Жажда

26 Ноября.
2:41

Она уснула.

Я ждал этого.
Ждал, пока её дыхание выровняется, пока напряжение исчезнет с её лица, пока её пальцы, всё ещё касающиеся моей руки, слегка расслабятся. Только тогда я позволил себе выдохнуть.

Но облегчения не было.

Я продолжал сидеть рядом, не отводя взгляда.

Как долго я был здесь? Часы? Дни? Время больше ничего не значило. Оно могло остановиться, замкнуться в бесконечный цикл ночей в этой комнате — мне было всё равно.

Потому что она жива. Потому что её глаза наконец открылись, а голос, пусть и слабый, разорвал тишину. Потому что теперь у меня есть смысл сидеть здесь и ждать.

Я посмотрел на её лицо.

Во сне она выглядела спокойной, даже умиротворённой. Губы чуть приоткрыты, дыхание лёгкое, ритмичное. Казалось, что всё, что случилось — взрыв, страх, боль — осталось где-то далеко, в прошлом.

Но я знал, что это не так.
Я знал, что как только она проснётся, реальность настигнет её с новой силой.
Я знал, что страх вернётся. Что память о том, что произошло, не исчезнет, не рассеется, как дурной сон.
Я знал, потому что сам проходил через это. Потому что сам засыпал с этим грузом и просыпался с ним же.

Я откинулся на спинку стула, чувствуя, как усталость наваливается на меня со всех сторон. Тело болело. Спина, руки, ноги — всё было напряжено, словно мне приходилось сдерживать невидимый груз.

Но я не мог расслабиться. Я не мог просто закрыть глаза и отключиться.

«А вдруг ей что-то приснится? А вдруг она вздрогнет во сне, внезапно снова окажется там, под обломками, во тьме, в страхе?»

Я должен быть рядом.
Я должен быть здесь.

Я провёл ладонью по лицу, чувствуя шершавость кожи под пальцами. Я давно не брился. Возможно, давно не ел. Не спал.

Но это не имело значения.

Важна была только она.

Я опустил взгляд на её руку.

Её пальцы всё ещё едва касались моих.

Я не знаю, делала ли она это осознанно или просто её тело само искало что-то знакомое, что-то, за что можно было зацепиться в этом новом, пугающем мире, в который она вернулась.

Но я не отнимал руку. Не ослаблял этот контакт. Потому что, возможно, в эту самую секунду моя рука — единственное, что удерживает её здесь.

Единственное, что говорит ей, что она не одна.

Что я здесь.

Я не знал, что будет дальше.
Я не знал, как изменится наша жизнь после всего, что случилось.

Но одно я знал точно.

Я не позволю ей снова исчезнуть.

Я не позволю ей снова упасть в темноту.

Я останусь.

До тех пор, пока она не скажет мне, что я ей больше не нужен.

До тех пор, пока она сама не отпустит мою руку.

И если это никогда не случится...

Что ж, тогда я так и останусь здесь. Рядом с ней.

Я чувствовал, как внутри всё сжимается от одной только мысли, что её спокойствие обманчиво. Что стоит ей проснуться — и страх, замерший где-то в глубине её сознания, оживёт, снова окутывая её холодными цепями.

Я уже видел это раньше.

Где-то там, в пустоте её забытья, были коридоры, наполненные голосами прошлого. Были страх и тьма, не отпускающие её сознание. Она шла по ним, искала путь, боролась. И что-то удерживало её здесь. Что-то не давало исчезнуть окончательно.

Я хочу верить, что это был я.

Что мои слова, мои прикосновения, моё присутствие были для неё тем самым якорем, за который она цеплялась.

Она боролась. И она выбралась.

— Что за... — резкая, пульсирующая боль пронзает виски, отдаётся гулким эхом в черепе. Я моргаю, пытаясь сфокусировать взгляд, но мир перед глазами расплывается, словно густой туман заволок реальность. Дыхание сбивается, сердце глухо стучит в груди, но не от страха — от ярости.

Голова раскалывается.

Воспоминания нахлынули внезапно, без предупреждения.

Огонь. Гарь, разъедающая лёгкие. Обломки, груда искорёженного металла, кровь на битом стекле.

Она.

Её тело, почти скрытое под завалами, рука, всё ещё сжимающая чёртов брелок.

Меня трясёт.

Я вжимаюсь пальцами в лицо, словно пытаюсь выдавить эту боль, но она только усиливается. Чувствую, как пальцы дрожат, ногти впиваются в кожу. Грудь сжимается от злости, от бессилия, от ярости на самого себя.

— Брелок... Брелок... Брелок... — не заметил, как начал повторять снова и снова.

Я заставил себя дышать ровнее. Вдох. Выдох. Медленно. Глубже. Боль в висках отступала неохотно, словно впивалась в меня, не желая отпускать.

Телефонный звонок разорвал тишину, как выстрел. Я вздрогнул, машинально сжав пальцы. Секунду назад мир был сжат до её тихого дыхания, до лёгкого касания её пальцев, до мерцающего света лампы, разгоняющего темноту. Теперь же всё изменилось. Реальность ворвалась в комнату, разрушая хрупкий момент покоя.

Телефон продолжал звонить. Вибрация глухо отдавалась в груди, казалось, звук разносится по всему пространству, заполняя его тревогой. Я бросил быстрый взгляд на неё — она не пошевелилась. Её дыхание оставалось ровным, и всё же я знал, насколько обманчив этот покой.

Медленно, стараясь не создавать лишнего шума, я потянулся к куртке, лежащей на спинке стула. Пальцы нащупали холодный корпус телефона, сжали его. Экран светился в темноте. Неизвестный номер.

Я нахмурился. Кто мог звонить мне в этот час? Время давно потеряло значение, но я чувствовал: ночь. Поздняя. Та, в которой звонки никогда не приносят ничего хорошего.

Телефон продолжал звонить.

Секунда.

Две.

Я скользнул взглядом по комнате, вздохнул и медленно поднялся, двигаясь бесшумно. Сделал пару шагов к окну, подальше от её постели, чтобы звук голоса не потревожил её сон. Затем нажал кнопку ответа и поднёс телефон к уху.

— Да.

Ответа не последовало.

Я замер. В динамике слышалось только приглушённое дыхание. Неровное, тяжёлое. Кто-то молчал, но я знал — он слушает.

— Кто это? — мой голос был низким, напряжённым.

Шорох. Едва уловимое движение. А затем — шёпот.

— Ты должен был умереть.

Слова обожгли сознание, как ледяная вода. Внутри что-то дёрнулось, сжалось, замерло. Я сжал телефон сильнее, чувствуя, как напрягаются мышцы, как по телу пробегает холодная волна, сминая все чувства в один ком — глухую, тяжёлую ярость.

— Что? — голос сорвался на низкий, почти рычащий тон, но в ответ раздались только короткие гудки.

Я убрал телефон от уха и посмотрел на экран. Вызов завершён. Неизвестный номер.

Где-то в груди медленно, но неотвратимо нарастало ощущение опасности. Я поднял взгляд на окно. За стеклом лежала тёмная, тихая ночь. Город спал, не зная, что в эту секунду для меня всё изменилось.

Я провёл ладонью по лицу, пытаясь собраться с мыслями, но одно было ясно: нам не дадут просто так уйти.

Я стоял в темноте, не отрывая взгляда от телефона. Экран погас, но слова, которые я только что услышал, всё ещё звучали в голове, словно эхом отдаваясь в черепе. Ты должен был умереть.

Голос был тихим, почти шёпотом, но в нём не было сомнения. Ни угрозы, ни злости — только констатация факта.

Я сжал телефон в руке так сильно, что костяшки пальцев побелели. Где-то глубоко внутри зашевелилось что-то тёмное — холодное, вязкое, настойчивое. Не страх. Нет. Гнев.

Я сделал медленный вдох, пытаясь удержать себя от того, чтобы не разбить телефон о стену, не поддаться порыву, не позволить ярости взять верх. Нужно думать. Нужно понять.

Кто это был?

Я снова взглянул на экран. Вызов завершён. Номер скрыт. Никакой информации. Чистое ничто.

Этого звонка не должно было быть.

Моё сердце глухо стучало в груди, словно отсчитывало секунды до чего-то неизбежного. Я медленно опустил руку и посмотрел на неё.

Она не пошевелилась. Спала всё так же тихо, ровно. Но я знал, что этот сон хрупкий. Её сознание ещё не успело до конца осознать реальность, не успело схлопнуться под тяжестью воспоминаний.

Пока она была в этом сне, ей было безопасно.

Но мне — нет.

Я развернулся и, стараясь двигаться бесшумно, шагнул к двери. Прислушался. В ушах звенело от напряжения, но за пределами комнаты было тихо. Никаких звуков за стеной, никаких шагов, ничего, что могло бы сказать мне, что я не один.

Но я знал — кто-то там есть.

Я сделал ещё пару шагов, открыл журнал вызовов, но там было только одно слово: Неизвестный номер.

Это не было случайным звонком. Этот голос знал, кому звонит. Знал, что сказать. Знал, что выбить меня из равновесия.

Но зачем?

Я медленно выдохнул, закрыв глаза на секунду, позволяя себе утонуть в этом вопросе. Что, если это не просто предупреждение? Что, если это — проверка?

Пульс глухо стучал в висках.

Если это проверка, значит, там, за пределами этой комнаты, кто-то есть. Кто-то следит. Кто-то знает, что я здесь.

Я сделал ещё шаг к окну и медленно раздвинул штору.

Город за стеклом был безмятежен. Улицы пусты, редкие фонари отбрасывали тусклый свет на мокрый асфальт. Всё выглядело так, словно мир замер в ожидании чего-то.

Но я чувствовал.

Где-то там, в темноте, кто-то смотрит.

Я резко вдохнул, сжав челюсти. Всё внутри меня напряглось. Это был не страх — скорее, готовность. Тело уже помнило, что делать. Оно помнило, как быть на грани, как чувствовать угрозу кожей, как ловить её в мельчайших деталях.

Я оглядел каждый сантиметр улицы, каждый силуэт, каждую машину, припаркованную слишком близко. И всё же ничего не увидел.

Но я не был дураком.

Если кто-то хотел остаться незамеченным, он остался.

Я закрыл штору, но не вернулся к стулу. Вместо этого я подошёл к двери и проверил замок. Закрыто. Затем осмотрелся по сторонам, оценивая, насколько уязвима эта комната.

Я не должен был умереть. Но кто-то думал иначе.

Я сжал кулаки, чувствуя, как гнев разрастается внутри, впивается в рёбра ледяными иглами.

Какого чёрта?

Я резко обернулся, снова взглянув на неё. Спокойствие на её лице казалось почти неестественным. Губы слегка приоткрыты, ресницы дрожат во сне, дыхание ровное.

Как будто ничего не произошло. Как будто за стенами этой комнаты мир не угрожал рухнуть.

Я провёл рукой по лицу, чувствуя шершавую щетину под пальцами. Мне нужно было подумать. Мне нужно было понять, что делать дальше.

Но одно я знал точно: если кто-то там, в темноте, думает, что я просто так отдам её, просто так сдамся — он ошибается.

Снова тишина, но теперь совсем другая. Глухая. Тяжелая. Никаких звуков. Я напряг слух, пытаясь уловить хоть малейший шорох. Ничего. Ни скрипа половиц, ни шелеста одежды, ни едва слышного дыхания за дверью. Тишина, слишком плотная, слишком совершенная.

Кто-то там, за стенами, ждал. Выжидал.

Я сделал шаг назад, не сводя взгляда с двери. Она казалась хрупкой преградой между нами и тем, что скрывалось в темноте. В комнате вдруг стало душно, воздух налился тревогой, словно тяжёлыми каплями, оседающими на коже.

Её дыхание оставалось ровным. Я не должен её будить. Не сейчас.

Подойдя к прикроватной тумбочке, я осторожно выдвинул верхний ящик. Там, среди мелочей, лежало что-то холодное, металлическое. Я обхватил пальцами, чувствуя знакомый вес.

«Нож? Нет, слишком просто.»

Я опустил взгляд на предмет в руке. Не холодный металл лезвия, а пластиковый корпус — небольшой медицинский скальпель. Всё, что нашлось в этом чертовом месте.

Хватит ли его?

— Давай же, — пробормотал я одними губами, глядя на дверь.

Молчание.

Дверная ручка дрогнула, едва слышно щёлкнув. Кто-то пробовал войти. Я замер, прислушиваясь.

Никакого стука. Никакого оклика. Только осторожное, неторопливое движение — как будто незнакомец за дверью не был уверен, стоит ли входить. Или, что хуже, не хотел, чтобы его заметили.

Я крепче сжал скальпель, чувствуя, как пластиковая ручка впивается в ладонь. Лезвие короткое, острейшее, но слишком хрупкое против ножа. Против пули — тем более. В руках врача оно могло творить чудеса. В моих? Почти бесполезно.

На секунду мне показалось, что тишина в комнате стала гуще. Как будто воздух сгустился, сделался вязким, приглушающим каждый звук.

Я скосил взгляд на кровать. Она по-прежнему спала. Глубоко, размеренно дышала, ресницы дрожали во сне.

Я отступил на шаг назад. Потом ещё. Так, чтобы оказаться между кроватью и дверью.

Щелчок.

Не громкий, но я его услышал. Дверь осталась закрытой, хотя замок был не заперт. Тот, кто был снаружи, не пытался войти сразу.

Выжидал.

Или... слушал?

Я замедлил дыхание, сосредоточившись. Сначала — ничего. Потом...

Дыхание.

Чужое. Едва слышное, но явное. Кто-то стоял за дверью, почти впритык, затаившись, не двигаясь.

Не врач. Не медсестра. Они бы постучали. Они бы позвали меня по имени.

Мурашки побежали по спине.

Щелчок.

Теперь громче — словно нажали на механизм замка, проверяя, действительно ли он не заперт.

Пальцы крепче сжали скальпель. Я не должен был ждать. Не теряя бдительности, медленно опустился на корточки. Потянулся рукой под кровать, нащупал плотную ткань, ремень.

Моя куртка.

Левую руку сунул в карман, наткнулся на холодный металл. Пальцы сжались вокруг рукояти. Глухая тяжесть оружия в ладони вернула мне контроль.

Я не ошибся.

За дверью донёсся приглушённый шаг.

И я понял: нас в комнате двое.

Но дышим мы трое.

Я медленно поднялся, не ослабляя хватки на пистолете.

За дверью было тихо. Слишком тихо.

Тот, кто стоял там, не пытался войти. Он просто ждал.

Я чувствовал, как напряжение тянет мышцы, как в висках отзывается стук сердца. Каждый инстинкт внутри требовал действовать — прямо сейчас.

Я плавно убрал скальпель в карман. С ним у меня не было шансов. Пистолет — другое дело.

Секунда. Две.

Тишина.

И едва слышимый звук. Лёгкий скользящий шаг, как будто кто-то медленно переместил вес с одной ноги на другую.

Чёрт.

Меня проверяли.

Я не мог видеть его, но он — меня тоже.

Я скосил взгляд на штору. Полупрозрачная ткань, свет от фонарей с улицы. Если я двинусь, тень выдаст меня.

Выбор был прост: либо ждать, пока он сделает первый шаг, либо действовать первым. Я не собирался ждать. Медленно, держа пистолет на уровне груди, я шагнул вперёд.

Дверь распахнулась, ударившись о стену, и в комнату ворвалась тень.

Я заметил вспышку стали за долю секунды до атаки.

Нож.

Никакого колебания, никакого шума — только холодный расчёт в каждом движении. Этот человек не пришёл поговорить.

Я отступил, уходя с траектории удара, и в тот же миг нанёс встречный удар рукоятью пистолета в его предплечье.

Глухой стук — лезвие сбилось с курса, едва не чиркнув по моей груди.

Он не остановился.

Второй шаг — резкий, бесшумный. Я перехватил его движение, в последний момент скользнув в сторону. Он едва не врезался в тумбочку.

Быстро. Чертовски быстро.

Мы замерли.

Я сжал рукоять «Глока», но не выстрелил.

Он не сводил с меня взгляда.

Низко опущенные плечи, лёгкий наклон вперёд — как у хищника, готового к новой атаке.

Секунда. Другая.

Он бросился снова.

Я встретил его первым.

Рывок вперёд. Удар.

Пистолет со всей силы врезался ему в скулу.

Он дёрнулся, но не упал.

Чёрт.

Лезвие снова сверкнуло в тусклом свете.

Я ушёл влево, одновременно хватая его запястье, выкручивая.

Нож звякнул, упав на пол.

Он дёрнулся, резко, сильно. Я не удержал хватку.

Шаг назад.

Он тоже.

Мы оба тяжело дышали. Но только один из нас был без оружия.

Тяжёлое дыхание, едва заметный наклон головы — он оценивал ситуацию.

Я держал пистолет на уровне груди, но палец оставался вне спускового крючка. Он это видел.

Нож валялся на полу между нами, блестя в тусклом свете. Шаг — и он снова в его руках. Мы оба это знали. Но никто не двигался.

Я чувствовал, как напряжение сжимает мышцы, как дрожь адреналина пробегает по пальцам.

Он дышал глубже, ровнее. Контролировал себя. Не паниковал.

Чёрт, он был хорош.

Тишина давила.

За дверью — всё так же глухо. Ни шагов, ни голосов. Как будто этот момент существовал в пустоте, только между нами двоими.

И он снова двинулся.

Я увидел это не глазами, а почувствовал всем телом.

Едва заметный сдвиг веса, напряжение в плечах. Он пошёл на меня, стремительно, резко.

Я ударил первым.

Рукоять пистолета с глухим звуком врезалась в его солнечное сплетение. Он вздрогнул, но продолжил движение.

Я отступил, уходя в сторону, но он оказался быстрее. Схватил меня за запястье. Пальцы вцепились в мою руку, сдавили до боли. Он дёрнул вниз, вкладывая вес в захват.

Пистолет качнулся. Ещё секунда — и он его выбьет. Я резко ударил его локтем в висок. Он пошатнулся. А я вырвался.

Нож был прямо перед ним.

И в этот момент он снова ударил. Я видел этот удар ещё до того, как он нанёс его.

Ладонь, сжатая в кулак. Направление — прямо в моё горло.

Рефлексы сработали быстрее, чем сознание. Я дёрнулся в сторону, сместив корпус. Удар пришёлся вскользь, зацепил шею, но не сбил дыхание.

Я не дал ему времени на второй.

Резкий рывок — я врезался плечом ему в грудь, вкладывая в толчок весь вес.

Он не удержал равновесие. Двинулся назад, к тумбочке. Спиной он ударился о край, глухо выдохнул.

Нож всё ещё был между нами. Я бросился к нему одновременно с ним. Пальцы сомкнулись на рукояти.

Он дёрнул её к себе.

Я врезал ему кулаком в бок. Никакой реакции.

Он попытался выбить нож у меня из руки, крутанувшись в сторону, но я удержался. Мы оба навалились друг на друга, напрягая мышцы, каждый пытаясь перехватить контроль.

Чужое дыхание горячо обжигало мне скулу.

Я толкнул его вперёд, заставляя споткнуться. Он не дал себя сбить. Мы снова сцепились, теперь уже с ножом между нами.

Холодное лезвие качнулось в воздухе, зависло в сантиметрах от моей груди.

Он надавил.

Я заблокировал его запястье обеими руками.

Тонкое лезвие дрогнуло, напряглось.

Секунда. Другая.

Чьи мышцы выдержат дольше?

Я сжал зубы, бросил корпус вперёд, вкладывая всю силу в толчок.

Он не ожидал.

Мы рухнули вместе. Он оказался подо мной.

Нож всё ещё был в наших руках. И оба понимали: тот, кто первым ослабит хватку, умрёт.

Он дышал резко, отрывисто. Я тоже.

Мышцы горели от напряжения. Мы оба вкладывали последние силы в борьбу за контроль над лезвием. Нож дрожал в воздухе, зависнув между нами. Стоило мне ослабить хватку — и он вонзится в мою грудь. Стоило ему потерять контроль — и всё закончится для него.

Секунда. Другая.

Чёрт.

Я чувствовал, что он сильнее. Совсем немного, но этого хватало. Он медленно, но уверенно склонял клинок вверх, к моей коже.

Я не мог позволить ему выиграть.

Свободной рукой я метнулся в сторону. Пальцы снова сжали рукоять «Глока». Он это заметил, но слишком поздно.

Я рванул пистолет вниз и со всей силы ударил его рукоятью по виску.

Глухой звук.

Он дёрнулся, хватка ослабла. Я ударил ещё раз, сильнее. Его глаза закатились, тело обмякло. Тяжёлое дыхание слилось с гулкой тишиной.

Я отпрянул, быстро откатившись назад, вырвал нож из его расслабленных пальцев и отбросил в сторону.

Он не двигался.

Я медленно выпрямился, поднял пистолет, направил на него.

Тишина.

Ждал.

Один вдох. Второй.

Никакой реакции.

Он был без сознания.