Персимон

Я не видела его уже несколько дней.

И мне это не нравилось.

Может, он уехал. Может, просто сменил привычки — стал пить кофе дома, читать в кресле, а не на скамейке. Вариантов было много, но каждый казался маловероятным.

Он был там всегда.

И теперь его отсутствие ощущалось, как звук, к которому привыкаешь, а потом он внезапно исчезает, оставляя после себя не комфортную тишину, а странное напряжение.

Я пыталась не думать об этом.

С головой ушла в работу.

В университете всё было, как всегда: преподаватели с отрешёнными лицами, студенты, нервно работающие над курсовыми, запах краски, растворителя, бумаги, который въелся в воздух мастерской.

Я сидела за мольбертом, но не рисовала.

Передо мной был пустой холст.

Я смотрела на него, словно ожидая, что он сам подскажет, что делать.

Но он молчал.

Рядом кто-то болтал — девушка с краской на руках обсуждала, какой преподаватель самый придирчивый. На подоконнике стояла чья-то чашка с чаем, и терпкий жасмин мешался с запахом масла.

Я взяла карандаш и сделала несколько набросков.

Линии. Тени. Контуры.

В итоге вышло женское лицо.

Нечёткое, смазанное, как будто кто-то провёл по нему рукой, стирая детали.

Я смотрела на рисунок и понимала: он о чём-то.

Но о чём?

Вечером я возвращалась домой.

Сумерки мягко ложились на улицы, воздух стал прохладнее. Я любила такие вечера — в них было что-то неуловимо грустное и одновременно красивое.

Я купила кофе в уличной кофейне, обхватила пальцами тёплый стакан и подумала, что, может быть, он тоже сейчас пьёт кофе где-то у себя.

Я шла медленно, наслаждаясь прохладным воздухом, наблюдая за фонарями, отбрасывающими длинные тени на мокрый асфальт.

Но вскоре заметила это ощущение.

Нечто липкое, настойчивое, тянущееся за мной невидимой нитью.

Я ускорила шаг.

На первом перекрёстке, когда повернула голову, он был там.

Парень в капюшоне, не слишком далеко, но и не слишком близко.

Случайность?

Нет.

Слишком ровный шаг. Слишком настойчивый.

Я снова ускорилась.

Проверила своё отражение в витрине магазина и увидела, что он тоже прибавил шаг.

Где-то внутри кольнуло холодом.

В груди начала нарастать паника.

Я свернула в более оживлённую улицу.

Но людей становилось меньше.

Теперь только я и он.

Шаги позади были такими чёткими, что мне казалось, будто они уже отдаются внутри меня.

Я достала телефон.

Но кому написать?

Ответа не было.

«Сделай что-нибудь».

Но тело словно сковало.

Я просто продолжала идти, хотя всё внутри требовало бежать.

И тогда я его увидела.

Чуть небрежный силуэт у подъезда, знакомый жест — короткое движение пальцами, когда он подносил сигарету ко рту.

Пальто, в котором он выглядел так, будто оно было создано для него.

Он закуривал, а тонкий дым поднимался вверх, смешиваясь с прохладным воздухом.

И в этот момент я знала, что делать.

— О, папа! — сказала я громко, звонко, чуть наигранно, но уверенно.

И направилась прямо к нему.

Он поднял взгляд.

И сразу всё понял.

Мгновение — и он уже был частью моей истории.

— Ты поздно, малышка, — его голос был ровным, спокойным, с лёгкой ноткой властности, которая не оставляла сомнений.

Я приблизилась, почти вжимаясь в его присутствие, ловя его тепло, его запах — табак, что-то терпкое, древесное.

Позади шаги замедлились.

Я не смотрела, но знала — тот парень теперь оценивает ситуацию.

Ещё несколько секунд.

И шаги исчезли.

Он ушёл.

Я выдохнула, только сейчас понимая, что всё это время задерживала дыхание.

Он посмотрел на меня.

Спокойно, но внимательно.

— Ты в порядке?

— Да, — мой голос дрогнул. — Почти.

Он сделал затяжку, стряхнул пепел в сторону.

— Ты часто возвращаешься одна?

Я кивнула.

— Будь осторожнее. В этом городе слишком много людей, которым наплевать на то, что ты не хочешь их внимания.

Я снова кивнула.

Но ком в горле не проходил.

— Ты не первый, кто меня спасает, — выдохнула я, пытаясь улыбнуться, но губы дрогнули. — Но, пожалуй, первый, кто не ждёт ничего взамен.

Он посмотрел пристальнее.

— Ты часто оказываешься в ситуациях, из которых тебя нужно спасать?

Я пожала плечами.

— Бывает.

Он ничего не сказал.

Только ветер качнул край его пальто, пробежался по улице, холодя кожу.

— Ты боишься людей?

Я задумалась.

— Не людей. Скорее... их внимания. Иногда оно не то, что мне нужно. Иногда я просто не знаю, как его принимать.

Он кивнул.

Будто понимал.

И мне показалось, что он действительно понимает.

Мы молчали.

Где-то кто-то смеялся, в окнах мелькали силуэты.

А мы стояли в этой тишине.

Тишине, которая уже ничего не требовала.

— Спасибо, — сказала я наконец.

Он не ответил.

Только взгляд.

Чуть дольше, чем нужно.

И этого было достаточно.

Я вернулась домой, но ощущение его взгляда всё ещё оставалось со мной, будто он был вплетён в мою кожу, в мои мысли. Это было похоже на тёплый след от солнца, оставшийся на коже после долгого дня на улице, — нежный, но настойчивый, напоминающий о себе при каждом движении.

Я бросила сумку на стул, расстегнула куртку и вдруг осознала, что вся дрожу. Мои пальцы слегка подрагивали, когда я пыталась снять обувь, а в груди будто застрял комок, который не хотел исчезать.

Адреналин уходил медленно, капля за каплей, оставляя после себя странную смесь усталости и возбуждения. 

Я стояла в прихожей, глубоко дыша, пытаясь стряхнуть с себя напряжение, но оно цеплялось за меня, как тень. Мне нужно было что-то делать, чем-то занять себя, чтобы не думать, не вспоминать. 

Я заварила чай — зелёный, с лёгким ароматом жасмина, — но так и не выпила его. Чашка стояла на столе, остывая, а я смотрела на неё, будто ожидая, что она даст мне ответы на вопросы, которые я даже не могла сформулировать.

Включила музыку — что-то лёгкое, джазовое, — но через пару минут выключила. 

Звуки казались лишними, навязчивыми, будто нарушали ту тишину, в которой я пыталась укрыться.

Я подошла к окну, села на подоконник, обхватив колени руками, и уставилась на улицу. За окном медленно опускались сумерки, окрашивая небо в мягкие оттенки сиреневого и розового.

Где-то там он, наверное, уже вернулся в свою квартиру, закрыл дверь, как и я, стряхнул с себя этот вечер. Только я не могла его стряхнуть.

Он оставался со мной — в каждом вздохе, в каждом движении. Я снова и снова вспоминала его голос. Спокойный, ровный, чуть с хрипотцой, будто слегка приглушённый дымом сигарет. Его слова звучали у меня в голове, как эхо:

— Ты боишься людей?

Неожиданный вопрос. 

Но ещё более неожиданно было то, как легко я на него ответила. Мне не хотелось юлить, кокетничать, казаться сложнее, чем я есть. Я просто говорила правду. И это было странно. 

Почему именно с ним? Почему именно сейчас?

На следующий день я снова рисовала. 

Но на этот раз линии не были случайными. Я рисовала его профиль — не копировала, а скорее ловила ощущения. Эта точность в движениях, эта небрежная грация, в которой было столько контроля. Его губы, слегка приоткрытые, будто он вот-вот что-то скажет. Его нос с едва заметной горбинкой, которая придавала его лицу лёгкую асимметрию. Но когда я закончила, поймала себя на мысли, что глаза у него вышли другими. Слишком мягкими. 

На бумаге он казался более уязвимым, чем в жизни. И я снова задумалась: кто он на самом деле? Что скрывается за этой внешней уверенностью, за этим спокойным взглядом?

Я начала замечать за собой странные вещи. 

Каждый раз, выходя из дома, я невольно смотрела в сторону его подъезда. Мои глаза сами собой искали его силуэт, его фигуру, будто надеясь уловить малейший намёк на его присутствие.

Ожидала ли я его увидеть?

Да. 

Поймала ли я себя на этом?

Слишком поздно.

Каждый раз, когда я шла домой, во мне жила крошечная надежда, что он там. Что его пальцы снова небрежно держат сигарету, а взгляд рассеянно скользит по страницам книги. Что он поднимет глаза, заметит меня — и тогда произойдёт что-то неуловимо важное. 

Но его не было.

Прошёл день. Потом ещё один. 

Я пыталась не думать об этом, но это было всё равно что пытаться игнорировать собственное дыхание. Мысли о нём просачивались в мою голову, как вода сквозь трещины в камне, медленно, но неотвратимо. 

Я продолжала жить своей жизнью — университет, работа, выставка, случайные разговоры с людьми, которые не имели для меня значения. Но на фоне всего этого была ещё одна мысль. Она звучала тихо, едва ощутимо, как шёпот ветра в листве. Но с каждым днём становилась всё громче, настойчивее, пока не стала почти осязаемой:

"Когда я снова его увижу?"

И каждый раз, проходя мимо его подъезда, я ловила себя на том, что сердце начинает биться чуть быстрее, а в груди появляется лёгкое, почти незаметное тепло.