Монтаж памяти

Декабрь 2013 года

Артём

Гомерический хохот Артёма стал последней каплей перед Гамлетовской истерикой костюмерши. Закаленную Асю трудно было развести на слёзы, но последние дни она выкладывалась на новом месте, стараясь сделать работу безупречно. Сегодня даже не обедала из-за спешки.

Ася была пока стажером в пошивочном цехе и от результатов двух недель, проведенных здесь, зависело решение о её постоянном переводе на должность швеи. И как же понравится новой начальнице такой инцидент?

Кроме того, Ася ненавидела принуждение и беспомощность. Сейчас её воля была подавлена дурацкой ситуацией, в которой она оказалась, благодаря Артёму.

И всё же слёзы не шли. Ася начала просто кричать и колотить руками в дверь. Без толку. Сторож Михалыч был тугоухим, захмелевшим, а его маленький телевизор работал на полную громкость.

Артём подошёл к девушке сзади, в попытке утешить стал осторожно гладить по плечам и приговаривать:

- Ну-ну, тише, тише! Всё хорошо. Такое случается. Ты ни в чем не виновата.

Ася развернулась, и теперь её кулаки нашли более удачную мишень в виде грудной клетки актера:

- Конечно, не виновата. Это ты во всем виноват. Чёртов эгоист. Руки прочь. Или видишь те ножницы? Я ни колеблясь, воткну их в твое любимое место. – Артём поднял ладони вверх в примирительном жесте и отступил на шаг назад от девушки. - Ты хоть знаешь, что значит для меня эта должность? Лезешь везде и вечно попадаешься на глаза, так тебя бесит чужое счастье. То лимонничаешь, клянёшься в чувствах, которых нет, то ехидничаешь и ставишь подножки. Думаешь, никто не замечает за всем этим вылизанным фасадом, - Ася сделала пренебрежительный жест рукой, словно дирижер, обводя в воздухе Артема с головы до ног, - твою мелкую и пакостную душонку. Мне жаль твоих женщин - ты ничего не стоишь, как человек. Ноль отполированный.

Артём замолчал. На самом деле он даже получил удовольствие от проявленных Асей эмоций, ведь как говорил китайский мудрец: «Вами управляет тот, кто Вас злит».

- Ты что сегодня с метлы упала? – шутка была позаимствована, но от неожиданного поворота событий его личный бредогенератор временно вышел из строя. Актёр с хладнокровным лицом направился к электрочайнику и начал шарить по тумбочкам в поисках чего-то съестного. – Голодная женщина – злая женщина. Теряю хватку. Иди шей... - раздался приглушённый голос из глубины шкафа, - что ты там шила. Буду тебе подливать, пока не подобреешь... если найду, что подливать. Тогда и поговорим.

И Артём начал насвистывать мелодию песни Mireille Mathieu «Une femme amoureuse».* Эта песня Асиного детства, которую отец слушал по выходным на виниле и старом проигрывателе.

Непроизвольно мысли девушки пустились подпевать:

Tes yeux, mes yeux et je chante ton nom,

Твои глаза, мои глаза, я пою твое имя,

Si quelqu'un d'autre venait, je l'éloignerais et je me défendrais

Если бы пришел кто-то другой, я бы не пустила его, защитилась...

- Тут у Вас только растворимый, так что pardonnez-moi,** - Артём пристроил возле девушки кружку с кофе, сам сел на безопасном расстоянии. Они смотрели в упор на друг друга, и в итоге Артём не сдержался и рассмеялся, вспомнив, как она колотила его своими крохотными кулачками и угрожала ножницами.

У Аси дрогнули губы, но, чтобы скрыть первые признаки улыбки, тут же принялась за шитье. Она не отчитала актёра за то, что тот изрядно плеснул коньяка в её напиток. Себе он налил ровно столько же, а когда закончилось, пошёл к тумбочке за добавкой. В комнате было холодно - сквозило из щелей в оконных рамах.

Теперь излюбленная фишка Артёма - молчать и слушать девушку - точно не подойдет. Из этой глыбы льда и слова не вытянешь. Придётся говорить за двоих.

Игра не окончена, ночь длинная. Артёму были знакомы такие сомневающиеся особы: сейчас хочет, через секунду колеблется, а то и вовсе начинает торопиться домой, хотя сама уже на пороге его спальни без блузки. Стоит твердо, но ласково удержать, дать понять, что он не намерен никуда её отпускать, и всё будет, как он захочет. Девушкам нравится решительность. У пикаперов есть приёмчик на такой случай - «отморозиться», переключиться на невинную тему, чай попить, мол, «не хочешь, как хочешь». И тут леди начинает недоумевать, что не такая уж она и Афродита, раз мужчина не стал убиваться и валяться в ногах из-за отказа.

Он снял массивное кольцо с правого мизинца, часы с левой руки, положил всё на стол, расстегнул две верхних пуговицы на рубашке, устраиваясь поудобнее, словно у себя дома.

- А ты знаешь, как Чехов-то огрызался с любовью всей своей жизни? По сравнению с ним мы отличная пара. По крайней мере я не называю тебя большим крокодилом, который укусил моё сердце, как Антон Павлович амурничал со своей Ликой Мизиновой. Так и не сошлись они характерами, гордые дураки. У меня есть издание с их перепиской. Дома. Приходи, покажу. Ты же любишь такое, по-моему, - Артём поднял голову к потолку и начал цитировать по памяти и с чувством отрывок из одного письма Чехова:

«Я с удовольствием ошпарил бы Вас кипятком. Мне хотелось бы, чтобы у Вас украли новую шубу, калоши, валенки, чтобы Вам убавили жалование, и чтобы Трофим, женившись на Вас, заболел желтухой, нескончаемой икотой и судорогой в правой щеке...

Хамски почтительно целую Вашу коробочку с пудрой».

Ася закатила глаза, хотя ей показался забавным флирт великого русского писателя.

- А сам ведь сходил по ней с ума. Не зря говорят, что творческие люди – чемпионы среди невротиков. Девчонка, кстати, была на 10 лет младше его, как и ты младше меня. Это судьба, маленькая мисс.

Ася продолжала, стиснув зубы, шить. Оставались мелкие штрихи, пожелания актеров по костюмам для завтрашней премьеры: кто-то немного похудел, кому-то потребовалась подкладка под неприятную колючую ткань. Но зато к новогоднему детскому спектаклю работы в пошивке было хоть отбавляй, до самого утра хватило бы.

- Кстати, я исправился и заглянул в твой инстаграм. Амбала-слесаря тоже видел. Дровосек дровосеком, - Артём обожал придумывать людям прозвища. - Как тебя вообще угораздило выйти за него? О чем Вы говорите? Какой марки антифриз лучше?

Ася вспомнила их беседы с Мишей про вздувшуюся краску на капоте, инфракрасную сушку и пескоструйный краскопульт. Для её мужа разговоры были особым приношением, на которое он был готов только ради жены.

Артём ощущал себя актером на модном нынче one-to-one performance, когда спектакль разыгрывается для одного единственного зрителя, ведь Ася молчала, как партизан, а он пытался её впечатлить и спровоцировать на эмоции:

- Топорный язык, плоские шуточки. Неужели запах машинного масла так возбуждает? Хотя, зная тебя, ты бы не вынесла мужа, превосходящего тебя умом.

- Зато он не ходит с накрашенными глазами и не носит белые капроновые чулки, в отличие от кое-кого, - намекнула Ася на актера.

Артём встал со стула и подошёл к окну, на котором в керамическом горшке стояло комнатное растение «Женское счастье» с поникшими листьями. «Почему она не бросилась защищать мужа и нахваливать?» - ломал голову Артём.

- Я же рассказывал, что мама развела чудесный сад на даче. Помню её странные манипуляции с рассадой. Сначала семена цветов высаживала в общую кадку. Когда рассада подрастала, каждый из них она пересаживала в отдельную ячейку по одиночке, потому что цветку становилось тесно. Если вовремя не пересадить, его корни станут грубыми, и растение не будет цвести. По прошествии времени, когда цветок готов, мама переносила его на садовый участок – масштаб, который никак не сравнить с его предыдущей средой обитания. Каждый этап важен, понимаешь? А ты всё сидишь в тесной кадке со своим мужем. Ты не оставалась наедине с собой с самого рождения. И теперь не хочешь из своего маленького аквариума в большой океан, в общество крупных рыб.

- Чтобы они сожрали меня? Такие, как ты.

- Я был достаточно долго один, чтобы понять, кто я такой, добиться того, о чем мечтал. И теперь чувствую, что готов покинуть свой изолятор, готов для большой любви, - он сам удивился последним таким складным словам, но потом будто оправдался за них перед совестью: «А, может, я и вправду влюбился? Почему нет? Но одержим ей уж точно». - С тобой.

- Артём, ты пьян, - Ася закатила глаза. - И перепутал алкогольный дурман с любовью.

Он не придал значения её скептической реплике, пытаясь удержать за хвост гениальные на его взгляд, пришедшие на ум слова. Напротив, он чувствовал необычайную свежесть сознания и прилив сил, будто только вынырнул из проруби:

- Не обещаю, что изменюсь и стану ручным котом. Не обещаю жениться на тебе. Не обещаю жить долго и счастливо, пока смерть не разлучит нас. Если ты пойдешь дальше, перерастешь место рядом со мной, я отпущу, как и сам уйду, если станет тесно рядом с тобой. Зато помогу тебе создать саму себя: захочешь играть в театре - я этого добьюсь, хотя и против, надумаешь искать себя в индустрии моды - познакомлю с нужными людьми, - Артём выдержал паузу и сменил тему разговора, словно всё уже решено. - Ладно, не будем торопиться. Я дам тебе время привыкнуть к новому чувству. Что ты делаешь на Новый год?

Ася вспомнила, какой ужасный вечер ожидает её 31 декабря. Отца и матери не стало. Ася с Мишей недавно переехали в квартиру её родителей. Только-только разобрали коробки. Ту самую, в которой отец прибил мать и сам в тот же день скончался от сердечного приступа. Прошло полгода, пока муж наконец уговорил её на переезд из крохотной квартиры его бабушки. И хотя он выбросил всю мебель и сделал ремонт так, чтобы у Аси не возникало болезненных ассоциаций, она всё равно то с ностальгией и мелькающими кадрами из детства, то с кошмарными приступами панических атак поднималась по лестнице на четвёртый этаж. Почему люди не могут быть строго чёрными и белыми? Почему столько противоречивых чувств они вызывают одновременно? В том числе и покойные Асин отец, и её мать. Человеческое сочувствие лимитировано, и каким бы чутким ни был Миша, он не мог до конца прочувствовать, что творилось в Асиной душе после похорон. Его родители, и даже бабушка, живы. А Ася моментально осиротела. И эту пустоту нельзя побороть за каких-то полгода. Муж не мог сидеть с ней бесконечно, в конце концов и ей, и ему нужно было возвращаться на работу. Может быть, потому она и стала в последние месяцы такой безбашенной, искала любви, подобной родительской, сложных «серых» людей.

Сбежать куда-то в гости на Новый год не получалось.

Одна из трёх её подруг родила девочку всего месяц назад, не расчесывалась ни разу, так что пришлось везти её в салон и коротко стричь, ибо свалявшиеся волосы ни в какую не поддавалась гребню. Ксюха депрессовала. Её муж, Андрей, бодибилдер, тренер, призёр соревнований, женился на ней, «обезжиренной»легкоатлетке, профессиональной спортсменке-прыгунье в высоту с разбега, но Ксюша за время беременности превратилась в поросёнка (по словам своего же возлюбленного). Интимная жизнь помахала ручкой уже на седьмом месяце после зачатия малыша и, похоже, не собиралась возвращаться, а Ксюша не собиралась худеть, ведь когда кормишь грудью, страшно хочется есть. Всё подряд. Особенно ночью.

Другие две подруги, Ира (оживлённая шатенка-болтушка с красными длинными ногтями и гиалуроновыми губами) и Надя (застёгнутая на все пуговицы, белый воротничок со строгим флегматичным лицом, как у академика) купили горящий тур в Арабские Эмираты на новогоднюю неделю. В отличие от Аси, обе успешные барышни и обе незамужние: одна управляющая отелем, а вторая открыла турагентство и не прогадала. На Асину зарплату нельзя было отдохнуть даже в деревянном срубе в лесу, да и Миша – тот ещё домосед и прагматик. Но «бизнесменши» уверяли Асю, что замужем за Мишей не вылезали бы из его постели все выходные напролёт, давно бы бросили работу, и уж тем более не болтались бы поздними вечерами в театре, одевая всяких павлинов и цац.

Новогодняя ночь с родственниками тоже не рассматривалась Асей. Застолье в доме у свекрови приравнивалось для неё к хождению по горящим углям - слишком уж идеальная семейка, для которой она до сих пор была недостаточно хорошей хозяйкой (дома готовил Миша), транжирой, растяпой (разбила дорогущую напольную вазу свекрови), не весть какой красавицей («Были у Миши и красивее», - так и сказали как-то о ней вполголоса), даже чай, по словам «второй мамы», она не умела заваривать. Уж лучше отсидеться дома - меньшее из двух зол.

Ей хотелось танцевать на стеклянному полу какой-нибудь заморской яхты, быть насквозь мокрой от мыльной пены, а не сидеть на диване в одинаковых свитерах с оленями и смотреть очередную серию «Остаться в живых» вприкуску с Мишиным оливье. А стоит ей вытащить его куда-то потанцевать, он весь краснеет, делает странные движения под музыку, будто скручивает длинный шнур от пылесоса, да ещё с таким страдальческим лицом.

- Мы с ребятами из театра и ещё парой знакомых из местных звездных музыкальных групп собираемся у меня. Каждый готовит свой номер. Уморительно выходит. Я, кстати, делаю шедевральные коктейли, ты таких точно не пробовала. Как тебе кофе? – когда Артём повернулся к Асе, подставляя кружку с новой порцией горячего напитка, та спала, уронив голову на сложенные на столе руки.

Он погладил её по разметавшимся черным волосам, поцеловал в макушку и накрыл своим пальто. – Спи, маленькая мисс. Ну и ну, Артём, какой же ты увлекательный рассказчик, - шёпотом съязвил актёр. - И ведь не поверят, что ничего между нами не было этой ночью.

Он приглушил освещение, оставив лишь свет одинокой настольной лампы рядом со своим столом. Через полчаса Ася что-то невнятно бормотала, морщила лицо и издавала смешные звуки носом. Артём вспомнил её секрет - девушка иногда лунатит.

***

Некоторым людям Бог словно дает шанс одуматься на самом краю обрыва – Миша просидел до утра в машине возле театра, но поверил Асиной истории, в которой она ни словом не упомянула об Артёме. Не устроил скандал, забрал на пару часов домой, накормил и не хотел отпускать обратно. Как говорится в древней Книге: «Любовь всему верит, любовь всё покрывает».

Ася прониклась к мужу какой-то особой, раскаянной нежностью, но уже через пару дней убедила себя, что ни в чем не виновата и впредь будет начеку с Артёмом. «Нельзя играть с дьяволом и при этом не прожечь платье», - подумала Ася об актере.

Артёму же повезло гораздо-гораздо меньше. После такой ночи его репутация ловеласа сослужила плохую службу. Он совсем оборзел, по мнению режиссёра, несмотря на все угрозы и предостережения. Оболонская жаловалась на его бестактность. Слухи об интрижке с костюмершей вот-вот просочатся к Митрошиной, и театральные проекты могут свернуть. А пресса? Они ведь только и рыскают в поиске дурно пахнущих историй.

Увольнять Асю – не выход, Артёма это не остановило бы.

Его нужно было так припугнуть, чтобы боялся девчонку, как таракан дихлофоса. Решено: вместо Артёма в Лондон на гастроли поедет Дворецкий.

Артёму сообщили новость за час до российской премьеры, в которой он по-прежнему должен был превосходно сыграть. Режиссер поставил ультиматум: до конца января Артём выбирает или театр, или никому неизвестную Асю. Чтобы лучше думалось, он останется здесь в неоплачиваемом отпуске. А Асю вынудили вернуться в костюмерный цех после инцидента с замком в пошивочном цехе.

Через неделю вышла статья в журнале «Афиша» под заголовком «Не верю!», выставившая актера вульгарным и картонным Жульеном Сорелем, да и к тому же постыдно забывшим свои слова. И если отзыв журналиста относительно таланта можно списать на субъективное восприятие, то факт с забытым текстом был сфабрикован, Артём бы так не опозорился. Но и оспорить статью было невозможно, видеозапись на спектаклях у них не ведется.

Это была жестокая подстава, чья-то месть. Теперь он чувствовал себя, как Самсон, которому остригли волосы и лишили источника силы. Неужели напомаженный лакей ему так услужил или его партнёрша по спектаклю Оболонская?

1860 год

Я расхаживала в темноте своей комнаты, обдумывая план. Осталось два дня на поиски Аны до возвращения Митчелла. Нужно было связаться со всеми её знакомыми, чтобы что-то разузнать и привлечь их для помощи.

Где здесь полиция и какой порядок действий в такой ситуации?

Это бросило бы тень на доброе имя Аны, но если исчезновение было очередным баловством, то могла бы меня предупредить, оставить весточку.

Нет, определенно, это похищение. Наша лондонская кухарка-ирландка из предыдущей жизни ни раз рассказывала такие жуткие истории. На что только люди ни пойдут ради денег.

Солнце в Манчестере в это время года заходит слишком рано, буквально после четырех часов дня, поэтому в 7:30 утра я была уже на кухне, чтобы всё успеть.

Из окна виднелась корочка льда на лужах. Ударили заморозки. Пришлось позаимствовать верхнюю более теплую, чем моя, одежду у Аны в гардеробе. Черная ротонда без рукавов была отделана мехом, надевалась поверх платья и завязывалась на шее плетеными красивыми жгутами с бубончиками. Я побаивалась, что меня могут придушить на улице только ради такой роскошной накидки. Сапоги Аны, к счастью, тоже оказались мне как раз.

- О, уже распоряжаешься. Молодец, - так меня поприветствовала Кора, обвела мой наряд равнодушным взглядом и продолжила с явным наслаждением жечь в очаге страницу за страницей издания «Совершенный слуга», что-то прихлебывая из кружки. Сегодня она, кажется, не причесывалась, демонстрируя лохматый седой пучок на голове. Ноги в шерстяных носках без обуви покоились на пуфике, принесенном из господской гостиной в кухню. Похоже, она получала несказанное удовольствие от этой ситуации и внеплановый отпуск в придачу.

Я держала в руках записку, которую приготовила для предстоящих встреч:
«Известно ли Вам что-то про Ану? Она исчезла вчера. Помогите её найти».

Мы выезжали с госпожой несколько раз в город, поэтому я запомнила дорогу до церквушки на Кросс-стрит, где служил дядя Митчелла, и огромное светлое здание с колоннами Королевского Манчестерского института на Мозли-стрит, где преподавал мистер Уайт.

Тут же на память пришла записка с приглашением Аны на чай в отель Mitre на Shamble Square. Поблизости, на той же площади, работала портниха Аны. Так в моей голове сложился пеший маршрут с четырьмя остановками.

Вода в Эштонском канале покрылась коркой грязного льда, дул сильный встречный ветер в лицо, так что трудно было идти с открытыми глазами. Я решила следовать не по привычной нам Лондонской дороге, ведь там были популярные лавки и нескончаемый поток карет и дилижансов, который мог сбить меня с ног. Рядом расположился параллельный узкий переулок - Стор-стрит. Ушло бы не больше часа до двухэтажной часовни на Кросс-стрит.

Воздух на этой улице смердел от помоев - женщины выливали их прямо на дорогу. Через окна без занавесок виднелось белье, развешанное посреди голых жилых комнат. Через улицу между домами тоже тянулись бельевые веревки с серыми простынями. От фабричного смога даже белоснежные простыни на таком воздухе почернели бы.

Наверное, это квартал рабочих. Здания здесь были убогими. Настоящие трущобы. Где-то из подвального окна раздавался лающий детский кашель. Чуть дальше мужчина умолял лавочника дать в долг немного овсяной муки и картофеля, но тот не соглашался. Из трактира выволокли небритого калеку без одной руки в засаленной рубашке без верхней одежды.

Боже, если меня выгонят, я окажусь точно в такой же нищете.

Пастора не оказалось в часовне. Они с женой отправились с корзиной продуктов к больной тифом семье на Барбер-стрит по словам привратника. Я преклонила колени у деревянной скамьи и, как умела, взмолилась о помощи Богу, с которым водила лишь шапочное знакомство, благодаря пастору Майклу из имения «Колыбель магнолий». Стало так страшно от всего, что увидела по дороге. Смерть от голода показалась самой мучительной. И я не хотела расставаться с Митчеллом. Но не станет в доме Аны, и надобность во мне отпадет. Кто я такая? Я лишь тень экстравагантной хозяйки.

Только сейчас поняла, как полюбила этого мужчину. Он был сострадателен и щедр в образе Майкла, он был решительным и рисковал жизнью, оказавшись в частной лечебнице Смоля, чтобы вытащить оттуда меня, а сейчас стал моим другом, другом на час. Час, когда мы завтракали вдвоём. Я узнала его, как нежного мужа, хотя и не моего. Митчелл будет страдать без Аны, а я уже не смогу без него. Боже, если Ты есть, помоги найти Анастейшу.

Миновав четыре квартала, я вошла к портнихе на Шамблс-сквер. Здесь заплаканная женщина выспрашивала у владелицы ателье краску для ткани, ведь шить траурный наряд было ей не по карману, и она хотела выкрасить своё выходное платье в черный цвет.

Миссис Легран ответила, что видела Ану в последний раз вместе со мной и ничем не может помочь.

Я направилась в отель «Mitre», он в нескольких шагах от ателье. И как же удивилась, когда портье вдруг узнал меня и окончательно ввел в замешательство подчеркнуто вежливым вопросом:

- Миледи что-то забыла во время прошлого визита? Комнату мистера Уайта сразу после отъезда занял другой джентльмен, но пока он отсутствует, могу проводить Вас и помочь поискать.

Матерь Божья, я якшалась с этим заносчивым щёголем Уайтом? Что значит «во время последнего визита»? Был и не последний визит? Неужели мы любовники, раз портье знает меня? Все эти письма, подмигивания, прикосновения, знакомый парфюм. Меня настолько ошарашило открытие, что я плюхнулась на ближайшее кресло перевести дух.

Стоп! Уайта тоже нет, он уехал. Лисья охота? Или он причастен к исчезновению Аны? Когда Уайт освободил комнату?

Потом я вспомнила письмо, что привело меня сюда. Значит, это Уайт приглашал Ану на чай. Но она не явилась, хотя и пообещала в своей записке приехать.

Почему передумала? Страх? Шантаж? Может быть, она вынуждена была бежать, чтобы сохранить честь? Что если Уайт разоблачил любовную связь Аны с другим мужчиной и требовал всё больших денег за молчание? А я, наверное, была поверенной в этих делах, потому меня узнал портье.

Служащий отеля протянул раскрытую ладонь, оглядываясь по сторонам и, видимо, ожидая вознаграждения от меня.
___________________
*Une femme amoureuse - с французского «влюблённая женщина».
**pardonnez-moi - с французского «прошу меня извинить».

На фото ниже изображение ротонды - утеплённой женской верхней одежды.