Акрофобия

1999 год

Мендок, в зелёных шортах в полоску и в голубой футболке, сидел в приёмной отделения полиции. Звонок от шерифа Метьюса всполошил его и заставил бежать прямо в домашней одежде в участок.

Здесь было довольно людно. У всех были претензии, недовольства. Голоса в основном были чёткими и отрывистыми, как у активистов на демонстрации, иногда усталыми, реже всего – беспечными.

Аэрон был бледен, как молоко. Он то и дело теребил край своих шорт, стараясь мысленно отвлечься и немного расслабиться. Часы противно тикали, маленькая стрела была у двойки. Кто-то постучал его по плечу, и от неожиданности он подскочил.

– Господи боже, мистер Мендок, – говорил шериф Метьюс, грузный темнокожий полицейский из Филадельфии, который только год назад переехал в штат Мэн.

– Простите, я просто... – доктор перевёл дыхание. – Послушайте, давайте приступим к делу. Что с моим сыном, что вы узнали?

Шериф замялся.

– Я думаю, вам лучше увидеть это самому.

Мендок побледнел пуще прежнего. Он вдруг отчётливо подумал, что увидит своего сына в морге.

– Уж не хотите ли вы мне сказать... – он готов был кричать от страха и горя на весь мир.

– Нет, не хочу, – отрезал Метьюс. – Просто пройдёмте со мной.

Они подошли к двери с табличкой «Дж. Метьюс. Шериф», полицейский отпер её, и они вошли. Кабинет оказался не большим, но довольно уютным. Посередине стоял массивный деревянный стол, с одной стороны от него находилось кресло шерифа, а с другой – диван, на который садились его посетители. По бокам стояли шкафы с документацией.

– Присаживайтесь, – сказал правоохранитель.

Мендок сел, но был по-прежнему очень взволнованным.

– Итак, – шериф взял со шкафа конверт, раскрыл его и положил на стол, – сегодня утром в Стэндфордский участок прибыло письмо, адресованное вам.

– Какое это отношение имеет к моему сыну? – Аэрон нервничал и слабо понимал, что говорит.

– Это письмо было написано вашим сыном, – грустно сказал сотрудник полиции.

Психотерапевт вскочил с дрожащими руками, будто в конвульсии.

– Где? Где он?

– Мы этого не знаем. Он не сообщил. У него была лишь одна просьба.

Мендок вопрошающе, с мольбой посмотрел на Метьюса.

– Он не хочет вас видеть. Он хочет свободы для своих решений.

Доктор так и застыл с открытым ртом, а потом присел и стал качать головой.

– Я не верю. Не верю, – как полоумный, говорил он.

– Мне очень жаль, – сконфуженно сказал шериф. Он положил перед терапевтом письмо и вышел. Никогда он не умел утешать людей, так что теперь чувствовал себя ужасно. В какой-то мере он и сам чувствовал вину за этого паренька. Метьюс присел, достал бумажник и посмотрел на фотографию дочери, маленькой Саманты. Ей было всего десять, но окутанное тёмными, как её кожа, волосами, её лицо казалось милым и простым. Шериф любил свою дочь, они с женой долго ждали ребёнка. «Подарок небес», – называл он её, шутя сквозь слёзы. И если она когда-нибудь уйдёт от него и покинет семью навсегда, потому что ей там плохо и неуютно... Мужчина покачал головой и спрятал бумажник обратно.

Через десять минут он вернулся в кабинет. Мендок сидел на диване, сгорбившись, как старик. У его ног лежало письмо. Доктор сопел и всхлипывал, его лицо было красным и туманным, а бледные руки тряслись.

– Вам нужна помощь? – спросил шериф.

– Мне нужен мой сын, – сказал Аэрон и вышел.