"Три мушкетера" Александр Дюма

У д'Артаньяна в Париже не было ни одного знакомого, Поэтому он напоединок с Атосом отправился без секунданта, решив удовольствоватьсясекундантами противника, Впрочем, он заранее твердо решил принести храбромумушкетеру все допустимые извинения, не проявляя при этом, разумеется,слабости. Он решил это, опасаясь тяжелых последствий, которые может иметьподобная дуэль, когда человек, полный сил и молодости, дерется с раненым иослабевшим противником. Если он окажется побежденным - противник будетторжествовать вдвойне; если же победителем будет он - его обвинят ввероломстве, скажут, что успех достался ему слишком легко. Впрочем, либо мы плохо обрисовали характер нашего искателя приключений,либо читатель должен был уже заметить, что д'Артаньян был человек не совсемобыкновенный. Поэтому, хоть и твердя самому себе, что гибель его неизбежна,он не мог безропотно покориться неизбежности смерти, как сделал бы этодругой, менее смелый и менее спокойный человек. Он вдумывался в различияхарактеров тех, с кем ему предстояло сражаться, и положение постепенностановилось для него ясней. Он надеялся, что, извинившись, завоюет дружбуАтоса, строгое лицо и благородная осанка которого произвели на него самоехорошее впечатление. Он льстил себя надеждой запугать Портоса историей сперевязью, которую он мог, в случае если не будет убит на месте, рассказатьвсем, а такой рассказ, преподнесенный в подходящей форме, не мог не сделатьПортоса смешным в глазах друзей и товарищей. Что же касается хитроумногоАрамиса, то он не внушал д'Артаньяну особого страха. Если даже предположить,что и до него дойдет очередь, то д'Артаньян твердо решил покончить с ним илиже ударом в лицо, как Цезарь советовал поступать с солдатами Помпея, нанестиущерб красоте, которой Арамис так явно гордился. Кроме того, в д'Артаньяне жила непоколебимая решимость, основанная насоветах его отца, сущность которых сводилась к следующему: "Не покорятьсяникому, кроме короля, кардинала и господина де Тревиля". Вот почемуд'Артаньян не шел, а летел по направлению к монастырю Дешо. Это былозаброшенное здание с выбитыми стеклами, окруженное бесплодными пустырями, вслучае надобности служившими тому же назначению, что и Пре-о-Клер; тамобыкновенно дрались люди, которым нельзя было терять время. Когда д'Артаньян подходил к пустырю, находившемуся подле монастыря,пробило полдень. Атос ожидал его всего пять минут - следовательно,д'Артаньян был безукоризненно точен и самый строгий судья в законах дуэли неимел бы повода упрекнуть его. Атос, которому рана причиняла еще тяжкую боль, хоть лекарь де Тревиля иналожил на нее свежую повязку, сидел на камне и ожидал противника, каквсегда спокойный и полный благородного достоинства. Увидев д'Артаньяна, онвстал и учтиво сделал несколько шагов ему навстречу. Д'Артаньян, со своейстороны, приблизился к противнику, держа шляпу в руке так, что пероволочилось по земле. - Сударь, - сказал Атос, - я послал за двумя моими друзьями, которые ибудут моими секундантами. Но друзья эти еще не пришли. Я удивляюсь ихопозданию: это не входит в их привычки. - У меня секундантов нет, - произнес д'Артаньян. - Я только вчераприбыл в Париж, и у меня нет здесь ни одного знакомого, кроме господина деТревиля, которому рекомендовал меня мой отец, имевший честь некогда быть егодругом. Атос на мгновение задумался. - Вы знакомы только с господином де Тревилем? - спросил он. - Да, сударь, я знаком только с ним. - Вот так история! - проговорил Атос, обращаясь столько же к самомусебе, как и к своему собеседнику. - Вот так история! Но если я вас убью, япрослыву пожирателем детей. - Не совсем так, сударь, - возразил д'Артаньян с поклоном, который небыл лишен достоинства. - Не совсем так, раз вы делаете мне честь драться сомною, невзирая на рану, которая, несомненно, тяготит вас. - Очень тяготит, даю вам слово. И вы причинили мне чертовскую боль,должен признаться. Но я буду держать шпагу в левой руке, как делаю всегда вподобных случаях. Таким образом, не думайте, что это облегчит вашеположение: я одинаково свободно действую обеими руками. Это создаст даженекоторое неудобство для вас. Левша очень стесняет противника, когда тот неподготовлен к этому. Я сожалею, что не поставил вас заранее в известность обэтом обстоятельстве. - Вы, сударь, - проговорил д'Артаньян, - бесконечно любезны, я вамглубоко признателен. - Я, право, смущен вашими речами, - сказал Атос с изысканнойучтивостью. - Поговорим лучше о другом, если вы ничего не имеете против...Ах, дьявол, как больно вы мне сделали! Плечо так и горит! - Если б вы разрешили... - робко пробормотал д'Артаньян. - Что именно, сударь? - У меня есть чудодейственный бальзам для лечения ран. Этот бальзам мнедала с собой матушка, и я испытал его на самом себе. - И что же? - А то, что не далее как через каких-нибудь три дня вы - я в этомуверен - будете исцелены, а по прошествии этих трех дней, когда выпоправитесь, сударь, я почту за великую честь скрестить с вами шпаги. Д'Артаньян произнес эти слова с простотой, делавшей честь его учтивостии в то же время не дававшей повода сомневаться в его мужестве. - Клянусь богом, сударь, - ответил Атос, - это предложение мне по душе.Не то чтобы я на него согласился, но от него за целую милю отдаетблагородством дворянина. Так говорили и действовали воины времен КарлаВеликого (), примеру которых должен следовать каждый кавалер. Но мы, ксожалению, живем не во времена великого императора. Мы живем при почтенномгосподине кардинале, и за три дня, как бы тщательно мы ни хранили нашутайну, говорю я, станет известно, что мы собираемся драться, и нам помешаютосуществить наше намерение... Да, но эти лодыри окончательно пропали, какмне кажется! - Если вы спешите, сударь, - произнес Д'Артаньян с той же простотой, скакой минуту назад он предложил Атосу отложить дуэль на три дня, - если выспешите и если вам угодно покончить со мной немедленно, прошу вас - нестесняйтесь. - И эти слова также мне по душе, - сказал Атос, приветливо кивнувд'Артаньяну. - Это слова человека неглупого и, несомненно, благородного.Сударь, я очень люблю людей вашего склада и вижу: если мы не убьем другдруга, мне впоследствии будет весьма приятно беседовать с вами. Подождеммоих друзей, прошу вас, мне некуда спешить, и так будет приличнее... Ах, вотодин из них, кажется, идет! Действительно, в конце улицы Вожирар в эту минуту показалась гигантскаяфигура Портоса. - Как? - воскликнул Д'Артаньян. - Ваш первый секундант - господинПортос? - Да. Это вам почему-нибудь неприятно? - Нет-нет! - А вот и второй. Д'Артаньян повернулся в сторону, куда указывал Атос, и узнал Арамиса. - Как? - воскликнул он тоном, выражавшим еще большее удивление, чем впервый раз. - Ваш второй секундант - господин Арамис? - Разумеется. Разве вам не известно, что нас никогда не видят друг бездруга и что как среди мушкетеров, так и среди гвардейцев, при дворе и вгороде нас называют Атос, Портос и Арамис или трое неразлучных. Впрочем, таккак вы прибыли из Дакса или По... - Из Тарба, - поправил д'Артаньян. - ...вам позволительно не знать этих подробностей. - Честное слово, - произнес Д'Артаньян, - прозвища у вас, милостивыегосудари, удачные, и история со мной, если только она получит огласку,послужит доказательством, что ваша дружба основана не на различиихарактеров, а на сходстве их. Портос в это время, подойдя ближе, движением руки приветствовал Атоса,затем, обернувшись, замер от удивления, как только узнал д'Артаньяна. Упомянем вскользь, что Портос успел за это время переменить перевязь искинуть плащ. - Та-ак... - протянул он. - Что это значит? - Я дерусь с этим господином, - сказал Атос, указывая на д'Артаньянарукой и тем же движением как бы приветствуя его. - Но и я тоже дерусь именно с ним, - заявил Портос. - Только в час дня, - успокоительно заметил д'Артаньян. - Но и я тоже дерусь с этим господином, - объявил Арамис, в своюочередь приблизившись к ним. - Только в два часа, - все так же спокойно сказал д'Артаньян. - По какому же поводу дерешься ты, Атос? - спросил Арамис. - Право, затрудняюсь ответить, - сказал Атос. - Он больно толкнул меняв плечо. А ты, Портос? - А я дерусь просто потому, что дерусь, - покраснев, ответил Портос.Атос, от которого ничто не могло ускользнуть, заметил тонкую улыбку,скользнувшую по губам гасконца. - Мы поспорили по поводу одежды, - сказал молодой человек. - А ты, Арамис? - Я дерусь из-за несогласия по одному богословскому вопросу, - сказалАрамис, делая знак д'Артаньяну, чтобы тот скрыл истинную причину дуэли. Атос заметил, что по губам гасконца снова скользнула улыбка. - Неужели? - переспросил Атос. - Да, одно место из блаженного Августина (), по поводу которого мыне сошлись во мнениях, - сказал д'Артаньян. "Он, бесспорно, умен", - подумал Атос. - А теперь, милостивые государи, когда все вы собрались здесь, -произнес д'Артаньян, - разрешите мне принести вам извинения. При слове "извинения" лицо Атоса затуманилось, по губам Портосаскользнула пренебрежительная усмешка, Арамис же отрицательно покачалголовой. - Вы не поняли меня, господа, - сказал д'Артаньян, подняв голову. Лучсолнца, коснувшись в эту минуту его головы, оттенил тонкие и смелые чертыего лица. - Я просил у вас извинения на тот случай, если не буду иметьвозможности дать удовлетворение всем троим. Ведь господин Атос имеет правопервым убить меня, и это может лишить меня возможности уплатить свой долгчести вам, господин Портос; обязательство же, выданное вам, господин Арамис,превращается почти в ничто. А теперь, милостивые государи, повторяю еще раз:прошу простить меня, но только за это... Не начнем ли мы? С этими словами молодой гасконец смело выхватил шпагу. Кровь ударила ему в голову. В эту минуту он готов был обнажить шпагупротив всех мушкетеров королевства, как обнажил ее сейчас против Атоса,Портоса и Арамиса. Было четверть первого. Солнце стояло в зените, и место, избранное длядуэли, было залито его палящими лучами. - Жарко, - сказал Атос, в свою очередь обнажая шпагу. - А между тем мненельзя скинуть камзол. Я чувствую, что рана моя кровоточит, и боюсь смутитьмоего противника видом крови, которую не он пустил. - Да, сударь, - ответил д'Артаньян. - Но будь эта кровь пущена мною илидругими, могу вас уверять, что мне всегда будет больно видеть кровь стольхраброго дворянина. Я буду драться, не снимая камзола, как и вы. - Все это прекрасно, - воскликнул Портос, - но довольно любезностей! Незабывайте, что мы ожидаем своей очереди... - Говорите от своего имени, Портос, когда говорите подобные нелепости,- перебил его Арамис. - Что до меня, то все сказанное этими двумя господами,на мой взгляд, прекрасно и вполне достойно двух благородных дворян. - К вашим услугам, сударь, - проговорил Атос, становясь на свое место. - Я ждал только вашего слова, - ответил д'Артаньян, скрестив с нимшпагу. Но не успели зазвенеть клинки, коснувшись друг друга, как отрядгвардейцев кардинала под командой г-на де Жюссака показался из-за угламонастыря. - Гвардейцы кардинала! - в один голос вскричали Портос и Арамис. -Шпаги в ножны, господа! Шпаги в ножны! Но было уже поздно. Противников застали в позе, не оставлявшей сомненияв их намерениях. - Эй! - крикнул де Жюссак, шагнув к ним и знаком приказав своимподчиненным последовать его примеру. - Эй, мушкетеры! Вы собрались здесьдраться? А как же с эдиктами? - Вы крайне любезны, господа гвардейцы, - сказал Атос с досадой, таккак де Жюссак был участником нападения, имевшего место два дня назад. - Еслибы мы застали вас дерущимися, могу вас уверить - мы не стали бы мешать вам.Дайте нам волю, и вы, не затрачивая труда, получите полное удовольствие. - Милостивые государи, - сказал де Жюссак, - я вынужден, к великомусожалению, объявить вам, что это невозможно. Долг для нас - прежде всего.Вложите шпаги в ножны и следуйте за нами. - Милостивый государь, - сказал Арамис, передразнивая де Жюссака, - мыс величайшим удовольствием согласились бы на ваше любезное предложение, еслибы это зависело от нас. Но, к несчастью, это невозможно: господин де Тревильзапретил нам это. Идите-ка своей дорогой - это лучшее, что вам остаетсясделать. Насмешка привела де Жюссака в ярость. - Если вы не подчинитесь, - воскликнул он, - мы вас арестуем! - Их пятеро, - вполголоса заметил Атос, - а нас только трое. Мы сновапотерпим поражение, или нам придется умереть на месте, ибо объявляю вам:побежденный, я не покажусь на глаза капитану. Атос, Портос и Арамис в то же мгновение пододвинулись друг к другу, аде Жюссак поспешил выстроить своих солдат. Этой минуты было достаточно дляд'Артаньяна: он решился. Произошло одно из тех событий, которые определяютсудьбу человека. Ему предстояло выбрать между королем и кардиналом, и, развыбрав, он должен будет держаться избранного. Вступить в бой - значило неподчиниться закону, значило рискнуть головой, значило стать врагом министра,более могущественного, чем сам король. Все это молодой человек понял в одномгновение. И к чести его мы должны сказать: он ни на секунду не заколебался. - Господа, - сказал он, обращаясь к Атосу и его друзьям, - разрешитемне поправить вас. Вы сказали, что вас трое, а мне кажется, что нас четверо. - Но вы не мушкетер, - возразил Портос. - Это правда, - согласился д'Артаньян, - на мне нет одежды мушкетера,но душой я мушкетер. Сердце мое - сердце мушкетера. Я чувствую это идействую как мушкетер. - Отойдите, молодой человек! - крикнул де Жюссак, который по жестам ивыражению лица д'Артаньяна, должно быть, угадал его намерения. - Вы можетеудалиться, мы не возражаем. Спасайте свою шкуру! Торопитесь! Д'Артаньян не двинулся с места. - Вы в самом деле славный малый, - сказал Атос, пожимая ему руку. - Скорей, скорей, решайтесь! - крикнул де Жюссак. - Скорей, - заговорили Портос и Арамис, - нужно что-то предпринять. - Этот молодой человек исполнен великодушия, - произнес Атос. Но всех троих тревожила молодость и неопытность д'Артаньяна. - Нас будет трое, из которых один раненый, и в придачу юноша, почтиребенок, а скажут, что нас было четверо. - Да, но отступить!.. - воскликнул Портос. - Это невозможно, - сказал Атос. Д'Артаньян понял причину их нерешительности. - Милостивые государи, - сказал он, - испытайте меня, и клянусь вамчестью, что я не уйду с этого места, если мы будем побеждены! - Как ваше имя, храбрый юноша? - спросил Атос. - Д'Артаньян, сударь. - Итак: Атос, Портос, Арамис, д'Артаньян! Вперед! - крикнул Атос. - Ну как же, государи мои, - осведомился де Жюссак, - соблаговолите вырешиться наконец? - Все решено, сударь, - ответил Атос. - Каково же решение? - спросил де Жюссак. - Мы будем иметь честь атаковать вас, - произнес Арамис, одной рукойприподняв шляпу, другой обнажая шпагу. - Вот как... вы сопротивляетесь! - воскликнул де Жюссак. - Тысяча чертей! Вас это удивляет? И все девять сражающихся бросились друг на друга с яростью, неисключавшей, впрочем, известной обдуманности действий. Атос бился с неким Каюзаком, любимцем кардинала, на долю Портоса выпалБикара, тогда как Арамис очутился лицом к лицу с двумя противниками. Что же касается д'Артаньяна, то его противником оказался сам де Жюссак. Сердце молодого гасконца билось столь сильно, что готово было разорватьему грудь. Видит бог, не от страха - он и тени страха не испытывал, - а отвозбуждения. Он дрался, как разъяренный тигр, носясь вокруг своегопротивника, двадцать раз меняя тактику и местоположение. Жюссак был, потогдашнему выражению, "мастер клинка", и притом многоопытный. Тем не менееон с величайшим трудом оборонялся против гибкого и ловкого противника,который, ежеминутно пренебрегая общепринятыми правилами, нападалодновременно со всех сторон, в то же время парируя удары, как человек,тщательно оберегающий свою кожу. Эта борьба в конце концов вывела де Жюссака из терпения. Разъяренныйтем, что ему не удается справиться с противником, которого он счел юнцом, онразгорячился и начал делать ошибку за ошибкой. Д'Артаньян, не имевшийбольшого опыта, но зато помнивший теорию, удвоил быстроту движений. Жюссак,решив покончить с ним, сделал резкий выпад, стремясь нанести противникустрашный удар. Но д'Артаньян ловко отпарировал, и, в то время как Жюссаквыпрямлялся, гасконец, словно змея, ускользнул из-под его руки и насквозьпронзил его своей шпагой. Жюссак рухнул как подкошенный. Освободившись от своего противника, д'Артаньян быстрым и тревожнымвзглядом окинул поле битвы. Арамис успел уже покончить с одним из своих противников, по второйсильно теснил его. Все же положение Арамиса было благоприятно, и он мог ещезащищаться. Бикара и Портос ловко орудовали шпагами. Портос был уже ранен впредплечье, Бикара - в бедро. Ни та, ни другая рана не угрожала жизни, и обаони с еще большим ожесточением продолжали изощряться в искусстве фехтования. Атос, вторично раненный Каюзаком, с каждым мгновением все большебледнел, но не отступал ни на шаг. Он только переложил шпагу в другую руку итеперь дрался левой. Д'Артаньян, согласно законам дуэли, принятым в те времена, имел правоподдержать одного из сражающихся. Остановившись в нерешительности и не зная,кому больше нужна его помощь, он вдруг уловил взгляд Атоса. Этот взгляд былмучительно красноречив. Атос скорее бы умер, чем позвал на помощь. Новзглянуть он мог и взглядом мог попросить о поддержке. Д'Артаньян понял и,рванувшись вперед, сбоку обрушился на Каюзака: - Ко мне, господин гвардеец! Я убью вас! Каюзак обернулся. Помощь подоспела вовремя. Атос, которого поддерживалотолько его неслыханное мужество, опустился на одно колено. - Проклятие! - крикнул он. - Не убивайте его, молодой человек. Я долженеще свести с ним старые счеты, когда поправлюсь и буду здоров. Обезоружьтеего, выбейте шпагу... Вот так... Отлично! Отлично! Это восклицание вырвалось у Атоса, когда он увидел, как шпага Каюзакаотлетела на двадцать шагов. Д'Артаньян и Каюзак одновременно бросились заней: один - чтобы вернуть ее себе, другой - чтобы завладеть ею. Д'Артаньян,более проворный, добежал первым и наступил ногой на лезвие. Каюзак бросился к гвардейцу, которого убил Арамис, схватил его рапиру исобирался вернуться к д'Артаньяну, по пути наскочил на Атоса, успевшего заэти короткие мгновения перевести дух. Опасаясь, что д'Артаньян убьет еговрага, Атос желал возобновить бой. Д'Артаньян понял, что помешать ему - значило бы обидеть Атоса. Идействительно, через несколько секунд Каюзак упал: шпага Атоса вонзилась емув горло. В это же самое время Арамис приставил конец шпаги к груди поверженногоим противника, вынудив его признать себя побежденным. Оставались Портос и Бикара. Портос дурачился, спрашивая у Бикара,который, по его мнению, может быть час, и поздравляя его с ротой, которуюполучил его брат в Наваррском полку. Но все его насмешки не вели ни к чему:Бикара был один из тех железных людей, которые падают только мертвыми. Между тем пора было кончать. Могла появиться стража и арестовать всехучастников дуэли - и здоровых и раненых, роялистов и кардиналистов. Атос,Арамис и д'Артаньян окружили Бикара, предлагая ему сдаться. Один противвсех, раненный в бедро, Бикара все же отказался. Но Жюссак, приподнявшись налокте, крикнул ему, чтобы он сдавался. Бикара был гасконец, как ид'Артаньян. Он остался глух и только засмеялся. Продолжая драться, он междудвумя выпадами концом шпаги указал точку на земле. - Здесь... - произнес он, пародируя слова Библии, - здесь умрет Бикара,один из всех, иже были с ним. - Но ведь их четверо против тебя одного. Сдайся, приказываю тебе! - Раз ты приказываешь, дело другое, - сказал Бикара. - Ты мой бригадир,и я должен повиноваться. И, внезапно отскочив назад, он переломил пополам свою шпагу, чтобы неотдать ее противнику. Перекинув через стену монастыря обломки, он скрестилна груди руки, насвистывая какую-то кардиналистскую песенку. Мужество всегда вызывает уважение, даже если это мужество врага.Мушкетеры отсалютовали смелому гвардейцу своими шпагами и спрятали их вножны. Д'Артаньян последовал их примеру, а затем, с помощью Бикара,единственного из гвардейцев оставшегося на ногах, он отнес к крыльцумонастыря Жюссака, Каюзака и того из противников Арамиса, который был толькоранен. Четвертый гвардеец, как мы уже говорили, был убит. Затем, позвонив вколокол у входа и унося с собой четыре шпаги из пяти, опьяненные радостью,они двинулись к дому г-на де Тревиля. Они шли, держась под руки и занимая всю ширину улицы, заговаривая совсеми встречавшимися им мушкетерами, так что в конце концов это стало похожена триумфальное шествие. Д'Артаньян был в упоении. Он шагал между Атосом иПортосом, с любовью обнимая их. - Если я еще не мушкетер, - произнес он на пороге дома де Тревиля,обращаясь к своим новым друзьям, - я все же могу уже считать себя принятым вученики, не правда ли?