1.2. Agitata infido flatu (окончание)
***
Париж, Марэ, 7 сентября 2010 года, 21:02
- Ну слава богу, вот и вы! А я уж думал, мне опять придется всю ночь вас дожидаться... Ну что, где бурные овации, где благодарности с занесением в личное дело? Где мой орден Почетного легиона за блестяще проведенную операцию?
(Пауза).
- Твоя наглость и впрямь переходит все границы... (Пауза). Паршивый ублюдок! Ты хоть понимаешь, что ты натворил?
- Вы это серьезно? Какая бесчувственность! А я-то думал, вы будете рыдать у меня на плече от благодарности: в конце концов, я едва из кожи вон не вылез, чтобы доставить сюда вашу жену живой и здоровой...
- Если тебя так заботила ее безопасность, нужно было вернуть ее в Ле-Локль. Любым способом!
- Это каким же? Связав по рукам и ногам и запихнув в багажник? Чтобы она сдохла, не дотянув даже до границы? Да вы просто не видели, в каком состоянии я ее нашел! Я еще удивляюсь, как это ей хватило сил перелезть через эту вашу стену...
- О которой, конечно, ты ей и рассказал!
- Ха! Я просто предоставил ей свободу выбора. Не нужно валить все с больной головы на здоровую: то, что она сбежала, целиком и полностью ваша вина! Чего вы, собственно, ожидали? Что она спокойно проглотит то, что вы ей врали все это время?
- Ради ее же безопасности.
- Да-да! Вот и расскажите ей это теперь... если она станет вас слушать. А она не станет, Сомини. С чем вас и поздравляю: вы испортили почти все, что можно было испортить... Черт бы вас побрал, когда я об этом думаю, меня просто трясет от бешенства! В вашем распоряжении был единственный человек, способный добраться до папаши, – и вы за все это время ничего не добились! Да разбирайся я хоть немного в этом вашем шаманстве, я бы уже давно вытряхнул из нее все, что она знает!
- Не строй из себя идиота! Хочешь сделать вид, что столько копался в этом деле и до сих пор ничего не понял? Девять шансов из десяти, что теперь любая попытка просто выжжет ей мозг...
- Девять из десяти? Да я рискнул бы, будь это даже девяносто девять из ста! Она ведь в любом случае не жилец. Все эти ваши ясновидцы мрут как мухи, пару лет – это ее предел, и не притворяйтесь, будто вы этого не понимаете...
- Заткнись!
(Пауза).
- Черт возьми... Знаете, у нас с вами сложилась прямо-таки добрая традиция – каждый раз, когда мы встречаемся, вы пытаетесь меня искалечить... Ну хорошо, вот вы разбили мне физиономию – теперь вы довольны? Вам стало легче?
- Слушай меня внимательно, Ковиньяк: если ты хотя бы попытаешься сунуться в ее сознание, я тебя не искалечу – я тебя на куски разорву. Собственными руками.
- Во-первых, не надо этих игр с именами – я ведь тоже умею в них играть... А во-вторых, не беспокойтесь: не попытаюсь. Я ведь не унаследовал ваших с папашей талантов. Да и к тому же я не дурак. Мне совсем не улыбается, чтобы она с перепугу поджарила меня, как цыпленка, если что-нибудь пойдет не так...
- Что ты несешь?
- А, так вы действительно не знали? Ну, тогда я сейчас вас порадую. Ваша жена – пирокинетик, Сомини.
- Что?
- Что слышали! Признаться, я и сам не ожидал такого поворота...
- С чего ты это взял?
- Она сама мне рассказала. После того как заставила съехать вниз с обрыва, так что мы оба едва не разбились к чертовой матери. Ей, видите ли, был знак свыше, что если мы не свернем с дороги, то она подожжет взглядом машину с теми четырьмя ублюдками, что висели у нас на хвосте. А это ее почему-то не устраивало.
(Пауза).
- Это какой-то бред.
- Может быть, и бред, а может, и нет. В любом случае я не стану проверять это на своей шкуре. Контролировать свои дарования она не умеет, и еще неизвестно, научится ли... (Пауза). Честно говоря, я до сих пор жалею, что она не сожгла этих говнюков к чертям собачьим. Они так старались отправить нас на тот свет, что еще немного – и у них бы получилось...
- Где это было?
- Неподалеку от Морванского заповедника. Горы, глушь и кругом ни души. Да вы, впрочем, и сами знаете – только не говорите, что вам не удалось в конце концов отследить наш маршрут.
- Удалось. (Пауза). Сегодня утром под Сен-Бриссоном нашли обгоревшую машину с четырьмя трупами. Ты об этом знал?
(Пауза).
- Правда? Надо же... (Пауза). И что с ними случилось?
- Не вписались в поворот и слетели в ущелье. Когда машина загорелась, живых там, похоже, уже не было. Никого из четверых до сих пор не опознали.
(Пауза).
- Занятно. Выходит, не мытьем, так катаньем... (Смех). Черт возьми, а ведь она предупреждала, что еще неизвестно, можно ли здесь что-то изменить!.. Что вы обо всем этом думаете, Сомини?
- Не твое дело. Сейчас мне приходится думать, как исправить все, что ты натворил.
- Все, что я натворил? Слушайте, все-таки вы на редкость неблагодарная скотина. Если бы не я, ваша драгоценная Лоренца давно бы лежала в морге!
- Если бы ты вернул ее в Ле-Локль, ей бы вообще ничего не угрожало!
- Ну да, конечно! Вы ведь так тщательно ее охраняли – настолько тщательно, что она в два счета обвела ваших придурков вокруг пальца, как только ей это по-настоящему приспичило! Впрочем, я вас понимаю: было бы нелегко разыгрывать счастливую семейную жизнь, посадив жену под замок... Кстати, Сомини, если вы рассчитываете наверстать упущенное и изолировать ее теперь, то не надейтесь. Ничего не выйдет.
- В самом деле?
- А как вы, собственно, собираетесь это провернуть? Ее семейка подымет вой, и никакой защитой свидетелей вы их не убедите. Эти два психопата просто перегрызут вам глотку.
- А вот это уже не твои проблемы.
- Черт побери, да в том-то и дело, что мои! Вы и так уже наворотили кучу глупостей, устраивая себе личную жизнь, вместо того чтобы разыскивать папашу! Конечно, у вас ведь в запасе целая вечность, вы можете позволить себе миндальничать. Вот только у меня этой вечности нет – и у вашей жены, кстати, тоже!
- И поэтому ты притащил ее сюда, чтобы подставить под пули?
- Не нужно все так драматизировать. Во-первых, прямо сейчас папаша не рискнет что-либо предпринимать: уж больно много шуму поднялось. Во-вторых, я сам буду за ней присматривать...
- Ну, разумеется!
- Не ерничайте: в свое время мне это удавалось куда лучше, чем вашим недоумкам. Не буду скрывать, лично мне гораздо выгоднее, чтобы она оставалась на свободе, а не сидела взаперти в этой вашей психушке – там она, скорее всего, окончательно рехнется, и проку от нее уже не добьешься... Но, с другой стороны, если вы мне не доверяете, кто вам не дает снова приставить к ней хвост? Мне ваши ребята не помешают, а от папашиных людей, глядишь, и уберегут лишний раз...
(Пауза).
- Нет, все-таки ты потрясающий наглец. (Пауза). А теперь слушай меня, Ковиньяк: если ты рассчитываешь, что я буду рисковать своей женой ради твоих планов, ты жестоко ошибаешься. Попробуй только еще хоть раз встать мне поперек дороги – и я сгною тебя в такой камере, по сравнению с которой твои апартаменты в Дыре покажутся тебе курортом.
- О, конечно, Пеллегрини, вы же у нас знаете толк в правосудии... да и в тюремных камерах заодно! Не вы ли когда-то умудрились заработать пожизненное сразу по двум обвинениям, да еще и взаимно противоречащим? Вот видите, я хорошо знаю историю... Однако не будем тратить время на оскорбления. Ничего подобного вы не сделаете. Только попытайтесь – и Директорат мигом узнает, что в вашем распоряжении нынче имеются не только психопаты-ясновидцы.
- К чему ты клонишь?
- Догадайтесь сами! Конечно, вы большая шишка – может быть, даже самая крупная в этом вашем секретном гадюшнике, – но если ваши компаньоны узнают правду о вашей жене, то уже никто не позволит вам распоряжаться ее жизнью в одиночку. Если они вообще сочтут нужным оставить ей эту жизнь.
- Ради всего святого, избавь меня от этого дешевого блефа!
- Блефа? Послушайте, дорогой мой господин Пеллегрини – или же Сомини, если вам так больше нравится: даже если вы прямо отсюда отправите меня в Дыру, то завтра же утром ваши коллеги будут знать все. Не сомневайтесь, об этом я позаботился. А теперь давайте подумаем: что в таком случае ожидает вашу жену? Сколько шансов, что Директорат сочтет разумным оставить в живых пирокинетика с наполовину съехавшей крышей? А если и сочтет, то что ей светит? Стать подопытным кроликом – похуже, чем ваши «овощи» из «Вергилия»? Вы ведь ничем не сможете ей помочь!
- И ты в самом деле считаешь, что тебе поверят на слово? У тебя нет никаких доказательств.
- А они и не потребуются. Эта ваша контора – чокнутые параноики, вы и сами прекрасно это знаете. К тому же они привыкли ожидать всяких чудес от ваших психов – так что пирокинетик ваша жена или нет, это поначалу не будет иметь никакого значения. А потом будет уже поздно.
(Пауза).
- Знаешь, я ошибся. Ты не потрясающий наглец. Ты потрясающий мерзавец.
- Возможно. Но в любом случае вы потеряете больше, чем я. В конце концов, не исключено, что я смогу добраться до папаши и без вашей ясновидицы. А вот вы собственными руками подпишете ей смертный приговор... впрочем, я так понимаю, это ведь не в первый раз, не так ли?
(Пауза).
- И чего же ты от меня хочешь?
- Мира и согласия, Сомини, всего лишь мира и согласия. Не мешайте мне, и я не буду мешать вам. Оставьте все как есть. Конечно, ее возвращение не останется незамеченным, и рано или поздно папаша вынужден будет встрепенуться. Но это как раз к лучшему. Чем больше он будет трепыхаться, тем больше следов оставит. Да ведь и вам никто не связывает руки: приставляйте к ней охрану, ведите слежку, договаривайтесь с папашей, в конце концов! У вас на руках сейчас куча козырей – одна группа Бошана чего стоит! Слейте информацию, что готовы оставить этого рябого в покое в обмен на безопасность вашей жены – вы знаете, куда сливать, вы же видели доклад Леклера... Папаше придется согласиться: Бошан сейчас для него – самое больное место, слишком много всего на нем завязано.
- Мой брат не соблюдает договоров, и ты это знаешь.
- Ему придется – хотя бы какое-то время. И это уже будет неплохо. Потому что не знаю, как у вас, Сомини, а у меня времени остается все меньше и меньше.
(Пауза).
- А вот в этом ты не прав. Времени у тебя теперь будет более чем достаточно... (Пауза). Ну что ж, пора заканчивать эту комедию! Спектакль был неплох, но доигрывать его ты будешь уже в камере. В той самой, что я тебе обещал.
(Пауза).
- Черт возьми, я что, все это время говорил с глухим? Мне кажется, вы меня плохо слушали: если я...
- Напротив, я тебя слушал очень внимательно. Ты допустил ошибку еще в самом начале – когда сказал, что узнал о том, что она пирокинетик, только этой ночью. После того как вы съехали в ущелье.
- И что из этого?
- То, что в морванских лесах у тебя вряд ли была возможность поделиться с кем-нибудь этими сведениями. К Сен-Бриссону вы вышли приблизительно в половине седьмого утра. Еще час тебе понадобился, чтобы найти и угнать «фольксваген» – сомневаюсь, чтобы при этом у тебя нашлось время строчить донесения для Директората. А после Сен-Бриссона ты колесил по центральным департаментам почти без остановок.
(Смех).
- «Почти»... Именно что «почти», Сомини!
- Зря смеешься. Видишь эту папку? Ее принесли час назад: здесь восстановлены все ваши передвижения начиная с восьми тридцати утра, когда вас в первый раз зафиксировала дорожная камера. После Буржа, где ты сменил машину, вы останавливались в Куртене, Бувилле и на заправке перед Пуаньи-Ла-Форе. Каждый раз остановка длилась не больше десяти минут.
- А вы думаете, этого мало? Не валяйте дурака: чтобы переправить информацию надежным людям, мне хватило десяти секунд!
- Какую информацию? «Психически неуравновешенная женщина сказала мне, что подожжет машину взглядом, но так и не подожгла»? Ну что ж, это правда: для этого десяти секунд вполне достаточно. Кого ты пытаешься обмануть, Ковиньяк? Ты никому ничего не передавал, потому что тебе нечего было передавать. Одними только россказнями о несостоявшемся поджоге Директорат не впечатлить, ты и сам это понимаешь. Чтобы твое сообщение выглядело убедительным, нужны документальные доказательства – но их у тебя не было. И быть не могло, потому что на самом деле ничего не произошло!
(Пауза).
- Вы недооцениваете мой дар убеждения. При правильном подходе к делу эта история способна заиграть такими красками, какие вам даже не снились.
- Охотно верю. Ты ведь прирожденный лжец и манипулятор. Я даже допускаю, что если бы тебе удалось лично встретиться с кем-то из Директората, ты бы, возможно, и сумел заставить их поверить тебе – хотя бы наполовину. Но для этого у тебя за последние сутки не было ни времени, ни возможности. А теперь уже и не будет.
- Да вы совсем рехнулись! Вы что же, в самом деле думаете, что запихнете меня в Дыру до конца жизни? Даже не надейтесь! На этот счет я...
- Ну, конечно! Сейчас ты начнешь мне рассказывать, что уже успел подстелить соломки на этот случай – знакомая песня! Что ж, начинай. А я с удовольствием послушаю. И даже посмотрю на твою... соломку!
(Пауза).
- Ну и чего вы этим добьетесь? Даже если вы уберете меня, это уже ничего не изменит.
- В самом деле?
- Вы и сами это понимаете. Ваша жена на свободе, и изолировать ее больше не удастся. Попробуете сделать это насильно – и получите на выходе психоз, из которого она уже не выйдет. Впрочем, можете попытаться уговорить ее засесть в вашу психушку добровольно. Но, боюсь, после всего, что вы наворотили, она скорее поверит папаше или даже черту лысому, но только не вам. (Пауза). На самом деле я ведь предложил вам неплохой выход, Сомини. Будет жаль, если у вас не хватит мозгов им воспользоваться. Ведь что бы вы там ни говорили, вы все равно знаете, что я прав: времени действительно очень мало...
***
Сен-Клу, 18 сентября 2010 года, 21:36
Проснулась я от звука открывающейся входной двери.
- Ты спишь? – Ролан заглянул в гостиную.
- Да... То есть нет... Который час?
В комнате было темно, и только в углу мерцал телевизор с выключенным звуком. Было ужасно душно.
- Полдесятого.
- Ясно... – пробормотала я, пытаясь проморгаться спросонья. – Черт, духотища какая... А где Кучерявый?
- Встретил в «Мокране» знакомых и отправился догуливать дальше.
- А ты?
- А я решил, что с меня на сегодня хватит. Будешь спать или пойдешь ужинать?
- Ужинать.
С трудом поднявшись с дивана, я поплелась на кухню вслед за Роланом. Голова кружилась, перед глазами расплывались разноцветные пятна. Кажется, с таблетками я все-таки перестаралась.
Кухня была такой же, какой я ее помнила последние годы. Когда Ролан получил в наследство эту квартиру, он перекрасил здесь стены в сияюще-белоснежный цвет и заказал черно-белую мебель в стиле тридцатых годов, отчего кухня стала смахивать на декорации к немому кино. Выглядело все это немного странно, но, впрочем, очень мило – а главное, как нельзя больше подходило моему братцу.
Я опустилась на стул и, подперев голову руками, принялась наблюдать, как Ролан выкладывает на стол пластиковые контейнеры. Я протянула руку и сдвинула крышку на одном из них. Из-под крышки потянуло запахом имбиря и кисло-сладкого соуса.
- Закусочная на Монтескье? – спросила я, невольно улыбаясь.
- Да. Подожди, не хватай, их нужно разогреть.
Убрав руку, я откинулась на спинку стула.
- Все-таки ты редкий зануда, – с нежностью сказала я, глядя, как он педантично перекладывает кусочки свинины с овощами в стеклянную тарелку и ставит ее в микроволновку. – Но я тебя все равно люблю.
- За что это вдруг?
- За то, что ты у нас самый красивый – за что же еще?
Это была правда. Ролан у нас в семье был красавцем – в этом даже Кучерявый ему уступал. В детстве я страшно ему завидовала: мне хотелось иметь глаза такого же изумительного цвета – не голубые, и даже не фиалковые, а пронзительно ярко-синие, как вода в Лазурном гроте. Вообще же, я очень долго считала, что красивее моих братьев никого в мире не найти, и все певцы и кинозвезды, которыми увлекались девочки в моей школе, им и в подметки не годятся.
Собственно говоря, я и сейчас продолжаю так считать.
- Не мели чепухи. – Ролан вынул тарелку из микроволновки, поставил ее передо мной и принялся так же педантично возиться со следующей.
- Я и не мелю... Ах ты ж пропасть!
- Что такое?
- Они сунули сюда брокколи! Ненавижу эти вареные тряпки!
Ролан хмыкнул и, ничего не сказав, переложил к себе забракованные куски капусты и сел за стол. Ел он, по своему обыкновению, молча, отрешенно уставившись куда-то в пространство. Я тоже умею так смотреть – в одну точку, почти не мигая, – но глаза у меня темные, почти черные, и выгляжу я при этом, как утверждает Джулиано, будто собираюсь навести на кого-нибудь порчу.
- Послушай, – сказала я, дождавшись, когда китайская свинина почти подошла к концу, – я, пожалуй, поживу у тебя еще немного. Если ты не против.
Он удивленно поднял голову.
- Против? Что за чушь! Где же еще тебе жить? Нет, можешь, конечно, полететь с Кучерявым на сингапурскую гонку, если хочешь, но ты ведь терпеть не можешь тропики.
Я криво усмехнулась.
- Вижу, вы с ним уже все за меня решили.
- Ну, извини, – Ролан дернул щекой. – Мне казалось, после того как ты столько пропадала, мы имеем хоть какое-то право не терять тебя из виду.
- Ты прав, – помолчав, сказала я. – У тебя есть чертовски паршивый недостаток: ты всегда прав. Идти мне некуда. В Вене меня больше никто не ждет. Все пошло прахом, Ролан.
Он протянул руку и погладил меня по плечу.
- Все наладится. Считай это просто передышкой. Все равно тебе нужно сначала прийти в себя – ты же до сих пор еле ноги таскаешь.
- И снова ты прав... Черт возьми, с каким ужасным человеком я собираюсь жить! – Я легонько толкнула Ролана локтем в бок. – Не будь ты моим братом, я бы тебя, наверное, убила... Кстати, тебе звонили.
- Кто?
Я пересказала свой телефонный разговор с неизвестной фурией.
- А-а, – равнодушно отозвался Ролан, насыпая себе салат. – Это, наверное, Сильви. Не обращай внимания.
- Кто это – Сильви?
- Да никто. Мы встречались месяц или два.
- По-моему, она на тебя здорово зла.
Ролан пожал плечами.
- Я ничего ей не обещал. Знаешь ли, я как-то не планирую обзаводиться семьей.
- А зря, – брякнула я и тут же прикусила себе язык. Вот уж действительно, кто бы говорил...
Он усмехнулся и потрепал меня по макушке.
- Ты – моя семья. Ты и еще этот придурок, который сейчас шляется по барам.
- Он не говорил, когда вернется?
- Нет. Но ты же знаешь Кучерявого: раньше утра его ждать бессмысленно.
- Не нравится мне все это, – задумчиво сказала я, откладывая палочки в сторону. – Послушай, ты уверен, что он не... в общем, что он ничего не натворит?
Ролан взглянул на меня с каким-то странным выражением лица.
- И о ком из них двоих ты сейчас беспокоишься?
Я недоуменно воззрилась на него.
- О чем это ты?
- Ладно, ни о чем... – Он махнул рукой, как бы перечеркивая сказанное, но до меня уже начал доходить смысл вопроса.
- Ты что – кретин? – тихо спросила я, пытаясь преодолеть внезапно нахлынувшую хрипоту. – Каких еще двоих? Что это тебе взбрело в твою дурацкую башку, черт бы тебя побрал?!
- Извини... – Он поднялся из-за стола и попытался приобнять меня за плечи, но я оттолкнула его и в бешенстве вскочила на ноги.
- Да чтоб вы провалились оба, идиоты недоделанные! Один творит хрен знает что, второй городит какой-то бред... Ты что, не слышал, что сказал Морель? Если Джулиано снова куда-нибудь влипнет, его же просто посадят! О ком еще здесь, по-твоему, я могу беспокоиться?!
- Извини, – повторил Ролан, усаживая меня на место.
Пододвинув стул, он сел рядом и обнял меня.
- Кажется, я действительно идиот. Забудь, что я сказал, хорошо?
- Придурок чертов, – буркнула я, понемногу успокаиваясь. – Несешь сам не знаешь что...
- Не спорю... Не волнуйся, с Кучерявым мы все обсудили, – продолжил он, немного помолчав. – Он просто поехал развеяться. Ты ведь знаешь, ему нужно где-нибудь выпустить пар.
Я недоверчиво посмотрела на него.
- И до чего же вы договорились?
- Не беспокойся, – с отсутствующим видом произнес он, не глядя на меня. – Все будет хорошо.
По тону, которым были сказаны последние слова, я поняла, что расспрашивать дальше бессмысленно. Впрочем, этого следовало ожидать. Господи ты боже мой, с горечью подумала я, до чего же мы все докатились: я лгу своей семье прямо в глаза, они, в свою очередь, пытаются что-то от меня скрыть... С самого моего возвращения Ролан был единственным, кто не стал мучить меня расспросами, но я не обманывалась на его счет. Он может сдержать вспыльчивого Джулиано, но он всегда будет на его стороне. Я слишком хорошо знаю своих братьев, чтобы в этом сомневаться. Они не успокоятся. И если с ними что-нибудь случится, это будет только моя вина.
- Ты все еще злишься? – негромко спросил Ролан.
Я покачала головой и ткнулась носом ему в плечо.
- Что с тобой, Лоренца?
- Ничего, – выдохнула я, изо всех сил стараясь не разрыдаться. – Ничего страшного. Просто помоги мне, братец. Ты ведь мне поможешь?
- Что случилось, моя хорошая?
Меня хотят убить, Ролан, вот что случилось, они хотят меня убить, и, может быть, они убьют и вас вместе со мной, а я не знаю, видит бог, я не знаю, как этому помешать!..
Зажмурившись, я сцепила пальцы в замок и сделала глубокий вдох.
- Я хочу понять, что происходило со мной последние два года.
- Ты совсем ничего не помнишь? – сочувственно спросил он.
- Кое-что. Я помню детство, я помню, как я училась, как переехала в Вену, но дальше начинается бог знает что... Моя память – как скомканная бумага, понимаешь? Сделай из бумаги шарик, обмакни его в чернила, а потом разверни – там останется масса белых пятен. Вот так и у меня.
- И что я могу для тебя сделать?
- Я буду задавать тебе вопросы. Если кто-то в этом мире и знал обо мне больше, чем все остальные, то это должен быть ты... И не нужно так на меня смотреть – ты сам знаешь, что это правда!
Ролан слабо усмехнулся.
- Ну, хорошо, будь по-твоему. Что именно ты хочешь узнать?
- Прежде всего, скажи мне: раньше, до того, как все это случилось, у меня бывали проблемы с памятью?
- Пожалуй, нет, – после небольшой паузы ответил он. – Ты немного рассеянна, но память у тебя всегда была всем на зависть. Ты же помнишь, как мы дразнили тебя, когда были маленькими?
- Помню. «Человек дождя». После того как Кучерявый поспорил на свою коллекцию легионеров, что мне ни в жизнь не запомнить расписание всех поездов до Милана. – Я невольно улыбнулась. – Потом он выпросил у меня ее назад... Но ведь это было давно. В детстве.
Ролан пожал плечами.
- Какая разница? С памятью у тебя всегда было все в порядке. Хотя...
- Что?
Он закусил губу, уставившись в пространство.
- Ты помнишь, как приезжала сюда на гастроли год назад?
Немного подумав, я кивнула.
- «Роланд» в Шатле. С оркестром «Пассамеццо». Роланда тогда пел Лерак, а Анджелику – Александреску.
- Это все, что ты помнишь?
Я недоуменно посмотрела на него.
- А что еще там можно было запомнить? По правде говоря, постановка была бредовая как черт знает что, но принимали нас неплохо... – я осеклась. – Но ты ведь не это имеешь в виду?
- Ты приехала ко мне после спектакля, – медленно сказал Ролан. – Поздним вечером в пятницу, семнадцатого или восемнадцатого сентября – можешь потом посмотреть в календаре, если хочешь... Расстроенная, перепуганная – что называется, сама не своя. Я спросил тебя, что случилось, и ты ответила, что, наверное, сходишь с ума. В тот день у вас была какая-то вечеринка в честь премьеры или что-то подобное, ты ушла с нее – сама не знаешь, зачем и почему, – и очнулась уже где-то в городе. Ты говорила, что не помнишь, что делала все это время. И что это с тобой уже не в первый раз.
- Черт побери... – пробормотала я.
- Ты осталась ночевать у меня, – отстраненно продолжал он. – Я собирался отвезти тебя утром к врачу, но когда проснулся, тебя уже не было. А на следующий день ты позвонила мне и извинилась. Сказала, чтобы я не обращал внимания на все, что ты мне наговорила. Что ты все выдумала и что на самом деле с тобой все в порядке.
- Выдумала? Но зачем?
- Я не знаю. – Он покачал головой. – Действительно не знаю.
- Это какой-то абсурд... – Я нервно поднялась со стула и принялась мерить шагами разрисованный черными квадратами пол. – Зачем мне было придумывать о себе такое... такие вещи?
- Не знаю, – повторил Ролан.
- Нет, послушай, что-то здесь не так... Когда сначала говоришь одно, а затем что-то абсолютно противоположное, невозможно солгать дважды. В каком-то из случаев я должна была сказать правду... В каком из двух, Ролан? Нет, подожди, не говори снова «не знаю» – я понимаю, что ты не мог знать этого наверняка. Поэтому сейчас я не спрашиваю тебя, знаешь ли ты или нет, я спрашиваю: что ты об этом думаешь?
- Лоренца, мне кажется, это все не имеет никакого смысла...
- Ты же обещал мне помочь!
Он раздраженно тряхнул головой.
- Ну, хорошо. Если говорить начистоту, то думаю, что в тот, первый раз ты мне сказала правду. Ты действительно была испугана. И очень сильно. Сомневаюсь, что такое можно сыграть, – он снова дернул щекой, – разве что ты куда лучшая актриса, чем мы все о тебе думали.
- Да пошел ты, братец!..
- Прости. Просто я никогда раньше не думал, что ты можешь мне солгать, – в его голосе явно слышались отзвуки старой обиды.
У меня сжалось сердце.
- Не нужно извиняться, – тихо сказала я, опустив голову. – Если тебе от этого станет легче, то я тоже никогда бы такого о себе не подумала. Понимаешь, те обрывки, что остались у меня в памяти... они словно паззлы из разных наборов. Даже когда я помню, что говорила то-то или поступала так-то, я все равно не могу сложить из них общую картину. Хуже того, кажется, я уже вовсе перестала понимать, какой она должна быть, да и была ли она вообще!
- Чего ты боишься, Лоренца? – неожиданно спросил Ролан.
- Боюсь? Я?
- Ты отказываешься выходить из дому, вздрагиваешь от каждого шороха, спишь при включенном телевизоре – и это ты, которая всегда терпеть его не могла! – Он невесело усмехнулся. – Или ты снова станешь убеждать меня, что с тобой все в порядке?
- Не стану, – пробормотала я. – Не стану, Ролан.
- Тогда чего ты боишься?
- Сама не знаю, – я покачала головой и сделала робкую попытку отшутиться: – Может быть, себя саму?
- Неудачная шутка.
- Уж какая есть... – Я опустилась на стул и подперла голову руками. Отчасти то, что я сказала, было чистой правдой: временами то, что творилось внутри меня, пугало едва ли не больше, чем все остальное. Но ответить на вопрос все равно придется, иначе Ролан не успокоится. Придумать правдоподобное объяснение у меня не выйдет: Шульц был прав, ложь не самая сильная моя сторона. Значит, придется либо снова отмалчиваться, либо все-таки говорить правду. Причем, желательно, ту, что все знают и так...
Все эти мысли пронеслись у меня в голове в одну секунду, покуда я набирала воздуху в легкие.
- Послушай, я делаю все, что могу, – начала я, стараясь говорить как можно убедительнее. – Я пью свой афобазол и прочую чертовщину, которую мне прописали. Вот только проку от этого ни на грош – ты же сам видишь. Вся эта тревожность, нервное истощение или как его там... Короче говоря, кажется, с тем же успехом я могу выкинуть всю эту фармакологию в мусорный бак!
- Не вздумай! – резко сказал он, и я едва удержалась, чтобы не вздохнуть от облегчения. – Их нужно принимать по меньшей мере месяца три... Черт, похоже, придется проследить, чтобы ты их пила!
Я вытянула руки вперед в примиряющем жесте.
- Успокойся. Я уже не маленькая. Не нужно за мной следить – я честно продолжу пить эту дрянь. Думаешь, мне самой нравится дрожать как осиновый лист? Или что моя память превратилась в чертово решето? Поэтому я и прошу тебя: помоги мне, Ролан!
Он вздохнул.
- Ну, хорошо. О чем еще ты хочешь узнать?
- Когда я жаловалась на провалы в памяти, я говорила, что такое со мной уже случалось. Как ты думаешь, это правда?
Ролан задумался.
- Сложно сказать. Если даже и правда, это могло просто не бросаться в глаза. – На его лице снова промелькнула прежняя безрадостная усмешка. – Знаешь, мы ведь и без того никогда не знали, чего от тебя ожидать. Особенно с тех пор как ты встретила Сомини.
Я вздрогнула. Ну что ж, этой темы все равно было не миновать. И, кажется, разумнее всего будет начать с самого начала.
- Ты знаешь, где я с ним познакомилась?
- В Вене, – последовал незамедлительный ответ. – Два года назад. На приеме в Опере в честь открытия сезона.
«Ты пыталась припарковаться на Лотрингерштрассе и въехала в капот моей «ауди»...
- Ты уверен?
- Я там был. И Джулиано тоже. Помню, ты еще спросила кого-то из нас, не знаем ли мы этого человека – его лицо почему-то показалось тебе знакомым.
- Подожди... Значит, я могла знать его раньше?
- Не думаю, – равнодушно ответил Ролан. – Скорее всего, ты просто ошиблась – в конце концов, мало ли на свете похожих лиц...
- Может быть, ты и прав, – пробормотала я, хотя совершенно не была в этом уверена. – И что же было дальше?
Он пожал плечами.
- А что бывает, когда между мужчиной и женщиной случается роман? Надо сказать, я в первый раз в жизни видел, чтобы кто-нибудь настолько тебя впечатлил!
- Он тебе не нравился, – сказала я, скорее утверждая, чем спрашивая. – Так же, как и Кучерявому.
- А с чего это вдруг он должен был мне понравиться? Черт возьми, да он тебе в отцы годится! – Ролан гневно тряхнул головой. – Хотя, можно подумать, ты бы прислушалась к нашему мнению – даже если бы кто-то из нас рискнул тебе его выложить!
Я с трудом выдавила из себя кривую улыбку.
- Только не говори, что вашего терпения хватило надолго.
- Твоя правда, – согласился Ролан. – Лично мое закончилось уже через месяц. Однажды утром ты позвонила мне из какого-то отеля в Медлинге и попросила забрать тебя оттуда как можно быстрее. Я все еще оставался в Вене – у меня были там дела, – и, конечно, понесся в этот проклятый Медлинг. Ты была одна в номере – сидела на кровати, полностью одетая, с сумочкой в руках и смотрела в стену, не отрываясь. По-моему, ты даже не сразу заметила, что я вошел. Я стал тебя расспрашивать, но ты ответила только: «Забери меня домой, пожалуйста». Всю дорогу я не мог добиться от тебя ни слова. Только когда мы уже подъезжали к Вене, ты вдруг повернулась ко мне и сказала: «Это очень страшно – проснуться не там, где ты засыпал».
- И все?
- И все. Вечером я будто невзначай упомянул при тебе о Сомини. Ты дернулась, словно я тебя ударил, и заявила, что больше не хочешь о нем слышать.
- Я что-нибудь еще о нем говорила?
- Нет. Но мне, знаешь ли, хватило и этого. Послушай, эта гребаная мразь тебя просто преследовала, а ты... Черт побери, я вообще не понимаю, что творилось у тебя в голове! То ты шарахалась от него как от огня, то вас заставали вместе, мило воркующих... А потом еще эта дурацкая история с твоим замужеством!
- Успокойся. – Я положила руку ему на плечо, стараясь не выдать охватившее меня волнение. – Успокойся и расскажи все по порядку. Это очень важно, Ролан, ты понимаешь?
- Да что тут рассказывать? Это было прошлой весной – тогда как раз и ты, и Кучерявый были здесь, ты приехала на какой-то фестиваль, а Кучерявый уж не помню зачем... Ты прибежала к нему и показала это чертово свидетельство. Кучерявый, естественно, вышел из себя и рванул разыскивать нашего новоявленного зятя, – Ролан зло усмехнулся. – А потом ты сообразила, что дело может закончиться плохо, и позвонила мне. В итоге мы с Кучерявым перехватили его на улице Сен-Клод – можешь даже не сомневаться, эта сволочь была в Париже, – и немного поговорили по душам...
- Могу себе представить, – пробормотала я. – Ладно, тогда ответь мне на один вопрос: почему после всего этого я все-таки отказалась от развода?
- Что? – Ролан недоуменно посмотрел на меня.
- Что слышишь. Андре сказал, что зимой я заставила его отозвать иск о раздельном проживании.
- Черт возьми, но с какой стати? Ты же столько этого добивалась! Господи, Лоренца, ты что, с ума сошла?
- Вот и я уже начинаю думать: а не сошла ли я с ума... – устало проговорила я, скрестив руки на столе и опустив на них голову. – Знаешь, как говорила Алиса: чем дальше, тем все чудесатее и чудесатее... Сначала я делаю одно, потом разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и начинаю творить что-то совершенно противоположное. И каждый раз в этом есть какая-то своя логика, вот только я никак не могу ее понять... Но она есть, ее ведь не может не быть. – Я подняла на него глаза. – Ведь правда, братец?
Ролан беспомощно вздохнул.
- Не знаю, милая. Может быть, и так.
Он сел рядом и аккуратно обнял меня за плечи. Я прижалась к нему, как в детстве, и закрыла глаза, пытаясь представить, что вокруг ничего нет, ничего со мной не случилось и ничего никогда не случится – я просто буду вечно сидеть вот так, с закрытыми глазами, уткнувшись в своего старшего брата, как будто мне снова восемь лет.
- Послушай, – тихо сказал он через какое-то время, – ты можешь сказать мне одну вещь?
- Какую?
- Я не буду тебя спрашивать, где ты была и что делала все это время. Если бы ты хотела об этом рассказать, ты бы уже давно так и сделала. Просто скажи мне одно: тебе было с ним плохо?
- Нет, – немного помолчав, ответила я. – Мне было хорошо. И это и есть самое плохое. – Я открыла глаза и немного отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо. – Знаешь, я ведь перед тобой виновата, Ролан. Очень виновата.
- В чем?
- Я тебя забыла. И за все это время так ни разу и не вспомнила. Знаешь, однажды мне удалось вспомнить Кучерявого, но мне сказали... нет, не так: я почему-то решила, что он умер. Не знаю, почему, не спрашивай! А о тебе мне даже и мысли в голову не пришло, как будто тебя никогда не было, понимаешь?
Ролан негромко рассмеялся.
- И это все? Это и есть твое «очень виновата»?
- Ты простишь меня?
- Глупая девчонка! – Он отвесил мне легкий подзатыльник, все еще смеясь. – Знаешь что, иди-ка лучше спать: у тебя уже глаза слипаются, вот тебе и лезет в голову всякая чушь.
Он поднялся со стула и протянул мне руку:
– Вставай. Уже половина второго, тебе действительно пора ложиться.
- Пожалуй, ты прав, – пробормотала я, вставая на ноги. – День сегодня был какой-то... странный. Еще и голова начинает болеть...
- Здесь просто душно, – отозвался Ролан, когда мы уже вышли из кухни. – Нужно будет проветрить как следует... Кстати, купить тебе завтра новых свечей?
- Что?
- Твоя свечка догорела, – он кивнул в сторону гостиной. – Я задул огарок, когда пришел. Кажется, у меня больше таких не осталось, но могу заехать завтра в «Мерлен», если хочешь... Что с тобой?
- Ничего, – с трудом проговорила я, судорожно схватившись за ручку двери, ведущей в мою спальню. – Ничего. Все в порядке. Спокойной ночи, Ролан!
И поспешно захлопнула за собой дверь.
***