ДОЖДЬ НИКОГДА НЕ КОНЧИТСЯ [18+]

Пролил пару горячих капель на пол, торопясь и прорываясь между всем составом отделения. Кофе в руках слегка обжигало пальцы, но что уж тут поделаешь, по-другому на работе не находилось методов с утра быть в полной готовности. Дошёл до двери, постучал по ней пяткой, безудержно долбя по дереву.

— Открыто! — сказал ему рассерженно Иван за дверью.

— А помочь никак нельзя там?

В ответ на это Вячеслав услышал, как Овчинников что-то бубнит, вставая со стула. Позже он впустил его внутрь, с недовольным лицом глядя, как тот ставит ему стаканчик кофе на стол. Иван закрывает за ним дверь. Вячеслав садится на свободное место, охлаждая воздухом свой пластиковый стакан. Иван на него даже не взглянул. Он вернулся обратно за муторную работу.

— Даже глотка не сделаешь? — спросил Хмелевский.

— Дома наглотался, — буркнул тот. — Жена что угодно придумает, лишь бы меня в квартире подольше удержать. Подполковник на месте?

Вячеслав отложил стаканчик, зевнув.

— Не видел ещё. Наверное, поехал в прокуратуру. Волийцеву же скоро срок будут давать, надо всё подготовить.

— Мы своё дело сделали, — сказал Иван, глядя только на монитор. — Звонил я его матери, «обрадовать». Бросила трубку. Позже наберу, она должна бумаги подписать о той истории с детским домом и нападением на неё же. Тогда сыночка примут за больного. Плюс справка из психушки. Но мне что-то не очень верится, что его снова туда же упекут, в эту лечебницу. Я своего добьюсь.

— Думаешь... это правильно? Что мы так сделали? Не он же тех двух трупов жизни лишал.

Овчинников вдруг осёкся на него, приковав свои глаза на одно мгновение.

— Я не пойму, ты сейчас снова хочешь эту беседу начать? У нас с тобой что ни день, так одинаково: правильно, неправильно, хорошо или, блядь, плохо!

— Мне и самому эту тему опять поднимать не хочется. Но ты мне хотя бы объясни, зачем это сделал?

Пальцы Ивана остановились, более не бегая по клавиатуре с бешеной скоростью. Сейчас друг только и делал, что мешал ему работать, думать и делать то, что делает всегда. Свои методы Иван тоже не уважал, но зато он как-то же умудряется всегда справляться со своими задачами. Сажал и был себе верен. Вячеславу трудно это осознать, он за всю свою карьеру помощника главного оперуполномоченного занимался исключительно единственной своей обязанностью: помогал. Но в последнее время Иван стал уж слишком часто слышать от него подобные вопросы. Ладно бы рассуждения. Но он же надеется обвинить его, опустить в собственных глазах, как треклятая совесть. И лишь доводит.

— Я закрою дело Морозова. Мне даже искать ничего не нужно, Волийцеву и шанса нет на оправдание. Трупы закапывал он, нападал на нас тоже он, людей убивал, пускай других. Его «послужной список» говорит сам за себя. И чем раньше я его посажу, тем раньше освобожу себя от этого дела. У меня есть и поважнее.

— Ты уверен, что Волийцев говорил тебе правду?

— Я ни в чём не уверен. Но других доказательств нет. Он видел меня перед собой. Если бы я был на его месте, я бы подумал прежде, чем врать себе. Иначе добром это обычно не кончается.

— Обвинение за что подписали?

— Как за что? За убийство, блядь, за что ещё! Правда, он говорил о каком-то ещё убитом. Телохранитель того, кого я ищу... телохранитель Ловцова. Волийцев не выдал ни местонахождения останков, ни других фактов об оном. В голове всё держал Морозов, она работал только у него. А он мёртв.

— А то имя, что он назвал? Как у тебя с этим человеком успехи? — спрашивал Вячеслав.

— Дай ты мне точку поставить, ёлки-палки!

Иван постучал по клавишам ещё с минуту, взглянул на экран в последний раз и нажал на ту самую точку. Хлопнул ноутбуком. Расправил плечи и выпрямился. За окнами сильнее всего хочется ощутить благоприятную погоду. Но и той не было. Зато есть кое-что другое.

Овчинников взял свой чёрный портфель, стоящий под столом, и выложил имеющиеся внутри документы наружу. Вячеслав пригляделся, пододвинув к себе бумаги. На многих из них стояли печати, а в описании шла речь об давнем расследовании.

— Заморожено, — произнёс Хмелевский, читая документ. — Что за дело?

— Убийство полицейского, как раз в том районе, где находился гараж Морозова, прям недалеко. Я так думаю, расследование не просто так прикрыли. Хотя я о нём, почему-то, вообще ничего не слышал раньше. Когда что-то такое происходит с нашими, сам знаешь, на уши поставим весь город, да и всю страну на хрен. Здесь — не так. Сечёшь? 

— Намекаешь на...

— Да. На крысу, — сказал Иван. — Пока с этим разбираться рано, у подпола поинтересуюсь позже. Сейчас возьми-ка предпоследний листок.

Хмелевский порылся, отложил ненужное и взял в руки фоторобот. На нём черно-белыми красками был изображён молодой человек. Обычно фоторобот сильно искажает лица подозреваемых, здесь же этот человек выглядел слегка даже жутко, взгляд это вызывал истинное отвращение, проедая будто изнутри. Внизу шли буквы: 

«Имя: Владислав Алексеевич Дроздовский. 
Описание: молодой человек лет двадцати. Неприметная внешность: короткие волосы, карие глаза, обычно заметны побои и синяки. Этот человек совершил преступление. Просьба всех, кто увидит его на улицах города, срочно сообщить в полицию...»

— Это о нём Волийцев говорил? — Иван ему кивнул. — Где раздобыл?

— Вчера допоздна копался в архиве, перелопатил хуеву тучу бумажек. Искал всё имеющееся на этого человека, в базе ведь ни хрена не отыскал. А там он, — Овчинников ткнул на фоторобот, — как миленький уже на меня смотрит. Его тогда обвиняли именно в этом убийстве. Но, думаю, на его счету не один жмурик. Морозова-то кто грохнул, а? Короче, сегодня пробил его адрес. Не знаю я, не уверен, что он там. Но поеду, обязательно поеду.

— Когда?

Иван оттянул рукав, смотря на часы. 

— Сейчас, — ответил он. — Дел на сегодня у меня никаких не было. Кроме этого, — ткнул он на фоторобот.

— Давай других наберём с собой? Пашку, Гошу. Все на месте пока.

— Я не собирался с собой подмогу тащить. И тебя, кстати, тоже. Не в обиду. Один поработаю. Предупреди подпола, как увидишь в отделении, и ждите меня. Если что и случится, я позвоню тебе. Но, Слава... Этот Дроздовский не должен фигурировать ни в каком деле, ясно? Даже эти документы никому не показывай. Он — моя зацепка. С помощью него я могу выйти на Ловцова. А если нет... тогда закрою прошлогоднее убийство нашего, что уж поделаешь. Только никому ни слова. Я рассказал тебе об этом лишь по одной причине: ты мой друг. Угу?

— Надеюсь, ты знаешь, что всё это не совсем хорошая идея.

— Да, ты прав. Я знаю. 

По пути к машине Иван захватил куртку, ведь в одной рубашке на улицах не пройдёт и секунды, как ты замёрзнешь. Никто не чувствовал теплоты в этом городе, никто и не надеялся, что каким-то чудом здесь появится лето. До него самого оставалось меньше недели. А пока люди довольствуются лишь бесконечным дождём и прохладой, словно заранее предчувствуя, что ничего не изменится. Привыкли.

Иван прошёл к своему автомобилю. Вскоре он завёл двигатель, выезжая из участка за ворота. Ему не кажется, что подозреваемый встретит его с великодушием. Обычно они бегут или вырываются напрямую. Он не любитель уговаривать. Иван вообще за всю жизнь так никому и не сказал даже банальной похвалы. Чего может ожидать тот, кто обязан оказаться в наручниках? Себя он не считал правильным, ведь правильно человек никогда не поступает. Он делает, а уже потом думает, как всё это расхлёбывать. Такова голова у русского гражданина.

*    *    *

Пробуждение не придаёт ему сил. Но и спать снова не хотелось. Пока она всё ещё видела сны, он медленно приподнял кусок одеяла и вылез из него, ступая голыми пятками по паркету. Добрался до кухни, взял стакан и сунул его под холодную струю. Утро. Если бы оно только было светлым. Занавески делали и без того тусклый свет ещё более неразборчивым, как будто в глазах витает одна темень. Он выпил оставшуюся в стакане воду и поставил его на прежнее место. Опёрся руками на стол. Кости зудели, но лицо продолжало заживать с каждым днём. Хотя он подозревал, что даже годы не сделают его вновь таким же, каким оно было раньше. Лицо — это сам человек. Возможно, за ним скрыто гораздо больше, но на деле черты выдают личность. А на нём этих подсказок имелась уйма. Как бы не хотел, но не удаётся. Даже просыпаясь, он постоянно надеется снова уснуть. Может быть, чтобы не просыпаться вовсе.

Трудно думать о хорошем, когда в жизни оно вечно исчезает. Человек начинает его попросту забывать. Он запоминал лишь остатки, образы. Когда был счастлив. Так ему гораздо спокойнее. Да, жизнь и сейчас была не сладкой, однако такой она не была никогда. Он понимает, насколько далеко загнал себя, но ведь загонял же по собственной воле. Ничего бы не случилось, если бы не он сам. Дроздовский всё время об этом думает, но и эти мысли куда-то исчезают. Он винит себя потом. Когда винить больше некого.

В её комнате он одевался. Надежда повернула голову в его сторону. Зелёные глаза были закрыты. Владислав застегнул штаны и взял свой телефон с тумбочки. Вышел в коридор, аккуратно прикрывая дверь в комнату. За ней он набрал номер брата. Ждал ответа, но слышал только гудки. Заговорил.

— Женя? Это Влад.

— Узнал я. Номер сменил, что ли?

— Да. Давно пора было, только вчера решился. Я хочу поговорить. Рассказать тебе кое-что.

— Не думаю, что это означает телефонный разговор. Да и к тому же, я... я дома, Влад.

— В смысле? Ты так это произнёс, — заметил Дроздовский. — О каком доме речь?

— О нашем, Влад. Я с Лизой приехал в город вчера вечером, — сказал Евгений. — Забрать последние вещи и снова в путь. Но мы здесь остались. На день. Тебя, я смотрю, тут тоже почти не бывает...

— Да, — ответил Владислав. — Надеюсь, вы не задохнулись от пыли.

— Не-ет, — усмехнулся брат. — Если только немного. Хотя, знаешь, убраться тут действительно не помешало. Лиза не устояла, сразу взялась за дело.

— Поблагодари её от меня, — попросил он.

— Вот сам и отблагодаришь. Когда придёшь.

Владислав был только рад вновь увидеть родного брата. В родной квартире. Это как вернуться к семье, которая однажды потерялась. 

— Хорошо. Скоро буду.

Он убрал телефон в карман и ушёл за курткой и обовью. Владислав прошёл мимо зеркала. Обернулся на него, но не стал смотреть. Это было для него только к лучшему. Дроздовский накинул на себя ветровку с капюшоном. И всё никак не мог уйти отсюда. Он знал, что она удерживает его. Оттого настолько трудно покинуть её квартиру, когда она рядом. Каждый раз ему приходилось будто бы разрывать их совместную цепь, а после эту сталь закреплять по новой. Как только он взялся за ручку, чтобы уйти, Владислав остановился и опустил свою руку. Знает, что это будет глупо. Знает, что этого делать нельзя. На ходу он сбрасывает одежду и кидает свои кроссовки по углам. Заходит к ней в комнату. Надежда спит. Он нагибается к ней, смотря в сомкнутые веки. Целует её. Она просыпается. Полуодетый Дроздовский ложится к ней в постель. Постепенно он снова раздевается. Она хватает руками его водолазку, швыряет её в сторону и держит за щеки, не прерывая поцелуй. Но хочет что-то сказать.

— Ты же хотел куда-то уйти...

— Сейчас я хочу тебя. Остальное потом.

— Ты уверен? — спросила она.

— А похоже, что нет? — улыбнулся он.

Раздетый до конца он обнял её крепче, держал за бёдра, не отпускал. Брат подождёт. Весь мир их подождёт. В такие моменты время начинает останавливаться, а люди — воссоединяться. Он больше не хотел рвать цепь. Он хотел закрепить её, сделать гораздо крепче, превратить в нерушимую. Владислав снял с неё бельё, а после заставил стонать. Она вонзилась когтями ему в спину, прижимая нос к его груди и неровно дыша. Он не собирался делать ей больно, но без боли ничего не рождается. Даже любовь появляется после череды неудач и поражений. Тьма невозможна без света. А жизнь невозможна без любви.

*    *    *

Елизавета дотянулась до верхней полки, проведя по ней слегка пыльной тряпкой. Осталось чуть-чуть, чтобы окончательно отчистить эту квартиру. В ней она почувствовала себя хозяйкой, как только ступила на порог. Здесь стоило убраться, вот и она медлить не стала. Вскоре последняя пылинка зацепилась за тряпку.

— У вас тут не жилище, а гробница, — сказала, шутя, Елизавета.

Евгений, усевшись на диване и глядя в телефон, ответил:

— Ага. Только гроба посередине не стоит. А так, да. Похоже на то.

Девушка с явно усталым видом присела к своему парню, немного покосив свой взгляд на то, что он там смотрит. Оказалось, что Женя искал на сайте продаж дешёвые автомобили.

— Машинку захотел?

— Машинку детишки хотят. А мне нужен автомобиль, — сказал он. — Так вот мы с тобой сядем в него, да поедем куда угодно. И платить только за бензин.

— Здесь бензин стоит столько же, сколько билет куда-нибудь... в Сочи! — проговорила она, встав и подойдя к окну.

— Да перестань. Я же для нас стараюсь. Машину хорошо иметь, ну правда.

— Я и не говорю, что плохо. Просто... деньги же нужны. Где нам их взять?

Евгений молча посмотрел вниз.

— Да. Давай. Намекай, что я безработный. Что у меня толком и образования нет.

— Жень, — произнесла она его имя, раздражённо уводя взгляд.

— А что? Не так, что ли?

— Ты мне сказал, что найдёшь работу. И я тебе верю, — говорила она. — Но на что ты собрался покупать машину?

— Да не собирался я. Просто смотрел... или мечтал. Всё равно делать больше нечего. Но теперь — хрен уж. Я найду работу, как и обещал. И куплю не только машину. Дом куплю. Не, лучше построю. Сам. Или строителей позову. Короче, ты поняла.

— Поняла-поняла, — сказала Елизавета. Она решила подбодрить его, чувствую, что чем-то задела. — А знаешь... машина — не плохо. Давай вместе копить. Только у тебя права-то есть?

— Уже как два года, — отозвался Евгений, гордо посмотрев на неё.

— Ну и отлично! Вместе наберём сумму, так же легче будет. А потом и дом...

Раздался звонок. Евгений обернулся на дверь.

— Иди, брату открывай, — сказал Лиза.

Евгений поторопился в коридор. Включил свет, дёрнул за ручку. Вышел в предбанник и покрутил щеколду. Но не увидел брата. С испугом он взглянул на неизвестного ему человека в бурой кожаной куртке. Тот стоял с каким-то довольным лицом, осматривая его с ног до головы. Евгений захотел в эту же секунду закрыть дверь. Внешность этого мужчины лишь напрягала его. Он не знал, что ему делать. В голове не появилось даже мысли что-нибудь сказать или как-то поприветствовать. Вдруг этот человек залез в свой карман. Евгений напрягся, глаза как будто вылезали из орбит от страха, а тело кинуло в озноб. Он различил перед собой удостоверение.

— Видно? — спросил Иван. Присмотревшись на парня, он не заметил сходства с тем, что было изображено на фотороботе. — Представьтесь, пожалуйста.

— Может, лучше сначала вам? — дрожащим голосом ответил он. — Иначе вам здесь не особо рады.

— Значит, всё-таки не видно. Моя фамилия Овчинников, я старший оперуполномоченный капитан полиции внутренних дел. Мне нужен Владислав Дроздовский. Где он?

— Его здесь нет.

— А был?

— Не знаю.

— Кто ты, парень? 

Евгений замолк.

— Мне вопрос повторить?

— Евгений.

— Фамилия?

— Ли-Ливенцов, — вспомнив фамилию своей девушки, попытался он соврать. Но вышло не совсем убедительно.

Иван кивнул для виду, но в глубине он чувствовал ложь. Взгляд его был направлен на квартиру.

— Вынужден попросить у вас осмотреться внутри.

— На каких основаниях?

— На таких. В качестве доказательств ваших слов хочу убедиться в вашей же правоте. А ты кто, кстати, здесь? Хозяин? Хата твоя?

— Да.

Овчинников опустил губы, изображая удивление.

— А Владислав Дроздовский кто тогда? Или ты тут врёшь представителю правоохранительных органов? Не надо играться со мной. Лучше отступи на шаг и дай пройти.

Иван оттолкнул его, войдя внутрь. Овчинников тут же пошёл в комнату в грязной обуви и заметил там ничего не подозревающую девушку. В её глазах он прочитал то же самое удивление. Елизавета вздрогнула.

— Зд-равствуйте... — сказала она изумлённо.

— День добрый, мадам. Можно задать вам вопрос?..

Но как только Иван хотел это сделать, Евгений прибежал к своей девушке и, закрывая её собой, словно оберегая от напасти, произнёс:

— Ничего не говори, — половиной лица сказал он. Повернулся к полицейскому. — Она ничего не знает.

— Ты уж определись. Не говорить или она и впрямь не знает? Значит так. Даю минуту на то, чтобы ты прямо сейчас показал мне свой паспорт. Иначе я заговорю по-другому. Только попробуй откажись подчиняться, — мрачно сказал полицейский. — Вперёд, время пошло.

Дроздовский-младший не рыпался, даже не думал двинуться с места. Елизавета позади него была не менее шокирована. Только ей захотелось передохнуть после уборки, как посторонний уже отдаёт её парню странные приказы и одним своим видом заставляет тело дрожать, а ноги — сваливаться. Лишь спустя какое-то время до неё дошло. Этот человек здесь не просто так.

— Чего встал? — сурово спросил оперуполномоченный. 

— Я не знаю, где он.

— Ты про паспорт? Или про Дроздовского?

— Я понятия не имею, кто это такой.

— Тогда что ты здесь делаешь, твою мать? Не придуривайся, олух. Мне на тебя время тратить не очень хочется. Ты знаешь его, я уверен. Иначе... какого хрена ты забыл в его квартире?

— Это... — Евгений осёкся. Но всё же решил ответить честно, дабы не подставлять свою девушку: — Это наша с ним квартира. Он... мой брат.

Иван покивал, услышав прямой ответ. Позже он поставил руки на бока, вопросительно глядя на молодого человка.

— Что ещё скажешь? Мне бы чего-то в этом же духе. Типа правды.

— Мы с ним в ссоре. Уже долго. Не общались больше года.

— Ты живёшь в этой квартире?

— Нет. Уезжаю. Приехал за вещами.

— Звони ему. Прямо сейчас, — требовал Овчинников.

— Я не...

— Звони, я сказал!

Евгений и не заметил, как тот уже оказался в нескольких сантиметрах от его лица, как глаза полицейского наполнялись красными венами, изображая ярость. Свирепый взгляд и затяжное дыхание выдавали в нём животную злость. Евгений не хотел иметь проблем с полицией. Но и брат ему тоже дорог. Играть на обе стороны не получится. Рано или поздно приходится выбирать.

— Ты меня не понял, блядь?!

— Да сколько времени уже прошло! Он же номер давно сменил! Или уехал куда, я не знаю!

— Сука.. Звони, быстро! — кричал Овчинников. — Проблем наберёшься, уж поверь!

За его спиной дрожала Лиза. Он не стал её мучить. Вытащил телефон, но рука медлила, через силу нашла контакт Владислава. И тогда же вспомнил, что ещё не успел записать его новый номер, с которого тот звонил ему сегодня. Хотя навряд ли это бы могло ему чем-то помочь в данной ситуации.

Когда Иван не услышал по громкой связи ни единого гудка, он озлобился ещё больше. Этот чужой телефон ему захотелось буквально разбить, уничтожить. Позже у него появилась другая идея. Он видел враньё в глазах этого парня, заметить этого не составило абсолютно никакого труда. Брат узнает, что произойдёт с другим братом. И тогда либо сам явится, либо оставит свою кровь гнить вместо себя.

— Ты поедешь со мной, — сказал Иван. — Без глупостей. Повернись.

— Да на каком основании, блядь?! На каком?! За что вы меня забираете?! Я-то здесь причём!

Достало. Без предупреждений полицейский вытащил пистолет. Тогда всем стало не по себе. Елизавета вскрикнула. У Жени затряслись ноги. Иван действовал решительно, каждый его взгляд отчётливо требовал повиновения. Это вещь в его руках поможет заткнуть любого без применения силы. Только свидетель не даёт ему сорваться.

— Повернись! — крикнул Овчинников, держа двумя руками пистолет прямо у его головы. — Клешни свои скрести за спиной!

Он сунул пистолет обратно в кобуру и вытащил наручники. Заковал его. И, специально надавливая на запястья, толкал вперёд, наружу. Евгений более не рыпался. Елизавета не могла смотреть на это со спокойствием. Вскоре она не сдержалась.

— Да за что вы его?!

— Лиза, молчи! — приказал девушке Евгений. — Всё будет нормально!

— Не мечтай, — сказал Овчинников. — Твой брат обвиняется в убийстве. Как думаешь, будет что-то после этого «нормально»? Вот и мне так не кажется.

Евгений замер, оцепенел будто бы от холода. Брат. Убил. Невозможно. Иван толкнул его в дверь. В подъезде он взял его за локоть, ведя к лифту. Там же Овчинников позвонил товарищу.

— Слава, подготовь бумаги. Везу тут одного. Нужно в отделении подержать... на неопределённый срок.

— Нашёл?

— Почти. Приеду — увидишь. Подпол на месте?

— Ещё нет.

— Даже хорошо, — ответил Иван. — Без лишних вопросов будет.

Как только лифт поднялся на этаж, полицейский тихо прошептал ему на ухо.

— Я сделаю всё, чтобы ты сел, если твой брат не появится. И лучше бы тебе помочь его найти. Иначе могу и её увлечь.

— Сука! — закричал Евгений. — Т-варь!.. Пусти!

— Рот закрой!

Он затащил его в лифт. Елизавета лишь смотрела, как кабина закрывается и утаскивает его вниз. Слёзы сами явились. Незаметно. Страшно. Больно.

*    *    *

Нечасто она лежала с ним вплотную, положив ладонь ему на голую грудь. Так и он думал, что это с ним словно произошло впервые. Он ощутил некий обряд очищения, вот только знал, что всё равно остался грязным. Дроздовский гладил её по плечу, чувствуя кожей усталое дыхание из её носа. Спокойно. Так бы ему хотелось провести целый день. Сейчас он даже решил, что зря вообще позвонил брату. Лучше бы не делал этого, как и вовсе не вставал с кровати. Остался бы с ней, забыв обо всех проблемах, о других людях, о мире, который ненавидит. Иногда человек мечтает, чтобы кроме него никого не было, желает пожить одному на этой большой планете. Но Владислав знал, каково это. Одиночество растворяется не по воле случая. Так решаешь ты сам. Или просто делаешь вид, что принял приговор судьбы.

В какой-то момент её рука обняла его крепче. Ему от этого стало даже слегка щекотно. Открытое окно пускало в комнату прохладу. После секса этого требовалось больше каких-то сигарет. Но он не курил. Как и не мог сказать, что ему не понравилось. Всё было замечательно. К Надежде он даже испытал какой-то несвойственный ранее интерес. Взглянул на её рыжие волосы, распущенные на его груди, и подумал, что она теперь кажется какой-то другой. Сейчас ему стало интересно, был ли секс у неё вообще, до него. Почему-то это всегда интересует в первую очередь.

— Не дует? — спросил он.

— Я лежу голая и окно у меня над кроватью. Нет, Влад. Мне вообще не холодно.

— Понял. Значит, закрою, — Дроздовский тихонько приподнимался.

— Не надо, не вставай.

Крепко прижалась к его груди щекой. Он не вставал. Тогда она двинула свою ладонь ниже. Её прохладные пальцы водили по его коже, заставляя появляться мурашкам. Вскоре наткнулась на шрам ближе к левому боку. Дроздовский поспешил убрать её ладонь от себя. Надежда немного встревожилась. После он вдруг оказался в сидящем положении. Она не понимала, в чём дело.

— Можно... можно спросить? — услышал он её голос.

Дроздовский молча встал с постели. Это не давало ему покоя. Он предпочёл бы, чтобы она никогда этого не видела, как и не видела его в таком настроении. Старался уберечь её от себя самого, но в итоге терялся, когда ситуация позволяла ему вернуться в прошлое. Туда, где подобное было нормой. Владислав искал футболку. Нашёл одеяние на полу, подобрал. Но потом он увидел Надежду. Он так же встала из-под одеяла. С обнажённым телом подошла к нему вплотную, положила ладонь на его сердце.

— Можешь не говорить, — сказала она. — Как хочешь. Но не уходи...

— Я... я хотел пойти к брату. Он уже час ждёт меня.

Надежда кивнула, посмотрев на пол. Это опечалило её.

— Может, ты меня так будешь встречать каждый день? — спросил он шутливо.

Она не сразу сумела понять, что он имел в виду, но позже заметила его взгляд на своём теле. Надежда застенчиво улыбнулась, слегка прикрывая грудь одним предплечьем. 

— Ещё не заслужил! — ответила она.

«Я вообще ничего не заслужил», — подумал он про себя. И улыбка его стала словно прикованной гвоздями к собственному рту. Мёртвой.

Он оставил Надежду, пообещав, что надолго задерживаться на станет. К ней ему хотелось вернуться, но в то же время шрам навивал неприятное. Он заставлял его горевать по своей судьбе. Вспоминать, как медленно умирал под дождём. И как вскоре оказался снова живым. 

Владислав вышел из подъезда, спеша, торопясь к родному брату. Улицы закисали под жалким подобием дня. Становилось из раза в раз мрачнее, в небе висело густое тёмно-синее облако. Он видел небосвод, что скоро рухнет на этот город, но никто даже не обратит на это внимания. Всем плевать на это место. Оно уже мертво. 

Дроздовский шагал, не задумываясь об этом опоздании на встречу. Брат поймёт. Может быть, он даже намекнёт ему, что был «занят». Хотя позже счёл эту идею лишней в разговоре. Но ведь им только и оставалось, что говорить обо всём на свете. Разве не так общаются люди? Одно дело — выяснять отношения, тогда всё гораздо прямолинейно и каждый знает, что хочет высказать. Но другое — рассуждать, задаваться вопросами, выслушивать мнение близкого тебе человека. Ему очень не хватало этого. Раньше в его жизни всё было иначе. Они возвращались домой обычно в разное время, а потом два брата рассказывали друг другу, как прошёл их день, что произошло за сегодня, что нового. И всегда находилось, что поведать родному человеку. А сейчас он скрывал всё и ото всех. От него было сложно услышать правду, ту заветную истину, что так долго прячется от чужих людей, а недосказанность встревала всегда. Он постоянно винил себя в том, что правдой поработит и остальных в собственный ад. Когда узнают — не отцепятся. «Давай я тебе помогу». И сами же себя и угробите.

Так было со Львом, который полгода назад решил пойти вместе с Дроздовским на последнее дело. А в итоге пропал и никто не знает, где он сейчас. Ни тебе суда в новостях, в телевизоре, нигде. Владислав даже начинал сомневаться, что тот и вовсе был в живых. Если да — плохо. Тогда придёт время, а ему останется лишь поплатиться за свой поступок. Он оставил его на погибель. А сам направился умирать. Таким образом, Дроздовский бы мог решить множество своих проблем, но в аду не хватило для него места. И его выбросили обратно на Землю. К живым.

Мимо проскочил автомобиль, который словно нарочно пытался его испачкать. Владислав закрыл на это глаза. Понял, что был в своём районе. Там, где рос. И совсем недавно думал, что покинет это место надолго. Не сбывались мечты.

Ключи ещё остались у него в кармане. Зашёл в подъезд и пешком добрался до своего этажа. Вставил ключ в скважину. Открыто. Дверь в квартиру распахнута настежь, но по ощущениям никого здесь не присутствует. Владислав осматривался на крайний случай, держа ухо в остро. Он осторожно зашёл в квартиру. На полу грязно, видно множество следов из-под чьей-то обучи. Но ведь Лиза убиралась, как сказал ему Женя. Владислав заволновался. Вскоре он услышал, как хлопает дверь слева от него, в ванной. Резко обернувшись, держа кулаки напряжёнными, он увидел девушку. Оттуда вышла Елизавета.

— Влад!

Она бросилась к нему. Только что умылась, но это не помогло избавиться от слёз. Она рыдала, уткнувшись в него своим носом. Оцепеневший Владислав начинал думать. И это могло означать что угодно. Но хорошим тут и не пахло.

— Где Женя? — спросил он. Владислав смотрел по сторонам, потом ненароком заглянул в гостиную. Но не засёк там брата.

Сейчас он не хотел услышать правду. Нет, лучше не говори. Но было поздно.

— Пришёл к-какой-то человек... — проговаривала она с мокрыми глазами, — искал т-тебя... наорал на него и угрожал п-пистолетом...

В последней фразе её голос стал сильно писклявым, и она прижала ладонь ко рту.

— Ты его запомнила? Как он выглядел?

С рукой у рта Лиза повертела головой. Он чувствовал от неё горе и страх. Девушка была растеряна. Всё больше слёз покрывало её лицо.

— Скажи всё, что видела. Лиза?

Но в какой-то момент Дроздовский не смог удержать собственный пыл. Кто-то забрал его брата. Кто-то, и он ничего знает. Из-за него. Родного брата...

— Да говори ты, блядь! Хватит плакать!

Её глаза стали ещё более сырыми, в них он увидел настоящий ужас. Когда он закричал, летели его же слюни. Он хотел найти брата, во что бы это ему не обошлось. Он должен это сделать.

— Говори, мне надо знать всё, любую мелочь. Я его без этого не найду, — сказал он, слегка поубавив крик. — Лиза.

— Он говорил... что ищет тебя. А потом сказал... за какое-то... убийство...

Поздно думать, что у брата имелись свои проблем. Он встрял в его. Дроздовский растерялся, ему было даже трудно устоять на ногах. Владислав прислонился к стене, не в силах выдержать эти слова. Он повернулся к стене лицом. Сжал кулак. И с криком ударил по ней. На костях появилась кровь, от стены пошла вибрация. Он напугал девушку ещё сильнее. А себя же хотел угробить.  

— Что ещё заметила? — спросил он, стоя к ней спиной, пока его разодранный кулак опухает от удара.

— Он вытащил пистолет... из кобуры и... у него были наручники. Он увёл в них Женю... — всхлипывала она.

Владислав достал телефон. Он быстро позвонил Руслану. Елизавета так и не прекратила рыдать. Но ему ни за что не хотелось перед ней извиниться. Не было времени.

— Говори быстрее, Влад, я тут с одним человеком...

— Моего брата забрал мент. Сегодня утром.

— Ч-чего?

— Он искал меня, забрал его. Мне нужно его вытащить.

— Мента описать сможешь?

Дроздовский оглянулся на Елизавету.

— Да. Что дальше?

— Я тебе ничем не смогу помочь. Но знаю, кто может. И ты знаешь.

В прошлый раз полиция была от него совсем на шаг. А сейчас словно примкнула лицом к лицу, возобновляя предыдущий бой.

— У Натана связи в ментовке. Он поможет тебе, я уверен.

Ради брата Дроздовский готов был перед ним молиться, готов на любую гнусность. Сейчас принципы, обиды и стыд резко отскакивали на второй план. Что бы не произошло. Он — его брат. Он пойдёт на даже самую отвратительную прихоть.

— Сбрось мне адрес его бункера. Я поеду туда один.

Когда разговор окончился, Владислав почувствовал скорую тряску от своего мобильника. Адрес был доставлен. Он снова убрал телефон в карман. Но как только пошёл из квартиры, вспомнил про девушку своего брата. Её нельзя оставлять здесь.

— Лиза. Ты меня слышишь? Понимаешь меня?

Елизавета прижалась к стене ещё во время его диалога. Она никак не могла придти в себя, но кивнула в ответ. Лицо её стало розово-красным, а глаза трудно различимы за каплями истинного страха. За любимого.

— Ты пойдёшь со мной к Наде, я провожу тебя. Здесь тебя не оставлю. Наде ничего не говори, ни про Женю, ни про меня, ни про то, что видела и слышала. Вытри слёзы, хорошо?

Он обнял девушку, успокаивая.

— Я верну его, — сказал он. — Верну...

*    *    *

Таксист дальше не поехал, остановился у развалин. Там, где дорога никуда не ведёт. Он накинул капюшон, прячась от моросящих слёз, и шёл дальше, глубже. Забрёл в заросли, в небольшой лес, где старые дома, вернее, их остатки, напоминали о своём прежнем величии. Всё здесь казалось живым, но только в прошлом. И лишь он это видел. Наступал на ветки, двигался только прямо. Помнил эту тропу. И вот он уже перед ним. Бункер.

Когда смотришь на него в одиночестве, вид данного сооружения нагоняет ещё большей жути. По нему сразу и не скажешь, что внутри сидят люди, это их убежище от остального мира. Дроздовский подталкивал себя вперёд единой мыслью: брат, я должен ему помочь. Он там из-за меня. А я здесь из-за него.

Подошёл к двери. Нужна комбинация ударов, ведь таковы требования, иначе его просто не пустят. Как там делал Фёдоров? Три обычных стука, пауза и... Не помнил. Владислав напрягал извилины. Когда не нужно, память у него работает просто отлично. В конце концов решил сделать два быстрых удара под финал. Принялся ждать.

Слышал шаги. Идут открывать. Значит, всё сделал правильно, голова не подвела в такой ответственный момент. И всё-таки в душе не прекращался протяжной гул. Так близко дойти и до безумия. Поскорее бы оказаться внутри, лишь бы не находится среди этого мёртвого места вокруг. Появился тот самый человек, который продолжал искренне недолюбливать Владислава. 

— А ты чё пришёл?

— К Натану. По делу.

— По какому такому делу? — нарочито медленно интересовался он.

— Вот он и узнает. Тебе это так важно?

— Я же должен понять, в какой момент послать тебя в пизду.

Дроздовский напрягся.

— Впусти меня. У меня времени нет, я должен с ним поговорить, — рвался Дроздовский через него.

Но Натан сам вышел к нему. Тогда же охранявший вход и сам изумился появлению главного. С сигаретой во рту, этот человек с полностью выбритой головой попросил своего подопечного не вмешиваться и стоять снизу.

— Я на воздухе подышу. Дверку не закрывай, — сказал Натан.

Он посмотрел на Владислава, ожидая от того каких-нибудь слов. И лучше всего: важных.

— Что, молчать сюда пришёл?

— Натан... — Владислав сделал шаг. — Я знаю, у нас были разногласия. Но я предлагаю мир. И прошу... твоей помощи.

— На колени.

— Что?

Натан улыбнулся.

— На колени. Или как я должен на это реагировать? Между нами не было никаких разногласий, пока ты сам об этом не заявил. Я на тебя вообще зла не держу. Со всеми бывает, понимаю, жизнь у многих тяжёлая.

— Послушай...

— Сначала ты послушай, — он велел ему остановить речь движением ладони с сигаретой в пальцах. Другой рукой Натан почесал щетину. — Я не знаю, что у тебя там в жизни творится, но ты явно не из нормальных людей. Иначе мне и подумать страшно, каков ты на самом деле. Как только ты появился...

— Натан. Сейчас не это важно!

Натан сердито на него взглянул.

— Попрошу не перебивать. Как только ты появился, я бы тебя и пальцем не тронул. Потому что я знаю, что Гришу убил Фёдоров. И ты это знаешь. Давай как-нибудь выясним это, за рюмочкой другой? Тебе же ещё и со мной мир хочется обрести. Вот и будет повод.

— Моего брата забрал мент. Это приманка. Меня ищут за убийство. Скорее всего, Морозова. 

Глаза Омаева изобразили лёгкое удивление.

— Вот уж... новость. А я думал, там у них всё под контролем. Менты не должны были заводить дело, как договаривались... — вдумчиво говорил Натан. — Так ты сюда за этим пришёл? Брату помочь?

— Чтобы ты... ему помог. Руслан говорил, у тебя есть связи по всему городу. С ментами.

— Да. Есть. Но я просто так ничего не делаю. Даже если ты входишь в ряды моих людей, каждый из них всё равно знает, что придётся платить, если просишь в долг.

— Что тебе нужно? Что? Я на всё пойду.

— Да ты уже знаешь, что мне нужно, — произнёс Натан, погасив ботинком бычок. Он выпустил последний ком дыма. — Героин и Малик. Если тебе кажется, что это приманка, то лучше поторопись, иначе твоему братцу что-нибудь припишут: задержать его там подольше. Пока он всё не выдаст.

— Он не выдаст. Ничего не знает, — возразил Дроздовский.

— Торопись. Жду всё необходимое сегодня, до ночи. Вот ключи от тачки, — он бросил ему небольшую связку. — Заберёшь на парковке около трассы. Чем скорее я увижу груз, тем скорее твой брат выйдет целым и невредимым. От тебя всё теперь зависит. Вперёд.

Дроздовский побежал к машине, чувствуя, как дождливый холод медленно покрывает его кожу, проникая всё глубже.