ГЛАВА 5
Какого это – остаться без электричества? Какого это – остаться без возможности посмотреть телевизор, приготовить пищу, вскипятить воду, поиграть в компьютер, зарядить телефон? Я помню, как раньше регулярно отключали свет на несколько часов, и те часы казались настолько длинными, что можно было сойти с ума от одного ожидания. В тот день, однако, электричества не было уже сутки. Прошли ровно сутки с момента отключения электричества и нападения упырей на мой дом. Тогда я еще не знал, что они боялись солнечного света, но возможно уже начинал догадываться об этом подсознательно, так как мне то и дело попадались факты, подтверждающие это. И всё же это не было самой важной моей заботой, потому что я был абсолютно потерянным. Я не знал, что мне нужно было делать. Я не мог оставаться в доме, но и уходить я не хотел. Я помню, как ходил по ограде, что-то бормоча и вспоминая прошлую ночь, вспоминая ту старую женщину, которую они унесли с собой. Почему они забрали её с собой? Почему они просто не убили её прямо там, на улице? Неужели они действительно собирались есть это старое мясо?
Прошло порядка половины дня, пока я осознал, что нужно было заколотить окна в летнем доме и приготовиться к следующей ночи. К счастью, у нас были доски, оставшиеся после ремонта гаража, и я не нуждался в большем их количестве. Мне потребовалось всего лишь двадцать досок, чтобы заколотить оба окна. Затем я перенес из дома всё то, что могло мне понадобиться, и заперся внутри. Я знал, что они придут за мной опять и был прав. Я слышал крики и шум вокруг моей летней кухни почти всю ночь. Тогда было еще тепло, поэтому мне не нужно было поддерживать огонь внутри. Именно тогда я начал понимать, что они приходили с наступлением ночи, после чего солнце снова прогоняло их прочь. Они продолжали приходить к моему дому на протяжении еще нескольких дней или, быть может, недели, но каждый раз их пребывание становилось всё короче и короче.
Когда они перестали приходить окончательно, я, наконец, осмелился вернуться в дом и взглянуть на то, что от него осталось. К сожалению или к счастью, я не узнал это место. Все было разбито, разбросанно, все было грязное, и я даже не хочу знать происхождение этой грязи. Огромное достоинство и в то же время главный недостаток человеческого мозга в том, что он запоминает все, что видит или слышит. Мы можем ошибочно полагать, что какие-то воспоминания стерлись из нашей памяти, но они всё еще там и всегда будут там, дожидаясь идеального момента, когда они смогут всплыть перед нашими глазами снова, даже если к тому времени мы начнем думать, что это не наши воспоминания. Конечно, для воспоминаний нет лучшего пути назад, чем сон. Кошмары...
Почему я всегда должен видеть кошмары? У меня есть приятные воспоминания тоже, но, возможно, их намного меньше, особенно теперь. Когда же придет очередь приятных воспоминаний во время сна?
Я помню, как невыносимо тяжело было заставить себя сделать очередную вылазку в город. Несмотря на то, что мне нужны были продукты, я продолжал тщетно убеждать себя, что мертвецу продукты ничем не помогут. Но продуктов становилось всё меньше, температура продолжала падать, и у меня не было достаточно теплых вещей. В итоге моя более трусливая личность уступило, и я решил сходить на разведку. Самое безумное во всем этом было то, что именно в тот день выпал первый снег. Был конец сентября, так что температура не было достаточно холодной днём, чтобы позволить ему остаться. Снег растаял на следующий день, но он сыграл свою роль. Выпал он ночью, а утром я отправился на разведку в город. И что же я увидел? Я увидел бесчисленное количество следов на улицах, и их было так много, что я оказался просто не способен определить, сколько людей прошло там за ночь. Улицы выглядели так, словно город жил своей прежней жизнью, но парадокс заключался в том, что снаружи не было ни души. Словно все эти следы были оставлены призраками, которых я не мог увидеть, будучи единственным живым человеком. Реальность, однако, была намного страшнее...
Трудно описать чувство, которое ты испытываешь, оказавшись в абсолютном одиночестве в целом городе, даже если это небольшой город. Из-за этих упырей я даже не могу выразить свои мысли должным образом. Конечно, я не один, так что мои чувства обманывают меня. Они тоже тут, повсюду. В каждом доме, за каждым углом, они прячутся в ожидании часа, когда солнце спрячется за лесом и позволит им снова выйти на охоту. Возможно, из-за этого мне не стоит говорить, что я один. Но я всё еще единственный нормальный человек в этом проклятом городе или даже во всем мире, и мне стоит попасться им на пути лишь раз, чтобы быть съеденным. Порой я начинаю спрашивать себя обо всём, что произошло. Почему они стали такими? Что случилось с миром? Они зомби, вампиры или может быть просто сумасшедшие? Что будет, если меня укусят, но я не умру от ран? Превращусь ли я в одного из них? И самый главней вопрос – что бы я выбрал: стать одним из них или их едой? Я не знаю ответа.
Мне нужно найти способ контролировать эти мысли, потому что подавить их полностью раз и навсегда я совершенно точно не в силах. Будет предпочтительнее, если я определю временным рамки и буду размышлять над этими вопросами не более определенного промежутка времени, после чего дам моего мозгу отдых. Если я возьмусь думать обо всём этом днем и ночью, то я либо сдамся, либо сойду с ума. Эта ситуация похожа на постоянный, непреходящий шум, который всегда в моей голове. Если я занят чем-то важным и продуктивным, я могу не замечать его, но стоит мне расслабиться или отвлечься, как шум снова станет моей единственной заботой.
Я помню, как я пришел в тот же магазин, куда мы приезжали с отцом. Я думал, что просто возьму еще немного продуктов и уйду домой, как я сделал это в первый раз, когда явился сюда после эвакуации. Однако меня ждал небольшой сюрприз. Во-первых, к тому времени я уже был практически полностью уверен, что упыри не выходили на улицу днем по причине страха перед солнцем. Я убедил себя в том, что день был моим временем, и что они бы не посмели выйти наружу точно так же, как я не отчаиваюсь покидать пределы моего убежища ночью. Я и представить не мог, что моя фальшивая уверенность собиралась дать трещину. Помню, как услышал шорох, который донесся до меня со стороны одного из многоэтажных домов, стоящих рядом с тем продуктовым магазином. Я услышал тот шорох, и моё сердце начало биться в утроенном темпе в тот же момент. Однако я не бросился бежать и решил выяснить, что же именно стало причиной того шума. Как я уже сказал, я был полностью уверен, что они не при каких обстоятельствах не выходили наружу днём.
Я ожидал увидеть там кошку или на крайний случай собаку, но когда я осторожно подошел к краю дома, я увидел там человека, который рылся в мусорном баке. Это был не очень высокий, сгорбленный мужчина в очень грязной одежде. Его куртка привлекла моё внимание в первую очередь, потому что была одета не на спину, а на грудь. Трудно описать, о чем я подумал когда, увидел этого мужчину. Сразу несколько мыслей появились в моей голове. Сначала я подумал, что это был другой выживший, оставшийся тут так же, как и я. Этот мужчина по-прежнему стоял спиной ко мне, так что я не мог просто убежать, не узнав, что представляло собой его лицо. Более того, как бы странно это ни звучало сейчас, я не чувствовал угрозы, исходящей от него. Я просто стоял за углом дома и наблюдал за тем, как он рылся в мусорном баке подобно голодной крысе. Так продолжалось порядка двух минут, после чего он неловко перевалился через край бака и упал внутрь. Я не ожидал этого, да и он сам, похоже, тоже не думал, что упадет туда. В этот момент я вздрогнул и невольно попятился назад, а секунду спустя его голова показалась из бака. Было очевидно, что он меня заметил.
Я мгновенно спрятался за домом, жадно глотая воздух. Я не знал, что делать, будучи напуганным настолько, что мои ноги отказались шевелиться, налившись оловом. Придя в себя, я снова выглянул из-за угла дому, чтобы убедиться, что он не шел за мной. Но он так и продолжал сидеть в том баке, лишь изредка выглядывая наружу. Теперь я понимаю, что он и сам был напуган. Это была моя первая встреча с шептуном, которая многому меня научила. Даже если я их не вижу, это не значит, что их не существует. Возможно, они всё еще где-то там, скрываются от посторонних глаз. Я не могу с уверенностью сказать, как много шептунов осталось в городе сейчас, но с уровнем их интеллекта их шансы на выживание не очень высоки.
Я оставил того шептуна в покое и вернулся в магазин. Там я набрал столько продуктов, сколько смог унести, хотя не уверен, что я могу называть это продуктами. Сначала казалось, что я смогу спокойно есть макароны хоть сто лет, но с каждым днем это становилось всё труднее. В самом начале моей изоляции у меня была бутылка кетчупа. И хотя он был не очень вкусный, он все еще позволял мне закидывать в себя тарелку макарон без особых усилий. Но вскоре эта бутылка закончилась, позволив мне в очередной раз осознать, что мы не в состоянии оценить ценность вещей до тех пор, пока мы их не потеряем.
Я принёс продукты домой, но было всё еще раннее утро, так что мне нужно было чем-то себя занять. Именно тогда мне в голову пришла эта замечательная идея забраться в дом к соседям и попытаться найти что-то полезное там. Первым делом я решил проверить дом этой старой женщины, которую они забрали прочь несколькими днями ранее. Её дом находится прямо напротив моего. Наши дома, как и все дома на улице, почти идентичные. Всё это одноэтажные дома, построенные из кирпича или бруса. Каждый дом разделен надвое, так что лишь одна половина принадлежит каждой семье. Таким образом, две семьи живут в одном доме, разделенном стеной и забором. Наверное, они строили тут дома именно так, чтобы было проще отапливать помещение, ведь каждая семья отапливает свою половину, словно разделяя усилия по отоплению всего дома. Это всего лишь теория.
Мне было жутко страшно, хотя я уже решил, что однозначно пойду на разведку в тот дом. Я взял маленький топор и вилы. Топор для боя на ближней дистанции, а вилы для атак с большего расстояния. Это может прозвучать безумно, но единственная вещь, которой я тогда руководствовался, были компьютерные игры про зомби. В играх тебе всегда предлагалось убивать зомби с помощью бейсбольной биты или большого гаечного ключа, но, к сожалению, у меня не оказалось ни того, ни другого. Реальность вообще очень сильно отличается от компьютерных игр. Когда ты начинаешь играть в игру, ты готов убить всех и каждого без каких-либо сомнений или страха. Даже если тебе страшно, ты всё равно идёшь вперед. В реальности, однако, твоё первое желание – это скрутиться в клубок и сдаться. Твоё тело и твой мозг просто не хотят ничего делать. Ты не хочешь бить кого-то битой по голове, ты не хочешь видеть последствия этого удара, ты не хочешь идти и собираться продукты или какие-то детали, чтобы собрать из них бомбу, или прочие глупости, которые показывают в кино или играх. Как вообще можно собрать бомбу из подручных деталей?
Если рассматривать ситуацию с точки зрения сухих фактов, то в тот день я вооружился вилами и топором и пошел грабить чужой дом. Грабить, наверное, всё же слишком громкое слово. Я знал, что та женщина не была богата, но теперь понимаю, что совершенно не оценивал ситуацию трезво, но обо всем по порядку. Я понимал, что мне нужно было что-то делать, чтобы выжить, так что я пошел и начал что-то делать. Я вышел из своего дома, пересек улицу и замер перед её воротами. Каждое решение в этом мире заставляет тебя переспросить себя, правильно ты поступаешь или нет. Конечно, я отдаю себе отчет в том, что грабить чужие дома – это неправильно. Как я уже говорил, я не хочу лишаться человечности, но другого выбора у меня не было и нет. Через несколько секунд размышлений я осторожно открыл калитку и вошел в ограду.
Почти каждый дом в Сибири имеет участок земли, огороженный забором, чтобы люди могли выращивать там овощи, как, например, картофель. И почти за каждым забором обычно скрывается собака. В Сибири люди содержат собак не в качестве друзей, нет. В Сибири собака должна охранять твой дом от воров или простых пьяниц, которые могут забыть, где их дом и попытаться забраться в твой собственный, что случалось достаточно часто. Даже с нашим домом, я думаю, подобное случалось порядка трёх раз. К счастью, те люди не хотели делать ничего плохого. Они просто были настолько пьяны, что не понимали, что это был не их дом. И как только они осознавали свою ошибку, они уходили прочь. Их трудно винить, ведь дома тут действительно очень похожие. Возвращаясь к собакам, скажу, что люди держат собак на цепях возле ворот, либо позволяют им бегать по ограде. Конечно, к тому времени в городе собак уже практически не осталось. Все собаки были съедены или умерли, убежав в лес, который едва ли мог предложить им иную участь. Лишь тогда, взглянув на пустую собачью будку, я понял, что не слышал собачий лай уже несколько дней, хотя у каждой семьи были как минимум одна собака. Конечно, большинство из них были оставлены сторожить дом, в который никто никогда уже не вернется. Когда я думаю обо всём этом, мне становится очень грустно. Мне грустно не потому, что они оставили своих собак, нет. Мне грустно по той причине, что все эти люди даже не поняли, какой ужасный поступок они совершили. Они оказались неспособны понять, что их собаки ждали, до последнего дня и до последнего часа веря, что их хозяева вернутся и дадут им кость и погладят за ухом. Это действительно грустно, когда ты понимаешь, насколько бессердечными могут быть люди.
У моей семьи тоже была собака, но наша собака умерла последним летом, буквально за несколько месяцев до всего этого. Мы не держали нашу собаку на цепи, но мы держали её снаружи, что тоже достаточно жестоко, учитывая температуру зимой, которая опускается порой ниже сорока градусов. Наша собака уже была очень старая, когда её не стало. Я помню, как сильно я плакал, когда это случилось, потому что она была моим другом с моего детства. Но теперь всё это в прошлом, и я не плачу, когда я вспоминаю о ней. Думаю, её не стало в правильный момент, ведь если бы она не умерла тогда, я не хочу даже представлять, что случилось бы с ней или мной теперь, когда любой лишний звук ночью обрекает тебя на смерть.
Когда я понял, что дом той женщины никто не сторожил, и что опасаться мне было нечего, я смело прошел напрямую к дому. Когда ты входишь в чужой дом, первая вещь, которую ты замечаешь, это запах. Каждый дом имеет свой особенный, неповторимый запах. Порой это приятный запах, а в других случаях не очень. Тот запах, что я почувствовал там, был далеким от приятного. Этот дом в буквальном смысле пропах старой женщиной. Не думаю, что я мог бы дать этому запаху лучшее описание. Казалось, что он впитался в стены и пол и уже никогда не выветрится.
Конечно, когда ты проникаешь в чужой дом, ты не можешь не думать о том, что делаешь что-то неправильное, даже если прежнего мира с его устаревшими правилами больше существует. Думаю, это совесть разговаривает с нами до тех пор, пока мы не заткнем её окончательно. Потом всё становится относительным, и мы больше не знаем, что есть хорошо и что есть плохо. Моя совесть всё еще со мной, так что я почувствовал себя очень неправильно тогда. Я знал, что был в чужом доме, чья хозяйка была мертва, так что едва ли я мог в полной мере оправдать себя в тот момент. Мое главное и, пожалуй, единственное оправдание было в том, что я был жив. Я был жив, и мне нужно было поддерживать себя в этом состоянии, пусть даже и за счет чужих вещей.
В её доме было три комнаты – так же, как и в нашем, но в целом он был гораздо беднее. Когда ты видишь, что кто-то живет или жил беднее тебя, ты вдруг понимаешь, что твоя жизнь была не такой уж и плохой. Дом той женщины выглядел так, словно кто-то уже забрал оттуда всё ценное очень давно. На самом деле, конечно, там изначально не было ничего ценного. Это была просто очередная старуха, которая доживала свои последние годы в провинциальном сибирском городке. Ничего нового или необычного для этих земель. Я помню, как зашел в спальню и взял в руки одеяло, потому что мне всегда нужны одеяла, но то одеяло пахло так, словно на нем спал не человек, а животное. Возможно, причиной тому были упыри, но с уверенностью я ответить на этот вопрос не смог. Быть выживателем в реальном апокалипсисе – это совершенно иной опыт, если сравнивать его с тем, что они показывают в кино или играх. Продуктов мало и они портятся, температура падает, в домах нет ничего ценного, нет оружия, ты не можешь никого убить, а если и попытаешься, скорее всего, тебя самого убьют. Ты не можешь сохранить свой прогресс и начать игру сначала. Голод – это голод, холод – это холод, смерть – это смерть...
Я не смог добыть ничего ценного в том доме, кроме одного коробка спичек. И да, спичек в нем было совсем мало. Думаю, что тогда я увидел пример абсолютной бедности, когда даже спичечный коробок был практически пуст. Но я не хотел сдаваться так скоро, поэтому решил обследовать еще один дом. Мой выбор пал на другой дом поблизости. Это был самый богатый дом на нашей улице. Все знали, что этот дом был самым богатым, ведь он был единственным, который стоял особняком и был даже выше остальных домов. Его хозяин когда-то был таким же чиновником, как и мой отец, но он не пил, а значит, он мог позволить себе тратить деньги на нечто полезное, вроде дома. Так он построил для своей семьи большой кирпичный особняк. Да, после этого он бросил свою семью и ушел к другой женщине, но это уже совсем иная история.
В отличие от дома старухи, где я бывал прежде, когда еще общался с её внуком, в этом доме я никогда прежде не бывал, так что моё сердце начало биться с новой силой, хотя на этот раз это был совсем не страх. Это был особый сорт возбуждения, которое я не могу описать словами. Я просто не могу этого сделать, как бы я не старался. Когда я вошел в тот дом, там тоже был свой особенный и неповторимый запах, который ни с чем нельзя спутать. Это был запах смерти.
Я сразу понял, что-то было не так с этим домом, но уйти просто так из-за какого-то запаха я не мог. Все здесь пахнет чем-то, и обычно это неприятный запах, хотя я понимаю, что тот случай был во многом особенным. Более того, иногда, совершенно неожиданно для самого себя, ты вдруг начинаешь верить, что должен доказать что-то себе или миру. Порой это помогает тебе стать сильнее, когда ты превозмогаешь себя и обнаруживаешь в себе качества, о которых прежде не знал, но бывают и такие случаи, когда ты просто ошибаешься. Ты думаешь, что должен сделать это и то, но само это убеждение ошибочно изначально, потому что оно рождено одной из твоих слабостей. Моей слабостью, породившей желание узнать тайну этого дома, была трусость. Быть трусом – это, несомненно, слабость. Я всегда понимал это, и тогда я вдруг твёрдо решил, что пора было что-то поменять. Я сказал себе, что не уйду из-за какого-то запаха. Теперь, конечно, я жалею о том решении. Я бы мог сказать, что жалею о нём больше, чем о чем-либо еще, но я не хочу придавать ему особое значение на фоне развивающихся событий. Я не хочу корить себя слишком сильно, потому что я не застрахован от ошибок в этом мире. Фактически, я новорожденный, который был брошен один в среде, о которой он почти ничего не знает.
Я знал, что в том доме жили четыре человека: женщина около сорока лет и её трое детей. Это были два мальчика и девочка чуть постарше. Девочка была моей ровесницей, но я не знал её лично, как бы странно это не казалось сейчас. Они переехали сюда несколько лет назад с другой деревни, но так как я не особо общительный, у нас не было много возможностей пообщаться.
Конечно, тогда я и подозревать не мог, что они даже не попытались уехать из города вместе со всеми, потому что подавляющее большинство людей всё же пытались. Тогда я думал, что на всей нашей улице остались только мы со старухой, которой к тому моменту тоже не стало. Так или иначе, даже не зная наверняка, что именно источало этот запах, я уже имел некоторые предположения на этот счёт. Я думал, что они покончили жизнь самоубийством, и ожидал при этом увидеть одно или несколько мертвых тел. Я предполагал, что они могли застрелиться, отравиться, вскрытыми себе вены или, в крайнем случае, повеситься. С другой стороны, едва ли они могли застрелиться, так как оружие запрещено, и только охотники могут хранить его в доме. Очень сомневаюсь, что эта мать-одиночка с тремя детьми увлекалась охотой. Я просто знал, что они были мертвы, потому что от самых дверей тянулся густой кровавый след. Но лишь когда я прошел сквозь длинный коридор и оказался в зале, я понял, насколько наивными были все мои версии. Да, они были мертвы, все четверо, в этом я не ошибся, но вот сам акт умерщвления оказался слишком жестоким даже в рамках рассматриваемых версий...
Я стоял в том большом зале и смотрел на три кровавых следа, которые тянулись из разных комнат, собираясь вместе в самой дальней из них. Я не мог пошевелиться, потому что в этот самый момент мой мозг отчаянно пытался понять, почему там было три кровавых следа. Когда мозг, наконец, сдался и прекратил все попытки разгадать эту загадку преждевременно, я смог сделать шаг вперед. Не понимаю, зачем я пошел туда, но предполагаю, это была всё та же жалкая попытка доказать самому себе, что я не был трусом. Что же, я получил ответ, который искал. Они были там, в самой дальней маленькой комнате, которая выглядела теперь подобно скотобойне.
Совсем не трудно представить себе, что случилось в ту ночь. Нет никаких сомнений, что всё случилось ночью, потому что упыри не выходят на улицу при солнечном свете. В ту злосчастную ночь четверо были дома, возможно, тогда еще было электричество, так что в их окнах горел свет. Те двое шумных мальчишек играли у себя в комнате, споря и ругаясь. Они всегда что-то делили и никогда не могли найти общий язык. Мать и дочь были на кухне. Они явно не понимали, что нужно было сохранять тишину, ведь тут нужно всегда сохранять тишину. В какой-то момент они услышали странный звук, похожий на звон бьющегося стекла, однако не могли и представить, что стало его причиной. Они, безусловно, испугались, даже если всё еще не отдавали себе отчёт в том, кто именно пробрался в дом. Они могли решить, что это был вор или пьяница. Двое младших детей продолжали шуметь так же, как и прежде, будучи слишком беззаботными.
Конечно, мать позвала своих сыновей, но они были слишком увлечены спором и не услышали её голос. Тогда она взяла кухонный нож, сказала своей дочери быть на кухне и пошла в котельную. Ей ни при каких обстоятельствах не следовало открывать дверь в котельную. Она вернулась несколько мгновений спустя, заливая пол под собой кровью по мере того, как она тщетно пыталась вытащить из живота тот самый кухонный нож и остановить обильное кровотечение. Её дочь издала визг и бросилась бежать прочь из дома. Она не помышляла о том, чтобы помочь своей матери, потому что вместе с ней в дом вошли еще шесть человек. Она добежала до дверей, но тут её поймал взрослый мужчина. Он свалил её с ног и ударил лицом об пол. Она мгновенно потеряла сознание, а потом он потащил её назад, вырисовывая тот самый след, который встретил меня на пороге. Напуганные, дети спрятались под кроватью. Дети всегда прячутся под кроватью. Когда ты подросток, ты прячешься в подполье, но для этого нужно думать уже почти как взрослый. Дети же прячутся либо в шкафу, либо под кроватью. Но даже когда они спрятались, они продолжали плакать и всхлипывать, так что в их попытках скрыться не было никакого смысла.
Они лежали под кроватью, глядя друг на друга наполненными ужасом глазами. Они не понимали, что случилось, но знали, что нужно было прятаться, подобно кроликам, не издавая ни единого звука. В какой-то момент две женских руки схватили одного из них за ноги и резко вытащили его из-под кровати. Нет, это не были руки их матери, потому что она была уже мертва. Не желая умирать в одиночку, он схватил своего брата и вытащил его следом, но последний сумел высвободиться и бросился прочь. Его настигли в другой комнате, а затем обоих, уже окровавленных и мертвых, притащили в ту маленькую гардеробную комнату. Они решили отнести туда тела, надеясь вернуться сюда позже, но потом они забыли об этом, и так тела остались гнить тут.
Нет, конечно, я понятия не имею, как всё было на самом деле, но я не могу остановить свое воображение в такие моменты, поэтому я просто даю ему полную свободу. Это позволяет мне осознавать, в каком мире я теперь живу. Я не должен терять бдительности, пусть даже я не встречаю никого из них. Я мог бы быть на их месте, или, быть может, я еще окажусь их месте, если не разберусь с той семьей упырей, что скрывается в доме возле гостиницы. Как только я принесу туда достаточно сена, чтобы исключить возможность провала, я подожгу их проклятый старый дом и буду смотреть, как они горят заживо. Я стал таким мрачным человеком тут...
На самом деле, я даже не могу быть уверенным в том, были ли они дома все вместе тогда. Я обнаружил там лишь куча костей и внутренностей, лежащих в огромной луже крови, которая застыла, покрыв весь пол толстым слоем. Крови было так много, что она вытекла из комнаты. Я могу лишь предполагать, что столько крови могло быть только от четырех человек. Учитывая, что трое были всё еще детьми, думаю, это весьма правдоподобная версия. Как бы безумно это не звучало, их съели, но не до конца. Они ели их до тех пор, пока в них больше не лезло, а потом они оставили останки гнить. Возможно, они хотели вернуться сюда позже, а после просто забыли или умерли. Другие крикуны, которые обнаружили останки позже, оставили их нетронутыми. Они определенно тупые, но не похоже, что гнилое мясо их особо привлекает. Можно решить, что они пока еще не дошли до того состояния, чтобы есть всё подряд.
В том доме определенно было много ценных, полезных вещей, такие как одеяла и консервы и много всего другого. Возможно, у них даже есть вкусная еда и кетчуп, но нет ни единого шанса, что я вернусь в тот дом и возьму хоть одну вещь оттуда. Вот и в тот день я просто развернулся и ушел с пустыми руками. Как же я ненавижу эту проклятую улицу и её проклятых жильцов, которые даже после смерти делают всё так, чтобы усложнить моё выживание.
Я так хотел доказать себе, что не был трусом, но вместо этого я лишь впустую потратил остатки своей смелости, которой у меня и так не много. Я вернулся обратно в свой летний домик и просто просидел в углу до следующего утра, глядя в угол. Эта картина четырех тел, сваленных вместе, продолжала висеть у меня перед глазами еще долго, но постепенно она опустилась на дно моей памяти, где и лежит сейчас. Я боюсь даже представить, какими еще ужасами наполнится моя голова к концу этой зимы, если я смогу дожить до её конца...