VII.МУШКЕТЕРЫ У СЕБЯ ДОМА
Когда, покинув Лувр, Д'Артаньян спросил своих друзей, как лучшеупотребить свою часть сорока пистолей, Атос посоветовал ему заказать хорошийобед в "Сосновой шишке", Портос - нанять слугу, а Арамис - обзавестисьдостойной любовницей. Обед состоялся в тот же день, и новый слуга подавал к столу. Обед былзаказан Атосом, а лакей рекомендован Портосом. То был пикардиец, которогославный мушкетер нанял в тот самый день по случаю этого самого обеда; онувидел его на мосту Ла-Турнель, где Планше - так звали слугу - плевал вводу, любуясь разбегавшимися кругами. Портос утверждал, что такое занятиесвидетельствует о склонности к созерцанию и рассудительности, и, не наводя онем дальнейших справок, увел его с собой. Важный вид дворянина, к которому,как предполагал Планше, он поступает на службу, прельстил его, и он былнесколько разочарован, увидев, что место уже занято неким его собратом, поимени Мушкетон. Портос объяснил ему, что дом его, хотя и поставленный наширокую ногу, нуждается лишь в одном слуге и Планше придется поступить кд'Артаньяну. Однако, прислуживая на пиру, который давал его господин, ивидя, как тот, расплачиваясь, вытащил из кармана пригоршню золотых монет,Планше решил, что счастье его обеспечено, и возблагодарил небо за то, чтопопал к такому крезу. Он пребывал в этой уверенности вплоть до окончанияобеда, остатками от которого вознаградил себя за долгое воздержание. Новечером, когда он постилал постель своему господину, блестящие мечты егорассеялись. Во всей квартире, состоявшей из спальни и передней, былаединственная кровать. Планше улегся в передней на одеяле, взятом с кроватид'Артаньяна, которому с тех пор пришлось обходиться без него. Атос также имел слугу, которого воспитал на особый лад. Звали егоГримо. Этот достойный господин - мы, разумеется, имеем в виду Атоса - былочень молчалив. Вот уже пять или шесть лет, как он жил в теснейшей дружбе сПортосом и Арамисом. За это время друзья не раз видели на его лице улыбку,но никогда не слышали его смеха. Слова его были кратки и выразительны, онговорил всегда то, что хотел сказать, и больше ничего: никаких прикрас,узоров и красот. Он говорил лишь о существенном, не касаясь подробностей. Хотя Атосу было не более тридцати лет и он был прекрасен телом и душой,никто не слышал, чтобы у него была возлюбленная. Он никогда не говорил оженщинах, но никогда не мешал другим говорить на эту тему, хотя легко былозаметить, что подобный разговор, в который он изредка только вставлялгорькое слово или мрачное замечание, был ему крайне неприятен. Егосдержанность нелюдимость и неразговорчивость делали его почти стариком.Поэтому, не считая нужным менять свои привычки, он приучил Гримо исполнятьего требования: тот повиновался простому знаку или легкому движению губ.Разговаривал с ним Атос только при самых необычайных обстоятельствах. Случалось, что Гримо, который как огня боялся своей господина, хотя ибыл горячо привязан к нему и преклонялся перед его умом, полагая, что уловилего желания, бросался исполнять их и делал как раз обратное тому, что хотелАтос. Тогда Атос пожимал плечами и без малейшего гнева колотил Гримо. Втакие дни он бывал несколько разговорчивее. Портос, как мы уже успели узнать, был прямой противоположностью Атоса:он не только много разговаривал, но разговаривал громко. Надо, впрочем,отдать ему справедливость: ему было безразлично, слушают его или нет. Онразговаривал ради собственного удовольствия - ради удовольствия слушатьсамого себя. Он говорил решительно обо всем, за исключением наук, ссылаясьна глубокое отвращение, которое, по его словам, ему с детства внушалаученые. Вид у него был не столь величавый, как у Атоса, и сознаниепревосходства Атоса в начале их знакомства нередко вызывало у Портосараздражение. Он прилагал поэтому все усилия, чтобы превзойти его хотя быбогатством своего одеяния. Но стоило Атосу в своем простом мушкетерскомплаще ступить хоть шаг, откинув назад голову, как он сразу занималподобающее ему место, отодвигая разодетого Портоса на второй план. Портос в утешение себе наполнял приемную г-на де Тревиля и караульноепомещение Лувра громогласными рассказами о своих успехах у женщин, чегоникогда не делал Атос. В самое последнее время, перейдя от жен известныхсудей к женам прославленных военных, от чиновниц - к баронессам, Портоспрозрачно намекал на какую-то иностранную княгиню, увлекшуюся им. Старая пословица говорит: "Каков хозяин, таков и слуга". Перейдемпоэтому от слуги Атоса к слуге Портоса, от Гримо к Мушкетону. Мушкетон был нормандец, идиллическое имя которого, Бонифаций (), егогосподин заменил куда более воинственным - Мушкетон. Он поступил на службу кПортосу, поставив условием, что его будут кормить и одевать, но кормить иодевать роскошно. Кроме того, он просил предоставлять ему каждый день двасвободных часа для занятия ремеслом, которое должно покрыть все остальныеего потребности. Портос согласился на эти условия: они были ему как раз подуше. Он заказывал Мушкетону камзолы, которые выкраивались из старой одеждыи запасных плащей самого Портоса. Благодаря ловкости одного портного,который перешивал и перелицовывал его обноски и жена которого явностремилась отвлечь Портоса от его аристократических привычек, Мушкетон,сопровождая своего господина, имел очень представительный вид. Что касается Арамиса, характер которого мы, кажется, достаточно хорошоописали, хотя за его развитием, как и за развитием характера его друзей, мыпроследим в дальнейшем, - то лакея его звали Базен. Ввиду того что господин его надеялся принять когда-нибудь духовный сан,слуга, как и подобает слуге духовного лица, был неизменно одет в черное. Этобыл берриец лет тридцати пяти - сорока, кроткий, спокойный, толстенький.Свободное время, предоставляемое ему его господином, он посвящал чтениюдуховных книг и умел в случае необходимости приготовить превосходный обед,состоящий всего из нескольких блюд, но зато отличных. В остальном он былнем, слеп и глух, и верность его могла выдержать любое испытание. Теперь, познакомившись, хотя поверхностно, и с господами и с ихслугами, перейдем к жилищу каждого из них. Атос жил на улице Феру, в двух шагах от Люксембурга (). Он занималдве небольшие комнаты, опрятно убранные, которые ому сдавала хозяйка дома,еще не старая и еще очень красивая, напрасно обращавшая на него нежныевзоры. Остатки былой роскоши кое-где виднелись на стеках этого скромногообиталища, например: шпага, богато отделанная и, несомненно, принадлежавшаяеще эпохе Франциска I (), один эфес которой, украшенный драгоценнымикамнями, должен был стоить не менее двухсот пистолей. Атос, однако, даже всамые тяжелые минуты ни разу не соглашался заложить или продать ее. Эташпага долгое время составляла предмет вожделений Портоса. Он готов былотдать десять лет жизни за право владеть ею. Однажды, готовясь к свиданию с какой-то герцогиней, он попыталсяодолжить шпагу у Атоса. Атос молча вывернул все карманы, собрал все, чтобыло у него ценного: кошельки, пряжки и золотые цепочки, и предложил ихПортосу. Что же касается шпаги, сказал он, она прикована к стене и покинетее только тогда, когда владелец ее покинет это жилище. Кроме шпаги, вниманиепривлекал еще портрет знатного вельможи времен Генриха III, одетого счрезвычайным изяществом и с орденом Святого Духа на груди. Портрет имел сАтосом известное сходство, некоторые общие с ним фамильные черты,указывавшие на то, что этот знатный вельможа, кавалер королевских орденов,был его предком. И в довершение всего этого - ларец изумительной ювелирной работы,украшенный тем же гербом, что шпага и портрет, красовался на выступе камина,своим утонченным изяществом резко отличаясь от всего окружающего. Ключ отэтого ларца Атос всегда носил при себе. Но однажды он открыл его вприсутствии Портоса, и Портос мог убедиться, что ларец содержит толькописьма и бумаги - надо полагать, любовную переписку и семейный архив. Портос занимал большую и на вид роскошную квартиру на улице СтаройГолубятни. Каждый раз, проходя с кем-нибудь из приятелей мимо своих окон, уодного из которых всегда стоял Мушкетон в парадной ливрее, Портос поднималголову и, указывая рукой вверх, говорил: "Вот моя обитель". Но застать егодома никогда не удавалось, никогда и никого он не приглашал подняться с нимнаверх, и никто не мог составить себе представление, какие действительныебогатства кроются за этой роскошной внешностью. Что касается Арамиса, то он жил в маленькой квартире, состоявшей изгостиной, столовой и спальни. Спальня, как и все остальные комнатырасположенная в первом этаже, выходила окном в маленький тенистый и свежийсадик, густая зелень которого делала его недоступным для любопытных глаз. Как устроился д'Артаньян, нам уже известно, и мы успели познакомиться сего слугой Планше. Д'Артаньян был по природе своей очень любопытен, как, впрочем, ибольшинство людей, владеющих даром интриги. Он напрягал все свои силы, чтобыузнать, кто же на самом деле были Атос, Портос и Арамис. Ибо под этимипрозвищами все они скрывали свои дворянские имена, и в частности, Атос, вкотором за целую милю можно было угадать настоящего вельможу. Он обратился кПортосу, надеясь получить сведения об Атосе и Арамисе, и к Арамису, чтобыузнать, кто такой Портос. Портос, к сожалению, о своем молчаливом товарище знал лишь то, что былоизвестно по слухам. Говорили, что он пережил большое горе, причиной которогобыла любовь, и что чья-то подлая измена якобы отравила жизнь этогодостойного человека. Но об обстоятельствах этой измены никто ничего не знал. Что касается Портоса, то, за исключением его настоящего имени, которое,так же как и имена обоих его товарищей, было известно лишь одному г-ну деТревилю, о его жизни нетрудно было все узнать. Тщеславный и болтливый, онвесь был виден насквозь, как кристалл. И лишь поверив всему томупохвальному, что он сам говорил о себе, можно было впасть в заблуждение наего счет. Зато Арамис, хотя и могло показаться, что у него нет никаких тайн, былвесь окутан таинственностью. Скупо отвечая на вопросы, касавшиеся других, онтщательно обходил все относившиеся к нему самому. Однажды, когда последолгих расспросов д'Артаньян узнал от Арамиса о тех слухах, которые гласили,будто их общий друг Портос добился победы над какой-то герцогиней, онпопытался проникнуть в тайну любовных приключений своего собеседника. - Ну а вы, любезный друг мой, - сказал он - вы, так прекраснорассказывающий о чужих связях с баронессами, графинями и герцогинями, авы-то сами?.. - Простите, - прервал его Арамис. - Я говорю об этих вещах толькопотому, что Портос сам болтает о них, и потому, что он при мне громогласнорассказывал эти милые истории. Но поверьте мне, любезный господинд'Артаньян, что, если б они стали мне известны из другого источника или еслиб он поверил мне их как тайну, не могло бы быть духовника скромнее меня. - Я не сомневаюсь в этом, - сказал д'Артаньян, - и мне все же кажется,что и вам довольно хорошо знакомы кое-какие гербы, о чем свидетельствуетнекий вышитый платочек, которому я обязан честью нашего знакомства. Арамис на этот раз не рассердился, но, приняв самый скромный вид,ласково ответил: - Не забывайте, друг мой, что я собираюсь приобщиться к церкви и потомучуждаюсь светских развлечений. Виденный вами платок не был подарен мне, алишь оставлен у меня по забывчивости одним из моих друзей. Я был вынужденбыл спрятать его, чтобы не скомпрометировать их - его и даму, которую онлюбит... Что же касается меня, то я не имею и не хочу иметь любовницы,следуя в этом отношении мудрейшему примеру Атоса, у которого, так же как уменя, нет дамы сердца. - Но, черт возьми, вы ведь не аббат, раз вы мушкетер! - Мушкетер только временно, дорогой мой. Как говорит кардинал -мушкетер против воли. Но в душе я служитель церкви, поверьте мне. Атос иПортос втянули меня в это дело, чтобы я хоть чем-нибудь был занят. У меня,как раз в ту пору, когда я должен был быть рукоположен, произошла небольшаянеприятность с... Впрочем, это не может вас интересовать, и я отнимаю у васдрагоценное время. - Отнюдь нет, все это меня очень интересует! - воскликнул д'Артаньян. -И мне сейчас решительно нечего делать. - Да, но мне пора читать молитвы, - сказал Арамис, - затем мне нужносложить стихи, о которых меня просила госпожа д'Эгильон. После этого мнепридется зайти на улицу Сент-Оноре, чтобы купить румян для госпожи деШеврез. Вы видите сами, дорогой мой, что если вам спешить некуда, то я затоочень спешу. И Арамис приветливо протянул руку своему молодому товарищу и простилсяс ним. Как ни старался д'Артаньян, ему больше ничего не удалось узнать о своихтрех новых друзьях. Он решил верить в настоящем тому, что рассказывали об ихпрошлом, надеясь, что будущее обогатит его более подробными и болеедостоверными сведениями. Пока Атос представлялся ему Ахиллом, Портос -Аяксом, а Арамис - Иосифом (). В общем, молодые люди жили весело. Атос играл, и всегда несчастливо. Ноон никогда не занимал у своих друзей ни одного су, хотя его кошелек всегдабыл раскрыт для них. И если он играл на честное слово, то на следующее жеутро, уже в шесть часов, посылал будить своего кредитора, чтобы вручить емуследуемую сумму. Портос играл изредка. В такие дни если он выигрывал, то бывалвеликолепен и дерзок. Если же он проигрывал, то бесследно исчезал нанесколько дней, после чего появлялся с бледным и вытянутым лицом, но сденьгами в кармане. Арамис никогда не играл. Он был самым дурным мушкетером и самым скучнымгостем за столом. Всегда оказывалось, что ему нужно идти заниматься.Случалось, в самый разгар пира, когда все в пылу беседы, возбужденные вином,предполагали еще два, если не три часа просидеть за столом, Арамис, взглянувна часы, поднимался и с любезной улыбкой на устах прощался сприсутствующими, торопясь, как он говорил, повидаться с назначившим емусвидание ученым богословом. В другой раз он спешил домой, чтобы потрудитьсянад диссертацией, и просил друзей не отвлекать его. В таких случаях Атос улыбался своей чарующей улыбкой, которая так шла кего благородному лицу, а Портос пил и клялся, что из Арамиса в лучшем случаеполучится какой-нибудь деревенский священник. Планше, слуга д'Артаньяна, с достоинством принял выпавшую на его долюудачу. Он получал тридцать су в день, целый месяц возвращался домой веселый,как птица, и был ласков и внимателен к своему господину. Когда над квартиройна улице Могильщиков начали скапливаться тучи, другими словами - когда сорокпистолей короля Людовика XIII растаяли почти без остатка, Планше сталрассыпаться в жалобах, которые Атос находил тошнотворными, Портос -неприличными, а Арамис - просто смешными. Атос посоветовал д'Артаньянурассчитать этого проходимца; Портос предлагал предварительно выдрать его;Арамис же изрек, что господин просто не должен слышать ничего, кромелестного, о себе. - Всем вам легко говорить, - сказал д'Артаньян. - Вам, Атос, когда выживете с Гримо в полном молчании, запрещая ему разговаривать, и поэтомуникогда не слышите от него дурного слова; вам, Портос, когда вы ведетероскошный образ жизни и вашему Мушкетону представляетесь божеством; наконец,вам, Арамис, всегда увлеченному богословскими занятиями и тем самым ужеумеющему внушить величайшее почтение вашему слуге Базену, человеку кроткомуи благочестивому. Но как мне, не имея ни почвы под ногами, ни средств, небудучи ни мушкетером, ни даже гвардейцем, - как мне внушить любовь, страхили почтение моему Планше? - Вопрос важный, - ответили трое друзей. - Это дело внутреннее,домашнее. Слуг, как и женщин, надо уметь сразу поставить на то место, накотором желаешь их видеть. Поразмыслите об этом. Д'Артаньян, поразмыслив, решил на всякий случай избить Планше ивыполнил это с той добросовестностью, какую вкладывал во все, что делал.Отодрав его как следует, он запретил Планше покидать дом и службу без егоразрешения. - Имей в виду, - добавил Д'Артаньян, - что будущее не обманет меня.Придут лучшие времена, и твоя судьба будет устроена, если ты останешься сомной. А я слишком добрый господин, чтобы позволить тебе загубить своюсудьбу, и не соглашусь отпустить тебя, как ты просишь. Этот способ действий внушил мушкетерам глубокое уважение кдипломатическим способностям д'Артаньяна. Планше также исполнился восхищенияи уже больше не заикался об уходе. Молодые люди постепенно зажили общей жизнью. Д'Артаньян, не имевшийникаких привычек, так как впервые приехал из провинции и окунулся всовершенно новый для него мир, усвоил привычки своих друзей. Вставали в восемь часов зимой, в шесть часов летом и шли к г-ну деТревилю узнать пароль и попытаться уловить, что нового носится в воздухе.Д'Артаньян, хоть и не был мушкетером, с трогательной добросовестностьюисполнял службу. Он постоянно бывал в карауле, так как всегда сопровождалтого из своих друзей, кто нес караульную службу. Его знали в казармемушкетеров, и все считали его добрым товарищем. Г-н де Тревиль, оценившийего с первого взгляда и искренне к нему расположенный, неизменно расхваливалего перед королем. Все три мушкетера тоже очень любили своего молодого товарища. Дружба,связывавшая этих четырех людей, и постоянная потребность видеться ежедневнопо нескольку раз - то по поводу какого-нибудь поединка, то по делу, то радикакого-нибудь развлечения - заставляли их по целым дням гоняться друг задругом. Всегда можно было встретить этих неразлучных, рыщущих в поисках другдруга от Люксембурга до площади Сен-Сюльпис или от улицы Старой Голубятни доЛюксембурга. Обещания, данные де Тревилем, между тем постепенно осуществлялись. Водин прекрасный день король приказал кавалеру Дезэссару принять д'Артаньянакадетом в свою гвардейскую роту. Д'Артаньян со вздохом надел мундиргвардейца: он готов был бы отдать десять лет своей жизни за право обменятьего на мушкетерский плащ. Но г-н де Тревиль обещал оказать ему эту милостьне ранее, чем после двухлетнего испытания - срок, который, впрочем, мог бытьсокращен, если бы д'Артаньяну представился случай оказать услугу королю иликаким-либо другим способом особо отличиться. Получив это обещание,Д'Артаньян удалился и на следующий же день приступил к несению своей службы. Теперь наступил черед Атоса, Портоса и Арамиса ходить в караул вместе сд'Артаньяном, когда тот бывал на посту. Таким образом, рота г-на Дезэссара втот день, когда в нее вступил Д'Артаньян, приняла в свои ряды не одного, ачетырех человек.