4. - добро пожаловать
Высокий вход украшен алой аркой, чёрная металлическая роллета поскрипывает от ветра. На мой стук следует тишина. Никакой музыки и аплодисментов не слышно. Вероятно, сегодня не дают выступлений, или же ещё слишком рано. Я осматриваю конструкцию запертого замка главного входа и форму скважины.
— Я уже не удивлюсь, если ты ещё и профессиональный взломщик.
— Раньше у меня был опыт со взломом, когда мне приходилось сбегать от подружки дяди, пока тот разъезжал по аукционам, выкупая лошадей для своего ранчо.
— Ну так вскрой уже эту дверь, как банку с газировкой. Мы пройдём, душераздирающе расскажем им, как проголодались и замёрзли, они нас покормят и...
— Я вскрывала двери, и гаражные рольставни, — перебиваю я мечтания Уила, — но отличием между побегом из дома и проникновением в чужую собственность, являются отмычки, которых сейчас у меня, к сожалению, нет.
— Предлагаю его вскрыть без отмычек. — Умничает Уильям.
— Давай, предоставляю это тебе.
— Это ты у нас играешь в сыщика, а не я.
— Дверь открывается снизу-вверх...
— Браво, детектив, вы очень проницательны. — Перебивает меня парень, хлопая в ладоши.
В ответ я лишь цокаю, продолжая размышлять вслух.
— Значит и замок двери расположен вертикально.
— Хватит называть это дверью, это обычная роллета, как в любом гараже или...
— У тебя есть что-нибудь острое и... металлическое? — Прерываю я болтовню Уила.
— По-твоему, я похож на средневекового рыцаря?
— Твои шутки сейчас ни к чему! — Огрызаюсь я.
В полной тишине, я пытаюсь сосредоточиться на замочной скважине, просовывая и проворачивая там всё, что попадается под руку, пока щелчок железной створки не открыл роллету.
— Забираю все свои слова обратно, ты не такая уж и примитивная.
— Ты не говорил, что я примитивная. — Говорю я.
— Значит подумал. Не важно. Пошли уже...
Мы медленно проходим внутрь. Вместо привычного для цирка аромата попкорна, мы ощущаем запах горелого мяса. Длинный прямой коридор, плохо освещаемый мерцающими красными лампами, больше схож на лабиринт комнаты страха. Внутри грудной клетки всё дрожит то ли от холода, то ли от тревоги.
Взгляд бросается на заляпанные краской картины. Некоторые из них висят на одном гвозде, свисая в хаотичном порядке. И это не смешные фотографии животных или клоунов, а только снимки кукол. Я встаю напротив большого полотна с девочкой в розовом порванном платье. Детские пухлые щёчки и курносый нос блекнут при виде окровавленной улыбки. От лба до подбородка протекают синие вздутые вены. Один глаз полностью залит белым зрачком, а второй наполовину вырван, с вытекающей кровью. Сама кукла держит кухонный белый нож, охватывая маленькой ладошкой железную рукоятку прибора. Кажется, что прямо сейчас она скверно засмеётся, мило махнув нам рукой. Имя на чёрной рамке: «Расстроенная Анетта». Чуть дальше, картина фарфоровой игрушки маленького мальчика в белой пижаме. Короткая стрижка выглядит совсем реалистично, как и манящая загадочная улыбка. Ресницы куклы завёрнуты внутрь глаза, веки слегка прикрыты, а по выразительным ярко-голубым зрачками протекают кровавые капилляры. «Сонный Лука».
Всех их объединяет одно: фальшивая, зловещая, томная, издевательская ухмылка. Их имена оживляют образы, дают им историю.
— Как-то рановато они подготовились ко Дню всех Святых. Сейчас только сентябрь. — Говорит Уильям, бегло озирая каждую картину. — Вот этот похож на будущего меня, если я в ближайший час, не закину себе в рот что-нибудь съедобное.
Картер замирает напротив картины мальчика с опущенной головой, взгляд у которого исподлобья. Одет он в миниатюрный чёрный классический костюм, с белым туго завязанным галстуком. Вокруг него всё залито кровью. В руке он сжимает мужскую правую кисть руки с большим обручальным перстнем. Имя кукла получила «Скромный Бруно».
— Написано же, скромный, значит не про тебя, Картер.
— Сейчас я предпочёл бы скромно уйти.
— Да уж, вряд ли в этот цирк детей водят дважды. — Игнорирую я желания Уила.
— Только не говори, что мы пойдём дальше.
— Почему нет? — спрашиваю я. — Или ты боишься?
— Вот только не надо тут бросать вызов. Пошли уже.
Картер уверенно направляется дальше по коридору, уже не обращая внимания на картины. Свет становится чуть ярче, гарью пахнет ещё сильнее. Перед нами открывается большая арена под высокими куполами. Никогда раньше не бывала в столь масштабном цирке. Красно-бархатные сидения расположены полукругом, огибая манеж. Над самой же ареной натянута широкая сетка, разделяя место выступления артистов на вверх и низ. Сетка ещё слегка покачивается, а под ней, в центре зала, располагается массивный деревянный стул, от которого тянется множество разноцветных проводов, скрученных между собой.
— Тихо. Замри. — Шепчет Уильям.
Схватив меня за плечо, он садится на крайнее кресло для зрителя.
— Больно! — вскрикиваю я, дёрнув плечо от его хватки.
— Смотри!
— Что это... такое? — прищуриваюсь я.
Подобие человека низкого роста, с толстой палкой для опоры, проходит в левую часть арены. Его ноги до такой степени тонкие, что кажется, это какой-то искусственный образ. Голова, скорее его череп, имеет небольшие деформации, благодаря этому, ужасное лицо совершенно не пропорционально. Рука, в которой он держит палку, конвульсивно дрожит. Мерцающие световые отражения тени, тошнотворно играют по его костлявому горбу. Нижняя часть тела в два, нет, в три раза меньше его самого. Он похож на пони, передвигающуюся на двух задних ногах.
— Смотри. — Уильям тычет пальцем на центр манежа.
Чёрная дверь за центральным залом, что сразу была неприметна для зрителя из-за цвета и освещения, слегка приоткрыта. Образ человека заходит именно в неё, не закрыв за собой.
— У нас два варианта: идём за ним...
— Точно нет. — Прерывает меня Картер.
— Или идём туда, откуда он пришёл.
— Почему нет третьего варианта, где мы возвращаемся на улицу и просто бежим, подальше от этого места?
— Ты можешь и вернуться, раз трусишь. — Хлопаю я по его напряженному плечу.
— У тебя вообще имеется инстинкт самосохранения? — шёпотом кричит Уильям за спиной. — Подожди меня! Сильвия, чёрт подери!
Настороженно мы заходим в узкий коридор с однотонными бледно-зелёными стенами, на которых нет ни картин, ни прочих мерзких вещей. По центру одна дверь, отличающиеся от той, что за ареной. Более высокая, из тёмного металла, украшенного разноцветными фресками до самой дверной рамы.
— Чёрт! Заперто. — Разочарованно говорю я, провернув ручку двери.
— Отлично. Уходим отсюда. — Уил резко разворачивается, но тут же упирается в мою спину, сделав несколько шагов назад.
— Добро пожаловать!
Глухой старческий голос за спиной вынуждает дёрнуться. Я медленно разворачиваюсь. С широкой улыбкой, тот самый мужчина, чей изуродованный силуэт мы наблюдали на манеже, делает шаг вперёд. Стукнув кривой тростью, он прижимает нас к запертой двери.