1. Новый Орлеан
«Н».
Я крепко зажмурилась, успев разглядеть следом «О» и «В», а затем все же пересилила себя и дочитала до конца.
«Новый Орлеан».
– Свиной чертополох! – выругалась я и, потупившись от осуждающего прищура многодетной мамы из-за соседнего столика, нечаянно смахнула локтем костяные кубики с рунами, вырезанными на каждой из граней.
Они рассыпались по бледной коралловой плитке, неуместно привлекая внимание звонким эхо.
– Ладно, – истерически посмеиваясь, я с головой нырнула под столешницу, судорожно сгребая руны обратно. – Простите меня. Сами знаете, как я психую, когда нервничаю, да к тому же эта простуда... Небесная карма, не иначе. Давайте поговорим по-хорошему, идет?
Я выскребла ногтем последний кубик, закатившийся в выемку между стеной и поцарапанным стулом, и села на место. Воровато оглянувшись на посетителей кафе, я немного расслабилась: все они были заняты изучением здешнего меню. Чувство тотального одиночества немного убавилось: похоже, в этом месте собралось не так уж мало безумцев, раз пресные вафли интересовали их больше, чем происходящее за окном. А происходила там недюжинная чертовщина: от ветра деревья пригибались к земле, складываясь пополам, и на фоне этого обычное штормовое предупреждение, переданное по динамикам радио, звучало безобидно. Небо заволокло непроглядной тучей, цельной и равномерной, будто кто-то по неосторожности ляпнул на небосвод чернильную кляксу. Она расползалась вширь так далеко, что, прильнув горячим лбом к оконному стеклу, я так и не увидела ей края. Бесформенное черное нечто, проглотившие солнце и пытающиеся разродиться дождем - туча пульсировала, чего-то выжидая. Это тешило людей надеждой успеть добраться до дома, и я разделила бы их стремление, если бы только у меня тоже был дом.
Вместо этого я втянула голову в шелковый шарф и, спрятав в него заложенный нос, стала перебирать пальцами свои жемчужные бусы, успокаиваясь.
Я никогда не верила в сказки, как бы парадоксально это не звучало из уст ведьмы, в чьем рюкзаке губная помада уживалась с гадальными картами, а проездной на метро прилип к свече с сердцевиной из мыши. Жуткие, правдоподобные и темные, сказки братьев Гримм больше всего напоминали истинную магию, из которой испокон веков плелось наше существование. Волшебство в этой книге граничило с вкраплениями крови на страницах – волшебство граничило с тем же самым и в ковене. Именно поэтому у каждого из нас находилась своя любимая история, но если предпочтения моей семьи ограничивались «Ганзель и Гретель» или «Милым Роландом», то Джулиан всегда называл сказку о двенадцати братьях – несчастных принцах, приговоренных к смерти после рождения их долгожданной сестры. «И велел король выстругать двенадцать гробов для каждого из своих сыновей, коль понесет ему королева желанную дочь, которая унаследует всё его королевство...».
Я никогда не верила в сказки. Так почему же я вдруг оказалась в одной из них?
– Еще раз, – вздохнула я и, прикрыв глаза, встряхнула пригоршню костей. – Ну же!
«Ты всегда должна быть там, где велят быть руны. Они молвят голосом духов, а духи всегда видят больше. Ведь полная картина открывается только тем, кто смотрит на неё сверху».
Руны посыпались в небрежном броске, задевая пустые тарелки, а затем сошлись в старой треклятой вязи. Наутиз, Иса, Вуньо...
«Новый Орлеан».
– Да я уже два месяца здесь торчу, черт возьми! То есть, моя судьба – это умереть с видом на французский квартал?! – воскликнула я, откидываясь назад с такой силой, что ударилась затылком о деревянную спинку дивана. – Вы правда не понимаете, глупые костяшки?! Он уже близко! Джулиан придет за мной. Мне... Мне нужно знать, куда отправиться дальше. Куда бежать?! Где будет безопасно? Что, неужели нигде?.. Вы принципиально меня не слушаетесь? Да, я не Рэйчел, которая могла договориться даже с табуреткой, но... Умоляю!
Я стиснула пальцы и от души стукнула кулаком по столу. Встряска подбросила кубики на несколько сантиметров вверх, но, даже закрутившись в воздухе, они все равно приземлились ровно в том же положении.
«Новый Орлеан».
«Никогда не выбирай место самостоятельно, поняла? Всегда слушайся рун. Поклянись, что и шага без них не сделаешь, Одри!».
Благо, нарушать клятвы – моя коронная фишка.
– Прости, Рэйчел, но семейные традиции и круглосуточное бдение в ожидании чуда не спасут меня от смерти, – прошептала я и, стряхнув руны в мешочек, кинула его в сумку поверх носовых платков и дорожных карт. – Теперь моя судьба – исключительно моя собственная прерогатива. И, пожалуй, я давно мечтала побывать в...
– Оплата наличными или кредитной картой?
Я передернулась, вскидывая лицо к мужчине в фартуке с проседью в волосах. Он смерил подозрительным взглядом сначала меня, а затем мои сумки, сложенные под стулом. Заметив, что многодетная мама и шестеро ее чад пересели от меня в конец зала, я поняла, что мой диалог с неодушевленными предметами мог быть воспринят неоднозначно.
– Я не сумасшедшая, – тут же попыталась оправдаться я. – Просто трудный день выдался.
Официант нахмурился и развел руками, кивая в сторону окна.
– Дело не в этом. Мы закрываем кассу. Через пятнадцать минут мы должны бы закрыть и кафе, но из-за шторма закусочная будет открыта до тех пор, пока на улице не станет безопасно. Всю ночь, если потребуется. По желанию посетители смогут переждать здесь, но счет оплатить необходимо сразу.
Я замешкалась и демонстративно похлопала по карманам, подавляя панику, которую уже давно разучилась испытывать. В этот раз ситуацию нагнетало вовсе не мое безденежье, а стоящий снаружи гул от раскатов грома. Ветви деревьев безжалостно хлестали по крыше.
– На улице прямо шекспировская «Буря», – нервозно хихикнула я, пытаясь разрядить обстановку. – «Ад пуст, все дьяволы сюда слетелись». Похоже ведь, правда?
– Да, – сухо кивнул официант и, сложив руки на груди, нетерпеливо кашлянул. – Знаете, моя коллега Маргарет заметила, что вы сидите в нашем кафе уже восемь с половиной часов. У вас точно есть деньги?
– Есть. Просто... Я подхватила какую-то заразу. Сопли затопили мозг, и я плохо соображаю, – почти не соврала я, жуя губы, и вчиталась в имя официанта на бейдже: – Кристиан... Да, Кристиан, у меня есть деньги. Уж на такое-то! Не так уж много я и наела ведь...
– Три порции жаренного картофеля, отбивные, салат с каперсами, салат с уткой, томатный суп и ромовый брауни с вафлями. А в довесок молочный коктейль из шоколадного печенья, – отчеканил мужчина, и его рот скривился в дежурной улыбке. – Отличный выбор, кстати. Так наличные или кредитка? Что выбираете? Может, полицию?
– Кредитку! – выпалила я от упоминания последнего, и шустро достала из рюкзака чью-то старую банковскую карту, давно истраченную и заблокированную владельцем пару недель назад. - Я выбираю кредитку.
Официант облегченно выдохнул.
– Славно. Принесу терминал.
По коже побежали мурашки.
«Ад действительно пуст, сестренка. Я не оставил ни одного беса скучать в том унылом месте. Ты-то должна это знать, мы ведь оба оттуда родом».
Грудную клетку сперло. Я схватилась пальцами за собственный шарф, оттягивая его, будто дышать мне мешал он, а не голос брата в голове, который не доводилось слышать уже много лет. Он звучал запредельно громко – значит, запредельно близко. Я тревожно оглянулась, но, кроме многодетной семьи и еще нескольких зевак, в кафе уже никого не было. После пережитого Орлеаном урагана «Катрина» большинство бежали домой при любом признаке непогоды. Мало кому приходилась по душе мысль встретить потенциальную гибель в низкопробной забегаловке. Мне она не нравилась в том числе.
Заметив официанта, который уже отсоединял терминал, я бросила отчаянный взгляд на бурю за окном.
Выбор без выбора. Вот, что это было.
– Кристиан, мы горим! Пожар!
Раньше это требовало больше времени и сосредоточия, но теперь – элементарный щелчок пальцами. Раньше во мне и ярости было меньше, но теперь та пылала как самый высокий костер инквизиции – точь-в-точь такой всколыхнул всю кухню кафе, когда я, прижав ладонь к засоренной поверхности стола, шепнула:
– Fehu.
Официант ахнул и, выронив терминал, бросился на выручку повару, налету хватая кувшин с ледяным лимонадом. Я же подняла рюкзак и, закинув на плечи футляр со скрипкой, втихую покинула кафе, выбежав навстречу шторму.
«И великие обеты в огне страстей сгорают, как солома».
Я поперхнулась потоком воздуха, ударившим в лицо, и закуталась плотнее в шарф. Холод надвигающегося дождя, отнюдь неуместный в это время года, выбил из меня весь жар, заставляя подскочивший адреналин притупить болезненную ломоту в мышцах. Ноги подкашивались от слабости. Я быстро преодолела еще несколько улиц, стараясь не приближаться к раскачивающимся столбам, чтобы мое бегство не закончилось под одним из них. Проскочив еще квартал по пустому подземному переходу, я окончательно выбилась из сил и, выйдя на поверхность, сползла на асфальт по каменному ограждению, выплевывая мокроту, скопившуюся в легких.
Деньги. Мне нужны деньги. А затем транспорт и новый город, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Звучит легко, вот только сейчас я была не только слаба и болезненна, но и одинока в худшем смысле этого слова. Одиночество – это десятки безлюдных скверов и, как следствие, отсутствие тех, кого можно обокрасть. Быть совсем одиноким значит быть без денег, а сейчас это равносильно тому, чтобы умереть.
– Штрудель. Штрудель. Сосредоточься... Дело. Сначала дело. Штрудель потом. Я люблю гром. Я люблю гром... Нет, я ненавижу гром! Пожалуйста, тише!
Минуло почти полчаса, пока я просто пряталась за забором и вслушивалась в ругань природы, когда мне вдруг посчастливилось уловить человеческую речь. Ее не заглушали даже раскаты, предупреждающие о неминуемом водопаде, который мог разразиться в любую секунду. Я приподнялась и, выглянув из-за рогов уродливой горгульи, рассмотрела высокий силуэт в бежевой куртке. Кто-то пересекал парк размашистыми шагами. В какой-то момент ход незнакомца прервался: тучи вновь взорвались, и незнакомец буквально осел, съежившись в комок и обхватив голову руками. Он затыкал уши и не двигался до тех пор, пока всё вокруг не смолкло, а затем выпрямился и, достав из кармана нечто круглое и бронзовое, выглядящее как компас или часы, невозмутимо продолжил свой путь.
Стараясь не кашлять, я двинулась следом.
– Голова раскалывается, – ворчал он, и лишь меньшую часть из его бормотания я смогла разобрать, держась на безопасной дистанции. – Пятая авеню, третий дом. Пятая авеню, третий дом...
То был юноша, крутящий в пальцах свой талисман. Видимо, это действовало на него успокаивающе, потому что от следующего раската грома он только вздрогнул, но, справившись с крупной дрожью, ускорил шаг. Дойдя торгового сквера на побережье реки, юноша остановился у скелета металлической конструкции, в дневное время представляющей собой ларек для торговли каким-нибудь псевдо-магическим барахлом из коллекции такого же псевдо-жрица вуду.
Новый Орлеан никогда не спал по ночам, но сегодняшний вечер стал исключением. Передо мной стоял единственный человек как минимум в целом районе, кто не спешил прятаться от бури. Он выглядел бесстрашно, воодушевленно, пасуя разве что от шума вверху, постоянно оглядывался по сторонам и поправлял волосы, которые трепал ураган. Темные непослушные кудри – это было единственное, что я могла разглядеть с такого расстояния. Рыскающий и, возможно, сумасшедший, судя по тому полубреду, что доносил до меня ветер... Единственная потенциальная жертва, от кошелька которого зависела моя жизнь.
Дурить таких – проще, чем отобрать мороженое у ребенка.
– Мы же договорились, что перенесем встречу на завтра! Не слышал, что передают по всем каналам? Тебе жизнь не мила?!
Я прильнула к стене мостовой, с любопытством наблюдая за темнокожим мужчиной, который вышел из тени церковного собора, опираясь на дубовую трость. Его шею обхватывало гладкое стальное колье, похожее на обруч, а из-под рукава на запястье выползало остроконечное белесое клеймо. Я никогда не сталкивалась с представителями культа вуду лично, но внутренняя чуйка подсказала мне, что, пожалуй, впервые за все свои скитания я повстречала кого-то, с кем у меня бы явно нашлись общие темы для беседы. Эта же чуйка подсказала мне и то, что отполированный череп на рукояти его элегантной трости отнюдь не искусственный.
– Хорошо, что я вышел проверить, не настолько ли ты кретин, что станешь рисковать своей шкурой ради пустых теорий, – рявкнул ведьмак, и юноша напротив ответил нечто, что я не расслышала, но что заставило ведьмака рассмеяться: – Так у тебя нет постановления? Никакого перевода в Новый Орлеан из Бёрлингтона. Проклятый лгун! Здесь ты просто турист и не более того. Кончай качать права! В Луизиане у тебя их нет. За этим рекомендую вернуться в Вермонт...
– Мне правда очень нужно знать, – взмолился юноша, беспокойно почесываясь и сжимая в кулаке округлый предмет, который не выпускал из пальцев ни на мгновение. – Это важно!
– Это то, что важно тебе. Нам – нет.
– Не могут быть неважными ритуалы, происходящие не санкционировано в ваших владениях у вас перед носом!
– С чего ты взял, что речь идет о ритуалах?
– Не притворяйтесь. Вы ведь видели, что на них вырезают знаки. Эти увечья... Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы отличить зверскую бесчеловечность от заурядного сатанизма. Вдруг это не подражательство, а целая эпидемия, которая скоро распространится дальше, на соседние города и штаты? Неужто вам не жалко детей?
Молния ножницами разрезала черные тучи, приведшие город в ночь раньше назначенного часа. Юноша вздрогнул и, прижав бронзовый талисман к груди, глубоко вдохнул разряженный воздух. Темнокожий колдун напротив угрюмо раздумывал, постукивая тростью о землю.
– Боюсь, мне больше нечего тебе сообщить. Мы пребываем в таком же неведении. Лучше обратись к ведьмам Бёрлингтона.
– В нашем городе их нет.
– Одна да найдется. Ищи тщательнее. В крайнем случае, попроси помощи у ковена Шамплейн. В конце концов, территория по периметру озера – их угодья. Им с проблемами на ней и разбираться.
– Шамп... Погодите, что? Озеро не является пределом ни одного ковена, иначе я бы знал.
– Ах, да... Сколько тебе было, когда он почти исчез? Лет восемнадцать? Вступительные экзамены, выпускной, подростковые угри... Совсем сопляк.
– Если он исчез, то как я попрошу у него помощи?
– Ты невнимателен, мой друг. Я сказал «почти» перед «исчез». Иногда одно крошечное слово меняет всё.
Гром оглушил меня так же сильно, как и услышанное. Я была готова поклясться, что темнокожий ведьмак в ожерелье и метках повернулся и посмотрел прямо на меня. Я тут же юркнула назад за угол. От липкого чувства разоблачения защемило под ложечкой. Точно так мухоловка ловит насекомое. Затем оно переваривает его и глотает, но ведьмак не спешил выдавать меня с потрохами своему собеседнику. Возможно, мне просто померещилось или...
– Ковен Шамплейн, – повторил юноша вдумчиво, смакуя название на языке, и кивнул. – Запомню. Что-то еще? Хоть что-нибудь?
Ведьмак хмыкнул и, немного помедлив, наклонился к юноше. Я не расслышала и даже не пыталась расслышать: каждый раз, стоило кому-то упомянуть мой дом, как я будто получала обухом по голове. В такие моменты становилось не до шпионажа. Мысли спутались, как клубок ниток после кошачьего баловства.
«Он грань хотел стереть меж тем, чем был и чем казался».
Голос брата в голове – отрезвляющее напоминание о том, что необходимо взять себя в руки. Слова из любимой пьесы – его издевательство, приводящее в чувства. Шмыгая носом, я попыталась вспомнить хоть один из своих волшебных трюков, на которые бы мне хватило сил в таком состоянии. Отчаянно выглянув на мостовую, я вдруг увидела, что юноша и ведьмак прощаются.
Впрочем, сыграть разок по старинке иногда тоже приятно.
– Извините, господа, я переехала сюда всего пару недель назад из Лондона. До сих пор такая путаница с этими указателями... Плутаю здесь уже полчаса, повезло, что дождь задерживается. Не подскажите, где поблизости можно поймать такси?
Несуразная болтовня хлынула из меня рекой, как тот самый ливень, который никак не хотел начинаться. Я вылетела напрямик к обоим мужчинам и, не дожидаясь, пока кто-нибудь из них переварит мою тираду, позволила ноге запнуться за выступ брусчатки (надо сказать, без особых проблем, потому что ноги меня и так не держали). Оттолкнув ведьмака футляром со скрипкой и ухватившись за локоть юноши, я выдернула его руку из кармана куртки, в который он сразу же поспешил спрятать свой бронзовый талисман.
– Ох, простите ради Бога! Мне что-то нездоровится в последнее время... – затараторила я и, вновь покачнувшись, на этот раз уцепилась за ворот его рубашки, другой рукой скользнув вниз по твердой груди ко внутренним швам.
Растерянно заморгав, юноша лишь на секунду придержал меня, а затем отшатнулся, будто притронувшись к чему-то примерзкому. Такая реакция оскорбила бы меня, если бы не грандиозный успех: пальцы давно нашли, что искали. Обчистить с ловкостью рук за полторы минуты – тоже своеобразная магия.
– Вам следует обойти собор. Впереди будет перекресток, а там и остановка, – сказал ведьмак, позволяя оцепеневшему и молчаливому юноше оправиться после нежелательного контакта. – Поторопитесь, буря явно дает вам шанс.
Ведьмак улыбнулся, и мне потребовалось постараться не упасть в обморок, чтобы найти силы улыбнуться в ответ. Я виновато кивнула дерганному юноше, уставившемуся на меня во все глаза, которые практически сливались с томящейся вокруг темнотой, и кинулась прочь, сорвавшись на бег уже спустя пару метров.
Ветер усиливался, раскачивая припаркованные у тротуаров автомобили. В глаза мне бросилась двухэтажная постройка из красного кирпича – заброшенная комиссионка. Картонная вывеска трепыхалась, бросая тени на заколоченные окна. На центральных кварталах Орлеана недвижимость пустовала редко, и, сочтя это завидным везением, я юркнула под дырявый навес. Спустя минуту я уже ввалилась внутрь магазина, несколько раз приложившись к замку отнюдь не волшебным булыжником и снеся дверную ручку.
В магазине было темно и сыро. Уличный свет, задушенный тучами, мало исправлял ситуацию. Однако я все равно различила шкафы, устелянные барахлом и толстым слоем пыли. Лестница, ведущая на второй этаж, была завалена коробками. Запотевшие склянки, надбитая посуда, старые игрушки и поломанная техника – изобилие мусора пестрило разнообразием. Выбрав из всего этого несколько одеял, пахнущих смогом, я свалила их в кучу на полу и устало рухнула навзничь, предварительно врубив ночник, работающий на батарейках.
Заброшенная комиссионка с клубками грязи – совсем не то место, где я мечтала провести такую ночь. Однако ослепительная вспышка снаружи, пробившаяся внутрь, убедила меня остаться. В небе будто протрубил божественный горн: оно наконец-то разверзлось, и дождь в мгновение ока затопил улицы и забарабанил по крыше. Дом заскрипел. Я восторжествовала: чем скорее грянет пик шторма, тем скорее всё уляжется. Спрятав замерзшие ладони под шарф, я довольно замурлыкала себе под нос, изрядно повеселев от тяжести в карманах: под моими пальцами теплела кожа толстого портмоне. А внутри меня ожидал еще больший сюрприз.
– Две тысячи долларов наличными, – воскликнула я, опешив. – Да этот парень точно псих!
От восторга я зашлась кашлем, но отвлеклась, выуживая из собственного кармана кое-что еще, что, похоже, прихватила с собой нечаянно в привычке хватать все, что нащупаю под рукой. Вместе с портмоне я выложила на одеяло тот самый круглый бронзовый талисман, который оказался отнюдь не часами или компасом, как мне показалось издалека. Позолоченное, расписанное вручную, я открыла перед собой карманное зеркальце. В нем мое бледное изнеможенное отражение казалось еще ужаснее. Румяна не помешали бы...
Детский ночник замигал и внезапно погас, погрузив меня во мрак на секунду, показавшуюся томительной вечностью. Декоративные свечи на полках шкафов вспыхнули вместо фонаря – и всё вокруг всколыхнулось тоже, включая загоревшийся камин в конце зала, из которого хлынула гарь и сажа, но никак не тепло и уют.
– Ты знала, что Новый Орлеан называют Парижем Нового Света?
Я подскочила.
Мой визг утонул в раскате грома. Ужас сковал так же, как сковали и руки брата, столь радушно принявшие меня со спины в свои объятия. Он прижался ко мне сзади, и я вдруг поняла, что визг мой на самом деле вышел беззвучным: те самые тиски ужаса не позволили бы вырваться даже шепоту, уже не говоря о большем. Испуганно онемев, забыв о том, как драться, двигаться или просто бежать, я застыла и почувствовала, как Джулиан приветливо целует меня в щеку.
– Выглядишь великолепно, – шепнул он, накрутив на палец локон моих волос, которого хватило лишь на пару оборотов вокруг фаланги. – Состригла косу. Покрасилась. Разве белая краска не сжигает волосы? Вредно же.
Его плащ зашелестел. Мы стояли между шкафами на скомканных покрывалах, пока за окном, судя по звукам, взрывался мир. Джулиан медленно развернул меня к себе, и я едва сдержалась, чтобы не зажмуриться. Пламя свечей плясало на мужском лице, похожем на вырезанную из гипса маску.
– Теперь мы ничуть не похожи, – выдохнул он огорченно, и вокруг серых глаз, отливающих металлом, пошли контрастно милые и обворожительные морщинки. – Жаль.
– Мы перестали быть похожи в тот же момент, как ты убил всю нашу семью.
– Одри, не начинай... – простонал он утомленно.
– Ты ничуть не изменился. Хотя, нет... Постарел, – вырвалось у меня язвительно. – Выглядишь на тридцатник. Отстойное нынче житие у душевнобольных, да?
– Чем больше в тебе магии, тем сильнее она давит изнутри. Выглядеть старше – не такое уж тяжкое бремя в обмен на могущество.
– Ты сейчас назвал себя могущественным? Все, чего в тебе стало в разы больше за эти годы, так это только самомнения.
Джулиан ухмыльнулся, и ноги у меня сделались совсем ватными. Брат удержал меня навесу и обнял крепче, заставляя прижаться вплотную. Отвратительно.
Я вздохнула, с болью в груди узнавая родной запах шалфея и лавандовых полей.
– Принцесса никогда не была виновата.
– Что? – нахмурился Джулиан.
– Сказка о двенадцати братьях, – прошептала я. – Твоя любимая. Только после... всего я поняла, почему она так тебе нравилась. Но принцесса никогда не была виновата в том, что король так грезил о ее появлении на свет. Принцесса не была виновата в участи братьев и уж тем более в том, что родилась. Все, что случилось дальше – исключительно вина короля.
– Верно, – внимательно выслушав меня, согласился Джулиан, и палец в замшевой перчатке погладил мою щеку, раскрасневшуюся от предательских слез, которые магическим образом высыхали сразу же, как брат их замечал. – Я никогда не винил принцессу.
– Разве?
– Никогда, – повторил Джулиан сдержанно.
– Тогда просто сверни мне шею, – попросила я, проглатывая всхлип. –Хоть раз прояви милосердие. Надеюсь, ты знаешь, что это такое. Мою магию тебе все равно не забрать, ты знаешь. Верховные – источник, а не проводник, как остальные...
– Что? – Джулиан скривился. – Зачем мне тебя убивать? - Я запрокинула голову вверх, вынося его дыхание на своих губах, только чтобы посмотреть удивленно и непонимающе, а затем услышать: – Я не собираюсь причинять тебе вред. Глупая маленькая Верховная... Я пришел за тобой, чтобы любить. Я ведь так тосковал по тебе. А ты по мне? Только не ври.
Все внутри воспылало и взбунтовалось, когда Джулиан, не дожидаясь от меня очередного сарказма, неожиданно поцеловал меня. Влажные холодные губы, сминающие мои – горячие и сухие, обветрившиеся на свистящем воздухе. Меня скрутило в рвотном позыве, и перед глазами всё поплыло.
– Да у тебя жар! – встрепенулся он и отстранился, чтобы придирчиво осмотреть меня с головы до ног, пока я безуспешно пыталась вытошнить на пол отведанный накануне брауни. – Захворала после того, как на спор искупалась в Миссисипи? Да, я следил за тобой. Если я не показываюсь – это не значит, что я не смотрю, сестренка. Время игр в прятки давно прошло. Больше не убегай, ладно?
Джулиан стянул с рук перчатки и отбросил их в сторону. Меня будто обожгло льдом, когда его ладонь втиснулась под мой свитер и прильнула к голому животу, облегчая лихорадку, но ухудшая все остальное. Я зажмурилась, пытаясь вытерпеть. Подушечки шершавых пальцев медленно огладили шрам, тянущийся дугой вдоль ребер под грудью, а затем сместились выше на тот, то оставили кусты роз, в которых мы играли в детстве. Он щупал каждую отметину, которая связывала меня с прошлой жизнью, и тронул даже ожог трехлетней давности на бедренной кости, который отметиной не являлся вовсе – это была память о той жертве, что оказалась слишком велика для меня даже во имя спасения.
– Ты мне не брат, Джулиан.
Его руки легли на мою грудь поверх бюстгальтера и задержались там.
– Зря ты так говоришь. Когда я стану великим, ты еще пожалеешь о своих словах...
- Великим? – фыркнула я. - Тебе никогда не стать Верховным, не то, что великим! Хватит жить иллюзиями. Это невозможно!
– Каков восьмой дар? – спросил Джулиан риторически, обрушившись на меня всем своим весом и впечатав спиной в острые края захламленных полок. – Написание заклинаний. Когда освоишь его, то сможешь делать все, что тебе заблагорассудится, в том числе и придумать новые порядки для наследования лидерства...
– Как я освою подобное?! Даже если бы и захотела, то у меня нет никого, кто бы обучал меня, а благодаря тебе больше нет и Книги, забыл? Многовековое наследие ковена стерто с лица Земли по твоей милости!
- Для этого у тебя есть я, - улыбнулся Джулиан, беря пальцами мой подбородок. – Я не тратил эти годы зря, в отличие от тебя. Я сам помогу тебе стать той, кто ты есть. Мы пройдем этот путь рука об руку, как нам и суждено.
- И не мечтай! Бесполезно. Заклинание для передачи Верховенства создать нельзя, освоив даже все дары в совершенстве. Оно не сможет ужиться в круговороте природы, – рыкнула я, вперившись руками ему в грудь, будто опасаясь, что еще минус один сантиметр между нами – и мы сольемся воедино, в одно уродливое порочное существо.
– Сможет. Я работаю над этим, – мягко отозвался Джулиан, разминая замерзшие пальцы, которые вынул из-под моего свитера, чтобы телекинетически поднять свои перчатки обратно и надеть их. – А твоя задача – работать над собой. Всему свое время, маленькая Верховная.
Джулиан взмахнул рукавом плаща. Где-то поблизости закряхтел старый граммофон, и по магазину потекла сладкая мелодия в духе классического новоорлеанского джаза.
– «Торжественная музыка врачует рассудок, отуманенный безумьем. Он кипящий мозг твой исцелит... Встань здесь и знай, что ты во власти чар моих».
Брат улыбнулся и обнял меня, ведя в импровизированном танце, где я напоминала неподъемный якорь, парализованная и обмякшая, но медленно возвращающая себе самоконтроль.
– «Надежды нет», – продолжила я тихо. – «И в этом вся надежда».
Гром. Вспышка, окрасившая серые глаза в серебро двух драгоценных монет. Я резко подалась назад и толкнула спиной шкаф.
Коробки с вещами посыпались, лавиной обрушившись на нас обоих, и, пригибаясь под ударами статуэток, успевших расколоться о мой висок, я разорвала опоясывающую меня хватку Джулиана. Он выругался, и мне на свитер потек воск свечей, сваленных на деревянную мебель. Огонь в камине рванул струей вперед, и я не разобрала, чья злость дала такой бурный всплеск – моя или его. Минуя вспыхнувший ковер, я кубарем выкатилась из магазина, роняя на ходу свои рюкзак и чехол.
Весь день буря назревала, как воспаленный абсцесс, а теперь трещала, извергая из себя все, что было накоплено: сносящий с ног ураганный ветер, стреляющие молнии и литры воды, от которых моя одежда вмиг отяжелела, пропитываясь насквозь. Поскользнувшись и упав, я перекатилась на живот и быстро встала, подбирая вещи.
Джулиан неспешно вышел из-под навеса и остановился посреди лестницы, снисходительно глядя на меня с высоты своего пьедестала. За его спиной в заколоченных окнах крепли новорожденные искры.
– Поранилась? – сочувственно спросил он, кивая на мой разбитый висок, и я зашипела от ярости, которой на этот раз хватило бы на целый огненный смерч.
– Ты убил Рэйчел! – процедила я, и очередной раскат грома заглушил все прочие звуки, но я упрямо перекричала его, завопив во все горло: – Дебора. Ноа. Маркус. Чейз. Хлоя. Эмма. Ты убил всех наших братьев и сестер! Весь ковен вырезал, ублюдок!
Морщась, Джулиан покорно слушал меня. Буравя взглядом серые глаза, я тщетно надеялась уловить в них еще хоть что-то помимо бархатной красоты, напоминающей то дождевое небо, каким оно становилось не в бурю, а в безобидную летнюю туманность. Темные, глубокие, спокойные. Абсолютное безразличие.
– Я никогда не тосковала по тебе, – сказала я. – И никогда не буду тосковать. Никто не будет.
Лицо Джулиана перекосило от злости, и он резко шагнул вперед.
– Laguz!
Я вскинула руку, и Джулиан поперхнулся, захлебываясь дождем, копьями обрушивающимся на город. Угодив ему в рот, вода стянула изнутри его шею, прибив коленями к твердым ступенькам.
– Три дара из восьми, но и то оставляют желать лучшего, – булькая, прохрипел он, бросив мимолетный взгляд на мои жемчужные бусы, выскочившие из-под шарфа. – Слабовато для Верховной. Если бы только ты тратила больше времени на практику и меньше - на кутеж и развлечения... Ну же, не расстраивай меня, Одри! Попробуй еще разок.
Магия. Она забирала все силы, истончившиеся от усталости и простуды, как истертые нити. Болезнь одолевала, не оставляя ни капли сосредоточия и энергии, и колдовать в таком состоянии было равносильно попыткам катить огромный валун вверх по крутому склону. Я сдалась и, едва удержав равновесие, отпрянула назад от освобожденного Джулиана, отхаркивающего воду.
Не дожидаясь, пока он придет в себя, я развернулась и побежала. Стараясь не оглядываться назад, я минула всю улицу и, рассекая лужи, кинулась через дорогу, по которой изредка проносились одинокие и безрассудные автомобилисты.
Порыв чужой магии, – тягучей, бездонной и извращенной, – за секунду выкорчевал зеленую иву и швырнул ее поперек дороги, чтобы отрезать мне путь. Ломая скрюченные ветви, под стволом чудом проскочил темно-синий джип. Визг колес был таким же пронзительным, как и буря: машину занесло и, выжав тормоз на повороте, водитель чудом справился с управлением. Я же оцепенела перед блестящим капотом, не веря в собственную удачу.
– Пожалуйста! – воскликнула я, тарабаня руками по металлу и стремительно огибая джип. – Подвезите меня! Мне нужна пом...
Дверца открылась, и я налетела на выбравшегося изнутри юношу в бежевой кожаной куртке. Его волосы, вьющиеся и взъерошенные, въелись в мою память так же сильно, как въедается отбеливатель. Темные глаза, оказавшиеся карими и почти ореховыми, гневно сощурились, а спустя секунду я оказалась прижата к земле, поваленная в грязь вместе с рюкзаком и скрипкой.
– Ты что, совсем спятил?!
– Зеркало, – прорычал он мне на ухо, навалившись мне на спину и бесцеремонно заламывая руки. – Где. Мое. Зеркало?!
Я подавилась кашлем и дождем, дрожащая и растерянная. Повернув голову и царапнув асфальт щекой, я краем глаза увидела тонкое лицо и вскрикнула, когда он с силой нажал на мои выкрученные запястья.
– Твою мать, ты мне сейчас руки сломаешь! Отпусти!
– Верни мне зеркало!
Не украденный портмоне и не деньги, нет. Его интересовало гребаное зеркальце?!
– В левом кармане. Забирай и отвали от меня, придурок!
Юноша вздрогнул и, замешкавшись, сунул руку в мою ветровку, местами прожженную искрами от свечей. Достав свое вожделенное зеркало, он быстро спрятал его себе за пазуху, но меня, обездвиженную, не отпустил.
– Ты арестована.
– Что?
Он рывком поставил меня на ноги и движением плеча распахнул расстегнутую куртку. Прицепленный к нагрудному карману, под ней выразительно сверкнул полицейский значок.
– Детектив Коул Гастингс, полиция Бёрлингтона, штат Вермонт, – прочитала я, судорожно сглотнув, и робко заметила: – Но мы-то находимся в Новом Орлеане, детектив. Ваши действия неправомерны.
– Верно подмечено, – хмыкнул он, открывая передо мной заднюю дверцу джипа. – Именно поэтому я подброшу тебя в ближайший участок, а местной полиции – работенки. Пускай они тобой занимаются, воровка.
На моих запястьях что-то щелкнуло. Я захлопала ртом, глотая дождевые капли, и успела рассмотреть лишь россыпь родинок и веснушек под двумя тигриными глазами, когда детектив бесцеремонно втолкнул меня в машину. Швырнув следом мне в ноги перепачканный рюкзак и футляр, он остановился перед капотом и, не обращая внимание на ливень, поднял над головой свое драгоценное зеркало, проверяя его на сохранность. Хмурое лицо детектива разгладилось, когда он не обнаружил ни единого скола, но, не торопясь возвращаться в машину, Гастингс посмотрел куда-то еще. Очевидно, в сторону комиссионного магазина, откуда я бросилась ему под колеса. Повернувшись к нему спиной, детектив выставил перед собой зеркало. «Самое время, чтобы полюбоваться на свою мордашку», подумалось мне сердито, но спустя миг он уже сел за руль, сделавшись таким же напряженным и настороженным, каким был до этого. Не говоря ни слова, детектив Гастингс стартовал прочь от поваленного дерева.
Вместе с шансом, подаренным мне бурей, позади остался комиссионный магазин, тонущий под ливнем, как навсегда утерянная Атлантида.