Ковен озера Шамплейн

– Ведьма.

Я поперхнулась ирисками, пакетиком которых меня любезно угостил Коул, и сняла фетровую шляпу.

– Прошу прощения? Вы снова оскорбили меня, детектив?

Пялясь в окно, молодой мужчина лениво повернулся. Находиться со мной лицом к лицу давалось ему с таким же трудом, с каким мне – выносить душный климат Дели или шумных ирландцев в дублинской пивнушке. Даже после того, что свело нас вместе в этом Богом забытом ресторане тайской стряпни, дикости в тигриных глазах не поубавилось ни на грамм. Правда, в отличие от дикости тропического зверя, его дикость ничуть не устрашала – кто станет бояться того, кто напуган сам? А Коул был напуган. Кажется, постоянно. Тонкие пальцы, отстукивающие по краю стола барабанную дробь, лишний раз убеждали в этом. Раз, два. Раз, два. Шаманский ритм, усыпляющий бдительность. Коул передернул плечами, сведёнными напряжением, и поправил воротник клетчатой рубашки, не успевший разгладиться после шторма Нового Орлеана. В бликах выцветшего торшера карие глаза подсвечивались янтарём, а вьющиеся кофейные волосы выглядели ещё более непослушными и спутанными, чем мои после встречи с его котом.

– Ведьма, – повторил Коул уже не так хрипло и задушено, как когда я хрустела конфетками у него перед носом, сбивая с мысли. – Это многое объясняет.

– Еще одно слово – и я уйду.

– М-м... Ведьма.

– Прекрати! Что с тобой не так?

Гигантская статуя Будды подглядывала за нами из-под навеса бумажных красных фонариков, подмигивая в полумраке драгоценными вставками вместо глаз. Коул зажевал обветренную нижнюю губу и вновь отбил пальцами какой-то марш, длящийся целую минуту, за которую я успела решить, что ответа сегодня так и не дождусь, и слопала целую миску принесённого Том Яма. Только я приложила ко рту салфетку, как он наконец-то заговорил, тихо и размеренно. Точнее, запел:

Гроздь рябины под окном,
В такой цвет ведьма красит дом.
Губы, щеки и подол,
Все полыхает как огонь.

Зверобой, полынь, терновник,
Жемчуг положи на подоконник,
Прикрой шёлком наготу,
Ведьма любит красоту.

Клевер, вяз, крапива, дуб,
Злые духи не войдут,
Ведьма плачет - быть беде,
Венок сплетёт, какой и где?

Васильки - могила ждёт,
Мак - судьба с ней больше не сведёт,
Омела - ведьмин поцелуй,
Фиалки - на свадьбе весело танцуй.

Ежевика, лён и астра,
Нигде не будет безопасно,
Север, запад и восток,
Скрипка магию влечет.

Железо, уголь, соль морская,
Для ведьмы чар - проклятая награда,
Любовь гони прочь впопыхах,
Завидев жемчуг в женских волосах.

Из-за плохого освещения и пасмурной погоды, перекочевавшей из Орлеана в пригород, здесь было не только душно и темно, но и безлюдно, поэтому единственный, кто оглянулся на маниакальное мурлыканье Коула – это повар, ворочающий на сковороде креветки в манговом соусе.

– А ты поэт, – ухмыльнулась я, изображая равнодушие. – Тебя пригласили выступить на детском утреннике?

– Это считалочка, – поправил меня Коул. – Повторить?

– На кой черт?

– Чтобы ты поняла, как именно я узнал, – произнес он почти снисходительно, обводя указательным пальцем и мою красную шляпу с ободом из речного жемчуга, и такого же цвета губы, выкрашенные тонким слоем помады, и лимонное платье из стопроцентного шелка.

– Это называется мода, – тут же парировала я. – Все девушки сейчас так выглядят. Зайди в Инстаграм.

Коул наклонился, доставая из-под стола продолговатый футляр из угольно-черной кожи, который даже не требовалось открывать, чтобы я узнала его и тут же протянула руки, заключая свою любимую скрипку в объятия.

– Где ты ее нашел?!

– Забрал в полицейском участке, – поведал он, пока я гладила тонкий инструмент из лаковой ольхи, вытащив его, чтобы поверить в реальность происходящего.

Закрыв чехол обратно, я опустила скрипку и привычно зажала ее между коленей, задушив в себе восторженный писк.

– Ты возвращался в участок? – уточнила я.

– Ага, – кивнул Коул. – Решил забрать тебя, когда осознал.

– Осознал что?

– Что я круглый идиот. Не распознать ведьму в той, что заснула прямо на заднем сидении моей машины... Это ведь сразу было так очевидно!

– Ну вот опять та же песня, – утомленно вздохнула я. – У тебя шарманку заело?

Коул проигнорировал мою издевку и откинулся на спинку стула, явно не намереваясь отступать.

– Ведьма, – шепнул он опять, чем подтвердил мое предположение.

– Бред, – фыркнула я в противовес, уже не столько из страха оказаться разоблаченной, сколько из раздражения и упрямства. – Ты всегда такой странный?

– Да, – невозмутимо признался Коул. – Но вряд ли я страннее девушки, которая преследует меня по всему штату только чтобы обокрасть еще разок... – И раньше, чем я успела перебить его и объяснить, что все наши столкновения – чистая случайность, Коул выпалил: – Знаешь, именного этого мне и не хватало в заслуженный отпуск! Я остался без денег и с огромной шишкой на лбу. Огромное спасибо!

– Так ты в отпуске, – задумчиво протянула я, надкусывая жаренную картошку, стащенную из тарелки Коула. – Очень странно ты представляешь себе уикенд, охотясь на колдунов вуду на другом конце страны, – Я лукаво прищурилась, и настал мой черед вводить его в замешательство. – Да, я подслушивала. Как ты вообще вышел на него? На того афроамериканца с тростью из черепа... Ты ведь в курсе, что это был настоящий человеческий череп, да?

– Мы списались по Интернету, – пожал Коул плечами. – Он ведёт свой блог.

Постоянное отстраненное выражение на его лице было не так уж просто раскусить. После бесчисленных краж и уловок все люди были для меня предсказуемы, но вот голова Коула казалась потемками. Настоящая находка для кладоискателей, уже не говоря о том, что могло таиться в его душе. Непоколебимый и сосредоточенный, он в тоже время производил впечатление наивного простака. Было сложно раскусить того, кто в одно мгновение вызывает у тебя смех, а в другое – щемящую нежность.

– Я тоже кое-что видел, – заявил Коул. – То, от чего ты на самом деле бежала, когда чуть не угодила мне под колеса. Тот парень, что преследовал тебя, тоже ведьмак. Он показался мне... одержимым. Я сразу улавливаю, когда человек хочет причинить кому-то вред, и тот парень выглядел так, будто не прочь причинить вред всему живому.

Я поперхнулась картофелем и поспешила запить его цветочным чаем. Стручок корицы, плавающий на дне, горчил во рту, но не в какое сравнение не шел с желчью, что подступила к горлу от воспоминаний.

– Надо же! Ты и впрямь его видел, – искренне удивилась я. – И даже запомнил. Невозможно! Джулиан применяет чары, чтобы оставаться невидимым для смертных... Даже в детстве на Хэллоуине не забывал о них, чтобы стащить побольше мармелада у соседей.

– Дельный навык, – одобрительно промычал Коул, нервно жуя губы, которые и так были у него искусанными и малиново-красными. – А почему ты не используешь такие же?

– Использую. Люди забывают меня через двое суток, если только мы не увидимся снова. Это для их же безопасности... Ну, и моей собственной тоже, разумеется.

Коул безразлично пожал плечами, гипнотизируя взглядом свою порцию картошки, будто ожидая, что она вот-вот оживет и споет ему песню.

– Но я-то тебя помню, а прошло уже как раз два дня.

– Да, ты – та еще аномалия, это мы и так поняли.

– Значит, ориентировка на твоё имя не выйдет, – вдруг сказал он и даже почти улыбнулся, что поразило меня куда больше, чем всё то, что мы обсуждали до этого. – А стоило бы. Я промотал запись с камер видеонаблюдения в участке. Трижды. Идея с расческой-револьвером хороша. Правда, стажёра пришлось отпаивать бренди после истерики... Это было внушение?

– Иллюзия. Ты расспрашиваешь меня обо всем так, будто никогда...

– Никогда не встречал ведьм? Нет, встречал, но ты первая, с кем мне удалось пообщаться. Обычно они сбегают. Никто не любит представителей правоохранительных органов. Ведьмам нет дела до наших законов, но именно за этим я сюда и приехал.

– Ты ищешь ведьму?

– Да, но мне попалась только неприкаянная беглянка, – Коул уронил локти на стол, отчего посуда на столе вздрогнула, как и я. – Расскажешь, что с тобой приключилось? В ту ночь ты выглядела, как жертва бытового насилия. Обычно я оказываюсь прав. Тот жуткий тип в плаще – твой бывший?

Бывший. Это слово пронзило меня насквозь, как копье. Горло скрутило узлом, и я поспешила отодвинуть от себя еду, чтобы перестало мутить.

– Ладно, если не хочешь изливать мне душу, то у меня накопились вопросы и по теоретической части... – пробормотал Коул.

– Как ты делаешь это? – резко перевела стрелки я. – Отличаешь людей от тех, кто выдаёт себя за них. Похоже, ты сталкиваешься с подобным слишком часто для рядового члена полиции. То зеркало, что ты носишь с собой, показывает истинный ход вещей?

Коул осторожно взял ириску из целлофанового пакетика – первую из тех двадцати штук, что я уже съела. Медленно развернув ее и закинув себе в рот, он посмотрел мне в глаза лишь на долю секунды, а затем, не вынеся зрительного контакта, усердно заморгал.

– Вообще-то я думал, что это ты мне скажешь. Ведьмы ведь всегда знают. Всё и обо всем.

– Я давно не вхожу в их число. Ведьма без ковена – не ведьма.

Коул скептично вздёрнул одну бровь и молча пошарился рукой по карманам застиранных джинсов, пока не выудил на стол нечто глянцевое и овальное. Потертая бронза, не обременённая изыском, была украшена минималистическими чёрными ромбами. Коул поддел ногтем крышку, а спустя миг из зеркала на меня уставились два темно-серых глаза. Кукольное лицо в обрамлении волос, выжженных пепельной краской, почти сливалось с ними по цвету, бледное и истощенное от извечного бегства.

– Видишь? – спросил он, держа навесу зеркало, в котором я тщетно старалась разглядеть что-то новое помимо имиджа, который до сих пор мне не нравился. – Отражение так не считает. Все ещё ведьма.

– Ой, погоди, – зашептала я театрально, впитав в голос весь яд, скопившийся во мне за эти дни от усталости. – Что-то вижу... Сейчас... Зелёная кожа и рога! А, нет, показалось, это все ещё просто я. Ничего там нет, дурень! Протри его, кстати. В углу твоей стекляшки пятно от кетчупа.

Коул нахмурился и повернул зеркальце к себе. Я успела рассмотреть, как причудливо искажаются в нем родинки на его лице и шее, похожие на шоколадную крошку в сливочном пломбире. Коул обслюнявил большой палец и протер зеркальце.

– Должно быть, оно зачаровано для тебя одного, – предположила я, не совладав с любопытством. – Дай-ка сюда. Смогу определить, если...

– Нет, – ощетинился Коул и захлопнул зеркальце прямо у меня перед носом, когда я перегнулась к нему через стол. – Не в этот раз!

– Как скажешь.

Категоричный тон Коула умерил мой пыл, в том числе и желание помогать. Вернув себе хладнокровие, я равнодушно глотнула чай из надколотой пиалы.

– Несчастье кличешь, – буркнул он, наблюдая за мной, и мне пришлось вопросительно сощуриться, чтобы он пояснил: – Нельзя пользоваться треснувшей посудой. Нужно было сразу попросить заменить. Я думал, ведьмы должны это знать.

– Как видишь, ты куда суевернее всяких ведьм. Откуда в тебе это? А откуда, к слову, та смешная считалочка? – припомнила я. – Если я – первая ведьма, которая согласилась с тобой говорить, то ты вряд ли написал ее сам. «Прикрой шелком наготу»... Очень умно объединить все наши фетиши в милой песенке. Мы и впрямь славимся... тягой к прекрасному, – ловко заменила я слово «клептоманией».

– Это стихотворение моей бабушки, – ответил Коул как-то смущённо, будто рассказывать о себе было для него чем-то новым и даже неприличным. – В Северной Каролине, где я рос, ведьм живет много.

– Неужто ведьмы Северной Каролины похищают детей? – хихикнула я, но серьезное лицо Коула не дрогнуло; разве что бровь поползли вверх, как у растерянного щенка серрбернара. – Должна же быть причина, почему твоя бабушка так боялась нас.

– Она не боялась, – покачал головой Коул, и кудрявая челка спала ему на лоб, доставая до самых веснушек вдоль переносицы. – Она просто хотела, чтобы я был готов. Предупрежден – значит, вооружен.

Он взял свою пиалу тоже, и мы оба сделали по глотку в гробовой тишине. Пальцы так и чесались вновь свиснуть у Коула ключи от машины, так кокетливо выглядывающие из кармана штанов. Пока он возился с десертом из засахаренных каштанов, не зная, как их есть, я судорожно соображала, что делать дальше: сбежать через окно в туалете или просто вырубить его подносом, всё-таки отняв желаемое?

– Я не бью женщин, – неожиданно брякнул Коул и добавил, прежде чем я успела раскрыть рот: – Но придётся снова заломить тебе руки и приложить об стол, если ты все-таки выберешь поднос. В туалет я тоже тебя не пущу, ведь там над раковиной, скорее всего, есть окно. Поэтому... Справишь нужду на следующей заправке, если надо.

– Вау, – невольно восхитилась я чудесами продемонстрированной дедукции и робко уточнила, угнетенная странным осознанием, что, наверно, именно так обескуражено и чувствовали себя те, кого мне приходилось дурить на улицах: – Секунду... Когда это мы вдруг стали попутчиками? Неужели я случайно заснула посреди разговора? Потому что я не помню, чтобы соглашалась отправиться с тобой куда-либо.

Коул допил чай, громко причмокивая от сладости меда, и неумело улыбнулся, обнажая едва заметную щербинку между передними зубами, которая делала его ещё более очаровательным.

– Я возвращаюсь домой, в Бёрлингтон, и хочу спасти какую-нибудь доверчивую семью от пропажи машины и большей части наличных. Если выдвинемся сейчас, то уже утром будем в городе, – Коул взглянул на объедки и зачем-то завернул их в салфетку, пока я шокировано пялилась на это действо, варварское даже для меня. – Что? Надо же мне как-то искупить вину перед Штруди. Твое вторжение – большой стресс для него.

– Штруди?

– Сокращенно от Штруделя. Так зовут моего кота. Мы путешествуем вместе.

– Ах, речь об этой свирепой буханке хлеба, которая пыталась сожрать мое лицо? Да, я помню.

Коул насупился.

– Я правда предлагаю тебе поехать со мной. Ты ведь всё равно кочуешь из города в город. Чем тебе не очередное приключение?

– Ну уж нет! – разозлилась я, топнув ногой под столом. – Вот чего ты привязался, а? Ждёшь благодарности за спасение от бури? Хватит и того, что я оплатила ужин.

– Вообще-то фактически счёт оплатил я, – сказал Коул. – Потому что ты сделала это деньгами, которые украла у меня в Орлеане. Что-нибудь от них ещё осталось, кстати?

– Только это, – Я горделиво поправила свою жемчужную шляпу. – Взяла на сдачу после того, как сняла себе пентхаус на ночь. Кстати, все детективы так много зарабатывают?

– В бумажнике были все мои накопления за два года и отпускные, – Коул грустно вздохнул, поморщившись.

– Оу, – бесстыже улыбнулась я. – Не повезло.

– Действительно, – согласился он, и я внезапно поняла, что все это время он не сводит с меня глаз, пускай и предпочитает пялиться куда-то на уровень переносицы, чтобы не была так заметна его болезненная отстранённость. – Не повезло в деньгах – повезёт в работе.

– Там вообще-то не так говорится... Скажи, как такому, как ты, вообще доверили полицейский значок?

Я часто болтала невпопад, но еще чаще болтала вещи, за которые многие с радостью бы вырвали мне язык с корнем. В этот раз вырвать его захотелось мне самой. Как и всегда, лицо Коула не дрогнуло, но дрогнул взгляд. Он буквально остекленел, и меня обожгло точно так же, как его, судя по всему, обожгло мое замечание.

Однако его голос остался ровным и ничем не выдал уязвленности:

– У меня синдром Аспергера, если ты об этом. Да, я устроился работать в полицию незаконно. Да, я каждый год откупаюсь от медицинских скринингов. И нет, диагноз не мешает мне делать мою работу. А еще я очень старательный, умный и ответственный, чтобы ты просто знала.

– Коул, я не имела ввиду...

– И я хочу, чтобы ты поехала со мной, потому что мне позарез нужна помощь кого-то вроде тебя. В моем родном городе творится неладное. К тому же, ты ведь вряд ли бывала на озере Шамплейн? А оно просто невероятное!

Бескрайние воды, обтачивающие многолетние скалы. Целая тысяча километров безмятежной прозрачной глади, чья невероятность заключалась в созерцательной красоте. Первозданный источник магии, который позволил паре потерянных, неугодных человечеству ведьм пустить корни на одном из берегов и взрастить новый ковен, взявший себе имя место, что их приютило.

Там жила я. Там я и умерла – умерла та часть моей души, которая ушла следом за семьей, разорвавшись от горя. И ни за какие коврижки я не согласилась бы вернуться туда после того, как уже однажды позволила Рэйчел уговорить меня... Позволила Рэйчел там же меня и покинуть. Озеро Шамплейн больше не первоисточник магической силы. Озеро Шамплейн – кладбище, с какого края к нему не подступись.

Память заржавела, но миг ожила от услышанного. Сорок пять минут от Шелберна и час от Шарлотта, а в сумме полчаса от особняка. Бёрлингтон, что входил в наши владения, как и все прибрежные города, магический порядок в которых был на полном попечении Верховной.

Бёрлингтон – моя ответственность.

– Я не поеду.

Должно быть, я прозвучала испуганно, потому что Коул резко поставил локти на стол и подался ко мне, оказавшись так близко, что я почувствовала от него тот же запах, что исходил и от подаренного мне пальто – чай и жженная карамель.

– У меня однокомнатная квартира с видом на рыбацкий причал, – начал дотошно наседать Коул, часто моргая. – Я живу один... Ну, почти один, если не считать Штруделя. Ему по праву принадлежит диван, но, думаю, он не станет возражать, если мы переселим его на лежанку, а тебе достанется моя кровать.

– Коул, я не поеду.

– Кровать, кстати, ортопедическая.

– Коул...

– Ты украла у меня две тысячи долларов, – попытался воззвать к моей совести он.

– Ты сам оставил мне их!

– Да, – Коул взъерошил пальцами кудри. - Я забыл. Зеркало мне очень дорого, и его пропажа вытеснила все остальное. Но это в любом случае кража... - И, стушевавшись при виде моих раздутых ноздрей, он тут же поднял белый флаг: – Эй, я не собираюсь писать на тебя заявление! Мне просто было бы приятно, если бы ты согласилась их отработать. Не в том смысле! – Коул тут же осекся, краснея. – Я не знаю тебя, а ты не знаешь меня, но у нас обоих есть то, что мы можем дать друг другу, – Он сел ровно и на волшебную долю секунды все же смог заставить себя задержать взгляд на моих глазах. – Твои знания и магия в обмен на временное пристанище. И, что самое чудесное, тебе даже не придётся ничего красть! Продукты за мой счёт.

Предложение звучало сомнительно, но выгода – многообещающе. Ладони вспотели от одной лишь мысли о том, что на свете вновь появится кто-то, на кого я могла бы положиться, как на Рэйчел в свое время. Я тут же тряхнула головой и отрезвела: ее участи, к которой привела близость со мной, никто не заслуживал. Особенно Коул.

Языки пламени уничтожают, уничтожают, уничтожают.

– Ты всего лишь человек, Коул, – мягко прошептала я. – Весьма необычный человек, отрицать не стану, но ты даже понятия не имеешь, в какие неприятности я могу тебя втянуть. Ты ведь не знаешь всей истории и уж тем более не знаешь, смогу ли я помочь тебе. Я не самая выдающаяся ведьма, детектив, и вообще-то я направлялась в Сиэтл, так что нам не по пути и...

Стараясь не поднимать глаза на Коула, я быстро перехватила лямку своего рюкзака и потянулась под стол за скрипкой, чтобы сбежать, но молния на ткани предательски затрещала. Из сумки посыпалось все ее содержимое, прямо посреди прохода между столиками. Гастингс вздрогнул и тут же наклонился за разлетевшимися картами Таро, выпавшими из шкатулки заодно со склянками и бельем.

– Я сама! – шикнула я на него, когда Коул поднес к лицу одну из карт с позолотой, вглядываясь в изображения веселого юнца, скачущего по холмам с узелком наперевес. – Ты как ребенок хватаешь всё, что лежит неровно! Хорошо хоть в рот не тянешь. Дай сюда...

– Что это? – поинтересовался Коул, не выпуская карту.

Я обреченно выдохнула.

– Эта карта Дурак. Ее еще называют Шутом. Как видишь, карты никогда не ошибаются, – язвительно подметила я и, когда Коул повернул ко мне другую поднятую карту, то только подтвердил мои слова: – А это Верховная Жрица. Олицетворение тайн и ворожбы.

– Поразительно, – восхитился Коул, хотя о его восторге я лишь догадывалась, ведь он всегда говорил почти с одинаковой интонацией, меняясь в лице лишь в приступах смущения. – А если я спрошу у них о твоём преследователе?

– Не смей!

Но Коул уже поднял следующую карту, и внутренности скрутило.

– Можешь не трактовать, – тихо сказал Коул, садясь обратно за стол с тремя картами, зажатыми между пальцев. – Я и сам вижу. Это Дьявол.

Чудовище, чьи рога вились так высоко вверх, что почти выходили за раму рисунка. На фоне скалящегося Сатаны вопили белые фигуры, преклоняя колени в цепях – низвергнутые души, навсегда заточенные в его власти. Ни одна карта не описала бы натуру Джулиана лучше, чем эта.

Воспользовавшись моим замешательством, Коул снова наклонился и самостоятельно собрал все мои уроненные вещи, а затем взгромоздил их перед собой. Убедившись, что под столом не затерялась ни одна хитрая карта, он завороженно перетасовал их, оставив уже выбранные три лежать передо мной рубашками кверху.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась я, на что Коул перемешал колоду еще раз.

– Не знаю. Наверно, пытаюсь уговорить тебя.

Он остановился, взвешивая Таро в ладонях, и посмотрел куда-то мне в лоб, очевидно, чтобы изобразить зрительный контакт, который синдром Аспергера ему не разрешал.

– Что будет, если ты поедешь в Сиэтл, как и планировала? – вдруг озвучил он и снял верхнюю карту, кладя ее рядом с моим сложенным барахлом.

Таро издавна служило развлечением даже для самых маленьких ведьм, потому что, податливые и честные, они отвечали практически всем, кто взывал к их благосклонности. Коул же не воспринимал карты всерьез, поэтому даже не подозревал, что игрался с магией, которая ластилась к его рукам, как котенок. И отвечала она ему предельно честно.

– Это... Башня? Что она означает?

Ничего хорошего.

Кислород затвердел в легких, и меня пригвоздило к креслу. Я молча уставилась на карты, переливающиеся от золотых красок в махровом свете ламп. Каменную башню на картинке пожирало пламя: спасаясь и погибая, из нее сыпались люди, как опадающие листья. Страх, отчаяние и разрушение.

– Это означает, что всё будет хорошо, – невозмутимо солгала я, как делала это уже много лет. – Как я и задумывала.

Коул подозрительно нахмурился, но придираться не стал и перевернул следующую карту.

– А если ты отправишься со мной в Бёрлингтон?

Юная дева в белоснежном одеянии, цепляющаяся пальцами за гриву льва, чья пасть была раскрыта в предостерегающем рыке, направленном против врагов. Прильнув к коленям девы, он служил ей, покладистый и верный, не смыкая оранжевых зениц.

– Это Сила.

– Хорошая карта?

– Очень.

– Тогда выбор очевиден. Сила точно выглядит привлекательнее, чем руины, – вынес свой вердикт Коул, с сомнением покосившись на отложенную Башню.

Я скрестила руки на груди, выказывая свое недоверие.

– Это ничего не значит, мистер-Дельфийский-оракул. Ты ведь до этого дня наверняка считал, что Таро – просто еще одно неплохое имя для кота.

– Твоя правда, – смирился Коул и отодвинул колоду, оглядывая, что еще успело вывалиться из моего рюкзака. – А что насчет этих штук?

У Гастингса были тонкие пальцы, длиннее моих минимум раза в два, и потому он дотянулся до мешочка с рунами быстрее, чем я = до его наглой физиономии, для которой было неведомо понятие личных границ.

– А ну лапы прочь! Это уж точно не для твоих ребяческих шалостей, – рявкнула я, шлепнув его по ладони, и Коул шарахнулся к спинке кресла, отреагировав на соприкосновение со мной так же остро, как на удар током. – Сам за свое карманное зеркальце мордой в землю меня ткнул, а как по чужой сумке бессовестно рыскать – так это пожалуйста!

Не найдя, что противопоставить моему логичному замечанию, Коул виновато потупился и выпустил мешочек из рук, нечаянно потянув костяшкой за шерстяную веревочку. Руны застучали по поверхности стола, разлетаясь, и я выругалась в ответ на невнятное бормотание запаниковавшего Коула.

– Просто. Не. Суйся!

– Они что, вырезаны из кости? – всё же не сдержался он, взяв один кубик и очертив пальцами каждую из граней.

От злости у меня свело скулы.

– Да, из человеческой, и ты очень близок к тому, чтобы я и из тебя сделала себе какую-нибудь увеселительную финтифлюшку!

Коул скептично нахмурился, не отвлекаясь от кубика с Перт, и я бросила беглый взгляд на остальные, смахивая их в горстку, пока моя рука не замерла над теми, что сложились в один тесный ряд.

«Бёрлингтон».

– Извини, я иногда слишком увлекаюсь. Я сейчас всё соберу...

– Оставь! Подожди...

Беркано. Соуло. Почему? Куда делся предреченный «Сиэтл»?!

Я зачерпнула все руны в ладони и, встряхнув, разжала вновь.

Беркано. Соуло.

«Бёрлингтон».

– Да вы издеваетесь, – заныла я.

«Никогда не выбирай место самостоятельно, поняла? Поклянись, что и шага без них не сделаешь, Одри».

Клянусь, чтоб его!

Зажмурившись на пару мгновений, чтобы собраться с мыслями перед неминуемой победой Коула, я быстро вернула руны в сумку. Мне потребовалось несколько минут, чтобы перебороть гордость и сказать:

– Так и быть. Я поеду с тобой в Бёрлингтон, – И, не дав Коулу возможности ляпнуть что-нибудь, что снова раздавило бы мое самолюбие, выставила перед ним указательный палец. – Но я не стану обещать, что не уеду оттуда сразу же, как сочту нужным, или если пойму, что от меня не будет проку. Понятно? Никаких договоренностей.

– Никаких договоренностей, – эхом отозвался Коул. – Может, еще картошки закажем? Ты съела мою.

Резкая смена темы ввела меня в ступор.

– Новую порцию картошки еще полгода готовить будут, – проворчала я. – Ладно, закажем картошку с собой, так и быть.

Я сложила все свои вещи на дно рюкзака, быстро-быстро перебирая руками, чтобы Коул не успел заметить в кипе барахла мой выпавший бюстгальтер, и подняла следом скрипку.

– А это правда, что ведьмы живут пятьсот лет? – вдруг спросил Коул.

Я высунула язык, запихивая в карман рюкзака свою атласную кофточку.

– Бери выше! Моя прабабушка гадала по кишкам барашков для Тутанхамона.

– Правда?

– Нет, – прыснула со смеху я, но ни один мускул на лице Коула даже не дрогнул. – Мы долгожители, а не бессмертные. Средний возраст – двести пятьдесят лет. Некоторые дотягивают и до трехсот, но это рекордные отметки. Может, погнали уже, а? Или тебе прямо тут справочник по ведьмовскому житию накатать?

Мы поднялись, направляясь к стойке для выдачи заказов на вынос. Тучи снаружи сгущались, нагнетая мрак внутри ресторанчика, и я поспешила запахнуть своё пальто, чтобы не разболеться снова. Одну простуду я и так с трудом пережила.

Сложив в бумажный пакет две порции жаренной картошки, Коул придержал для меня дверь, пропуская вперед. Под усиливающейся непогодой мы добежали до его джипа, и я первым делом забросила на задние сидения свой багаж, не забыв специально швырнуть в дремлющего кота скрипкой.

Протяжно мяукнув, Штрудель умастился прямо поверх моего футляра, который от чрезмерной линьки тут же порыжел и сделался меховым, как и весь салон автомобиля.

– Сядешь к Штруди или ко мне?

– Однозначно к тебе.

Я устроилась на переднем сидении по бок от Коула и скукожилась в кресле, как изюм, пытаясь занять удобное положение и немного расслабиться. Наличие попутчика было мне в диковинку.

Коул завел мотор. Перестав щепетильно вылизываться, его кот спрыгнул с моей скрипки и вдруг перебрался к нам. Жирок под персиковой шерстью колыхался, и пухлые бока едва не застряли между сидениями.

– Что происходит? – сглотнула я, когда Штрудель, размяв лапки на коленях Коула, снова остался чем-то недоволен и навострился ко мне. – Ну уж нет...

– Погляди, Штрудель пошел на мировую! – умилился Коул. – Что такое? Разве ведьмы не обожают кошек?

– Это стереотип, – мрачно сказала я, стараясь вжаться спиной в кресло, чтобы не соприкасаться с вибрирующим клубком, который, казалось, весит фунтов двадцать, не меньше.

Штрудель наконец-то улегся, и на меня сонно уставились два цитрина, чуть ярче и желтее, чем глаза Коула. Убедившись, что кот действительно ластится, а не собирается взять надо мной реванш, я легонько потрепала его по холке. Хвост возмущенно вильнул, ударив меня по носу.

– Вздремни, – посоветовал мне Коул, включая дворники. – До Бёрлингтона сутки пути. Только вот...

– Что?

Коул замялся, и я невольно напряглась.

– А ты можешь заморозить те яблочные пироги, что я купил в супермаркете? – нерешительно попросил он, судорожно краснея под моим свинцовым взглядом. – Я забыл, что не взял с собой переносной холодильник, а мне напрочь сносит голову при виде пирогов. Не хотелось бы, чтобы в пути всё растаяло до кашеобразного состояния и...

Чем я это заслужила, Господи?

– Хорошо.

Я посмотрела в зеркало заднего вида, чтобы сконцентрировать взгляд на нагромождении коробок в кузове, укрытых брезентом. В отражении мои глаза сливались с серостью за окном и казались лишь еще одной частью пасмурного неба.

Я медленно выдохнула и почувствовала влагу, сочащуюся из тающих пирогов: фруктовая начинка размякла, и тесто почти отсырело, протекая на картон.

– Laguz.

Ладони у меня заледенели точно так же, как и пироги, мигом замерзнув обратно Сцепки магии должно было хватить до следующего утра и, пускай я была уверенна в своих силах (хотя бы в этих), я всё равно мысленно помолилась за то, чтобы после меня пироги не утратили съедобность.

– Еще кое-что... – раздалось снова, и прежде, чем я успела бы обвинить Коула в излишней болтливости, он выпотрошил из кармана в подставку для кофе мои поддельные удостоверения и спросил: – Как тебя зовут на самом деле?

Я – лгунья, и это норма для тех, кто вынужден скрываться и выживать. Но, глядя Коулу в глаза, пускай он тут же и отводил их, я внезапно поняла, что устала от беспрерывной лжи. И впервые за много лет я услышала, как непривычно, приятно и волнующе звучит вслух мое собственное имя:

– Одри Дефо.

Уголки губ Коула дрогнули, но он тут же отдернул их обратно, заменив улыбку учтивым кивком, и смел мои удостоверения в бумажный пакет. Неожиданно для себя я даже не стала препятствовать этому.

– А я Коул Гастингс. Приятно познакомиться. Там, куда мы едем, врать и прятаться тебе не придется. Поездка в Бёрлингтон станет лучшим твоим решением, вот увидишь!

Это прозвучало механически и не так искренне, как Коул пытался. Я усмехнулась, заметив красные пятна, которым он покрылся. Судя по ним и тому, как Коул, нервничая, едва не выдернул с корнем рычаг передач, заводить новых друзей ему доводилось не часто. Джип покатился, помчавшись по шоссе так быстро, будто из тайского ресторана за нами гнался сам Будда.

Впрочем, лучше бы это и впрямь был просто Будда.