Ковен озера Шамплейн

– Почему сейчас? – спросила я, играясь с сакральным жемчугом из потайной шкатулки, баллады о котором жили в нашем ковене долгими поколениями.

Виктория улыбнулась, задвигая обратно свой столик с порошками эфирных масел и смолами драконового дерева.

– Просто так. Любая женщина, а уж тем более ведьма, грезит о дорогих побрякушках. В твоих же руках – настоящая родовая реликвия с тысячелетней историей, не имеющая цены. Тебе нравится?

Мое нерешительное мычание заставило маму вопросительно выгнуть бровь.

– Нравится, но... – Я смутилась, с трудом совладав с магнетизмом перламутра и оторвав от него взгляд.

– Но что?

– Я больше люблю стекло.

– Стекло? – удивилась Виктория

– Да... Ну, такие стеклянные бусины, знаешь? Как те, что для меня сделал Джулиан.

Виктория ухмыльнулась.

– Честь подержать в руках Вестников Даров выпадает лишь Верховным ведьмам, Одри... Привыкай к этому. Они теперь твои.

Неожиданно одна из жемчужин, – круглая, до совершенства ровная и сверкающая, – выкатилась из-под подушечек пальцев и соскользнула вниз, устремившись к полу под естественной тяжестью, но зависла в полуметре от половиц, оплевав все известные законы гравитации. Воздух подо мной сделался вязким, тугим, мешая вдохнуть; он буквально отпружинил шар обратно, прямиком в руку матери. Она ласково подула на него, отряхивая от пыли.

– Мои? – переспросила я растерянно.

– Да... Если ты согласна принять мое наследие, конечно, – подвела черту Виктория, забирая из моих ладоней оставшиеся драгоценности.

– Ты это сейчас серьезно?

Я почувствовала влажную испарину, возникшую на коже в тех местах, где до нее дотрагивались прохладные жемчужины. Мама подошла ближе: ее кардиган пропитался ароматом душицы и растений, к силе которых она с рождения так тяготела. Стихии природы были первым освоенным ею даром, потому и одежду она предпочитала оттенков землянистых, пастельных: песочные брюки, темно-зеленый свитер, украшения из натуральных камней. Я инстинктивно обвела ее взглядом, поражаясь шторму в темно-серых глазах, цвет которых издавна выдавал всех урожденных Дефо. Волнистые волосы, будто сплетенные из ржаных колосков, были забраны высоко на затылке непритязательной серебряной шпилькой. Я безмолвно удивилась, ведь еще вчера в волосах моей матери тоже блистал жемчуг: старый гребень, от которого она, судя по всему, избавилась, всегда был усыпан им. Виктория впервые предстала передо кем-то без своего морского венца и, пускай не утратила от этого величественного шарма, она будто и впрямь лишилась какой-то своей сокровенной части. И это меня пугало.

Я опустила взгляд на закрывшуюся шкатулку, куда Виктория поместила родовые жемчужины, и глухо ахнула.

– Вестники даров, – поняла я тихо. – Ты всё это время носила их с собой! В волосах... Прямо в том гребне! Шкатулка, которую ты так усердно прятала под алтарем в кабинете, на самом деле была пуста. Мама! Это же так...

– Нечестно и рискованно?

– Хитро и поразительно.

Виктория нежно улыбнулась, польщенная.

– Верховная никогда не расстается с тем, что ей по-настоящему дорого, Одри, – Она втолкнула шкатулку мне в руки и наклонилась, клюнув губами в лоб. – Однажды и ты сделаешь из него чудесное ожерелье или брошь... А, может, тоже захочешь обзавестись жемчужным гребнем. Разумеется, когда вернешь Вестникам их истинный вид.

Виктория со скрипом приоткрыла шкатулку, и на дне, вышитом красным бархатом, зазвенело нечто темное и уже не такое красивое: внутри перекатывались круглые угольки, в которых было не так уж просто заподозрить все те же бусины. От их былого великолепия, чистого и сияющего, не осталось и следа. Жемчужины почернели.

– Всего их восемь. Одна жемчужина – один дар. Каждый из них тебе предстоит освоить. Надеюсь, ты помнишь: стихии, метаморфоз, психокинез, ментальность, прорицание, некромантия, исцеление, сотворение, – перечислила мама, и я закивала, внимая ей. - Черная жемчужина – невежество, белая – достигнутое мастерство. Они – материнское наставление, напоминающие о предначертанном тебе пути.

Виктория втолкнула шкатулку в мою заледеневшую ладонь и отстранилась, отворачиваясь к платяному шкафу так невозмутимо, будто совсем не замечала, какой волной удушающего ужаса меня захлестнуло.

– Мне двенадцать, – хрипло напомнила я. – До подготовки ведь еще три года... Слишком рано.

– Твоя практика начнется с завтрашнего дня.

Кабинет матери был просто огромный, – с вытянутыми витражными окнами, массивами книжных шкафов и гигантским алтарным столом между колонами, укрытым пунцовым шёлком – но дышать здесь вдруг стало нечем.

– Мама, я не...

– Происходит кое-что очень плохое, Одри, – оборвала меня Виктория, храня ледяное спокойствие, и я увидела, как побелели костяшки ее пальцев, когда она сжала дверцу шкафа, едва заметно пошатнувшись, но удержавшись на ногах. – Боюсь, очень скоро ты станешь самой молодой Верховной ведьмой в истории ковена, потому что я умираю.

***

– Объявлено штормовое предупреждение! Увы, жителям Нового Орлеана придется отменить барбекю в честь наступления осени, потому что до конца выходных не рекомендуется покидать здание без экстренной необходимости. Синоптики обещают ослабление ветра с 28 м/с до 23, но дождь не прекратится до понедельника. Будьте бдительны за рулем!

Я разодрала слипшиеся веки и, приняв сидячее положение, вперила взгляд в абсолютно голую стену с проплешинами извёстки. Потолочное окно было перегорожено чугунными прутьями, а вместо двери – запертая решетка. Я сунулась к ней на звук включенного телевизора и чуть не упала, запутавшись. Стряхнув с себя невнятное шерстяное покрывало, я прислушалась к веселым голосам и свисту закипевшего чайника, а затем заглянула под койку в поисках своего рюкзака и скрипки, пытаясь вспомнить, как именно здесь очутилась. И, главное, где?

Мучительная ломота в теле, простудный жар и вид натертых запястий быстро пригвоздили меня обратно к подушке. Память начала стремительно возвращаться.

– На тебя напали?

Я прислонилась лбом к спинке впередистоящего кресла и взглянула на юношу за рулем, кудрявого и насквозь промокшего, чей полицейский значок детектива перекочевал из внутреннего кармана на почетное место – прямо в отверстие для стаканчика с кофе под рычагом передач.

Я промолчала, не столько из враждебности и обиды, сколько просто не найдя сил на ответ. Детектив Гастингс, чье имя в моём мозгу переплелось с лихорадочным бредом и матерными словами, повернулся в пол оборота, неторопливо ведя машину вдоль утопающей трассы.

– У тебя кровь идет.

Я нахмурилась и приложила пальцы к ноющему виску под спутанными волосами, вынужденно не размыкая скрещенных запястий, скованных наручниками. Подушечки пальцев слиплись вместе и, поднеся их к глазам, я увидела кровь, которую по ощущениям было так легко спутать с дождевой водой, тоже текущей по лицу.

– Упала, – соврала я, и Коул хмыкнул, выказывая свой скептицизм. – Бордюр скользкий.

– А тот парень, от которого ты бежала, просто помогал тебе подняться, да?

Я неестественно дернулась. Слышать из чьих-то уст замечание о моем брате, после встречи с которым люди обычно либо просыпались мертвыми, либо наталкивались на защитные чары и остаток дня не могли вспомнить даже буквы алфавита, было чертовски жутко. Сохранить самообладание было так же тяжко, как и не умереть сегодня.

– Сколько тебе лет? – продолжил приставать с расспросами Коул.

– Я совершеннолетняя, так что под уголовный кодекс подхожу, не переживай. Уверена, в участке мне обеспечат горячий приём.

– Уже доводилось там бывать?

– Нет. А что, я не похожа на законопослушную гражданку?

Коул свел на переносице брови и отвлекся от дороги, уставившись на меня так, будто пытался просканировать.

– Это был сарказм? – уточнил он с сомнением в голосе. – Иначе не понимаю, как ты всерьез можешь допустить вероятность отрицательного ответа на свой вопрос после того, как обворовала меня посреди улицы.

– Беда-а, – протянула я, качая головой. – Ты хоть одно преступление раскрыл с такой-то догадливостью?

– Пятьдесят пять процентов дел в участке раскрыто именно мной, – нарочито равнодушно ответил Коул, снова сосредоточившись на дороге, и я бы слукавила, если бы сказала, что ему удалось прозвучать ничуть не самодовольно и гордо. – Это лучший статистический показатель среди моих коллег.

– Тогда советую не бродить одному по темным переулкам. Никто не любит выскочек.

– Воров тоже никто не любит.

Я поджала губы и глухо фыркнула, привалившись плечом к закрытой дверце, прежде чем уткнулась носом в свой шарф, разорванный где-то в падении, и проглотила вырвавшийся кашель. В зеркале заднего вида мелькнули карие глаза: Коул часто смотрел на меня, и я вдруг подумала, что действительно вижу в отражении глаза живого тигра.

– Откуда ты?

– Из Нью-Йорка, – соврала я.

– Я ведь все равно узнаю, когда в полиции потребуют твои документы.

– У меня нет с собой документов, – хмыкнула я, мысленно добавив: «У меня вообще их нет, не считая нескольких поддельных удостоверений и левых водительских прав, которые Рэйчел скомпоновали эмигранты на дешёвом принтере».

Челюсть застучала.

– Замерзла?

Моя неконтролируемая дрожь, вызванная поднимающейся температурой и мокрой одеждой, не осталась без внимания Коула. Оставив без замечаний мои попытки обогреть себя руками, забравшись в грязной обуви на сидения, он включил обогреватель. Струя теплого воздуха пришлась как никогда кстати, но почти не умалила озноб. Зато окна сделались прозрачными, отпотев: проносящиеся мимо коттеджи и мансарды завораживали, как карусель калейдоскопа. В какой-то момент контраст зелени и черного неба смешался в одно яркое пятно, и голова у меня закружилась. Волна тепла, наконец отогревшая окоченевшее тело, всосала в себя рассудок словно водоворот. Голова обмякла и повисла, ударяясь о дверцу.

– Воровка? Что с тобой?

Следом за пережитым адреналином пришла истома. Я закрыла глаза и уже не увидела, что конкретно ткнулось мне в ладонь, влажное и похрюкивающее.

– Оставь ее в покое, Штрудель. Пускай поспит... Дай-ка сюда пальто.

Машина сбавила ход, но не затормозила. На секунду горячий лоб остудила чужая ладонь, а затем пропитанный влагой свитер и джинсы почти перестали доставлять дискомфорт – что-то тяжелое и мягкое накрыло меня сверху, и я отключилась.

– А вот и твой какао, куколка.

Я дернула рукой, вынырнув из омута вчерашнего дня, и едва не вышибла из рук полицейского протянутую мне дымящуюся кружку.

– Эй! Спокойнее. Ты вся промокла, к тому же тебя лихорадило пару часов, так что держи, тебе не помешает.

Я подняла голову, взирая на скуластое лицо пожилого офицера. Он кивнул на сверток, которым я была укрыта, когда очнулась на койке. Разгладив пальцем плотную ткань, я узнала в своем одеяле длинное мужское пальто в клубках кошачьей шерсти, которое никогда раньше не видела, но в которое до самых швов въелся терпкий запах выпечки, ромашкового чая и стеклоочистителя.

– Детектив притащил тебя в этом. Явно не твой размерчик, да? Еще он попросил тебя накормить, так что, если захочешь, я поделюсь с тобой своим сэндвичем. Ты ведь не вегетарианка, надеюсь? Я ем сэндвичи только с беконом.

Я прочистила горло, собираясь с мыслями.

– Детектив сказал что-нибудь еще перед тем, как уехать?

– Да, – ответил полицейский, и я напряглась всеми струнами, пока он не продолжил: – Рассказал, что подобрал тебя на шоссе. Ты была совсем плоха. Видимо, упала и ударилась. В такую погоду убиться – раз плюнуть! Он позаботился бы о тебе сам, но ему надо было возвращаться домой. В Вермонт, кажется, – Полицейский задумчиво поскреб пальцами седую щетину. – Пока дождь не утихнет, ты можешь остаться здесь и отоспаться. Утром попрошу отвезти тебя, куда скажешь...

– Спасибо, – выпалила я радостно и с таким же рвением подорвалась с койки. Офицер опешил, все еще держа кружку с какао в руке. – Но мне уже лучше. Пожалуй, я доберусь сама. Прямо сейчас. Куда вы сложили мои вещи?

Мужская сердобольность перед ликом «барышни в беде» действительно не знает границ! От облегчения, что детектив Гастингс смиловался и оставил ту историю с воровством между нами, я ощутила такой прилив сил, что смогла бы сотворить минимум пять заклятий с ходу. Правда, длилось мое воодушевление недолго.

– Один нюанс, – усмехнулся офицер, когда я уже дернула на себя решетку, но вдруг обнаружила, что та заперта изнутри. – Отпустить тебя и помочь было в наших планах до того, как мы нашли в твоей сумке это.

Я медленно повернулась и увидела, как офицер вываливает на скомканное пальто Коула мои фальшивые удостоверения. В горле встал ком.

– Пытались отыскать твой сотовый телефон, чтобы позвонить близким, – пояснил офицер.

– Я не пользуюсь сотовым, – выдавила я уныло. – Слишком много вредного излучения.

«И слишком много проблем».

– Луиза O'Келли, – прочитал он с одной из студенческих карточек, пристально сверяя мое старое черно-белое фото с моей реальной побледневшей физиономией. – Из самого университета Лиги Плюща, надо же! Или ты Стефани Митчелл из Южной Дакоты? Или Кристина Геро? Тебе все-таки двадцать, двадцать два или двадцать три? Хотя, нет, точно не двадцать три... Ты выглядишь очень юной. Тебе точно есть восемнадцать? Или мне связаться с твоими родителями? Из какой ты школы?

– У меня нет родителей. Мне двадцать лет, – честно призналась я, закатывая глаза, но тут же соврала снова, уже автоматически: – Меня зовут Кейт.

– Ну да, так я и поверил. Встречал я уже таких... непутевых! Сам найду, кто ты такая. Времени у нас вдоволь. В конце концов, подделка документов – это тянет побольше, чем на пятнадцать суток, согласна?

Я промолчала, терпя эти удары судьбы со стиснутыми зубами, и пропустила офицера к выходу. Он покинул камеру, оставляя меня одну вместе с моим раздавленным самолюбием и насморком.

– Выпей какао, – заботливо посоветовал офицер напоследок, пряча ключи в нагрудный карман. – И благослови того паренька из Бёрлингтона, что спас тебя от бури, пускай даже такой ценой.

И я действительно выпила этот злополучный какао, но благословлять Коула Гастингса не спешила. Вместо этого я мысленно прокляла его раза четыре, жалея, что под рукой нет ни одной куклы с прядью злополучных кудрей и булавки. Сгорбившись на жесткой койке под длинным душистым пальто, я постаралась сосредоточиться на плане побега.

– Смертные, – буркнула я себе под нос. – Теперь понимаю, почему моя бабушка каждый раз плевалась, вспоминая декабрь 1787 года. Вовсе не ведьмы от дьявола, а современная Конституция. Тьфу!

Я заглянула в замочную скважину решетки, примеряясь к своим силам, восстановившимся после сна, и к тем своим знаниям, которых мне сейчас так катастрофически не хватало.

«Три дара из восьми – слишком скудно для Верховной. Не расстраивай меня, Одри».

Да что там, я расстраивала даже саму себя! Моя практика не была закончена и на половину, но, если раньше для выживания мне хватало и этого, то сейчас я была бессильна. Вот, до чего довела моя безответственность. Недостаток опыта. Сгнить в тюрьме – истинный позор для Верховной. Смирно дождаться, пока в этой тюрьме меня обнаружит мой одержимый брат – позор еще больший.

– А вот и твой сэндвич, малышка. Кстати, наш стажёр нарыл кое-какое досье... Ты случайно не Натали Прайс? Нет?

Я несколько раз глубоко вдохнула, медленно выдохнула и улыбнулась.

– Хотите узнать свое будущее?

– Чего?

– Могу погадать вам. Я прорицательница.

– Ага, – прыснул со смеху офицер, остановившись на пороге по ту сторону решетки. – Скорее проницательная мошенница.

– Разве вы не видели все те загадочные штуковины, когда рылись в моем рюкзаке? – надавила я и с облегчением увидела целый вихрь противоречивых эмоций в его взгляде. – Там есть и Таро, и руны, и оракул Ленорман.

Офицер прислонился плечом к стене, держа навесу тарелку. Повисшая тишина выдала его с головой – заинтересованный, он не спешил уходить.

– Вы ведь верите в колдовство, – продолжила наступать я, обводя взглядом серебряный кулон, выглядывающий из-под воротника его голубой рубашки. – Это скандинавский «Шлем ужаса», я права? Отпугивает недоброжелателей и порчу. Спорю, в столе у вас валяется амулет гри-гри от воздействия магии вуду. Вы зашили внутрь свои состриженные ногти или пошли на более радикальные меры?

– Откуда ты знаешь? – встрепенулся офицер, выпрямившись во весь рост как по стойке, и я улыбнулась, убедившись, что нащупала золотую жилу. – Мы живем в Новом Орлеане, малышка! Тут все повязаны на этом колдовстве или защите от него. Так, просто на всякий случай... Моя жена очень суеверна.

– Тогда она наверняка не упустила бы шанс узнать свое будущее. Я ведь и ей погадать могу. Даже на расстоянии!

Офицер закатил глаза и просунул мне сэндвич прямо через прутья решетки, а затем двинулся назад к офисам. Мой трюк не сработал, и от безнадеги я рухнула посреди камеры, простонав:

– Ну же! Я ведь смотрела сериалы и знаю, что ночные смены в полиции всегда безумно скучные. Таро – это бесплатно, обещаю! И мне одиночество скрасит, и вам пользу принесет. Что скажете?

Офицер покосился на настенные часы и задумчиво постучал носком ботинок о решетку. Я тоже проследила за стрелкой на циферблате: она уже подбиралась к четырем утра, значит, нужно поторопиться. Натянув на лицо свое самое дружелюбное выражение, я невинно захлопала ресницами.

– Ладно, – буркнул офицер. – Сейчас принесу. Как там выглядят твои Таро?

– Вы не найдете. Еще вдруг нечаянно рассыпаете стружку из помета бенгальского варана... Лучше несите весь рюкзак.

Спустя пару минут, за которые я успела наспех запихать в себя сэндвич с беконом, потрепанный вельветовый рюкзак уже лежал у меня в ногах. Я неторопливо перебирала его содержимое под изучающим взглядом офицера, стоящего по ту сторону решетки и подгоняющего меня раздражающим притоптыванием. Ничего из моего барахла не подходило для отвлечения; разве что можно было бы бросить в лицо офицеру тот самый помет и ослепить на пару мгновений...

Тряхнув головой, я вздохнула. Это тупик.

– Ну и? Где твои хваленые пророчества?

– Еще секунду.

Я проигнорировала обещанные карты, лежащие на поверхности, и запустила руку в потайной кармашек. В этот карман Рейчел астрого запретила мне лезть без крайней необходимости, и до самой ее гибели я не знала, что именно она сочла «крайним». Пальцы погладили кедровую пробку: баночка почти опустела за эти три года. Вытащив ее на свет, где на дне осталась пара граненных розовых горошин, я откупорила сосуд.

– Что ты там жуешь? – насторожился офицер, приблизившись, когда я быстро закинула себе под язык несколько крупиц морской соли. – Надеюсь, не тот помет, о котором ты говорила.

– Отойдите.

Я поднялась на ноги и, когда офицер ослушался и подступился ко мне, выставила перед собой пластиковую расческу, вперив рукоять ему в грудь.

– Отойди, кому сказала! – вскричала я, и офицер ахнул, послушно вскидывая руки над головой.

– Откуда у тебя револьвер? – ошарашенно спросил он, пялясь на расческу. – Я ведь обыскивал твои вещи. Вот же дрянь...

– На пол. Сейчас же!

Рука у меня не тряслась, как это наверняка было бы, схватись я за настоящее оружие. Приходилось сжимать пальцы вокруг расчески нестерпимо крепко, чтобы искрящаяся магия не дала осечки: она покалывала на кончиках пальцев, буквально под кожей, словно невесомые электрические разряды. Магия струилась по венам, заменив обычную кровь, и даже мучившая меня боль в горле и кашель притупились так, будто совсем исчезли. Пускай я и знала, что это состояние не продлится долго, но ощущать такую силу было блаженством: величие Верховной, которого у меня никогда не было.

«Тебе не нужна заговоренная соль с добавочной магией. В тебе ее и так в избытке, Одри! Ты сумеешь преодолеть всё, с чем бы тебе не пришлось столкнуться, потому что Верховная – это не титул. Верховная – это природа».

Нет, Рэйчел, моей силы никогда не было достаточно без волшебного допинга. Во мне никогда не было того, что помогло бы мне выбраться из клетки, и я не была уверена, что «это» когда-нибудь появится. Зато в банке была заговоренная соль – и вдруг иллюзии, в сплетении которых я всегда проваливалась с треском, стали зачаровывать людей легко и непринужденно. Волшебный театр, где я исполняла главную роль.

А во рту таяла розовая соль, горча на языке привкусом далекого моря.

– Не делай глупостей, малышка, – попытался образумить меня офицер, но послушно лег наземь, предварительно швырнув мне в руку ключи. – Ты бы отделалась максимум исправительными работами за документы, но теперь...

Я передразнила его и, продев через голову рюкзак, быстро открыла решетку и вышла, но быстро вернулась обратно к койке, откуда мне вслед тоскливо смотрело мужское пальто, остывающее и помятое. Поддавшись мимолетной прихоти, я забрала с собой и его тоже.

– Я и впрямь могла бы погадать вам на Таро, – сказала я, уходя и запирая за собой камеру, а вместе с ней и офицера полиции. – Но мне правда пора. И да... Не забудьте проверить камеры видеонаблюдения после, офицер, – бросила я через плечо напоследок. – Узнаете о себе много нового. Например, что вы видите то, чего на самом деле нет.

Я пробежала через весь корпус и вылетела к пустым офисным столам. За одним из них дремал стажер перед тусклым экраном компьютера. Заметив меня, он растерянно приоткрыл рот, и я сунула расческу для волос обратно в сумку, найдя этого паренька слишком безобидным и замученным, чтобы угрожать вымышленным револьвером.

– Приветик, чего расселся? У вас тут пожар, – сказала я, указав пальцем на коридор. – В туалете. Слепой что ли? Там всё в дыму, боже! – И, немного увлекшись, решила добавить трагизма: – Ты слышишь этот лай?.. Какой кошмар! Кажется, наверху остались щенки. Надо скорее спасти их!

Стажер подорвался, сбив локтем кружку с кофе, и с бранью кинулся к коридору, откуда, как ему мерещилось, выстреливали всполохи огня, покрывая копотью белоснежные стены. Заглянув в кладовую и за дежурную стойку в поисках утерянного чехла со скрипкой, я, скрепя сердцем, покинула полицейский участок без нее, подгоняемая сиреной и ощущением, что искр магии в пальцах становится всё меньше пропорционально таянию соли во рту.

В такое позднее время мне пришлось передвигаться по городу пешком, то и дело вглядываясь в тени на задворках дворов, чтобы одна из них не оказалась моим братом. Дождь немного ослаб, и одежда оставалась почти сухой благодаря недавнему подарку – шерстяному пальто детектива из Бёрлингтона. Выйдя на освещенную трассу, я чудом поймала такси и попросила довезти меня до ближайшего отеля.

– Двадцать баксов, – наотмашь объявил водитель спустя пятнадцать минут, за которые я не успела даже восстановить дыхание, уже не говоря о том, чтобы просохнуть и согреться.

– Это грабеж! – буркнула я и полезла в карманы, уже зная, что скоро мне снова предстоит бежать без оглядки, не заплатив.

Но вдруг нащупала портмоне из лайковой кожи.

– Вот, – сказала я, искреннее не веря, что моя находка – никакой не мираж воспаленного воображения. Я протянула таксисту купюру в пятьдесят долларов из тех двух тысяч, что все еще, оказывается, были у меня. – Оставьте сдачу себе.

Не торопясь вылезать из такси под промозглую морось, пока удовлетворенный таксист пересчитывал выручку, я дрожащими пальцами расстегнула портмоне и робко заглянула внутрь. Новенькие купюры хрустели под пальцами, и это не только искупило все ужасные события минувшего дня, но и гарантировало скрасить мое ближайшее будущее.

Взгляд невольно прилип к красным запястьям, разодранным грубым металлом наручников. Детектив Гастингс был готов переломить мне руки за кражу зеркала, но не за две тысячи наличных, которые даже забыл вернуть себе. Странно? Невероятно странно! Такие дурни были как гостинцы-пиньята, посланные свыше.

Соленый привкус во рту почти растаял, а вместе с ней растаяла и моя нескончаемая магия. Я поспешила покинуть такси, выплеснув ее остатки на то, чтобы жестом закрыть за собою дверь. Любой заговор имел свои последствия, как лекарства имели побочные эффекты - я знала, что мне немедленно требуется максимальное уединение и удобный матрас, потому что похмелье будет жутким.

– Лучший номер, что у вас есть.

Тратить чужие деньги – райское наслаждение, и в нем мне не было равных.

Проспав до утра в роскошном отеле в центре Нового Орлеана с видом на Бурбон-стрит, залив всю подушку собственными слюнями и чувствуя себя на утро после приема соли так, будто меня избивали всю ночь, я заказала себе завтрак в постель, не забыв включить в меню самые редкие деликатесы и обожаемый молочный коктейль. Следующим в списке было немедленно покинуть город, но, смывая с себя в душе скользкие и болезненные прикосновения Джулиана, я вдруг подумала, что мне не помешает еще немного приятностей.

Накупив в аптеке кучу лекарств от простуды, я не устояла перед соблазном и оказалась в примерочной элитного бутика. Накупив новые вещи, я без сожаления сбросила в урну все свои старые: Джулиан прикасался к ним тоже – значит, осквернил. Сохранив лишь рубиновый шарф, купленный Рэйчел в аэропорту Праги, я вальяжно расплатилась семьюстами долларов за лаковые сапожки и миловидное шелковое платье от кутюр лимонного цвета.

– И вон ту шляпку, пожалуйста, – счастливо улыбнулась я, довершая свой образ круглым и изящным головным убором, сшитым из фетра и таким же красным, как и мой шарф. – Ох, здесь вставки из жемчуга. Потрясающе! Обожаю жемчуг.

Тратить деньги – райское наслаждение, но вот считать их – сущее наказание.

– Черт!

Я грустно взглянула на оставшуюся сотню баксов и встала под навесом автобусной остановки в одежде за те деньги, на которые спокойно могла арендовать приличный джип и, быть может даже личного шофера. Замотавшись в пальто детектива, которое нелепо топорщилось на слишком узких плечах и смотрелось столь вульгарно на элегантном платье, я рванула по лужам до пассажирского автобуса с двумя горящими цифрами – 21. Красивое число. Значит, сойдет.

Примостившись возле окна, я расстегнула рюкзак и потрясла в руке мешочек с рунами, на которые вновь уповала, невзирая на глубоко затаившуюся обиду.

– Я вас прощаю, – сказала я неохотно. – Надеюсь, теперь вы поняли, до чего доводит промедление. Давайте впредь без глупостей!

Я кинула пригоршню кубиков на соседнее кресло. Автобус затормозил и покачнулся, но руническая вязь уже сложилась и не упала, будто приклеившись к грязной обивке.

«Сиэтл».

– Сразу бы так, – улыбнулась я и всмотрелась в мигающее табло с остановками, одна из которых удачно выпадала на междугороднюю автостанцию.

Разъезжать на общественном транспорте между штатами – сомнительное удовольствие, но это было лучше неизвестности, отчаяния и холодных рук в перчатках, исследующих мое тело против моей собственной воли. Добравшись до станции и пересев в еще один автобус, идущий прочь от Сиэтла, я затаилась в конце забитого салона и постаралась заснуть, рассасывая леденец от кашля.

Те сны, что лезли в голову при смыкании век, вызывали тошноту едва ли не большую, чем тряска в душном автобусе, пропитанном табачным дымом и сыростью.

Я вышла спустя три часа езды от Нового Орлеана на первой же остановке возле заправки с закусочной. Козырьком приставив к глазам ладонь, чтобы не ослепнуть от дневного света, я вгляделась вдаль. Громоздкие тучи всё копились над далеким мегаполисом, с которым меня теперь разделяли заветные сотни километров. Я мысленно взмолилась, чтобы впредь так и оставалось – я по одному сторону баррикад, а неприятности по другую.

Натянув шляпу поглубже, я оглядела пригородное захолустье и задержала взгляд на мигающей вывеске ресторанчика тайской кухни. Смрад здесь стоял соответствующий – отголоски чеснока, топлива и потных дальнобойщиков дальних рейсов. Поежившись лишь при одной мысли, какая антисанитария может царить внутри, я отвлеклась на ряды припаркованных автомобилей, по очереди заправляющихся бензином.

Легковушка, фургон, поддержанный пикап и даже гоночный кабриолет, оставивший Вольво позади давиться облаком песка и пыли. Как прекрасно было бы раздобыть машину и себе! Например, одну из этих...

Еще три года назад, пока я путешествовала с Рэйчел, эта идея показалась бы мне кощунством – забрать чужое. Но как много меняется, если заменить слово «украсть» на «приобрести», а «угодить своим капризам» на «выжить любой ценой».

Проводив взглядом рейсовый автобус, отбывший без одного пассажира и даже не заметивший этого, я сунула руки в карманы и несколько раз обошла заправку прогулочным шагом, притворствуя, что слоняюсь здесь просто так. Внимательно оценивая каждый транспорт, я заприметила новенький пикап с просторным кузовом у второй бензоколонки. Блестящие диски, подпрыгивающая голова Эйнштейна на присоске у руля и идеально красный бампер. М-м, красный...

Я почти сделала свой выбор, когда осмотрелась снова и застыла напротив смутно знакомого синего джипа. Медленно приблизившись к нему, шаг за шагом, я осторожно подсмотрела в затемненное окно и увидела полицейский значок, забытый на переднем сидении.

Детектив Гастингс.

– Вот же дрянь, – выплюнула я и глянула в окна магазина, где между стеллажами с газировкой бродила длинная фигура в джинсах и бежевой куртке. – Я ничуть не мстительная. Нет. Нет... Ладно, да!

Я юркнула за телефонный автомат раньше, чем Коул оглянулся на свой джип. Сквозь мутное стекло было видно лишь то, как он сгребает в охапку десятки белесых коробок. Убедившись, что он, уронив несколько, точно занят покупками, я тоже зашла в магазин.

– Вы будете брать всё? Здесь же семнадцать штук, сэр, – сконфуженно озвучил продавец, нервно поглядывая то на детектива, стоящего перед кассой, то на пирамидку из замороженных яблочных пирогов, которые он вывалил ему на прилавок.

– Семнадцать? – озадаченно переспросил Коул и выпрямился, отчего стал казаться еще выше, уступая по высоте разве фонарному столбу на въезде. – Хм-м... Мне нужно двадцать.

– Вы забрали все яблочные пироги, что у нас были, сэр.

– Точно?

– Проверьте морозильник с блинчиками. Может, там завалялась еще пара упаковок.

Коул с готовностью закивал, и очередь покупателей взвыла. Рванув обратно к камере с полуфабрикатами, он промчался мимо меня и даже не заметил. От испуга сердце пропустило несколько ударов, а, когда детектив встал в профиль и погрузил руки в ледяные ребрышки, копаясь в поисках яблочных пирогов, замерло окончательно.

– Чудила, – хмыкнула я, наблюдая из-за угла. – Но красавчик.

Коул Гастинг и впрямь был невероятно хорош собой. Даже удивительно, как я не заметила этого раньше. Впрочем, нет, ничего удивительного в этом не было: моя память о вчерашнем дне ограничивалась одним только животным страхом, гонящим меня через весь Новый Орлеан, и бездушными серыми глазами, которые я поклялась однажды выцарапать. После покупки платья, леденцов с шалфеем и отдыха, мое самочувствие улучшилось, а вместе с ним прояснился и ум. Теперь я могла трезво оценить, что представлял собою нервный детектив, благодаря которому я угодила за решетку и попрощалась не только со всеми своими поддельными документами, но и с обожаемой скрипкой.

Солнце на улице палило нещадно. Его лучи обтачивали высокие скулы, окрашивая заостренное лицо Коула в глянец. Когда он нагнулся, чтобы вынуть из-под льда еще одну бесценную коробку с пирогом, глянец точно так же затанцевал и на россыпи его веснушек, расходящихся по лицу в хитросплетении с мелкими родинками. Карие глаза оказались светлее, чем выглядели на фоне чернильных туч, а короткие каштановые волосы вились вовсе не от влаги, а сами по себе. Темные локоны пружинились, причесанные к затылку. Худой и высокий, с непропорционально длинными ногами, он выглядел отстраненным, далеким и непонятным даже для меня, для ведьмы, у которой «быть непонятной» – синоним рутины. Коул выглядел одиноким. Непрерывно растерянным. Неприступным. Задумчивым. Оттого он выглядел... Диким?

– Нашел! – громко объявил Коул, подняв руки с еще тремя пирогами, и в этот момент он выглядел по-детски счастливым, настолько, что мне почти расхотелось делать то, что я собиралась сделать дальше.

Однако ключи от машины с брелоком-ракушкой, соблазнительно звенящие на его большом пальце, быстро расставили всё по местам.

Я налегла на соседний стеллаж и оттолкнулась ногой, обрушивая стойку с консервными банками на Коула и охапку его пирогов.

Послышался сдавленный крик и оглушительный рокот разбегающихся посетителей, когда упавший стеллаж задел соседние. Я стремительно обогнула башню из сваленных продуктов, под которой торчали длинные ноги и бежевая куртка, и подобрала ключи от машины, упавшие рядом с кукурузными хлопьями.

Выбежав на улицу до того, как кто-нибудь из покупателей помог бы мычащему Коулу, заваленному мюсли, я нашла его машину и сняла блокировку на пульте.

Заправленный синий джип поприветствовал меня громким гудком. Вытащив шланг, я запрыгнула за руль. Мотор заурчал, как одомашненная рысь – стоило немного почесать за ушком, и она порвёт ради тебя весь мир! Выносливая, надежная, почти вездеход – то, что нужно для непредсказуемых и многолетних скитаний по стране. Я точно оставлю этот джип надолго.

Предвкушая скоростной кайф и освежая в памяти уроки вождения Рэйчел, я сняла машину с ручника.

– Штрудель!

Мне в спину впилась бритва, раздирая пальто вместе с кожей от самой шеи, и я завизжала. В лицо бросился гигантский комок шерсти, и от неожиданности я вдавила ногу в педаль газа, но, не проехав и метра, впечаталась в заправляющийся фургон. Даже после резкого толчка и встряски животное не оставило попыток разодрать мне лицо и, запутавшись в волосах, протяжно мяукнуло. Стащив с себя чудовище, которое оказалось жирным рыжим котом, я вывалилась из джипа на улицу и попыталась трусливо драпануть, бросив ключи на землю.

Длинные ноги в коричневых ботинках, из которых торчали смешные полосатые носки, отрезали мне путь к отступлению. Коул перехватил меня за шкирку и сдул с моего лица всклоченные белые волосы, чтобы я в полной мере смогла лицезреть неоднозначное выражение на его лице. Наверно, именно такое лицо бывает у тех, кто ловит преступника с поличным – самодовольство, граничащее с жалостью.

Впервые за много лет я вдруг вспомнила, что это такое – не осознавать, но предчувствовать, как даже вопреки дерьмовым обстоятельствам твоя жизнь вот-вот изменится в лучшую сторону просто потому, что произошло то, что должно было произойти с самого начала.

– Так вот оно что, – прошептал Коул, щелкнув своим зеркальцем и выставив руку так, чтобы видеть в нем мое отражение. – Ты ведьма.