Глава 5
Сухарик первым подошёл к Двуногому, вытянув шею и мягко потёршись о его руку. Тот, кажется, сразу понял намёк — сел на пол, протянул руку, и скоро оба котёнка оказались на коленях, нежно мурлыкая. Крошка лизнул его в палец, а Сухарик улёгся, подложив под себя лапки.
— Мяу, — сказал Крошка, глядя снизу вверх.
Щёлк! Что-то сверкнуло.
Двуногий взял странную штуку, поднёс к лицу — и щёлкнул снова. Потом ещё. А потом сел за стол и стал вклеивать что-то в книжку. Страницы были полны изображений — их мордочки, лапки, даже как они дерутся друг с другом за игрушку. И рядом — странные царапки, похожие на когти, но равные и ровные — наверное, его язык.
Котята не поняли, зачем всё это. Когда Двуногий ушёл, они снова выбрались на улицу и встретили Тень. Он как раз сидел на заборе, греясь на солнце.
— Тень! — позвал Крошка. — А зачем он нас фоткает? Он каждый раз щёлкает, потом в книжку клеит! Зачем?
Тень широко зевнул, потом спрыгнул вниз и сел рядом.
— Они так вспоминают, — сказал он. — Фотографии — это как память, только снаружи. Потом они открывают книжку и смотрят: "Вот такими были мои котята. Маленькие, пушистые, глупенькие". И улыбаются.
— А зачем писать? — спросил Сухарик.
— Наверное, чтобы не забыть, что вы делали. Двуногие боятся забыть хорошие моменты. Поэтому делают себе такие... кусочки прошлого. Страшные, конечно, существа. Но в этом есть что-то хорошее. Забавное, как ты сказал.
Крошка уселся рядом, глядя на сад.
— Может, они нас любят?
Тень усмехнулся.
— Может быть. Они странные, но иногда в них тоже есть сердце.
Утром было тепло и тихо, но к обеду небо затянули серые тяжёлые тучи. Сухарик сидел на подоконнике, разглядывая, как ветер раскачивает цветы в саду. Крошка прыгал по ковру, таская игрушку с пером. И вдруг — кап... кап... кап-кап-кап...
— Что это? — насторожился Крошка.
Сухарик моргнул и повернул голову к окну. По стеклу скользили тонкие прозрачные дорожки. Сверху падали капли — сначала медленно, потом чаще и чаще, пока всё стекло не покрылось дрожащими ручейками. Улица потемнела, воздух стал пахнуть мокрой землёй.
— Смотри, вода с неба! — воскликнул Крошка и кинулся к двери. Та была приоткрыта — Двуногий недавно выходил.
Сухарик не успел его удержать. Крошка выскользнул наружу и оказался в самом настоящем ливне.
— А-а-а-а-а! — вскрикнул он, отпрыгивая назад. Но было поздно. Мех прилип к телу, лапки увязли в мокрой траве, капли лупили по голове.
Сухарик вскочил на подоконник, расширив глаза. Он видел, как Крошка метался по двору, пытаясь понять, куда бежать. И тут в дверях появился Двуногий.
— О, глупый котёнок! — пробормотал он и бросился наружу.
Он схватил Крошку, укутал его в большое сухое полотенце и отнёс в дом. Сухарик спрыгнул с подоконника и подбежал. Крошка дрожал, но глаза у него были круглые от восторга.
— Это... было... странно! — заикался он.
Двуногий вытер его, потом посадил обоих на диван, принёс чашку молока — и сел рядом. На лице у него была лёгкая улыбка.
— Ты мокрый! — сказал Сухарик, обнюхивая Крошку.
— Ага... и холодный, но живой! — ответил тот. — Зато теперь я знаю, что такое дождь.
А потом, немного позже, Двуногий щёлкнул фотоаппаратом. В книжке появилась новая фотография: два мокрых, сонных котёнка, прижавшиеся друг к другу под пледом. И снова — царапки, те самые, что они не понимали, но которые значили многое.