XII. ДЖОРДЖ ВИЛЛЬЕРС, ГЕРЦОГ БЕКИНГЭМСКИЙ
Госпожа Бонасье и герцог без особых трудностей вошли в Лувр. Г-жуБонасье знали как женщину, принадлежавшую к штату королевы, а герцог был вформе мушкетеров г-на де Тревиля, рота которого, как мы уже упоминали, в тотвечер несла караул во дворце. Впрочем, Жермен был слепо предан королеве, и,случись что-нибудь, г-жу Бонасье обвинили бы только в том, что она провела вЛувр своего любовника. Этим бы все и кончилось. Она приняла бы грех на себя,доброе имя ее было бы, правда, загублено, но что значит для сильных мирадоброе имя какой-то жалкой галантерейщицы! Войдя во двор, герцог и г-жа Бонасье прошли шагов двадцать пять вдолькаменной ограды. Затем г-жа Бонасье нажала на ручку небольшой служебнойдвери, открытой днем, но обычно запиравшейся на ночь. Дверь подалась. Онивошли. Кругом было темно, но г-же Бонасье были хорошо знакомы все ходы ипереходы в этой части Лувра, отведенной для дворцовых служащих. Заперев засобой дверь, она взяла герцога за руку, сделала осторожно несколько шагов,ухватилась за перила, коснулась ногой ступеньки и начала подниматься. Герцогследовал за ней. Они достигли третьего этажа. Здесь г-жа Бонасье свернулавправо, провела своего спутника по длинному коридору и спустилась на одинэтаж, прошла еще несколько шагов, вложила ключ в замок, отперла дверь иввела герцога в комнату, освещенную только ночной лампой. - Побудьте здесь, милорд, - шепнула она. - Сейчас придут. Сказав это, она вышла в ту же дверь и заперла ее за собой на ключ, такчто герцог оказался пленником в полном смысле этого слова. Нельзя не отметить, что герцог Бекингэм, несмотря на полноеодиночество, в котором он очутился, не почувствовал страха. Одной изнаиболее замечательных черт его характера была жажда приключений и любовь ковсему романтическому. Смелый, мужественный и предприимчивый, он не впервыерисковал жизнью при подобных обстоятельствах. Ему было уже известно, чтопослание Анны Австрийской, заставившее его примчаться в Париж, былоподложным и должно было заманить его в ловушку. Но, вместо того чтобывернуться в Лондон, он, пользуясь случившимся, просил передать королеве, чтоне уедет, не повидавшись с ней. Королева вначале решительно отказала, затем,опасаясь, что герцог, доведенный ее отказом до отчаяния, натвориткаких-нибудь безумств, уже решилась принять его, с тем чтобы упроситьнемедленно уехать. Но в тот самый вечер, когда она приняла это решение,похитили г-жу Бонасье, которой было поручено отправиться за герцогом ипровести его в Лувр. Два дня никто не знал, что с нею, и всеприостановилось. Но, лишь только г-жа Бонасье, вырвавшись на свободу,повидалась с де Ла Портом, все снова пришло в движение, и она довела доконца опасное предприятие, которое, не будь она похищена, осуществилось бытремя днями раньше. Оставшись один, герцог подошел к зеркалу. Мушкетерское платье очень шлок нему. Ему было тридцать пять лет, и он недаром слыл самым красивым вельможейи самым изысканным кавалером как во всей Франции, так и в Англии. Любимец двух королей, обладатель многих миллионов, пользуясьнеслыханной властью в стране, которую он по своей прихоти то будоражил, тоуспокаивал, подчиняясь только своим капризам, Джордж Вилльерс, герцогБекингэмский, вел сказочное существование, способное даже спустя столетиявызывать удивление потомков. Уверенный в себе, убежденный, что законы, управляющие другими людьми,не имеют к нему отношения, уповая на свое могущество, он шел прямо к цели,поставленной себе, хотя бы эта цель и была так ослепительна и высока, чтовсякому другому казалось бы безумием даже помышлять о ней. Все это вместепридало ему решимости искать встреч с прекрасной и недоступной АннойАвстрийской и, ослепив ее, пробудить в ней любовь. Итак, Джордж Вилльерс остановился, как мы уже говорили, перед зеркалом.Поправив свои прекрасные золотистые волосы, несколько примятые мушкетерскойшляпой, закрутив усы, преисполненный радости, счастливый и гордый тем, чтоблизок долгожданный миг, он улыбнулся своему отражению, полный гордости инадежды. В эту самую минуту отворилась дверь, скрытая в обивке стены, и вкомнату вошла женщина. Герцог увидел ее в зеркале. Он вскрикнул - это былакоролева! Анне Австрийской было в то время лет двадцать шесть или двадцать семь,и она находилась в полном расцвете своей красоты. У нее была походка королевы или богини. Отливавшие изумрудом глазаказались совершенством красоты и были полны нежности и в то же времявеличия. Маленький ярко-алый рот не портила даже нижняя губа, слегка выпяченная,как у всех отпрысков австрийского королевского дома, - она была прелестна,когда улыбалась, но умела выразить и глубокое пренебрежение. Кожа ее славилась своей нежной и бархатистой мягкостью, руки и плечипоражали красотой очертаний, и все поэты эпохи воспевали их в своих стихах.Наконец, волосы, белокурые в юности и принявшие постепенно каштановыйоттенок, завитые и слегка припудренные, очаровательно обрамляли ее лицо,которому самый строгий критик мог пожелать разве только несколько менееяркой окраски, а самый требовательный скульптор - больше тонкости в линииноса. Герцог Бекингэм на мгновение застыл, ослепленный: никогда АннаАвстрийская не казалась ему такой прекрасной во время балов, празднеств иувеселений, как сейчас, когда она, в простом платье белого шелка, вошла вкомнату в сопровождении доньи Эстефании, единственной из ее испанскихприслужниц, не ставшей еще жертвой ревности короля и происков кардиналаРишелье. Анна Австрийская сделала шаг навстречу герцогу. Бекингэм упал к ееногам и, раньше чем королева успела помешать ему, поднес край ее платья ксвоим губам. - Герцог, вы уже знаете, что не я продиктовала то письмо. - О да, сударыня, да, ваше величество! - воскликнул герцог. - Я знаю,что был глупцом, безумцем, поверив, что мрамор может ожить, снег - излучитьтепло. Но что же делать: когда любишь, так легко поверить в ответную любовь!А затем, я совершил это путешествие недаром, если я все же вижу вас. - Да, - ответила Анна Австрийская, - но вам известно, почему ясогласилась увидеться с вами. Беспощадный ко всем моим горестям, вы упорноотказывались покинуть этот город, хотя, оставаясь здесь, вы рискуете жизньюи заставляете меня рисковать моей честью. Я согласилась увидеться с вами,чтобы сказать, что все разделяет нас - морские глубины, вражда между нашимикоролевствами, святость принесенных клятв. Святотатство - бороться противвсего этого, милорд! Я согласилась увидеться с вами, наконец, для того,чтобы сказать вам, что мы не должны больше встречаться. - Продолжайте, сударыня, продолжайте, королева! - проговорил Бекингэм.- Нежность вашего голоса смягчает жестокость ваших слов... Вы говорите освятотатстве. Но святотатство - разлучать сердца, которые бог создал другдля друга! - Милорд, - воскликнула королева, - вы забываете: я никогда неговорила, что люблю вас! - Но вы никогда не говорили мне и того, что не любите меня. И, правоже, произнести такие слова - это было бы слишком жестоко со стороны вашеговеличества. Ибо, скажите мне, где вы найдете такую любовь, как моя, любовь,которую не могли погасить ни разлука, ни время, ни безнадежность? Любовь,готовую удовлетвориться оброненной ленточкой, задумчивым взглядом, нечаянновырвавшимся словом? Вот уже три года, сударыня, как я впервые увидел вас, ивот уже три года, как я вас так люблю! Хотите, я расскажу, как вы былиодеты, когда я впервые увидел вас? Хотите, я подробно опишу даже отделку навашем платье?.. Я вижу вас, как сейчас. Вы сидели на подушках, по испанскомуобычаю. На вас было зеленое атласное платье, шитое серебром и золотом,широкие свисающие рукава были приподняты выше локтя, оставляя свободнымиваши прекрасные руки, вот эти дивные руки, и скреплены застежками из крупныхалмазов. Шею прикрывали кружевные рюши. На голове у вас была маленькаяшапочка того же цвета, что и платье, а на шапочке - перо цапли... О да, да,я закрываю глаза - и вижу вас такой, какой вы были тогда! Я открываю их - ивижу вас такой, как сейчас, то есть во сто крат прекраснее! - Какое безумие! - прошептала Анна Австрийская, у которой не хватиломужества рассердиться на герцога за то, что он так бережно сохранил в своемсердце ее образ. - Какое безумие питать такими воспоминаниями бесполезнуюстрасть! - Чем же мне жить иначе? Ведь нет у меня ничего, кроме воспоминаний!Они мое счастье, мое сокровище, моя надежда! Каждая встреча с вами - этоалмаз, который я прячу в сокровищницу моей души. Сегодняшняя встреча -четвертая драгоценность, оброненная вами и подобранная мной. Ведь за тригода, сударыня, я видел вас всего четыре раза: о первой встрече я только чтоговорил вам, второй раз я видел вас у госпожи де Шеврез (), третий раз -в амьенских садах... - Герцог, - краснея, прошептала королева, - не вспоминайте об этомвечере! - О нет, напротив: вспомним о нем, сударыня! Это самый счастливый,самый радостный вечер в моей жизни. Помните ли вы, какая была ночь? Воздухбыл неясен и напоен благоуханиями. На синем небе поблескивали звезды. О, втот раз, сударыня, мне удалось на короткие мгновения остаться с ваминаедине. В тот раз вы готовы были обо всем рассказать мне - об одиночествевашем и о страданиях вашей души. Вы опирались на мою руку... вот на этусамую. Наклоняясь, я чувствовал, как ваши дивные волосы касаются моего лица,и каждое прикосновение заставляло меня трепетать с ног до головы. Королева,о королева моя! Вы не знаете, какое небесное счастье, какое райскоеблаженство заключено в таком мгновении!.. Все владения мои, богатство,славу, все дни, которые осталось мне еще прожить, готов я отдать за такоемгновение, за такую ночь! Ибо в ту ночь, сударыня, в ту ночь вы любили меня,клянусь вам!.. - Милорд, возможно... да, очарование местности, прелесть того дивноговечера, действие вашего взгляда, все бесчисленные обстоятельства,сливающиеся подчас вместе, чтобы погубить женщину, объединились вокруг меняв тот роковой вечер. Но вы видели, милорд, королева пришла на помощьслабеющей женщине: при первом же слове, которое вы осмелились произнести,при первой вольности, на которую я должна была ответить, я позвала своюприслужницу. - О да, это правда. И всякая другая любовь, кроме моей, не выдержала бытакого испытания. Но моя любовь, преодолев его, разгорелась еще сильнее,завладела моим сердцем навеки. Вы думали, что, вернувшись в Париж, спаслисьот меня, вы думали, что я не осмелюсь оставить сокровища, которые мойгосподин поручил мне охранять. Но какое мне дело до всех сокровищ, до всехкоролей на всем земном шаре! Не прошло и недели, как я вернулся, сударыня.На этот раз вам не в чем было упрекнуть меня. Я рискнул милостью моегокороля, рискнул жизнью, чтобы увидеть вас хоть на одно мгновение, я даже некоснулся вашей руки, и вы простили меня, увидев мое раскаяние и покорность. - Да, но клевета воспользовалась всеми этими безумствами, в которых я -вы знаете это сами, милорд, - была неповинна. Король, подстрекаемыйгосподином кардиналом, страшно разгневался. Госпожа де Верне была удалена,Пюнтаж изгнан из Франции, госпожа де Шеврез впала в немилость. Когда же выпожелали вернуться во Францию в качестве посла, король лично, - вспомните,милорд, - король лично воспротивился этому. - Да, и Франция заплатит войной за отказ своего короля. Я лишенвозможности видеть вас, сударыня, - что ж, я хочу, чтобы вы каждый деньслышали обо мне. Знаете ли вы, что за цель имела экспедиция на остров Рэ исоюз с протестантами Ла-Рошели, который я замышляю? Удовольствие увидетьвас. Я не могу надеяться с оружием в руках овладеть Парижем, это я знаю. Ноза этой войной последует заключение мира, заключение мира потребуетпереговоров, вести переговоры будет поручено мне. Тогда уж не посмеют непринять меня, и я вернусь в Париж, и увижу вас хоть на одно мгновение, ибуду счастлив. Тысячи людей, правда, за это счастье заплатят своей жизнью.Но мне не будет до этого никакого дела, лишь бы увидеть вас! Все это, бытьможет, безумие, бред, но скажите, у какой женщины был обожатель болеестрастный? У какой королевы - более преданный слуга? - Милорд, милорд, в свое оправдание вы приводите доводы, порочащие вас.Доказательства любви, о которых вы говорите, - ведь это почти преступление. - Только потому, что вы не любите меня, сударыня. Если бы вы любилименя, все это представлялось бы вам иным. Но если б вы любили меня... если бвы любили меня, счастье было бы чрезмерным, и я сошел бы с ума! Да, госпожаде Шеврез, о которой вы только что упомянули, госпожа де Шеврез была менеежестока: Голланд любил ее, и она отвечала на его любовь. - Госпожа де Шеврез не была королевой, - прошептала Анна Австрийская,не в силах устоять перед выражением такого глубокого чувства. - Значит, вы любили бы меня, вы, сударыня, если б не были королевой?Скажите, любили бы? Осмелюсь ли я поверить, что только сап заставляет васбыть столь непреклонной? Могу ли поверить, что, будь вы госпожа де Шеврез,бедный Бекингэм мог бы лелеять надежду?.. Благодарю за эти сладостные слова,о моя прекрасная королева, тысячу раз благодарю! - Милорд, вы не так поняли, не так истолковали мои слова. Я не хотеласказать... - Молчите, молчите! - проговорил герцог. - Если счастье мне даровалаошибка, не будьте так жестоки, чтобы исправлять ее. Вы сами сказали: менязаманили в ловушку. Возможно, мне это будет стоить жизни... Так странно: уменя в последнее время предчувствие близкой смерти... - И по устам герцогаскользнула печальная и в то же время чарующая улыбка. - О, господи! - воскликнула Анна, и ужас, прозвучавший в ее голосе,лучше всяких слов доказывал, насколько сильнее было ее чувство к герцогу,чем она желала показать. - Я сказал это, сударыня, отнюдь не для того, чтобы испугать вас. Онет! То, что я сказал, просто смешно, и поверьте, меня нисколько небеспокоит такая игра воображения. Но слова, только что произнесенные вами,надежда, почти поданная мне, искупили заранее все, даже мою гибель. - Теперь и я признаюсь вам, герцог, - проговорила Анна. - И меня тожепреследует предчувствие, преследуют сны. Мне снилось, что я вижу вас: вылежали на земле, окровавленный, раненный... - Раненный в левый бок, ножом? - перебил ее герцог. - Да, именно так, милорд: в левый бок, ножом. Кто мог рассказать вам,что я видела такой сон? Я поверяла его только богу, да и то в молитве. - Этого довольно, сударыня. Вы любите меня, и это все. - Я люблю вас? Я? - Да, вы. Разве бог послал бы вам те же сны, что и мне, если б вы меняне любили? Разве являлись бы нам те же предчувствия, если б сердце несвязывало наши жизни? Вы любите меня, моя королева! Будете ли вы оплакиватьменя? - О, боже! Боже! - воскликнула Анна Австрийская. - Это больше, чем я всилах вывести. Герцог, молю вас, ради всего святого, оставьте меня, уйдите!Я не знаю, люблю ли я вас или нет, но я твердо знаю, что не нарушу своихклятв. Сжальтесь же надо мной, уезжайте! Если вас ранят во Франции, если выумрете во Франции, если у меня будет хоть мысль, что любовь ко мне сталапричиной вашей гибели, я не перенесу этого, я сойду с ума! Уезжайте же,уезжайте, умоляю вас! - О, как вы прекрасны сейчас! Как я люблю вас! - проговорил Бекингэм. - Уезжайте! Уезжайте! Молю вас! Позже вы вернетесь. Вернитесь сюда вкачестве посла, в качестве министра, вернитесь в сопровождениителохранителей, готовых защитить вас, слуг, обязанных охранять вас... Тогдая не буду трепетать за вашу жизнь и буду счастлива увидеть вас. - Неужели правда то, что вы говорите? - Да. - Тогда... тогда в знак вашего прощения дайте мне что-нибудь,какую-нибудь вещицу, принадлежащую вам, которая служила бы доказательством,что все это не приснилось мне. Какую-нибудь вещицу, которую вы носили икоторую я тоже мог бы носить... перстень, цепочку... - И вы уедете... уедете, если я исполню вашу просьбу? - Да. - Немедленно? - Да. - Вы покинете Францию? Вернетесь в Англию? - Да, клянусь вам. - Подождите тогда, подождите... Анна Австрийская удалилась к себе и почти тотчас же вернулась, держа вруках ларец розового дерева с золотой инкрустацией, воспроизводившей еемонограмму. - Возьмите это, милорд, - сказала она. - Возьмите и храните на памятьобо мне. Герцог Бекингэм взял ларец и вновь упал к ее ногам. - Вы обещали мне уехать, - произнесла королева. - И я сдержу свое слово! Вашу руку, сударыня, вашу руку, и я удалюсь. Королева Анна протянула руку, закрыв глаза и другой рукой опираясь наЭстефанию, ибо чувствовала, что силы готовы оставить ее. Бекингэм страстно прильнул губами к этой прекрасной руке. - Не позднее чем через полгода, сударыня, - проговорил он, поднимаясь,- я вновь увижу вас, хотя бы мне для этого пришлось перевернуть небо иземлю. И, верный данному слову, он выбежал из комнаты. В коридоре он нашел г-жу Бонасье, которая с теми же предосторожностямии с тем же успехом вывела его за пределы Лувра.