Акрофобия

Генри Тор сидел в палате Эрика и поглядывал на часы. «Уже начало третьего», – думал он, разминая затёкшую шею. Он сидел тут более получаса и уже сильно опаздывал на судебное заседание, несмотря на то что, по сути, оно грезилося ему чуть ли не каким-то Верховным Судом – так он боялся и ненавидел его одновременно. И поэтому опоздание докторов, которые должны были прибыть к часу и осмотреть его пасынка, дав окончательный вердикт по поводу выписки, в какой-то мере радовало мужчину.

За последнее время, когда Анна была занята обвинительным процессом, он больше не ощущал к ней той любви, от которой холодело и сжималось его сердце в первые месяцы их супружеской жизни. Теперь это была уже не та строгая, но приветливая и улыбающаяся женщина, на чей палец он надевал кольцо, а хмурая, поникшая в своей ненависти мать, у которой боязнь за сына превратилась в паранойю.

Каждый раз, когда она, вроде бы довольная и счастливая, покидала палату Эрика, её лицо темнело, а речь становилась грубой и недовольной.

Генри поймал себя на мысли, что думает так о своей жене не впервые. И с каждым разом уверенность в том, что после их переезда в Нью-Йорк в ней что-то переменится, постепенно уменьшалась.

Часы уже показывали двадцать минут третьего. Посетитель уже всерьёз начал беспокоится не только за суд, на который ему уж точно теперь не успеть, но ещё и за Эрика, потому что чёртов осмотр длится уже полчаса, тогда как обычно проходит минут за десять.

Не выдержав ожидания, Тор вышел из палаты и направился на верхний этаж, в кабинет рентгенологии. Его волнение всё нарастало, но едва он достиг лестницы, как оказалось, что оно было бесплодным.

По лестнице в сопровождении двух медсестёр и одного хирурга, мистера Хардвиджа, который заменял постоянного лечащего врача, шёл Эрик, с непривычки медленно перебирая ногами и держась за руки медсестёр.

– Боже, – выпалил его отчим, – вы меня с ума сведёте. Почему так долго, доктор Хардвидж?

Тот улыбнулся, помогая ребёнку спуститься.

– Всё хорошо, мистер Тор. У нас были некоторые сомнения, но теперь, как видите, их больше нет.

Эрик преодолел последнюю ступеньку. Сейчас каждый шаг, как и его отцу, доставался мальчику с болью, но улыбка на лице говорила, что даже это лучше, чем просто лежать. Его кости срослись правильно, теперь мышцам нужна была тренировка.

Генри внимательно следил за каждым шагом пасынка. «Слава богу, – подумал он, одаривая парнишку улыбкой, – всё закончилось хорошо».

– Каждый день Эрик должен несколько раз проходить по коридору, – советовал врач, обращаясь к Тору. – Не стоит переусердствовать, поэтому если сильно устанет, нужно дать мышцам отдых. Со временем мальчик будет бегать так, что не догонишь.

От одних этих слов ребёнок стал гордым, как лев, так что когда больничный персонал их покинул, он сказал отчиму, что дойдёт до палаты сам. Тот кивнул, и мальчуган, с трудом ковыляя, всё же преодолел эту исполинскую для него дистанцию, а когда присел на свою кровать, то с удовольствием облокотился на неё и с довольным лицом вытер со лба капли блестящего пота радости.

Немного отдышавшись, словно после забега, ребёнок приподнялся и с удивлённым видом обратился к отчиму, который всё это время продолжал сидеть в палате:

– Дядя Генри?!

– Да?

– А почему ты здесь сидишь? Мама говорила, что ты будешь тут, пока меня не приведут с осмотра, а потом уйдёшь, потому что вам с ней нужно сделать что-то важное. Ты не забыл об этом?

Тор улыбнулся. «Какой же он ещё наивный», – подумал мужчина.

– Нет, не забыл. Просто...

Он задумался. Ему жутко не хотелось куда-то идти.

– Я ещё не опаздываю, всё нормально.

Эрик взял с тумбочки яблоко и молча стал его подкидывать, глядя как оно крутится. Свет в палате был ярким, так что цвет фрукта казался ещё более насыщенным и сочным.

– А почему... – вдруг вырвалось у парнишки в задумчивости, но он не стал продолжать говорить, а лишь крепко сжал плод и откусил часть.

– Что «почему», Эрик?

Мальчик скривился, но вовсе не потому, что яблоко было кислым. Ему хотелось спросить, но в силу неопытности он не был уверен, как это сделать более тактично.

– А папа... – наконец выдавил он. – Почему он больше не приходит сюда?

Генри не ожидал такого вопроса. В словах ребёнка звучал нескрываемый упрёк. Он многое понимал.

– Папа занят, – сказал Генри, – но мы с ним иногда общаемся, у него всё хорошо. Он любит тебя, и как только освободится, сразу же навестит.

– Мама его больше не любит, – спокойно произнёс Эрик и лёг на кровать во весь рост.

В его лице было столько горечи, что отчим отвернулся. «Этот малый, он... – Генри даже не знал, что и думать. – Он даже не плакал, он просто смирился».

– Ты не прав. У них просто, – он едва не поперхнулся той ложью, которую собирался сказать, – трудности. Но они их преодолеют.

– Ты и мама, вы думаете, что я слишком маленький. Но я уже не малыш. Не надо меня обманывать.

Он посмотрел Генри в лицо, и тот отвернулся. Ещё никогда молодой человек не чувствовал себя таким уродом, как сейчас. У него, взрослого человека, имеющего работу, семью, жильё, было всё, что принято иметь самодостаточному мужчине, но у него не было даже трети той выдержки, которую демонтировал его пасынок.

– Скажи мне только одно, дядя Генри.

Тот поднял голову.

– Они ненавидят друг друга из-за меня?

Тор был повержен. В тот момент он стоял на коленях перед этим ребёнком, он был в его власти. И он не стал врать. Губы его дрогнули, глаза поневоле стали влажными, и он сказал:

– Да. Из-за тебя. И не только. И мне, – он встал и, весь дрожа, как морж, продолжил, – надо уйти.

Эрик проводил его взглядом до самой двери. Мальчик заложил руки за голову и стал смотреть в потолок, слушая, как монотонно тикают стрелки на часах. Он знал, что нужно делать.

Его отчим, пошатываясь, вышел из палаты. Совесть выедала его изнутри, как мерзкий червь-паразит. С минуту он простоял за дверью, прислонившись к стене и стараясь окончательно не потерять рассудок.

Мысль о времени немного привела Генри в чувство. Плохо соображая, что ему делать, он всё же вспомнил о суде; клочки памяти, которые у него остались, подсказывали, что надо идти. Пересилив себя, он наконец двинулся с места и побрёл к лифту.

Собираясь нажать кнопку вызова, Генри протянул руку, но вдруг перед его глазами всё резко потемнело, будто он оказался в тоннеле. Блики света из окна освещали почти пустой коридор. Мужчина оглянулся. Откуда-то с конца коридора послышались шаги.

В тот момент свет загорелся.

– Слава богу, – говорила медсестра, проходившая рядом вместе с кардиологом. – И это уже второй раз за день.

– Им стоит вызвать электриков, – ответил врач тем же тоном.

Вскоре оба скрылись за лестничной клеткой, и Генри нажал на кнопку вызова. Эта резкая поломка, которая лишила клинику электричества, подействовала на него, как ведро холодной родниковой воды. Теперь он более или менее мог соображать.

Двери открылись, за ними показалась привычная кабинка лифта. Тор вздохнул и вошёл. Перед тем как ткнуть на кнопку первого этажа, ему показалось, что вместе с группой пациентов в белых халатах шла его жена. Она остановилась и странно, с мертвенно-бледным видом, позвала его к себе. Генри моргнул, и она исчезла. На её месте стояла пожилая женщина, и она звала к себе внучку, которая бегала по коридору.

«Я схожу с ума», – подумал Генри, нажимая кнопку. Двери со скрипом закрылись, лифт дёрнулся и поехал вниз.

«Через полчаса мне надо будет оклеветать лучшего друга, хотя впрочем, уже и не друга, наверно», – размышлял мужчина. Когда-то он был вынужден сказать «да», потому что в душе выбрал Анну, а ещё глубже, в той её части, куда молодой человек и сам заглядывал довольно редко, и вовсе согласился с её правотой. Ведь то, что произошло на той крутой скале, он до конца не видел. Джек ведь и вправду мог скинуть своего сына, если не из мести, то, может, из-за чего-то другого. «Ведь жена и муж должны иметь одно мнение, должны стоять друга за друга, они должны...»

Закончить мысль Генри не смог, потому что лифт внезапно остановился, кабина дёрнулась и заглохла. Тусклый свет погас, и Тор остался в кромешной тьме.

Он наугад ударил по кнопкам, но ни одна из них не работала. Затем он попытался раздвинуть двери, однако они не поддавались.

Вскоре включился слабый аварийный свет.

– Похоже, у них там всё действительно так скверно, – прошептал себе под нос Генри, присаживаясь на пол.

Мужчина решил, что сидеть ему здесь ещё долго. И он, как ни странно, был этому рад. Ведь побывать на суде он не сможет по весомой причине, и это отсрочит дело.

Холодный пол лифта казался даже приятным, а тишина, иногда нарушаемая только какими-то отдалёнными криками и позвякиванием, помогала успокоиться. На часы Генри не смотрел, но догадывался, что прошло уже где-то минут тридцать. Всё это время он почти не двигался, а аппарат для связи с диспетчером, на который он иногда бросал короткий взгляд, по-прежнему молчал. «Так даже лучше», – думал мужчина.

«Как я мог до такого докатиться? – размышлял он, рассматривая свои руки. – Как моя жизнь, жизнь простого клерка, вдруг перевернулась вверх тормашками? Почему я делаю выбор, делать который не должен?! Почему от меня чего-то требуют, когда я не хочу этого давать? Да и почему всегда нужно делать выбор?»

«Я уже не малыш. Не нужно мне лгать», – вспомнил он слова Эрика. Мальчик ничего не помнил о том дне, когда свалился со скалы, но он верил в то, что его отец никогда в жизни не причинил бы ему вреда.

В этом состоянии Генри очень хорошо понимал пасынка. Эрик разрывался между отцом и матерью, а сам молодой человек – между другом и женой. Но ребенок в свои шесть лет был уже более решительным, чем Генри. Если бы он только знал, что делает его мать.

Генри встал и со всего маху ударил стену. Костяшки пробрала сильная боль, но он терпел. «А ведь если так подумать, то когда-нибудь я тоже буду ей не нужен». Раньше Джек и Анна могли называться лучшей парой из всех знакомых Генри. И к чему это привело?

«Чем сильнее любишь, тем сильнее потом будешь ненавидеть», – вспомнил Тор старую фразу, от которой у него во рту стало кисло.

«Когда-то Джек доверился любви, и где же он теперь?! – думал мужчина, прохаживаясь по лифту, как лев в клетке. – Я не повторю его ошибок».

Генри достал свой сотовый.

– Только бы... Только бы, – шептал он, глядя на циферблат. – Да, да, слава богу. Одна полоска связи ещё есть.

Молодой человек набрал номер и поднёс телефон к уху. Пошли протяжные гудки, за ними хриплый механический голос автоответчика. «А, точно, наверное, заседание ещё не закончилось».

Мужчина повернулся, собираясь с мыслями.

– Джек, – начал он запись на автоответчик, – выслушай меня до конца. Это важно. То, что я буду говорить дальше – чистая правда. Если хочешь, чтобы твой сын остался у тебя, дослушай до конца.

Он перевёл дыхание.

– У меня в телефоне есть аудиозапись, на которой юрист советует Анне, как составить тот документ. Я отдам его тебе. На следующем заседании ты предъявишь запись суду. Когда спросят меня, я скажу, что был обманут своей женой. Я хочу всё исправить, покончить с этим.

Генри замолчал и хотел было повесить трубку, но потом добавил:

– Всегда есть выбор, Джек. И я его сделал. Прости, если сможешь.