VI. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО КОРОЛЬ ЛЮДОВИК ТРИНАДЦАТЫЙ
История эта наделала много шума. Г-н де Тревиль вслух бранил своихмушкетеров и втихомолку поздравлял их. Нельзя было, однако, терять время:следовало немедленно предупредить короля, и г-н де Тревиль поспешил в Лувр.Но было уже поздно: король сидел, запершись с кардиналом. Де Тревилю былосказано, что король занят и никого сейчас принять не может. Де Тревильявился вечером, в час, когда король играл в карты. Король был в выигрыше, итак как его величество отличался чрезвычайной скупостью, то находился поэтому случаю в прекрасном расположении духа. - Подойдите-ка сюда, господин капитан! - закричал он, еще издализаметив де Тревиля. - Подойдите, чтобы я мог хорошенько выбранить вас.Известно ли вам, что его преосвященство явился ко мне с жалобой на вашихмушкетеров и так волновался, что после разговора даже слег в постель? Да чтоже это - головорезы, черти какие-то ваши мушкетеры? - Нет, ваше величество, - ответил де Тревиль, с первых слов поняв,какой оборот примет дело. - Нет, как раз напротив: это добрейшие создания,кроткие, как агнцы, и стремящиеся, ручаюсь вам, только к одному - чтобышпаги их покидали ножны лишь для службы вашему величеству. Но что поделаешь:гвардейцы господина кардинала всюду придираются к ним, и бедные молодые людивынуждены защищаться, хотя бы во имя чести своего полка. - Послушайте, господин де Тревиль! - воскликнул король. - Послушайте!Можно подумать, что речь идет о какой-то монашеской общине. В самом деле,дорогой мой капитан, у меня является желание лишить вас капитанского чина ипожаловать им мадемуазель де Шемро, которую я обещал сделать настоятельницеймонастыря. Но не воображайте, что я поверю вам на слово. Меня, господин деТревиль, называют Людовиком Справедливым, и вот мы сейчас увидим... - Именно потому, что я полагаюсь на эту справедливость, я терпеливо и сполным спокойствием буду ждать решения вашего величества. - Подождите, подождите, - сказал король. - Я недолго заставлю васждать. Счастье в игре к этому времени начало изменять королю: он сталпроигрывать и был не прочь - да простят нам такое выражение - увильнуть.Через несколько минут король поднялся и, пряча в карман деньги, лежавшиеперед ним на столе и почти целиком выигранные им, сказал: - Ла Вьевиль, займите мое место. Мне нужно поговорить с господином деТревилем о важном деле... Ах да, тут у меня лежало восемьдесят луи -поставьте столько же, чтобы проигравшие не пострадали. Справедливость преждевсего! Затем он повернулся к де Тревилю. - Итак, сударь, - заговорил он, направляясь с ним к одному из окон, -вы утверждаете, что именно гвардейцы его преосвященства затеяли ссору свашими мушкетерами? - Да, ваше величество, как и всегда. - Как же все это произошло? Расскажите. Ведь вам, наверное, известно,дорогой мой капитан, что судья должен выслушать обе стороны. - Господи боже мой! Все это произошло как нельзя более просто. Троелучших моих солдат - имена их хорошо известны вашему величеству, имевшему нераз случай оценить их верность, а они, могу уверить ваше величество, всейдушой преданы своей службе, - итак, трое моих солдат, господа Атос, Портос иАрамис, собирались на прогулку вместе с одним молодым гасконцем, которого якак раз сегодня утром поручил их вниманию. Они собирались, если не ошибаюсь,в Сен-Жермен и местом встречи назначили поляну около монастыря Дешо.Внезапно откуда-то появился господин де Жюссак в сопровождении господинаКаюзака, Бикара и еще двух гвардейцев. Эти господа пришли сюда такоймногочисленной компанией, по-видимому, не без намерения нарушить указы. - Так, так, я только сейчас понял, - сказал король. - Они самисобирались здесь драться на дуэли? - Я не обвиняю их, ваше величество, но ваше величество сами можетепосудить: с какой целью пятеро вооруженных людей могут отправиться в такоеуединенное место, как окрестности монастыря кармелиток? - Вы правы, Тревиль, вы правы! - Но, увидев моих мушкетеров, они изменили намерение, и личная враждауступила место вражде между полками. Вашему величеству ведь известно, чтомушкетеры, преданные королю, и только королю, - исконные враги гвардейцев,преданных господину кардиналу? - Да, Тревиль, да, - с грустью произнес король. - Очень печально видетьво Франции это разделение на два лагеря. Очень печально, что у королевствадве головы. Но все это кончится, Тревиль, все это кончится... Итак, выговорите, что гвардейцы затеяли ссору с мушкетерами? - Я говорю, что дело, вероятно, произошло именно так. Но ручаться немогу. Вы знаете, как трудно установить истину. Для этого нужно обладать тойнеобыкновенной проницательностью, благодаря которой Людовик Тринадцатыйпрозван Людовиком Справедливым. - Вы правы, Тревиль. Но мушкетеры ваши были не одни. С ними был юноша,почти ребенок. - Да, ваше величество, и один раненый, так что трое королевскихмушкетеров, из которых один был ранен, и с ними один мальчик устояли противпятерых самых прославленных гвардейцев господина кардинала и даже уложиличетверых из них. - Да ведь это победа! - воскликнул король, просияв. - Полная победа! - Да, ваше величество, столь же полная, как у Сэ (). - Четыре человека, из которых один раненый и один почти ребенок,сказали вы? - Едва ли его можно назвать даже молодым человеком. Но вел он себя вовремя этого столкновения так великолепно, что я возьму на себя смелостьрекомендовать его вашему величеству. - Как его зовут? - Д'Артаньян, ваше величество. Это сын одного из моих самых старыхдрузей. Сын человека, который вместе с отцом вашего величества участвовал ввойне добровольцем. - И вы говорите, что этот юноша хорошо держался? Расскажите мне этопоподробнее, Тревиль: вы ведь знаете, что я люблю рассказы о войнах исражениях. И король Людовик XIII, гордо откинувшись, покрутил ус. - Ваше величество, - продолжал де Тревиль, - как я уже говорил,господин Д'Артаньян - еще почти мальчик и, не имея чести состоять вмушкетерах, был одет как горожанин. Гвардейцы господина кардинала, приняв вовнимание его крайнюю молодость и особенно то, что он не принадлежит к полку,предложили ему удалиться, раньше чем они произведут нападение... - Вот видите, Тревиль, - перебил его король, - первыми напали они. - Совершенно верно, ваше величество, сомнений в этом нет. Итак, онипредложили ему удалиться, но он ответил, что он мушкетер душой, всецелопредан вашему величеству и, следовательно, остается с господами мушкетерами. - Славный юноша! - прошептал король. - Он действительно остался с ними, и ваше величество приобрелипрекрасного воина, ибо это он нанес господину де Жюссаку тот страшный ударшпагой, который приводит в такое бешенство господина кардинала. - Это он ранил Жюссака? - изумился король, - Он? Мальчик? Этоневозможно, Тревиль! - Все произошло так, как я имел честь доложить вашему величеству. - Жюссак - один из лучших фехтовальщиков во всей Франции! - Что ж, ваше величество, он наскочил на противника, превосходящегоего. - Я хочу видеть этого юношу, Тревиль, я хочу его видеть, и если можносделать для него что-нибудь, то мы займемся этим. - Когда ваше величество соблаговолит принять его? - Завтра в полдень, Тревиль. - Привести его одного? - Нет, приведите всех четверых вместе. Я хочу поблагодарить их всеходновременно. Преданные люди встречаются не часто, Тревиль, и преданностьзаслуживает награды. - В полдень, ваше величество, мы будем в Лувре. - С малого подъезда, Тревиль, с малого подъезда. Кардиналу незачемзнать. - Слушаюсь, ваше величество. - Вы понимаете, Тревиль: указ - это все-таки указ. Ведь драться в концеконцов запрещено. - Но это столкновение, ваше величество, совершенно выходит за обычныерамки дуэли. Это стычка, и лучшее доказательство - то, что их было пятеро,гвардейцев кардинала, против трех моих мушкетеров и господина д'Артаньяна. - Правильно, - сказал король. - Но все-таки, Тревиль, приходите смалого подъезда. Тревиль улыбнулся. Он добился того, что дитя возмутилось против своегоучителя, и это было уже много. Он почтительно склонился перед королем и,испросив его разрешения, удалился. В тот же вечер все три мушкетера были уведомлены о чести, которая имбудет оказана. Давно уже зная короля, они не слишком были взволнованы. Нод'Артаньян, при своем воображении гасконца, увидел в этом событиипредзнаменование будущих успехов и всю ночь рисовал себе самые радужныекартины. В восемь часов утра он уже был у Атоса. Д'Артаньян застал мушкетера одетым и готовым к выходу. Так как прием укороля был назначен на полдень, Атос условился с Портосом и Арамисомотправиться в кабачок около люксембургских конюшен и поиграть там в мяч. Онпригласил д'Артаньяна пойти вместе с ними, и тот согласился, хотя и не былзнаком с этой игрой. Было всего около девяти часов утра, и он не знал, кудадевать время до двенадцати. Портос и Арамис были уже на месте и перекидывались для забавы мячом.Атос, отличавшийся большой ловкостью во всех физических упражнениях, встал сд'Артаньяном по другую сторону площадки и предложил им сразиться. Но припервом же движении хоть он и играл левой рукой, он понял, что рана его ещеслишком свежа для такого упражнения. Д'Артаньян, таким образом, остался,один, и так как он предупредил, что еще слишком неопытен для игры по всемправилам, то два мушкетера продолжали только перекидываться мячом, не считаяочков. Один из мячей, брошенных мощной рукой Портоса, пролетая, чуть некоснулся лица д'Артаньяна, и юноша подумал, что, если бы мяч не пролетелмимо, а попал ему в лицо, аудиенция, вероятно, не могла бы состояться, таккак он не был бы в состоянии явиться во дворец. А ведь от этой аудиенции,как представлялось его гасконскому воображению, зависело все его будущее. Онучтиво поклонился Портосу и Арамису и сказал, что продолжит игру, когдаокажется способным помериться с ними силой. С этими словами он отошел заверевку, заняв место среди зрителей. К несчастью для д'Артаньяна, среди зрителей находился один изгвардейцев его высокопреосвященства. Взбешенный поражением, которое всеготолько накануне понесли его товарищи, гвардеец этот дал себе клятвуотомстить за них. Случай показался ему подходящим. - Не удивительно, - проговорил он, обращаясь к своему соседу, - чтоэтот юноша испугался мяча. Это, наверное, ученик мушкетеров. Д'Артаньян обернулся так круто, словно его ужалила змея, и в упорпоглядел на гвардейца, который произнес эти дерзкие слова. - В чем дело? - продолжал гвардеец, с насмешливым видом покручивая ус.- Глядите на меня сколько хотите, милейший: я сказал то, что сказал. - А так как сказанное вами слишком ясно и не требует объяснений, -ответил д'Артаньян, - я попрошу вас следовать за мной. - Когда именно? - спросил гвардеец все тем же насмешливым тоном. - Сию же минуту, прошу вас. - Вам, надеюсь, известно, кто я такой? - Мне это совершенно неизвестно и к тому же безразлично. - Напрасно! Возможно, что, узнав мое имя, вы не так бы спешили. - Как же вас зовут? - Бернажу, к вашим услугам. - Итак, господин Бернажу, - спокойно ответил д'Артаньян - я буду ждатьвас у выхода. - Идите, сударь. Я следую за вами. - Не проявляйте излишней поспешности, сударь, чтобы никто не заметил,что мы вышли вместе. Для того дела, которым мы займемся, нам не нужны лишниесвидетели. - Хорошо, - согласился гвардеец, удивленный, что его имя не произвелодолжного впечатления. Имя Бернажу в самом деле было известно всем, за исключением разветолько одного д'Артаньяна. Ибо это было имя участника чуть ли не всехстолкновений и схваток, происходивших ежедневно, невзирая на все указыкороля и кардинала. Портос и Арамис были так увлечены игрой, Атос же так внимательнонаблюдал за ними, что никто из них даже и ее заметил ухода молодогочеловека, который, как он обещал гвардейцу кардинала, остановился на пороге.Через несколько минут гвардеец последовал за ним. Д'Артаньян торопился,боясь опоздать на прием к королю, назначенный в полдень. Оглянувшись вокруг,он увидел, что улица пуста. - Честное слово, - произнес он, обращаясь к своему противнику, - вамповезло, хоть вы и называетесь Бернажу! Вы наскочили только на ученикамушкетера. Впрочем, не беспокойтесь: я сделаю все, что могу. Защищайтесь! - Мне кажется... - сказал гвардеец, которому д'Артаььян бросил вызов, -мне кажется, что место выбрано неудачно. Нам было бы удобнее где-нибудь заСен-Жерменским аббатством или на Пре-о-Клер. - Слова ваши вполне благоразумны, - сказал д'Артаньян. - К сожалению, уменя очень мало времени. Ровно в двенадцать у меня назначено свидание.Поэтому защищайтесь, сударь, защищайтесь! Бернажу был не таков, чтобы ему дважды нужно было повторять подобноеприглашение. В тот же миг шпага блеснула в его руке, и он ринулся напротивника, которого он, принимая во внимание его молодость, рассчитывалприпугнуть. Но д'Артаньян накануне уже прошел хорошую школу. Весь еще трепеща отсознания победы, гордясь ожидаемой милостью, он был полон решимости ни нашаг но отступать. Шпаги, зазвенев, скрестились. Д'Артаньян держался твердо,и противник был вынужден отступить на шаг. Воспользовавшись тем, что приэтом движении шпага Бернажу несколько отклонилась, д'Артаньян, высвободивсвою шпагу, бросился вперед и коснулся острием плеча противника. Д'Артаньяннемедленно отступил на шаг, подняв вверх шпагу. Но Бернажу крикнул ему, чтоэто пустяки, и, смело ринувшись вперед, сам наскочил на острие шпагид'Артаньяна. Тем не менее, так как он не падал и не признавал себяпобежденным, а только отступал в сторону особняка г-на де Ла Тремуля, гдеслужил один из его родственников, д'Артаньян, не имея понятия, насколькоопасна последняя нанесенная им противнику рана, упорно его теснил и,возможно, прикончил бы его. Однако шум, доносившийся с улицы, был услышан впомещении, где играли в мяч. Двое из друзей гвардейца, заметившие, как ихдруг обменялся несколькими словами с д'Артаньяном, а затем вышел вслед заним, выхватив шпаги, выбежали из помещения и напали на победителя. Но в тоже мгновение Атос, Портос и Арамис, в свою очередь, показались на пороге и,накинувшись на двух гвардейцев, атаковавших их молодого друга, заставилинападавших повернуться к ним лицом. В этот миг Бернажу упал, и гвардейцы,которых оказалось двое против четырех, подняли крик: - На помощь, люди де Ла Тремуля! На этот призыв из дома де Ла Тремуля высыпали все, кто там находился, ибросились на четырех мушкетеров. Но тут и мушкетеры, в свою очередь, издали боевой клич: - На помощь, мушкетеры! На этот крик всегда отзывались. Все знали, что мушкетеры - враги еговысокопреосвященства, и они пользовались любовью за эту вражду к кардиналу.Поэтому гвардейцы других полков, не служившие Красному Герцогу, как прозвалего Арамис, при таких столкновениях принимали сторону королевскихмушкетеров. Мимо как раз проходили трое гвардейцев из полка г-на Дезэссара,и двое из них ринулись на помощь четырем товарищам, тогда как третийпомчался к дому де Тревиля, громко крича: - На помощь, мушкетеры! На помощь! Как и всегда, двор дома г-на де Тревиля был полон солдат его полка,которые и бросились на поддержку своих товарищей. Получилась всеобщаясвалка, но перевес был на стороне мушкетеров. Гвардейцы кардинала и людиг-на де Ла Тремуля отступили во двор дома, едва успев захлопнуть за собойворота, чтобы помешать противнику ворваться вместе с ними. Раненый Бернажу втяжелом состоянии был уже до этого унесен в дом. Возбуждение среди мушкетеров и их союзников дошло до предела, и ужевозникал вопрос, не следует ли поджечь дом в отместку за то, что люди де ЛаТремуля осмелились напасть на королевских мушкетеров. Брошенное кем-то, этопредложение было принято с восторгом, но, к счастью, пробило одиннадцатьчасов. Д'Артаньян и его друзья вспомнили об аудиенции и, опасаясь, что такуювеликолепную шутку разыграют без их участия, постарались успокоить этибуйные головы. Несколько камней все же ударилось в ворота. Но ворота быликрепкие. Это немного охладило толпу. Кроме того, вожаки успели отделиться оттолпы и направлялись к дому де Тревиля, который ожидал их, уже осведомленныйо случившемся. - Скорее в Лувр! - сказал он. - В Лувр, не теряя ни минуты, ипостараемся увидеться с королем раньше, чем его успеет предупредитькардинал. Мы представим ему это дело как продолжение вчерашнего, и обасойдут за одно. Господин де Тревиль в сопровождении четырех приятелей поспешил к Лувру.Но там, к великому удивлению капитана мушкетеров, ему было сообщено, чтокороль отправился на охоту за оленем в Сен-Жерменский лес. Г-н де Тревильзаставил дважды повторить эту новость и с каждым разом все больше хмурился. - Его величество еще вчера решил отправиться на охоту? - спросил он. - Нет, ваше превосходительство, - ответил камердинер. - Сегодня утромглавный егерь доложил ему, что ночью для него окружили оленя. Король сначалаответил, что не поедет, затем, не в силах отказаться от такого удовольствия,он все же поехал. - Король до отъезда виделся с кардиналом? - спросил г-н де Тревиль. - По всей вероятности, да, - ответил камердинер. - Сегодня утром явидел у подъезда запряженную карету его преосвященства. Я спросил, куда онсобирается, и мне ответили: в Сен-Жермен. - Нас опередили, - сказал де Тревиль. - Сегодня вечером, господа, яувижу короля. Что же касается вас, то я вам не советую показываться ему наглаза. Совет был благоразумный, а главное, исходил от человека, так хорошознавшего короля, что четыре приятеля и не пытались с ним спорить. Г-н деТревиль предложил им разойтись по домам и ждать от него дальнейших известий. Вернувшись домой, де Тревиль подумал, что следовало поспешить и первымподать жалобу. Он послал одного из слуг к г-ну де Ла Тремулю с письмом, вкотором просил его изгнать из своего дома гвардейца, состоящего на службекардинала, и сделать выговор своим людям за то, что они осмелились напастьна мушкетеров. Г-н де Ла Тремуль, уже предупрежденный своим конюшим,родственником которого, как известно, был Бернажу, ответил, что ни г-ну деТревилю, ни его мушкетерам не подобало жаловаться, а что, наоборот,жаловаться должен был бы он, ибо мушкетеры атаковали его слуг и собиралисьдаже поджечь его дом. Спор между этими двумя вельможами мог затянутьсянадолго, и каждый из них, разумеется, стоял бы на своем, но де Тревильпридумал выход, который должен был все уяснить. Он решил лично отправиться кг-ну де Ла Тремулю. Подъехав к дому г-на де Ла Тремуля, он приказал доложить о себе.Вельможи учтиво раскланялись. Хотя и не связанные узами дружбы, они все жепитали взаимное уважение. Оба они были люди чести и большой души. И так какде Ла Тремуль, будучи протестантом, редко бывал при дворе и поэтому непринадлежал ни к какой партии, он обычно в свои отношения к людям не вносилпредубеждений. На этот раз все же де Тревиль был принят хотя и учтиво, нохолоднее, чем всегда. - Сударь, - проговорил капитан мушкетеров, - оба мы считаем себяобиженными, и я явился к вам, чтобы вместе с вами выяснить всеобстоятельства этого дела. - Пожалуйста, - ответил де Ла Тремуль, - но предупреждаю вас, что яхорошо осведомлен, и вся вина на стороне ваших мушкетеров. - Вы, сударь, человек слишком рассудительный и справедливый, чтобыотказаться от предложения, с которым я прибыл к вам. - Прошу вас, сударь, я слушаю. - Как себя чувствует господин Бернажу, родственник вашего конюшего? - Ему очень плохо, сударь. Кроме раны в предплечье, которая непредставляет ничего опасного, ему нанесен был и второй удар, задевшийлегкое. Лекарь почти не надеется на выздоровление. - Раненый в сознании? - Да, в полном сознании. - Он может говорить? - С трудом, но говорит. - Так вот, сударь, пойдемте к нему и именем бога, перед которым ему,может быть, суждено скоро предстать, будем заклинать его сказать правду.Пусть он станет судьей в своем собственном деле, сударь, и я поверю всему,что он скажет. Господин де Ла Тремуль на мгновение задумался, но, решив, что трудносделать более разумное предложение, сразу же согласился. Оба они спустились в комнату, где лежал раненый. При виде этих знатныхгоспод, пришедших навестить его, больной попробовал приподняться на кровати,но был так слаб, что, утомленный сделанным усилием, повалился назад, почтипотеряв сознание. Господин де Ла Тремуль подошел к нему и поднес к его лицу флакон ссолью, которая и привела его в чувство. Тогда г-н де Тревиль, не желавший,чтобы его обвинили в воздействии на больного, предложил де Ла Тремулю самомурасспросить раненого. Все произошло так, как и предполагал г-н де Тревиль. Находясь междужизнью и смертью, Бернажу не мог скрыть истину. И он рассказал все так, каконо произошло на самом деле. Только к этому и стремился де Тревиль. Он пожелал Бернажу скорейшеговыздоровления, простился с де Ла Тремулем, вернулся к себе домой инемедленно же послал сказать четырем друзьям, что ожидает их к обеду. У г-на де Тревиля собиралось самое лучшее общество, - кстати сказать,сплошь противники кардинала. Понятно поэтому, что разговор в течение всегообеда вертелся вокруг двойного поражения, понесенного гвардейцами егопреосвященства. И так как д'Артаньян был героем обоих сражений, то именно нанего посыпались все хвалы, которые Атос, Портос и Арамис рады были уступитьему не только как добрые товарищи, но и как люди, которых превозносилинастолько часто, что они на этот раз могли отказаться от своей доли. Около шести часов де Тревиль объявил, что пора отправляться в Лувр. Нотак как час, назначенный для аудиенции, миновал, он уже не испрашивалразрешения пройти с малого подъезда, а вместе с четырьмя своими спутникамизанял место в приемной. Король еще не возвращался с охоты. Наши молодые друзья ждали уже около получаса, как вдруг все дверираспахнулись и было возвещено о прибытии его величества. Д'Артаньянзатрепетал. Следующие минуты, по всей видимости, должны были решить всю егодальнейшую судьбу. Затаив дыхание, он впился взором в дверь, в которуюдолжен был войти король. Людовик XIII показался на пороге. Он опередил своих спутников. Корольбыл в совершенно запыленном охотничьем костюме и в ботфортах. В руках ондержал плеть. С первого же взгляда д'Артаньян понял, что не миновать грозы. Как ни ясно было, что король не в духе, придворные все же выстроилисьвдоль его пути: в королевских приемных предпочитают попасть под гневныйвзгляд, чем вовсе не удостоиться взгляда. Все три мушкетера поэтому, неколеблясь, шагнули вперед, в то время как д'Артаньян, наоборот, постаралсяукрыться за их спинами. Но, хотя король знал в лицо Атоса, Портоса иАрамиса, он прошел мимо, даже не взглянув на них, не заговорив, словноникогда их не видел. Что же касается де Тревиля, то он, когда взгляд короляостановился на нем, с такой твердостью выдержал этот взгляд, что корольпоневоле отвел глаза. Вслед за этим его величество, произнеся какие-тонечленораздельные звуки, проследовал в свои апартаменты. - Дела плохи, - с улыбкой произнес Атос. - И не сегодня еще наспожалуют в кавалеры ордена. - Подождите здесь десять минут, - сказал г-н де Тревиль. - И, если я кэтому времени не вернусь, отправляйтесь ко мне домой: дальнейшее ожиданиебудет бесполезно. Четверо друзей прождали десять минут, четверть часа, двадцать минут.Видя, что де Тревиль не появляется, они удалились, очень встревоженные. Господин де Тревиль между тем смело вошел в кабинет короля и застал еговеличество в самом дурном расположении духа. Король сидел в кресле,похлопывая рукояткой бича по ботфортам. Де Тревиль, не смущаясь, спокойноосведомился о состоянии его здоровья. - Плохо, сударь, я чувствую себя плохо, - ответил король. - Мне скучно. Это действительно была одна из самых тяжелых болезней Людовика XIII.Случалось, он уводил кого-нибудь из своих приближенных к окну и говорил ему:"Скучно, сударь! Давайте поскучаем вместе". - Как! - воскликнул де Тревиль. - Ваше величество скучаете? Разве вашевеличество не наслаждались сегодня охотой? - Удовольствие, нечего сказать! - пробурчал король. - Все вырождается,клянусь жизнью! Не знаю уж, дичь ли не оставляет больше следов, собаки липотеряли чутье. Мы травим матерого оленя, шесть часов преследуем его, и,когда мы почти загнали его и Сен-Симон уже подносит к губам рог, чтобыпротрубить победу, вдруг свора срывается в сторону и бросается за каким-тоодногодком. Вот увидите, мне придется отказаться от травли, как я отказалсяот соколиной охоты. Ах, господин де Тревиль, я несчастный король! У меняоставался всего один кречет, и тот третьего дня околел. - В самом деле, ваше величество, мне понятно ваше отчаяние: несчастьевелико. Но, кажется, у вас осталось довольно много соколов, ястребов идругих ловчих птиц? - И никого, кто мог бы обучить их. Сокольничие вымирают. Я один ещевладею искусством соколиной охоты. После меня все будет кончено. Будутохотиться с помощью капканов, западней и силков! Если бы только мне успетьподготовить учеников... Но нет, господин кардинал не дает мне ни минутыпокоя, твердит об Испании, твердит об Австрии, твердит об Англии!.. Да,кстати о кардинале: господин де Тревиль, я вами недоволен. Де Тревиль только этого и ждал. Он давно знал короля и понял, что всеего жалобы служат лишь предисловием, чем-то вроде возбуждающего средства, вкотором он черпает решимость. Только теперь он заговорит о том, о чемготовился заговорить. - В чем же я имел несчастье провиниться перед вашим величеством? -спросил де Тревиль, изображая на лице величайшее удивление. - Так-то вы выполняете ваши обязанности, сударь? - продолжал король,избегая прямого ответа на слова де Тревиля. - Разве для того я назначил васкапитаном мушкетеров, чтобы ваши подчиненные убивали людей, чтобы ониподняли на ноги целый квартал и чуть не сожгли весь Париж? И вы ни словом незаикнулись об этом! Впрочем, - продолжал король, - я, верно, напрасно сетуюна вас. Виновные, вероятно, уже за решеткой, и вы явились доложить мне, чтонад ними учинен суд. - Нет, ваше величество, - спокойно ответил де Тревиль, - я как разпришел просить суда у вас. - Над кем же? - воскликнул король. - Над клеветниками, - сказал де Тревиль. - Вот это новость! - воскликнул король. - Не станете ли вы отрицать,что ваши три проклятых мушкетера, эти Атос, Портос и Арамис, вместе с этимбеарнским молодцом как бешеные накинулись на несчастного Бернажу и отделалиего так, что он сейчас, верно, уж близок к последнему издыханию? Не станетели вы отрицать, что они вслед за этим осадили дом герцога де Ла Тремуля исобирались поджечь его, пусть в дни войны, это было бы не так уж плохо, ибодом этот настоящее гнездо гугенотов, но в мирное время это могло быпослужить крайне дурным примером для других. Так вот, скажите, несобираетесь ли вы все это отрицать? - И кто же рассказал вашему величеству эту сказку? - все так жесдержанно произнес де Тревиль. - Кто рассказал, сударь? Кто же, как не тот, кто бодрствует, когда ясплю, кто трудится, когда я забавляюсь, кто правит всеми делами внутристраны и за ее пределами - во Франции и в Европе? - Его величество, по всей вероятности, подразумевает господа бога, -произнес де Тревиль, - ибо в моих глазах только бог может стоять так высоконад вашим величеством. - Нет, сударь, я имею в виду опору королевства, моего единственногослугу, единственного друга - господина кардинала. - Господин кардинал - это еще не его святейшество. - Что вы хотите сказать, сударь? - Что непогрешим лишь один папа и что эта непогрешимость нераспространяется на кардиналов. - Вы хотите сказать, что он обманывает, что он предает меня?Следовательно, вы обвиняете его? Ну, скажите прямо, признайтесь, что выобвиняете его! - Нет, ваше величество. Но я говорю, что сам он обманут. Я говорю, чтоему сообщили ложные сведения. Я говорю, что он поспешил обвинить мушкетероввашего величества, к которым он несправедлив, и что черпал он сведения издурных источников. - Обвинение исходит от господина де Ла Тремуля, от самого герцога. - Я мог бы ответить, ваше величество, что герцог слишком близкопринимает к сердцу это дело, чтобы можно было положиться на егобеспристрастие. Но я далек от этого, ваше величество. Я знаю герцога какблагородного и честного человека и готов положиться на его слова, но толькопри одном условии... - При каком условии? - Я хотел бы, чтобы ваше величество призвали его к себе и допросили, нодопросили бы сами, с глазу на глаз, без свидетелей, и чтобы я был принятвашим величеством сразу же после ухода герцога. - Вот как! - произнес король. - И вы полностью положитесь на то, чтоскажет господин де Ла Тремуль? - Да, ваше величество. - И вы подчинитесь его суждению? - Да. - И согласитесь на любое удовлетворение, которого он потребует? - Да, ваше величество. - Ла Шене! - крикнул король. - Ла Шене! Доверенный камердинер Людовика XIII, всегда дежуривший у дверей, вошелв комнату. - Ла Шене, - сказал король, - пусть сию же минуту отправятся загосподином де Ла Тремулем. Мне нужно сегодня же вечером поговорить с ним. - Ваше величество дает мне слово, что между де Ла Тремулем и мной непримет никого? - спросил де Тревиль. - Никого, - ответил король. - В таком случае - до завтра, ваше величество. - До завтра, сударь. - В котором часу ваше величество прикажет? - В каком вам угодно. - Но я опасаюсь явиться слишком рано и разбудить ваше величество. - Разбудить меня? Да разве я сплю? Я больше не сплю, сударь. Дремлюизредка - вот и все. Приходите так рано, как захотите, хоть в семь часов. Ноберегитесь, если ваши мушкетеры виновны! - Если мои мушкетеры виновны, то виновники будут преданы в руки вашеговеличества, и вы изволите поступить с ними так, как найдете нужным. Есть лиу вашего величества еще какие-либо пожелания? Я слушаю. Я готовповиноваться. - Нет, сударь, нет. Меня не напрасно зовут Людовиком Справедливым. Дозавтра, сударь, до завтра. - Бог да хранит ваше величество! Как плохо ни спал король, г-н де Тревиль в эту ночь спал еще хуже. Он свечера послал сказать всем трем мушкетерам и их товарищу, чтобы они были унего ровно в половине седьмого утра. Он взял их с собой во дворец, ничего необещая им и ни за что не ручаясь, и не скрыл от них, что их судьба, как иего собственная, висит на волоске. Войдя в малый подъезд, он велел им ждать. Если король все еще гневаетсяна них, они могут незаметно удалиться. Если король согласится их принять, ихпозовут. В личной приемной короля де Тревиль увидел Ла Шене, который сообщилему, что вчера вечером не удалось застать герцога де Ла Тремуля дома, что,когда он вернулся, было уже слишком поздно являться во дворец ж что герцогсейчас только прибыл и в эту минуту находится у короля. Последнее обстоятельство было очень по душе г-ну де Тревилю. Теперь онмог быть уверен, что никакое чуждое влияние не успеет сказаться между уходомде Ла Тремуля и его собственной аудиенцией у короля. Действительно, не прошло и десяти минут, как двери распахнулись, и деТревиль увидел де Ла Тремуля, выходившего из кабинета. Герцог направилсяпрямо к нему. - Господин де Тревиль, - сказал он, - его величество вызвал меня, чтобыузнать все подробности о случае, происшедшем возле моего дома. Я сказал емуправду, то есть признал, что виновны были мои люди и что я готов принестивам извинения. Раз я встретился с вами, разрешите мне сделать это сейчас, ипрошу вас считать меня всегда в числе ваших друзей. - Господин герцог, - произнес де Тревиль, - я так глубоко был уверен ввашей высокой честности, что не пожелал иметь другого заступника передкоролем, кроме вас. Я вижу, что не обманулся, и благодарю вас за то, что воФранции остались еще такие мужи, о которых, не ошибаясь, можно сказать то,что я сказал о вас. - Прекрасно, прекрасно! - воскликнул король, который, стоя в дверях,слышал этот разговор. - Только скажите ему, Тревиль, раз он называет себявашим другом, что я тоже желал бы быть в числе его друзей, но онневнимателен ко мне. Вот уж скоро три года, как я не видел его, и увиделтолько после того, как послал за ним. Передайте ему это от меня, передайте,ибо это вещи, которые король сам сказать не может. - Благодарю, ваше величество, благодарю. Но я хотел бы заверить вашевеличество - это не относится к господину де Тревилю, разумеется, - я хотелбы заверить ваше величество, что не те, кого ваше величество видит в любоевремя дня, наиболее преданы ему. - Вы слышали, значит, что я сказал, герцог? Тем лучше, тем лучше! -проговорил король, сделав шаг вперед. - А, это вы, Тревиль? Где же вашимушкетеры? Я ведь еще третьего дня просил вас привести их. Почему вы несделали этого? - Они внизу, ваше величество, и, с вашего разрешения, Ла Шене ихпозовет. - Да, да, пусть они явятся сию же минуту. Скоро восемь, а в девять яжду кое-кого... Можете идти, герцог, и непременно бывайте при дворе...Входите, Тревиль. Герцог поклонился и пошел к выходу. В ту минуту, когда он отворялдверь, на верхней площадке лестница как раз показались три мушкетера ид'Артаньян. Их привел Ла Шене. - Подойдите, храбрецы, подойдите, - произнес король. - Дайте мнепобранить вас. Мушкетеры с поклоном приблизились. Д'Артаньян следовал позади. - Тысяча чертей! Как это вы вчетвером за два дня вывели из строясемерых гвардейцев кардинала? - продолжал Людовик XIII. - Это много,чересчур много. Если так пойдет дальше, его преосвященству через три неделипридется заменить состав своей роты новым. А я буду вынужден применять указыво всей их строгости. Одного - еще куда ни шло, я не возражаю. Но семерых задва дня - повторяю, это много, слишком много. - Поэтому-то, как ваше величество может видеть, они смущены, полныраскаяния и просят их простить. - Смущены и полны раскаяния? Гм... - недоверчиво проговорил король. - Яне верю их хитрым рожам. Особенно вон тому, с физиономией гасконца.Подойдите-ка сюда, сударь мой! Д'Артаньян, поняв, что эти слова относятся к ному, приблизился с самымсокрушенным видом. - Вот как? Что же вы мне рассказывали о каком-то молодом человеке? Ведьэто ребенок, совершеннейший ребенок! И это он нанес такой страшный ударЖюссаку? - И два великолепных удара шпагой Бернажу. - В самом деле? - Не считая того, - вставил Атос, - что, если бы он не спас меня от рукКаюзака, я не имел бы чести в эту минуту принести мое нижайшее почтениевашему величеству. - Значит, он настоящий демон, этот ваш молодой беарнец, тысяча чертей,как сказал бы мой покойный отец! При таких делах легко изодрать не одинкамзол и изломать немало шпаг. А ведь гасконцы по-прежнему бедны, не правдали? - Должен признать, ваше величество, - сказал де Тревиль, - что золотыхроссыпей в их горах пока еще не найдено, хотя богу следовало бы сотворитьдля них такое чудо в награду за горячую поддержку, оказанную ими вашемупокойному отцу в его борьбе за престол. - Из этого следует, что гасконцы и меня сделали королем, не правда ли,Тревиль, раз я сын моего отца? Что ж, в добрый час, это мне по душе... ЛаШене, пойдите и поройтесь у меня во всех карманах - не наберется ли сорокапистолей, и, если наберется, принесите их мне сюда. А пока что, молодойчеловек, положа руку на сердце, расскажите, как все произошло. Д'Артаньян рассказал о вчерашнем происшествии во всех подробностях:как, не в силах уснуть от радости, что увидит его величество, он явился затри часа до аудиенции к своим друзьям, как они вместе отправились в кабачоки как Бернажу, подметив, что он опасается, как бы мяч не попал ему в лицо,стал над ним насмехаться и за эти насмешки чуть не поплатился жизнью, а г-нде Ла Тремуль, бывший здесь совершенно ни при чем, чуть не поплатился своимдомом. - Так! Все именно так, как мне рассказал герцог!.. Бедный кардинал!Семь человек за два дня, да еще самых дорогих его сердцу!.. Но теперьхватит, господа, слышите? Хватит! Вы отплатили за улицу Феру, и даже сизлишком. Вы можете быть удовлетворены. - Если ваше величество удовлетворены, то удовлетворены и мы, - сказалде Тревиль. - Да, я удовлетворен, - произнес король и, взяв из рук Ла Шене горстьзолотых монет, вложил их в руку д'Артаньяну. - И вот, - добавил он, -доказательство, что я доволен. В те времена понятия о гордости, распространенные в наши дни, не былиеще в моде. Дворянин получал деньги из рук короля и нисколько не чувствовалсебя униженным. Д'Артаньян поэтому без стеснения опустил полученные им сорокпистолей в карман и даже рассыпался в изъявлениях благодарности еговеличеству. - Ну и отлично, - сказал король, взглянув на стенные часы, - отлично.Сейчас уже половина девятого, и вы можете удалиться. Я ведь говорил, что вдевять кое-кого жду. Благодарю вас за преданность, господа. Я могурассчитывать на нее и впредь, не правда ли? - Ваше величество, - в один голос воскликнули четыре приятеля, - мыдали бы себя изрубить в куски за нашего короля! - Хорошо, хорошо! Но лучше оставайтесь неизрубленными. Так будет лучшеи полезнее для меня... Тревиль, - добавил король вполголоса, пока молодыелюди уходили, - так как у вас нет свободной вакансии в полку, да и, крометого, мы решили не принимать в полк без испытания, поместите этого юношу вгвардейскую роту вашего зятя, господина Дезэссара... Ах, черт возьми, язаранее радуюсь гримасе, которую состроит господин кардинал! Он будетвзбешен, но мне все равно. Я действовал по справедливости. И король приветливым жестом отпустил де Тревиля, который отправился ксвоим мушкетерам. Он застал их за дележом сорока пистолей, полученныхд'Артаньяном. Кардинал, как и предвидел король, действительно пришел в ярость и целуюнеделю не являлся вечером играть в шахматы. Это не мешало королю привстречах приветствовать его очаровательной улыбкой и нежнейшим голосомосведомляться: - Как же, господин кардинал, поживают ваши верные телохранители, этибедные Бернажу и Жюссак?