Акрофобия

В ожидании Торренс принялся разглядывать красивый потолок, который пестрил разными росписями, взятыми большей частью из Библейской тематики. Как давно Джек читал Библию? Десять лет назад? Нет, больше. Почти двадцать. Он был тогда подростком, которого мать заставляла каждый день читать пару страниц из книги. После смерти мужа эта женщина, Аманда, стала набожной католичкой, хотя до того момента не особо заботилась религией. А теперь она страстно хотела приобщить к своему занятию ещё и сына. Джеку изо дня в день эта книга казалась всё более бессмысленной и скучной. Легенды, цари, Иерусалим, апостолы – все эти слова смешались в его голове, словно столовский винегрет. Часто парнишка жульничал, перекладывая закладку дальше, но не читая нужных страниц. Однако когда мать спрашивала сына об их содержании, возвращаясь с очередного семинара, на которые ходила чаще, чем на работу, он лишь стыдливо опускал глаза и долго выслушивал кучу упрёков в свой адрес. После он поднимал взгляд и смотрел на мать, которая, расстроившись, ложилась на кровать. «Как же она изменилась», – думал Джек, ложась рядом с ней и обнимая её. Когда-то, до трагедии с отцом, она носила длинные золотистые волосы, которые в паре со смуглым, отдающим востоком лицом придавали её внешности особый колорит. Она следила за собой в придачу к тому, что красотой судьба её не обделила. Опрятная и ухоженная, она во многом не походила на своего мужа, который, хоть и в меру, но всё равно был неряшлив и довольно ленив. Его друзья, и даже Джон, приходя к нему попить жарким летним вечером пива, всегда вслух и никого не стесняясь, говорили, что Деррик Торренс – самый везучий ублюдок из всех, кого они когда-либо видели, потому что иметь такую жену-красавицу – великая удача, и великий труд её, эту удачу, сберечь.

А теперь Аманда подстригла свои длинные волосы почти до плеч и стала завязывать их в пучок – верный признак того, что для женщины внешний вид стоит далеко не на первом месте. Лицо её утратило ту живость и детский задор, смуглая кожа побледнела и сделалась теперь, как сметана. На лбу и возле глаз появились морщины. Но ей было всё равно, она даже не смотрела на себя в зеркало. Женщина уходила рано утром на работу, но возвращалась оттуда не домой, а в клуб своих новых друзей, который назвать сектой Джек тогда не мог. То были люди с томным, грустным видом, шепчущие себе под нос какие-то слова, которые всегда одевались в чёрные одежды и под рукой носили маленькую книжечку с вышитыми на ней золотыми буквами «Библия». Они заменили его матери всё: друзей, родственников, отца, может, даже самого Джека. После смерти Деррика к ним часто наведывался его брат. Он говорил, что готов помочь материально, дать парнишке лучшее будущее, чем мать-одиночка, но вдова отвергала все его подарки и любую помощь. В конце концов, он, как и многие другие её коллеги, друзья мужа и все прочие, кто раньше играл в её сердце какую-то роль, теперь стали ей чужими. Они пытались как-то помочь, приходили в гости, и она заваривала им чай, но разговор выходил сухим и однообразным. Женщина не скрывала, что присутствие гостей в их с сыном доме нежелательно, и они удалялись. Визиты становились всё реже, звонки всё короче, и наконец все они пропали из их жизни. Даже друзья Джека косо смотрели на паренька.

«Кому нужны люди, если рядом с нами Бог?» – сказала однажды Аманда.

Чтение Библии, книги, из которой Джек не вынес ничего нужного и которую по сей день считает самым настоящим вековечным мусором, продолжалось.

Кроме того, компания его матери со временем стала наведываться к ним домой едва ли не каждый вечер. Сперва парень запирался у себя в комнате, стараясь отвлечься и сделать какие-нибудь школьные дела, вроде лабораторной работы или рисования плаката, но, несомненно, этим странным гостям он был интересен. «Маленькая невинная душа, которую так легко наставить на путь истинный, заставить поверить, что ты раб, а не человек, а Бог, владыка всего на Земле, всегда над тобой», – так говорил Джек об этом Анне, когда они ещё жили вместе.

Первые два раза, когда эти люди наведывались в его дом, к нему поднималась мать и спрашивала, почему он не выходит. Подросток отвечал, что нездоров. На вопрос, почему он закрылся, отвечал тем же. Аманда уходила, а сердце у Джека стучало так, будто на полу у него лежали не книги и тетради, а самые настоящие ядовитые змеи.

Затем история повторилась, но парень после всего этого слышал ещё и голоса тех странных посетителей. Они говорили тихо, их слов он расслышать не мог, как ни старался, но уже сам этот факт пробудил в нём волнение.

На следующий день, когда уставший школьник вернулся с учёбы, у комнаты его ждал неприятный сюрприз. Дверной замок, точнее щеколда, которая закрывалась с лёгким щелком изнутри, была грубо выбита отбойным молотком отца. Когда паренёк спустился вниз и нашёл мать, которая готовила у плиты, он, стараясь сохранить как можно более спокойное выражение, несмотря на горящую в его душе слепую злобу, спросил, что со щеколдой. Женщина подняла голову и с улыбкой, от которой у нормального человека мурашки побегут по коже, сказала притворно безмятежным голосом:

– Сынок, я выбросила эту ненужную нашей семье штуку.

– Зачем?

– Мне не нравится, что ты можешь запираться у себя в комнате. Поверь мне, это для твоего же блага.

Она подошла к своему ребёнку и попыталась его обнять, но тот отстранился. Никогда ещё Джек не ощущал такой ненависти к этой миндальной улыбке, которая была у неё на лице.

– Джек, мальчик мой, не злись. Это всё для твоего блага. На всё Божья воля. Вчера ты мог познакомиться с моими друзьями, но ты их боялся. Так ведь, малыш?

Парень скривился от того бреда, который слышал, и сказал, не глядя на мать:

– Хорошо, мам, я понял. Я пойду к себе.

– Нет, Джек, – мама схватила его руку и посадила его на стул.

Он с болью отдёрнул кисть.

– Тебе стоит меня послушать. Ты слишком зол в последнее время. Стал непослушным, мало читаешь Библию, не учишь потрясающие строки, написанные в этой священной книге самим Богом.

«Они написаны одними идиотами для других идиотов», – подумал тогда Джек, ёрзая на стуле.

– Эти строки – смысл жизни. Твой отец очень радовался бы за тебя.

«Папа никогда этого не допустил бы», – подумал подросток, но в тот же момент осёкся. Он вспомнил о висящем рюкзаке и криках отца. «Ты сам виноват», – он сжал кулаки до боли.

– Сегодня вечером к нам придут мои друзья, – женщина присела и заглянула своему ребёнку в глаза.

Тот отстранился, не желая смотреть на неё.

– Тебе придётся с ними познакомиться, милый. Они добрые люди. Они многому тебя научат.

Джеку стало плохо и страшно, ко рту подступила тошнота, будто бы он съел несвежую еду.

– Мама, прошу тебя, отпусти меня. Я устал, – он боролся с тошнотой, – я хочу лечь.

Улыбка вмиг спала с лица Аманды, будто кто-то стёр её невидимой резинкой. Физиономия стала каменной, а глаза стеклянными.

– Иди к себе, – со злостью сказала она и толкнула сына так, что тот едва не упал.

Джек убежал к себе в комнату, а мать, глядя ему в след, взяла в руки трубку телефона и Библию. Положив книгу на колени, она набрала чей-то номер.

Подросток долго сидел у себя в комнате, с зелёным, как у лягушки, лицом. Желудок болел и негодовал так, будто паренёк съел кусок металла. До вечера он пролежал на кровати, скрутившись и положив потную голову на холодную подушку.

Он не помнил, когда заснул, но пробыл в царстве Морфея по меньшей мере три часа. Сон, отрывистый и беспокойный, терзал и мучил его. Повсюду сновали монстры и сухие тощие тени с длинными когтистыми руками, а вокруг было темно и неуютно. Где-то вдалеке слышался голос матери, жадный и импульсивный: «На всё воля Божья. Бог карает, Бог прощает». И Джек бежал, бежал в пустоту, раздвигал руками холодный густой туман, но эти слова, как назойливая муха, не оставляли его. Пробежав несколько минут в полную силу, он упал в изнеможении, но женский голос был таким же громким и чётким, как раньше. И только тогда парень с ужасом осознал, что эти слова произносятся в его голове. От этого голоса нельзя скрыться или убежать, нельзя заглушить ни сном, ни глухотой. Он закрыл уши и в беспомощной ярости упал на холодный пол, похожий на кафель, но это не помогло. Когда парнишка отрыл глаза, то увидел среди всего мрака новенький карандаш с хорошо заточенным остриём; он лежал в метре от него.

Джек сперва не понял и удивился, но потом ему всё стало ясно. Мальчуган дополз до карандаша и взял его в руки – холодное дерево приятно скользнуло по пальцам. «О чём думал мой папа, когда вот так покончил с собой? – спрашивал себя Джек, глядя на остриё. – Во что он верил? В ад? В рай? В искупление? Нет, всё не то. Он верил в конец. В конец жизни, за которым нет ничего. Ни судьи, ни рая, ни ада, ни боли, ни радости. За жизнью – конец, пустота». И если в той пустоте, в вечном мраке, в холодном космосе не будет боли и страданий, то он выбирает именно это.

– На всё воля Божья. На всё воля Божья, – говорил голос.

– Нет, мама, – сказал Джек, обращаясь к тёмной пустоте, – не на всё.

И воткнул карандаш себе в глаз со всего маху. Боль пронзила тело, как выстрел, но так же быстро стихла. Кровь заполнила мозг, последний вздох наполнил лёгкие воздухом – и конец. И тишина. И нет голоса. Нет Бога.

Парень проснулся от того, что свалился с кровати и лежал теперь на полу, запутавшись в одеяле. По телу бежал холодный пот, страх пронизывал до костей. Дрожащей рукой он ощупал оба глаза. На месте.

Джек аккуратно встал, откинул одеяло на кровать, вытер лицо и подошёл к окну. Погода переменилась, стало пасмурно и темно. По небу сновали чёрные тучи, как неуловимые всадники, а ветер, верный спутник дождя и прохлады, гнал их дальше. Подросток насладился дуновением и распахнул окно шире. Комната наполнилась приятной прохладой, словно после освежающего напитка. Джек вспомнил разговор с матерью. «Уж не приснилось ли мне всё это?» – пробежала мысль у него в голове. Выйдя из комнаты, парнишка начал было спускаться, как вдруг прямо у лестницы услышал скрип открывающейся двери и чьи-то голоса.

– Будет дождь! – сказал кто-то глухим, неприятным голосом.

– Господь, как всегда, мудр, – ответили ему. – Посылает воду в засуху.

Джек едва не рассмеялся от такого диалога. Даже он, далеко не первый отличник в своём классе, прекрасно понимал структуру появления дождя. «Как пещерные люди», – подумал он, удаляясь обратно в комнату.

Он хотел было по привычке закрыть дверь, но тут же обнаружил отсутствие щеколды. Проведя пальцами по треснувшему дереву, паренёк с досадой и некоторой опаской пересёк комнату, присел на кровать и открыл книгу.

Джек Лондон – «Белый клык». Так гласила надпись на обложке. Подростку нравилась эта книга, он прочитал уже больше половины и теперь с интересом следил за ходом событий. В его классе должны прочитать это произведение к следующему месяцу, но многие даже не начали.

На секунду забыв обо всём, он дёрнул закладку, отрыл нужную страницу и, кинув читательский взгляд на первый абзац, отправился на Аляску, к главным героям.

Где-то внизу слышалась возня, стучали тарелки, звук которых перекрывали только голоса, но малец старался не отвлекаться.

«Несчастная собака, пробираясь по лесу, неслась к своему хозяину. Её усы замёрзли и покрылись снегом, лапы окоченели, но хвост по-прежнему был поднят, а в душе теплились воспоминая от прикосновения тёплой, ласковой и сильной руки хозяина».

Джека кто-то схватил за плечо, и он вздрогнул, выронив книгу.

– Сынок?! Прости, я что, напугала тебя?

Перед ним стояла мать. В руках она держала Библию, а на груди у неё висели очки.

– Да, мам.

Парень положил закладку на нужном месте и закрыл книгу. Почитать ему не дадут.

– А что это ты читаешь?

Сын с опаской поглядел на мать.

– «Белый клык» Джека Лондона.

– А, ясно.

Лицо женщины скривилось, а на руке выступили жилы. Она крепче сжала Библию.

– Но это можно почитать и в свободное время.

– У меня сейчас и так свободное время, – выпалил Джек.

– Хорошо. Потом поговорим.

Каждый раз, когда приторная, неестественная ласка не срабатывала, мать, как вспоминал Джек, тут же переменялась. На её лице читались злоба и негодование, она была нетерпелива в своих словах и глупа в решениях. Сын боялся её.

– А теперь, Джек, спустись и познакомься с моими друзьями, – женщина сделала напор на последнем слове. – Ты обещал.

Парень не сдвинулся с места. Он хотел было протестовать, но над его подбородком вдруг появилась чуть заметная улыбка, а лицо просеяло.

– Хорошо.

Он спрыгнул с кровати и вышел из комнаты. Мать последовала за ним.

Когда Джек спустился на первый этаж, то оказался в гостиной, наполненной людьми. Было человек десять. Большинство – мужчины. Вешалка, которая стояла у входа, чуть ли не падала от тяжести огромного количества чёрных плащей.

Люди между собой тихо переговаривались, но все держали Библию. Одна книга, такая же, только большая, лежала на столе. Повсюду стояли зажжённые свечи. Джек сморщил нос от едкого дыма, который витал в воздухе.

Когда он зашёл, все замолчали. Бледные, с такими же сладкими улыбками, и почти застывшими глазами, словно из воска, они уставились на него. Парнишка сперва опешил, но потом взял себя в руки. Ко всем этим людям он испытывал невыносимое отвращение.

Один из них, высокий, с худым телом и осунувшимся лицом выступил вперёд:

– Ты Джек?

Мать спустилась и стала рядом с ним, внимательно за всем наблюдая.

– Да, – ответил подросток.

Не успел человек отрыть рот для нового вопроса, как мальчик спросил:

– А вы кто? Как мне вас называть?

Человек с худым лицом бросил удивлённый взгляд на мать, но потом его глаза приобрели мертвенно-спокойный блеск.

– Мы, Джек, твои друзья. Мы...

– Вы проповедники? – снова перебил он.

– Мы...

– Священники?

– Ты не... – в голосе человека звучало раздражение.

– Сектанты?

– Джек!!! – теперь он уже кричал.

Лицо этого человека налилось краской, а вена на шее опасливо раздулась. Люди, стоящие за ним, по-прежнему что-то шептали и не обращали почти никакого внимания на происходящее.

Пока парень не давал им говорить, он чувствовал себя хозяином положения. Он старался не смотреть на мать, но слышал её частое дыхание. Он до конца не был уверен в том, что хочет сделать. Бог отнял у него отца одним способом, теперь забирает мать другим. Он намерен бороться.

– Простите, – тут же сказал Джек, довольно сильно опустив голову.

Он смотрел на книгу, которая лежала в центре стола. В нос ему опять ударил дым, и он отошёл.

– Я понимаю, – снова спокойным голосом начал худой человек, – но ты, как и мы, как все мы, должен иметь терпение. И за это тебя вознаградит...

– Бог? – Джек сделал удивлённое лицо, будто только что здесь очутился.

– Да, – задумчиво сказал он, – Бог.

– А если, – малец сделал два шага вперёд и вытянул руку к Библии, – если я не буду терпелив?

– То Господь тебя накажет, заставит...

– Искупить грехи?! – спросил он с напором и схватился за Библию.

– Джек, – сказала мать, подходя к нему, – это невежливо. Перебивать.

– Нет, мама, я лишь хочу понять вас, стать к вам ближе, – её сын отвернулся и прижал к себе Писание.

На улице грянул гром, барабанным боем по крышам застучал дождь. Через окно в комнату проник приятный запах влаги. Тихий огонёк, бегающий по фитилю, нервно дернулся и едва не затух.

«Хорошо, – подумал Джек, подходя к двери, – это мне только на руку».

Он отпер дверь и открыл всем вид на улицу, которая заполнялась водой, как мачта тонущего корабля. Недовольные люди, застигнутые стихией врасплох, бежали по мокрым мостовым. Машины, как парусники, рассекали волны по широким лужам.

– Значит, – начал подросток, сделав шаг вперёд, – вы уверены в том, что говорите?

Человек удивился и вытянул своё лицо ещё больше.

– Да, Джек, конечно.

– И вы, значит, хотите, – с тоном сыщика сказал он, – чтобы я тоже поверил?

– Разумеется, сынок, – ответила мать. – Мы, – она развела руками, – большая семья, и все этого хотим.

«Большая семья, – Джек не верил своим ушам. – Как она может? Отец...»

Держать довольно громоздкую книгу было не так просто, ладонь Джека сильно вспотела, а по руке, как язвы, выступили вены. Он переложил Библию в левую руку, разминая правую.

– Итак, – сказал он, – я вижу только один способ, мама, чтобы я поверил этим людям.

Мать улыбнулась, и в тот момент она была по-настоящему счастлива. Каждый когда-нибудь видел такое лицо, оно не требует описания.

Джек понял, что мать до сих пор его любит. И это было знакомо.

– Вы правда этого хотите? – спросил он.

– Разумеется, Джек, – сказал худощавый мужчина.

– Тогда вам придётся пойти на некоторые жертвы, – грубо отрезал парень.

Его детское лицо с аккуратными чертами в гневе смотрелось плохо. Но он был честен с ними. Он ненавидел их всех, за исключением своей матери, и только поэтому решился на всё это.

– Тогда смотрите.

Джек резким движением раскрыл книгу и поднёс её к свече, с трудом удерживая Священное Писание над собой. Страницы были не ровными и упругими, какие теперь во всех книгах – там они были сухими, будто засохли на жаре, и местами сильно помятыми. Паренёк на тот момент и представить себе не мог, сколько лет этой книге, но он несказанно обрадовался, когда по бумаге, сжигая всё, прокатился огонь.

– Нет! – истерически вскрикнул кто-то из толпы.

Джек дёрнулся, повернулся, но книгу не отпускал. Худой человек и мать стояли в двух метрах от него, но оба не могли поверить в увиденное. Мальчик торжествовал.

– Джек, – выдала мать с перекошенным лицом, – ты... не делай...

Из толпы послышался знакомый крик. Парень увидел Мэри, молодую девушку с зачесанными назад волосами и низко посаженным лбом. Красавицей она не была. Её лицо, полное боли и ненависти, смотрело в сторону Джека. Она вытянула руку и закричала, едва не упав. Девушка смотрела на Библию, на то, как огонь уничтожает святую книгу, и это убивало её. На её руке парнишка увидел кольцо. Маленькое, дешёвое, но обручальное. У этой дамочки был муж, возможно, и дети, но Джек был уверен, что из-за них она бы так не убивалась. Вот, что ей было дороже всего в жизни – эта книга, строки, которые она заучивала наизусть долгими ночами. Вот её дом, её смысл жизни. Её и других, стоящих рядом с ней.

Джек опустил книгу и оставил её в огне на полу.

– А теперь последнее, – сказал, он с дрожью в голосе.

Джек вышел во двор, стал под занавес и обернулся. Женщина кинулась к книге, словно к умирающему, и стала бить полыхающие страницы о пол. Человек с осунувшимся лицом, который теперь казался и вовсе приведением, оттащил её.

– А сейчас, если ваш Хозяин так могуществен, то он поразит меня, – парень вспомнил отца, его лицо, его руки, улыбку и живые черты, – он поразит меня в самое сердце!

Джек указал на грудь, а потом повернулся к дождю и вышел из-под занавеса. Его тут же обдало струёй воды, волосы припали к голове, а футболка сделалась влажной.

– Ну же, давай, – мальчик едва не плакал. – Где же ты, о Великий? Покажи мне свою силу. Я уничтожил твою книгу, твои заповеди. Подобные мне, если верить Писанию, убили твоего сына. Ну же, отомсти, убей нас всех!

Джек упал на колени и зарыдал. Больше всего сейчас он хотел обнять отца, ощутить его сильные руки на своих плечах, услышать голос, который всегда был приятным и успокаивающим, почувствовать его тёплое дыхание. Сколько раз он обижался на папу, сколько раз спорил и ругался с ним. Если бы он знал, что так будет. Если бы только знал...

Вокруг была какая-то возня, но Джек её не слышал. Дождь бил по крыше, потоки воды стекали на тротуар. Джек весь вымок, хотя ему было всё равно. Недалеко проехала машина, водитель которой едва успел завернуть вправо. Из автомобиля, лобовое стекло которого заливало водой, через скрип дворников послышалась брань. Паренёк даже не обернулся. Он поднялся на ноги и пошёл в дом, где обнаружил ту самую девушку, которая ранее кричала. Теперь Мэри сидела на коленках рядом с книгой, её пальцы ходили по обуглившемуся корешку. Аманда стояла рядом с худощавым человеком и плакала, прикрываясь платком.

Когда Джек зашёл, девушка подняла голову и страницы в её руках превратились в комок мокрой бумаги. Книгу, судя по всему, решили тушить водой. Подросток прошёл мимо, дошёл до лестницы и обернулся. Все стояли спокойно, но ни на одном лице не было дурацкой улыбки. А Джек улыбнулся. Им в глаза. С таким презрением, с каким не делал этого ещё никогда.

– Он, – Мэри встала, покачиваясь, и, убирая с лица волосы, прошипела, – это дьявол. Дьявол во плоти.

Джек мог бы что-нибудь ответить, он ничего не терял, но его захватила усталость. Он сделал то, что собирался, и теперь большего всего хотел просто забыться. Подросток безразлично повернулся и в этот момент услышал новые всхлипывания матери. Она разрывалась между двумя лагерями. Сын надеялся, что она подойдёт к нему и обнимет, но женщина по-прежнему стояла на месте.

– Иуда! – прокричала девушка, дёрнув рукой с такой силой, что едва не упала.

– Мэри, – сказал худой человек больным голосом, – ты ничего не сделаешь.

– Заткнись, – выпалила девица, подходя к нему. – Ты такой же слюнтяй, как и твоя подружка, – она указала на Аманду.

Та убрала платок и удивлённо посмотрела на неё сквозь мокрые зрачки.

– Что ты на меня смотришь, а? – девушка толкнула мать Джека кулаком. – Твой сын, слышишь ты меня, сука? Он сын дьявола, не твой сын! А ты приютила у себя беса.

– Мэри! – закричал худой человек, на чьём лице читался страх. – Успокойся, прошу тебя.

– Сам успокойся.

Девушка ударила его со всего маху в лицо. Мужчина издал пронзительное «ой», схватился за нос и упал, выгнув спину.

Джек не мог поверить в то, что видит. Новые события сменяли друг друга на ленте времени слишком быстро, а кино жизни казалось сумбурным и непонятным. Но он уже почти пришёл в себя.

Когда худощавый мужчина упал, все остальные, похожие друг на друга, словно матрёшки, быстро отступили. Они забились в угол, как трусливые гиены.

– Джек, – его мать встала, опираясь на лестницу, – это мой мальчик. Он ни в чём не виноват. Он потерял отца. Он...

– Заткнись, – Мэри быстро взбежала на лестницу.

Правой рукой она полезла в задний карман потёртых тёмных джинсов и под удар молнии, быстрой и опасной, блеснул короткий нож.

Мальчик отпрянул назад.

– Ну что, Иуда, – девушка повернула голову набок и смотрела теперь на него, как собака, – боишься этого? Где же теперь твой острый язык?

Внизу послышался чей-то крик, но Джек не обратил внимания. Он мигом рванул к себе в комнату – первое, что пришло в голову. В такт его шагам по крыше монотонно бил дождь.

Девица, последовавшая за беглецом, двигалась неуклюже, но злоба в сердце придавала ей сил. Парень забежал в комнату и тут же подумал, что так или иначе после всего этого заставит мать поставить на дверь новую щеколду. Он крепко схватился за ручку, и когда девушка подбежала, уже собираясь открыть дверь, Джек толкнул её. Ручка ударила ей в бок, Мэри сделала несколько шагов назад и, едва не падая, откинула руку, чтобы ухватиться за перила.

– Я достану тебя, паскуда, достану!

Она вбежала в комнату почти с прыжка. Малец в испуге споткнулся о стул и упал на кровать. Безумная сделала два шага к нему и уже предвкушала месть, но тут, по воле случая, всё произошло иначе. Вряд ли кто другой, кроме этого Господина, верного слуги удачи, вершит судьбы многих. Он даёт полную флягу воды одинокому путнику в жаркой пустыне, приносит ветром купюру в двадцать долларов, если нужно заправить машину, спасает тех, кому стоило бы умереть, губит тех, кто достоин жизни, и наоборот.

Тогда только случай помог Джеку не закончить жизнь в четырнадцать с половиной лет.

Сделав ещё шаг, Мэри замахнулась ножом, но оступилась о книжную подставку, которая лежала в комнате на полу. С грохотом и стоном девушка полетела вниз, ударившись перекошенным от гнева и предвкушения лицом о стопку книг. Парень перепрыгнул через неё и, добежав до двери, услышал страшный вопль. Девушка перевернулась на спину, и возле груди, справа, он увидел небольшое красное пятно. В руке сектантка держала окровавленный нож.

– Ты?! – прокричала она, пытаясь встать.

Рана давила тупой болью, но Мэри удалось подняться на ноги.

Джек выбежал из комнаты и под дикий стук собственного сердца что есть силы, побежал к ванной. Там на двери был замок, а за ним – спасение.

Когда девушка вышла из дверного проёма и, опираясь на стену, последовала за своей жертвой, к ней подошла мать Джека. Бледная, с красными глазами и дрожащими руками, она, шатаясь, как маятник, молча поднялась по лестнице и теперь стояла за ней. Сына она не видела.

– Мой мальчик, – сказала она, едва не теряя сознание, – он ни в чём не виноват. Он...

Мэри обернулась с выражением слепой ярости, и Аманда увидела кровь на ноже. Из комнаты её сына донёсся гром, и в тёмных стёклах отразилась молния. Женщина опешила. Остановилась, вздрогнула всем телом и закинула голову назад.

– Ты... Ты не могла! – она покачала головой. – Он мой единственный ребёнок!

Аманда взяла в руки тяжёлую вазу, стоявшую на тумбе возле лестницы, и ударила ею Мэри по голове. Десятки осколков, которые приобрели кроваво-алый оттенок, разлетелись по полу и покатились по ступенькам.

Девушка вскрикнула и упала на паркет, раскинув руки в разные стороны. Кожа на её лице была счёсана, длинные сплошные порезы, как от когтей льва, шли до самой шеи. Осколок треугольной формы, заливаемый кровью, впился остриём в зеницу выплывшего глаза. Кровь повсюду разливалась лужей. Изо рта доносились предсмертные вздохи из-под выбитых, впившихся в дёсна осколков разбитых зубов.

Джек, едва не падая, вышел из ванной. В его ногу вонзился маленький кусочек стекла.

Его мать, в руке которой находился обломленный кусок вазы, посмотрела на него, что-то пробормотала и упала в обморок.

Где-то внизу стукнула дверь. Паренёк подошёл к перилам и увидел, что в гостиной нет никого, кроме худощавого мужчины. Он лежал на полу, держась рукой за нос. Джек ещё раз посмотрел на мать. «До чего мы дожили, а, мам?» – с истерической улыбкой подумал он, чувствуя, что скоро сорвётся.

Подойдя к телефону, он набрал номер полиции. Томный голос диспетчера сказал, что машина будет через десять минут. Джек положил трубку, прислонился к стене и закрыл глаза. Он догадывался, что долго ещё не сможет заснуть. Ещё полгода назад, когда Деррик Торренс был жив, всё это повергло бы его в шок и ужас, но теперь где-то в глубине души его сын понимал, что подобное рано или поздно должно было случиться. Эта мысль позволяла ему не сойти с ума.

Переступив через тело Мэри не без отвращения, но без жалости и даже с лёгким удовлетворением, сын подошёл к матери. Она лежала, прислонившись к стене; глаза её были стеклянными и пустыми, как зеркало. Мальчик обнял её и тихо, как побитая несчастная собака, зарыдал, прислонившись лицом к материнскому плечу.

Где-то за дверью послышалась сирена и звук торможения летних шин на мокром асфальте.