она едва сдержала слезы, и тут же опустила взгляд, пряча отражающуюся боль.
- Наверное, дочка кого-то из друзей жены. Может, соседка. Точно: жена со многими мамочками тогда общалась, и они часто ходили друг к другу в гости с детьми.
Фотографий в более взрослом возрасте не нашлось. Тихо закрыв книгу воспоминаний, Виктория вздохнула поглубже.
- Угощайся, - отец придвинул вазу с фруктами. И предложил: - Позови светленькую девушку, посмотрите что-нибудь вместе.
Он покинул комнату, а Виктория, оставшись в одиночестве, сидела еще некоторое время на месте, приходя в себя. Задаваясь вопросами о том, неужели он не заметил сходства, она еще раз просмотрела сохранившиеся фотографии, и обрадовалась на миг, что ее прошлое сохранилось. С собой у нее не было семейного фото, поэтому соблазн забрать хоть одну из нескольких похожих из альбома был весьма велик. Но одумавшись, не стала забирать воспоминания своего отца. Убрала альбомы обратно на полку, вернулась на диван и засмотрелась в экран, вспоминая, как смотрела эти же истории десятки раз дома.
˗ˏˋ ♡ ˎˊ˗
Когда дверь открылась, Виктория проснулась, отметив про себя, что не заметила, как ее одолел внезапный сон. В светлом зале было все так же холодно. По телевизору шел тот же мультфильм.
- Что-то узнала? - Алекс опустился рядом с ней. Взглянул в экран, дотянулся до пульта и выключил телевизор.
Ее движения были еще слегка заторможенными, пока она приподнималась и садилась. Ощущая себя немного сонной, она поежилась от окружающего дискомфорта.
- Мои фотографии хранятся у отца, но он не знает, кто на них изображен.
В задумчивости произнеся длинное «хмм», Алекс протянул руку к вазе на столе и оторвал от грозди одну виноградинку. Она наблюдала за тем, как он ел, терпеливо ожидая, что скажет по итогу долгих размышлений, во время которых просто долго смотрел в пустоту. Она заметила движение на его горле, с которым он выпил сок и доел сочную ягоду.
- Почему мои вещи никто не забирает? - нарушила она полную тишину. - Ни дома, ни здесь.
- Не знаю, - рассеянно ответил он, будто совсем не задумался о том, чем она поделилась. Отделил еще одну круглую пурпурную ягоду, поднес к своему рту и краем зубов снял тонкую шкурку, от чего на его пальцах остался выбежавший сок. Он медленно и безучастно очищал виноград, взглядом уперевшись в противоположную стену, где находился телевизор со шкафами по обе стороны. Когда ягода осталась без шкурки, съел и ее. Раздался звук от ломающихся косточек от перетирания их в крошку зубами. - Может, все продумано настолько, что учитывается и то, что никто не будет задаваться вопросами о тебе.
- То есть, даже с моими вещами дома, меня все равно никто не станет искать из родных? И кто-то знал об этом?
- Я лишь предполагаю. Может, до твоего отца не добрались, поскольку не знают, где он, ведь вы не жили вместе столько лет, - ответил Алекс странным отстраненным голосом, продолжая не смотреть на нее. - Но меня куда сильнее волнует другое.
- И что же? - обратившись в ожидание, она не могла отвести взгляда.
Закончив есть, поднеся пальцы к губам, чтобы очистить от сока, он засмотрелся на несколько секунд на свою ладонь, и стал собирать сладкие липкие капли.
- Ты хочешь остаться здесь, вместе со своим отцом?
- Остаться? - потерянно переспросила Виктория.
Алекс обратил на нее свой надменный, холодный голубоглазый взгляд. Не желая повторяться, он молча ждал от ее ответа.
- Разве я могу остаться с ним, если он не помнит меня и не знает, что он мой отец? Я ему совершенно чужая.
- Ты не хочешь рассказать ему, кто ты?
- А я могу?
- Типа, да? - Алекс недоуменно посмотрел на нее, не в силах поверить, что она в первый раз обдумывала эту мысль. - Подумай, может, тебе будет лучше остаться с близким человеком, которого ты очень давно не видела. Второй шанс, чтобы иметь отца, которого тебе могло не хватать. Это ведь так? - он говорил абсолютно спокойно и до того убедительно, нисколько не сомневаясь, давая совет о том, что ему должно быть незнакомым. Пока она думала, он поднялся и прошелся по залу, осматриваясь в поисках того, что займет его время.
Горло судорожно сжалось. Ей вдруг вспомнился дом - место, куда она бежала без оглядки, каждый раз спасаясь от жестокого мира.
Но от объявленной охоты дом ее не уберег. Дом - это мама. Которая ее даже не помнит. Дом - это несколько квадратных метров, четыре стены и кошка под боком, которая зализывала ей все душевные раны. Дом - это слезы, ненависть к себе и желание исчезнуть.
На одной чаше весов родной отец и более близкая перспектива оказаться «дома», если воспоминания все же вернутся. На другой - незнакомые, но надежные люди, которые начинают представлять из себя нечто вроде единства. Но это рискованный путь. И неизвестность пугает гораздо сильнее, чем горит желание докопаться до правды.
Ей до смерти страшно. И это происходит не ночью, когда ей снится очередной кошмар. Все происходит на самом деле, где не остается другого выхода, кроме того, чтобы встречаться со страхами лицом к лицу. И она поняла, что у нее не хватит столько сил, чтобы справиться со всеми.
Но только не в одной комнате рядом с ним.
Его руки не просыхают от крови, но в их объятиях безопаснее, чем где-либо еще. Когда он рядом, она может потерять сознание неизвестно где и быть уверена, что окажется в тепле и будет согрета заботой других людей, которых он притягивает к себе и располагает очаровательными голубыми глазами. К нему невозможно не тянуться, несмотря на отпугивающие шипы.
Даже сейчас он пытается сдержать свое обещание вернуть ее домой, предлагая остаться, чтобы хотя бы она была с родным человеком. И от этого знания она поняла, что никогда в своей жизни себя не простит, если откажется от друзей, бросив их одних в круговороте отчаяния, не разделив вместе с ними их участь. Будет корить и ненавидеть себя, что остается на месте, зная, что ее отец может погибнуть по ее вине. Будет жалеть, что упустила самого близкого своей душе человека. И так до самой смерти - существование, полное сожалений, поезд прямиком в ад, минуя все остановки. Чем же тогда эта жизнь отличается от той, какой она жила до всего этого у себя дома?
И только сейчас она разглядела в украдкой следящих за ней голубых глазах что-то особенное, именно по отношению к ней. Все же любовь бывает разная. И люди выражают любовь тоже по-разному. Алекс доказывает свою действиями. И ненавидит бессмысленные слова, которые могут его ослабить. Возможно, в мире и правда все устроено так, что настоящая любовь всегда взаимна. Как бы ей хотелось верить, что все именно так. Просто и справедливо. Что дало бы надежду. И подсказало истинный путь.
- Я не думаю, что хочу остаться.
- Почему?
- Я его совершенно не знаю как человека. Вдруг мне не понравится жить с ним. Здесь... будем только мы.
- Ты боишься собственного отца? - Алекс непонимающе склонил голову набок.
- Разве странно не доверять сейчас кому-либо? - она мрачно улыбнулась.
- Раздевайся.
Виктория растерялась от резкой смены темы, затем медленно покачала головой.
- С чего это? - он нахмурился и удивился так, будто отказ, по его мнению, был невозможен.
- Мне нельзя.
- Из-за руки?
- Нет, - она опустила глаза, почувствовав себя неудобно. И повторила тем же очевидным тоном, услышанным от него однажды: - Я ведь девушка.
Алекс впился в нее сосредоточенным взглядом, мягко вгрызаясь в неуверенность и желание защищаться. Она взяла его тон, воспользовалась его бескомпромиссностью и бестактностью. Однажды почувствовав обиду, через время отразила на него идеальным парированием. В его глазах промелькнуло узнавание, мерцающий блеск понимания смешался с обещанием показать, что последует за наивной попыткой его задеть.
Виктория настороженно отстранилась, когда он приблизился. Испуганным непонимающим взглядом проследила за рукой, которой он обхватил ее лицо. Пальцами прикоснулся к губам, посмевшим произнести дерзость в его адрес.
Ее взволнованный взгляд упал на бинты, вид которых вызвал чувство сопереживания и желание чем-то облегчить всю боль, что он перенес, сражаясь в одиночку. По какой-то причине именно вид залеченного ранения она находила цепляющим внутри, тихонько ноющим в часто бьющемся сердце.
Словно следуя из интереса, он обвел контуры ее губ, надавливая большим пальцем, заставляя нажатием приоткрыть рот и показать нижние зубки.
Почувствовав давление, она слегка наклонила голову вперед, навстречу руке на своем лице. Когда кончики пальцев прошлись по ее подбородку, мягко огибая овал лица, ей захотелось прикрыть глаза, чтобы полностью утонуть во мраке. С закрытыми глазами не так страшно, все исчезает с поля зрения, остается только тепло, которым с ней милосердно делятся.
Она разомкнула зубки и обхватила ими краешек пальца на своей губе, прикусив ноготь так же, как это делал он. Подсмотрев реакцию, Виктория увидела, что Алекс протянул руку к своему телефону в переднем кармане. Когда телефон оказался наведен на нее, она поняла, для чего он ему понадобился. Отстранившись и прикрывшись рукой, она почувствовала, что их уединение было нарушено, а ее поведение открылось ей как неприемлемое и постыдное.
- Продолжай, - на мгновение он отвел взгляд, чтобы начать съемку видео, придерживая ее за лицо свободной рукой, не позволяя опустить голову.
- Что ты делаешь? - тихо спросила она, обретя решимость, когда услышала звук переключения. - Зачем это?
- Нельзя? - спросил он так, будто задетый за живое.
Нахмурившись, Виктория предалась размышлениям о том, для чего ему понадобилось ее снимать. Несомненно, чтобы запомнить. Но перед наведенной на свое лицо камерой чувствовала себя уязвимой, слишком потерянной.
- Все хорошо, продолжай, - проведя по уголку губ пальцами, настаивал приоткрыть рот. - Мне нравится смотреть на тебя.
Смутившись, она сжала губы и опустила глаза к полу. Боясь спугнуть, он терпеливо ждал, не прекращая бережно прикасаться в надежде, что в конце концов она позволит себя уговорить.
- Можешь не поднимать глаза. Только не заставляй себя. Мне понравилось, правда, - мягкий, умоляющий тон его голоса приятно трепетал, вибрируя в легких, пронизывая изнутри. По коже от макушки до пят в который раз пробежалась дрожь, вызванная легкими касаниями. Не переставая себя спрашивать, что ей делать, она боялась только одного: что все волшебство внезапно закончится.
И как будто используя какие-то тайные уловки, он читал ее насквозь, продолжая настаивать, зная, что она сдастся его воле.
- Пожалуйста, - тихо и отчаянно протянул Алекс, словно просил исполнить свое заветное желание.
С усилием заставив себя кивнуть, она позволила подушечке большого пальца расположиться на краешке своего языка, ласково-нежного, покрытого теплой слюной. Она невольно прикрыла глаза, когда медленным движением он провел по ее языку, нанося незнакомый вкус чужой руки. Кожа на его руках не грубая, края ногтей, несмотря на привычку держать пальцы у губ, тоже ровные. Она больше чувствовала тонкий запах его тела, нежели едва различимый смешанный привкус с обратной стороны ладони.
До ее ушей донесся вздох. Ладонь обнимала ее лицо, придерживая, не позволяя опуститься и спрятаться в тени волос. Она чуть сомкнула передние зубки, прижимая подушечку пальца к своему языку. Проморгала непрошенные капли слез в испуганных глазах и подняла на мгновение взгляд. С нее не сводили неотрывного внимания ни разожженный огнем желания взгляд, ни наведенная все равно что прицел камера черного телефона.
Она чувствовала запах пыльной улицы, чего-то знакомо-теплого, чем отдает его кожа. Разложенный на составляющие поочередно аромат: уличного ветра, заношенных джинс, и кислой горечи от кожаного ремня с металлической пряжкой прямо перед ее лицом.
Протянув руку, она прикоснулась к его животу, медленно и опасливо. Подняла ткань футболки, обнажая живот, удерживая ее и задирая неловко выше, открывая вид на рельеф мышц и контуры просвечивающих через кожу костей.
Разомкнула зубки, тогда от ее лица опустилась рука и помогла закончить задуманное. Одной рукой Алекс стянул через голову футболку, наклонился, чтобы положить, как его те же самые скованные руки, боящейся всего на свете девушки, нетерпеливо притянули за пояс обратно ближе к себе.
Единственное, чего бы ей хотелось всегда делать с ним всей душой, так это обниматься так долго, пока тепло не заполнит их изнутри, а счастье не начнет мерцать радужными переливами во всем, что их окружает. Она обвила руками его талию и стремительно прижалась, вкладывая в объятия все свои чувства, боясь, что время закончится слишком быстро, и она не успеет выразить все, что ее переполняет.
Она была так счастлива просто находиться рядом, что стала забывать обо всем на свете, пропуская также многое мимо себя. И от неожиданности резко вздрогнула, когда рука опустилась на ее макушку, чтобы погладить. Зарывшись в цвета темного шоколада локоны и обхватив затылок, он подтолкнул ее ближе, уткнув кончиком покрасневшего носа в себя.
Осторожно обняв тонкими руками, она прижалась щекой к пылающей коже у крайней линии его джинс прямо перед своим лицом. Протянув руку, дотронулась кончиками пальцев до светлых волос, спускающихся по низу живота, сопровождая весь путь своих касаний затуманенным взглядом. Сделав глубокий вдох, она неосторожно дотронулась мягкими губами, продлевая контакт и знакомясь с чужим теплом своим телом, и неуверенно продолжила поцелуй, приложив свои губы к голой коже. Немного приоткрыв рот, провела кончиком языка, вбирая на свои вкусовые рецепторы контраст ощущений и вкуса, обтекая ласковой влагой теплого маленького рта тонкую поросль, нанося свою сладкую слюну.
Подняв глаза вверх, она увидела, что в глубине темных, как бездна, глаз, наблюдающих за ней, последняя, так хорошо знакомая ей, четкая мысль в голове пытается достучаться до разума с угасающим вопросом: «Что же мы делаем?». Заметно сбившееся дыхание, прикушенная в нетерпении клыком губа, вздымающиеся с каждым глубоким вдохом обнаженные грудь и плечи подсказывали реакцию его тела, которой она упивалась такая же лишенная возможности ровно дышать.
Со сдержанной улыбкой она легко целовала кожу любимого, чувствуя себя на седьмом небе от счастья просто видеть его таким уязвленным ее лаской. Оказывается, приятно не только самой чувствовать прикосновения: точно такие же чувства теснят ее грудь, когда она позволяет любимому ощущать себя так хорошо.
Человек с такой мягкой и нежной кожей без видимых глазу изъянов, благородно-бледного и бархатисто-розоватого цветов, не может быть никем иным, кроме как достойным человеком, которому лишь снаружи многое безразлично. Глубоко внутри он такой же, как и его прекрасное, сотворенное природой и тщательно обработанное временем тело, с историей, которую хотелось вобрать в себя путем неопытных прикосновений.
- Алекс, - словно из другой реальности донесся приглушенный голос Макса по ту сторону двери. Блуждая в поисках по коридору дома, он пытался дозваться до друга: - Алекс, тебя попросили позвать.
- Черт, - едва слышно разочарованно произнес он, посмотрел на закрытую дверь и крикнул: - Сейчас приду.
Виктория не отпускала его, не представляя, что существует какая-то иная жизнь кроме той, где они только вдвоем и дарят друг другу ощущения, напоминающие эйфорией, трепетно обволакивающей каждую клеточку, и чувством полного расслабления и независимости от обстоятельств действие наркотика. Единственное место в реальности, где отпадает возможность думать о плохих вещах - это наедине друг с другом, теряясь в зависимости чувствовать больше, насколько это возможно.
Нежно целуя и эфемерно держась легкими ладонями, пока любимый, изнывая над ней, с силой и упоением зарывался в ее волосы, запутывая их, она чувствовала себя способной на все. Самой питательной пищей оказалось внезапное осознание, что это он тает рядом с ней, пока она насыщается видом его желания, которое в силах исполнить. И она слишком увлеклась, не собираясь выпускать из своих ядовитых пут, чтобы они не переставали принадлежать друг другу без остатка.
Ему пришлось отстранить потерявшую всякую скромность девушку от себя, потому что она не отреагировала на голос за дверью, не задумываясь, за каким занятием их обоих могут застать.
- Мне нужно идти, - неуклонно произнес Алекс и отступил на шаг назад, разрывая дистанцию и отсекая последние чувства, в каких оба бы утонули, если бы их вовремя не отвлекли.
Наконец с большим трудом Виктория посмотрела на происходящее более трезво. Невольно тяжело вздохнув, она опустила глаза вниз. Он не попытался ни поцеловать ее в ответ, ни как-то иначе показать свои чувства. Будто утолив голод одним лишь наблюдением за тем, как она слегка покусывала его за палец с рукой на своем лице, и как ее губы касались его кожи, стараясь наизусть выучить каждый сантиметр. Чтобы навсегда запомнить ощущения, увековечив их в памяти, и представление о счастье неосознанно всегда было с ней, сколько бы лет с этого момента ни прошло.
Дотянувшись, Алекс надел футболку, расправляя на себе. Пока одевался, посмотрел на загоревшийся экран телефона в ладони.
Пребывая во взволнованном состоянии, Виктория все так же сидела, глядя вниз и поправляя манжеты рукавов. Возвращение в реальность с каждой секундой расстраивало все больше. Ее волосы растрепались, лицо пылало. Необходимо было время, чтобы успокоиться, прежде чем показываться в таком расслабленном виде, который наглядно за нее всем расскажет, в каких непристойных нежностях она пребывала, чтобы так небрежно выглядеть.
Перед ее лицом Алекс развернул телефон. Всего одной секунды ей хватило посмотреть на свое красное лицо с нездоровым блеском в глазах, с каким желанием, будто умирая от жажды, она пробовала его целовать, чтобы убедиться в том, что это было неправильно. Увидев себя его глазами, удивилась, что особенного он нашел в ней, кроме того, какой вид открывался сверху на ее декольте. Она словно потеряла голову, забывшись в одном настроении с ним.
- Для чего тебе это? - едва слышно спросила она, заметив с каким вниманием он смотрел на отснятое, с какой ненасытностью во взгляде, будто не насмотрелся в реальности, вбирая каждый момент посекундно.
- Хочу сохранить на память, - он безразлично пожал плечами.
Покраснев, она ощутила внутри нечто сильное, что засветилось в ней яркой путеводной звездой, откликаясь только на любимого. Улыбнувшись, Виктория прикоснулась к своим припухшим губам и произнесла высоким чистым голосом с надеждой:
- Я могу всегда быть для этого рядом.
- Ты мне сейчас угрожаешь? - Алекс хищно взглянул на нее свысока.
- Нет, - она нахмурилась. Хорошее настроение сняло как рукой: ему нет равных в том, чтобы мгновенно убить атмосферу всего одной фразой.
На нее сразу навалилось тяжелое осознание реальности, от которого она бежала, не щадя ни своего тела, ни разума. Жестокая жизнь ждала ее уже на финише, размашисто занося холодную цепь для удара, чтобы напомнить, что от ответственности не сбежать. Как глупо было надеяться, что, потворствуя любовной прихоти, у нее получится навсегда уберечься от грязной реальности. Она была обессилена, опорочена, осквернена небрежным отношением. Но... Все равно ни о чем не сожалела. Ведь ее никто не вынуждал вести себя так. Значит, она действительно хотела на себе испытать унижение.
- Ладно, - уже подойдя к двери из зала, Алекс посмотрел на маленькую тень загрустившей девушки, тонким силуэтом теряющуюся на широком диване. Она потерянно смотрела в пустоту с режущими слезами в глазах и с остывающим жаром в груди. С целью то ли поддержать, то ли оставить обидную насмешку, перед уходом он сказал: - Это было очень мило и вкусно.
˗ˏˋ ♡ ˎˊ˗
Ночью, когда друзья легли спать, а присматривающие за их безопасностью разошлись по отведенным точкам, обеспечивающим наиболее лучший контроль за территорией, Алекс остался один на один с собой в зале с погашенным светом.
Зал с такой пошлой отделкой, какую предпочитали еще в 90-х годах, когда подобная безвкусица и дискомфортная обстановка вызывали какие-то тревожные ощущения и желания исчезнуть, опьянеть, просверлить себе глазное дно марафоном телепередач, которые после полуночи действительно можно охарактеризовать как отдельный вид искусства. Сначала черно-белая реклама энергетического напитка, где сама смерть выдавала каждому выпившему крылья. Затем древний хоррор, пугающий разве что абсурдностью реквизита. После начался неожиданно яркий рекламный ролик с полуобнаженной девушкой, на весь экран демонстрирующий, как она снимала оставшуюся немногочисленную одежду.
Он сразу дотянулся и к черту выключил начавшийся откровенный фильм, который вообще не ожидал застать на телевидении. Даже поздней ночью.
Алекс с трудом сглотнул. Запрокинув голову на спинку дивана, он прижал пальцы к закрытым глазам, нажатием снимая напряжение и вызывая образы в виде пульсирующих молний. Сидя в тишине, вновь погрязал в бесчестии и блуде вместо того, чтобы провести время в покое от всего. От отвращения к себе хотелось бессильно выть на луну, и в то же время все равно снизойти на путь, приближающий искушение податливого сознания.
И повторял про себя по кругу, каждый раз останавливая: «Так нельзя, это неправильно», но до конца не верил в данное суждение, так как понятие правильности относительно. Но относительно его поступков, это действительно было в край подлым и жалким. Криком о помощи неравнодушным, что признавать постфактум довольно самонадеянно. Но люди глухи к страданиям других, чтобы расслышать и распознать, что там лепечет очередной заблудившийся в дебрях своей души.
Почему вседозволенность настолько сильна, а обретение власти подобно зависимости, от которой нет избавления. Жадность большей Силы, большего Признания, большего Величия. Все это подобно брошенному домино продолжает лететь на всех скоростях. И это уже не остановить. И уже как-то не хочется.
Находится все больше оправданий собственным низменным поступкам, однако тем они больше становятся порочащими и компрометирующими в глазах других.
Убийца. Морально неполноценная мразь. Конченый безрассудный придурок.
До самого рассвета Алекс пролежал в охлаждающейся комнате с беспрерывно работающим кондиционером, помогающим приблизить глобальное потепление. Розовое сияние солнца золотыми лучами прикоснулась к стеклам, просвечивая через шторы, оповещая о начале нового дня в пустыне. Обессиленно простонав, пережив еще одну бессонную ночь, он закончил загружать файл в сеть с самой плохой скоростью передачи данных, поднялся и доплелся до розетки под телевизором, чтобы оставить заряжаться телефон, который стал связующей ниточкой с жизненно необходимыми ресурсами даркнета.
Сейчас оставалось только ждать. Когда появится тот, кто все это затеял, чтобы сделать свою грязную работу, забрав у члена семьи вещи, имеющие отношение к «исчезнувшему» человеку. А он будет к этому готов. Чтобы убедиться, что его отчаянная догадка была верна.
Абсолютно опустошенный и разбитый, Алекс опустился на холодный пол и закрыл лицо руками. Сейчас он отдал бы все, лишь бы больше никогда не видеть собственного лица, даже в отражении окружающих поверхностях стекол, зеркал и лакированной мебели. Любая маска стала бы для него новой внешностью, его бы устроила абсолютно случайная, в которой ничто бы не напоминало о его мерзкой сущности.
«Застряв в сумерках, ты хватаешь мою душу. Затягиваешь меня глубже, в бесконечную дыру. Ядовитый поцелуй, цианистый язык. Я не могу избежать того, кем ты стал». - «The Voice Inside My Head» Ra.
*Neonflames - инструмент в открытом доступе для рисования туманностей.
*«Американская история» (англ. «An American Tail») - полнометражный мультфильм 1986 года.