Город пахнет тобою...

Пока ребята собирали нехитрое оборудование и упаковывали гитары, Билл сел на диванчик, усадив меня к себе на колени. Он так и не выпустил моей руки, не отошел ни на шаг, и даже вытер мне смазанную косметику носовым платком, смоченным в минералке, лишь бы я не потащилась умываться в туалет. Видимо, боится, что сбегу. Он нежно целовал мои плечи, терся носом о полуголую спину. Я хмуро следила за мальчишками, не испытывая ни малейшего удовольствия или радости. Из меня словно высосали все эмоции. Все произошло как-то слишком быстро, нелепо и грубо. Меня раздавили и сломали. И от этого присутствующие люди нервировали малейшим движением. Билл обнимал за талию, руки осторожно скользили по бокам, а мне с этого было ни тепло, ни холодно. Он через плечо пытался заглянуть в глаза, прижимался к лопаткам щекой, рисовал на запястье сердечки. Я честно изо всех сил растягивала губы, однако на улыбку мой оскал походил мало. Не понимаю, что со мной. Я так ждала этого момента, так мечтала о нем, столько слез пролила, столько всего передумала, и вот сейчас, сидя на его коленях, ничего этого не хочу. Мне неприятны его руки, меня бесят его губы, меня раздражают его взгляды. Сжала зубы. Никаких истерик. Хватит. Я спокойна, как сытый слон. Просто надо встать и уйти. Сколько там до самолета осталось? В целом, еще успеваю. До Штефана недалеко, если на такси. До аэропорта минут двадцать, если не спешить. Успею. Билл изогнулся и достал из кармана мое кольцо и браслет с сердечками. Хотел надеть, но я забрала руку, не позволила. Он на секунду замер и посмотрел вопросительно, нахмурился, поднес пальцы к губам. Поцеловал каждый пальчик, прижал мою ладонь к своей щеке. Мне было неудобно так выворачивать руку. Дьявол, за эти поцелуи и прикосновения я бы раньше душу отдала, а сейчас они не возбуждали и не будоражили тело. Внутри словно что-то умерло, странная апатия, ничего не хочется. Наверное, я слишком устала от всех этих потрясений и не способна больше ни на что. Мне бы в свою норку и зализать раны. Слишком бесцеремонно они ворвались в мой мир. Он не выдержал их натиска. Рухнул. Билл закрыл глаза и ткнулся лбом мне в спину, вздохнул грустно, перестал ласкать. Я попробовала встать, он не дал.
— У меня самолет, прости, — тихо сказала я.
Он вздрогнул. Погладил мои запястья. Покачал головой, вжавшись щекой в плечо.
— Билл, я, конечно, в восторге от вашего представления, но, извини, не хочу опоздать. Мне еще надо заехать за документами.
Я говорила спокойно, без злости и ненависти, без истерик, словно объясняла маленькому ребенку, что мамочке надо сходить в магазин. Встала. Он подался вперед и схватил меня за руку. Платье помялось. Черт... Ладно, главное, вернуть документы, все остальное пусть остается у Штефана, мне ничего не надо. Хотя лететь в Москву в начале апреля в туфлях и шелковом платье — безумие... Ничего, как-нибудь не замерзну.
— Отпусти. Спектакль окончен. Ты переигрываешь, — высвободилась.
Он тут же оказался рядом и протянул какие-то бумаги. Во взгляде вызов. Губы упрямо сжаты. Желваки ходят от напряжения.
Я сделала одолжение и посмотрела, что он там мне дал. О, черт! Билет на самолет? Aeroflot Russian Airlines. Рейс SU-116, 01-00, 08/04/08. Каулитц, Билл. И... мой билет? Но откуда? Я потерла виски.
— Ты решил меня окончательно доканать? У вас в последнее время это отлично получалось.
Билл упрямо щурится. Дышит часто и шумно. Брови сдвинуты.
— Прощай, — похлопала его по плечу, обходя. Интересно, что я делаю, а? Передо мной стоит мужчина моей жизни, скромно вымаливает прощение, ластится всячески, а я включила дурку и, кажется, не собираюсь ее выключать.
Он сделал шаг назад и снова замер передо мной. Дьявол. Сейчас начнется. Уйди, Билл, я ж себя совершенно не могу контролировать. Дай мне перебеситься.
— Я все равно уеду, — напролом прут самолюбие и гордость, превращающиеся в глупость.
Он спокойно улыбается и качает головой.
— Дай мне пройти.
«Нет», — с самоуверенной улыбкой.
— Ты будешь удерживать меня силой? — усмехнулась я. — Не боишься, что ударю?
Он ухмыльнулся в ответ, поднимая руки чуть вверх, всем своим видом показывая, что даже не подумает сопротивляться.
— Отойди! — несильно пихаю его в сторону. Но он тут же встал обратно, преградив мне путь. Просто сивка-бурка, вещая каурка... Выхватил билеты и демонстративно медленно порвал их, подкинув клочки над нашими головами. Вот это он зря!
«Всё», — развел руками, мило оскалившись.
«Все равно уеду!» — бросаю на него злой взгляд.
«Я не позволю тебе», — смотрит исподлобья, ноздри раздуваются.
«Не удержишь!» — глумливо скалюсь в ответ.
«Поеду следом, — прищуривается упрямо, хватая меня за плечи. — Куда угодно. Буду жить рядом с тобой. Брошу всё к чертям. Мне не надо все это без тебя. Слышишь? Я буду жить рядом с тобой, куда бы ты ни поехала!»
«Так ли уж всё?» — беззвучно зло смеюсь, скидывая его руки.
«Хочешь проверить? Беги! — он достал мои документы и швырнул их на ближайший стол. Но встал так, чтобы я не смогла их взять. — Куда бы ты ни пошла, я буду рядом с тобой. Всегда!»
«Блефуешь?» — усмехнулась.
«Черта с два!» — ядовито улыбается, качая головой.
— Блефуешь, — бросаю брезгливо.
— Сомневаюсь, — несколько растерянно бормочет Том. — Мари...
«Не лезь!» — одновременно резко поворачиваемся мы к нему.
Том шарахается в сторону, задрав лапки.
— Он поедет, слышишь? — шепчет, отходя в сторону. — Поедет. Бросит все и поедет.
Я недовольно рассмеялась.
— Он? Уедет? Бросит? Ты хоть сам в это веришь? — язвительно отвечаю Тому, смотря Биллу в глаза.
Младший Кау улыбается и кивает.
— Как мило, — шиплю разъяренной кошкой. — Билл Каулитц, романтик и чистоплюй, кумир малолетних девственниц всего мира, бегает за шлюхой и блядью. Что, та рыжая отказалась идти к тебе в содержанки? Недостаточно хороша оказалась в постели? Или ты ее не устроил? — Куда меня несет? Кто отключил тормоза? Ведь сейчас буду бить ниже пояса. Стоп! Машка, стоп!
Билл беззвучно рассмеялся.
Стоп! Просто стоп... Я села на ближайший стул и обхватила голову руками. Что я делаю? Билл что-то быстро написал в блокноте и сел передо мной на колени. Протянул написанное:
«Пожалуйста, постарайся успокоиться. Я бы очень хотел, чтобы ты вернулась в семью. Я все сделаю для того, чтобы ты никогда об этом не пожалела».
— Я устала, — прошептала тихо.
«Я знаю, — провел рукой по волосам и осторожно обнял. — Просто вернись домой».
Опять что-то нацарапал:
«Доверься мне».
— Чтобы ты опять меня прогнал?
Его голова упала мне на ноги, щекоча их длинными пушистыми волосами. Губы коснулись колена. Я захихикала:
— Черт, Билл Каулитц целует мои ноги. Это надо где-то записать.
Билл улыбнулся, потянул меня на себя и мягко припал к губам, проникая языком в рот. Ну и черт с ним. Пусть. Пусть делает, что хочет. Могу я хотя бы раз в жизни просто упасть в реку и поплыть по течению? Могу я быть слабой, капризной и уставшей женщиной, подчиниться чужой воле и последовать за сердцем в разрез с повелениями его величества разума? Штефан предал. Билл довел до нервного срыва своими идиотствами. Меня загнали в угол. Ну как смог, так и загнал. Мог же вообще наплевать и забыть. А он еще упрашивает. Разве не этого я хотела все эти три недели? Разве не от этого убегала? Просто надо расслабиться и первый раз в жизни поплыть по течению, хотя бы попробовать. Что я буду делать в России? Рыдать по ночам от того, что проявила твердость характера и гордость духа? Кому они нужны? Кого сделают счастливыми? Я дам тебе шанс, мой принц. Потому что люблю тебя больше жизни и потому, что об этом меня просила фрау Марта. Я попробую, фрау Марта. Я попробую стать просто женщиной, у которой есть Мужчина. Я так устала быть сильной...
— Ребят, поедем домой, — Том довольно улыбался. Подошел ко мне и крепко обнял, прошептав в ухо: — С возвращением, птичка. Мне так тебя не хватало. И только попробуй еще раз сбежать. — Щека трется о мою шею, прижимается к плечу. Дреды щекочут спину и руки.
— Если бы знал, что так получится, я бы вас с Томом Йосту сдал, — хихикал Георг, стараясь выцарапать меня у Тома.
— Рад тебя видеть, балда, — сказал Густав по-русски, отбирая меня у друзей.
— Густав, балда — значит глупая! — возмутилась я с улыбкой.
— А ты разве умная? — делает он глаза большими. — Умные девушки так не поступают. Без документов, без денег, без вещей из дома не уходят. Они подают в суд на неверного мужа и начинают делить его имущество. Вот как поступают умные девушки.
— Иди отсюда, — отогнал его от меня Том. — Ты ее сейчас научишь плохому. Мы как раз квартиру купили. Специально, чтобы не светиться в гостиницах. Ты знала?
Я покачала головой.
— Ничего не знала про вас.
— Во всех газетах писали, — обиделся Том.
— Я не читала газет, не смотрела телевизор и не слушала новостей. Специально, чтобы не расстраиваться, что у вас так круто проходит тур без меня.
Том тяжко вздохнул и закатил глаза — «Вот идиотка!», но вслух кокетливо сообщил:
— А я говорил, что ты вредная, и в этом направлении можно не работать. Только, Мари, ты извини, у нас с мебелью напряги. Так что не пугайся.
Билл обнял меня сзади и положил подбородок на плечо. Я переплела наши пальцы.
— Я вас всех ненавижу, — выдала с улыбкой.
Они рассмеялись.
— Мы тебя тоже.
На стоянке нас ждал «Кадилак Эскалад» Тома. Мы с Биллом залезли на заднее сидение. Густав сел вперед. Пока Том и Георг осторожно укладывали в багажник гитары, Билл скользнул рукой мне между ног, поцеловал в щеку и подозрительно прищурился.
— А вот мучайся, — шепнула ему на ухо, откидываясь на спинку.
Он сжал пальцы на тонкой коже, делая мне больно. Глаза почернели от ревности.
Я состроила вредную рожицу.
— Мучайся.
Бросил быстрый взгляд на Густава, запустил руку в декольте, ощутимо помял грудь.
«Моё» — одарил собственническим взглядом.
Я лишь ехидно усмехнулась.
— Густав, а когда кончится наше счастье?
Он обернулся, прикидывая что-то в уме.
— Сегодня уже восьмое? Ну вот дня через два-три и кончится. Но вроде Дэвид говорил, что ему еще минимум неделю нельзя будет связки напрягать. Так что пользуйся моментом. Том вот уже месяц отрывается.
Билл обиженно засопел, сложил руки на груди и отвернулся к окну.
Мы захихикали.
Георг сел рядом.
— Представляешь, — возбужденно затараторил он. — Биллу говорить нельзя еще целую неделю. Нет, ну можно, конечно, но в целом нельзя. Это такой кайф!
Мы с Густи захохотали. Том на нас подозрительно покосился. Я взяла Билла за руку и крепко сжала. Ткнулась носом ему в плечо.
«Как же я по тебе скучала».
«Я знаю... Я тоже...» — обнял в ответ.
Квартира находилась в самом центре Берлина и оказалась громадной. Пять комнат, огромная прихожая с холлом, большая кухня-столовая и три внушительных гардеробных. В самой маленькой комнате они с Томом хотели сделать студию, в самой большой — гостиную. Мебели, действительно, практически нет. Маленький диван, кресло, столик, мини-футбол, судя по драному целлофану, и огромная плазма в гостиной. На кухне — стол и три разных стула. В комнате Билла — невероятных размеров кровать и кресло в самом темном углу. На стене тоже висит плазма. И всё. Совсем всё. Ну разве что про эхо забыла, шугающееся по квартире вместе со мной, и откуда-то взявшийся кальян. Мальчики собирались «дунуть».
— Как вы тут спите? — удивленно приподняла бровь.
— Мы с Биллом на кровати. Георг и Густав приехали утром, и я пока не понимаю, как нас всех разместить. Мы сами только переехали, — пожал плечами Том. — За неделю обустроимся, все уже заказано, мелочи только остались. Я себе тоже такую кровать заказал. Но вот Биллу почему-то привезли, а мне нет.
— Лицом не вышел, — рассмеялась я.
Том фыркнул.
Повсюду разбросаны вещи, причем и Билловы, и Томовы, и Георга валяются бесформенными горками в самых неожиданных местах. Одежда Густава аккуратно сложена в раскрытой сумке. Везде банки из-под пива и коробки из-под пиццы. Клянусь, в холодильнике нет ничего, кроме пива. О, нет, есть яйца. Видимо, в магазин ходил Густик, потому что Билл обычно покупает какие-то сладости, Том — много пива, Георг — полуфабрикаты, а Густав умеет готовить несколько видов омлетов. Вспомнила всегда полный холодильник Штефана и загрустила. Привет, гастрит, не могу сказать, что я по тебе скучала.
Ночь была шикарной. Густав откуда-то извлек яичный ликер, от чего я пришла в дикий восторг. Том притащил консервированный ананас. Заказали несколько пицц и много суши. Ожидание коротали за пивом и глупыми байками, потягивая душистый кальян, подозреваю с чем-то не совсем законным, судя по тому, как через некоторое время мы все начали нездорово хихикать. И только Билл не пил и не курил, из-за чего капризничал и вредничал. Я уютно устроилась в его объятиях и цедила ликер, млея от удовольствия. Он целовал меня в шею, мусолил мочку уха, и забирался под широкую футболку, которую с барского плеча мне пожаловал Том в качестве домашнего платья. Одна его рука лежала на моем животе, вторая незаметно теребила грудку, прячась под тканью. Мы очень много смеялись. Я смотрела на закатывающегося от смеха Георга, на Густава, который с серьезной миной издевался над Томом, на Тома, хохмящего над Георгом, потому что он никогда не решался подкалывать Густава, и думала, что жизнь по-настоящему удалась, быть слабой не так уж плохо, как предсказывал мне разум. Я все узнаю попозже, ребята все расскажут в подробностях, и, боюсь, ни по одному разу, но сейчас не хочу. Мне хорошо, я абсолютно счастлива, спокойна и умиротворена. Как будто не было этих кошмарных трех недель, не было слез и безысходности, отчаянья и желания умереть. Рядом любимый мужчина, и пока не знаю, что побудило его обидеть меня, он обязательно объяснит это. Потом. Сейчас я хочу пить яичный ликер, нежится в его объятиях, курить кальян, есть пиццу и слушать болтовню наших друзей. Мой маленький персональный рай, в который я смогла вернуться.
Окна были плотно закрыты блэкаутами — шторами из светонепроницаемой ткани, поэтому нельзя понять, сколько сейчас времени, день ли на улице или ночь. Лишь полоска света из приоткрытой двери говорила о том, что остальная квартира залита солнцем. Мы спали вчетвером — я между близнецами и Георг по другую сторону от Тома. Правда, Георг все время сдергивал с Тома одеяло, тот мерз и лез под наше одеяло. А лежать между двумя горячими мужчинами, которые жмутся к тебе, оказалось несколько жарковато.
— Том, — капризно протянула я, кое-как выбираясь из-под конечностей братьев, которые они все сложили на меня. — Я из-за вас сварилась. Билл лежит на самом краю, того гляди свалится. Билл, скажи ему.
Том что-то проворчал и отодвинулся к Георгу, забрав наше одеяло с собой. Сладко засопел, причмокивая во сне. Мне стало холодно. Я упала на подушку и недовольно уставилась в потолок. Надо снять влажную футболку. И купить еще одно одеяло. Обязательно. Лично для Тома. Вот же блин, как спать теперь? Одеяло что ли отобрать? Спасибо, что с кровати не спихнул. Надо мной нависла сонная, мятая, чуть опухшая физиономия Билла. Я улыбнулась, аккуратно убирая волосы ему за уши. Он наклонился. Губы сухие, вкус горький, язык вялый... непроснувшийся еще. Я целовала его с упоением, закрыв от удовольствия глаза, лаская тело. Его рука блуждала по мне, забиралась под футболку, скользила по животу, ниже, по стрингам и бедрам. Он очень осторожно прижимался ко мне пахом, целовал шею. Не выдержал, задрал футболку и припал к соску, покусывая его, дразня языком. Я старалась не выдыхать шумно, чуть выгнулась, подставляя тело. Рядом спят Том и Георг. Никакого секса. Только осторожные бесшумные ласки. Его пальцы внизу, настырно лезут под кружева трусиков. О, Боже! Палец проникает во внутрь. Выгибаюсь сильнее. Непроизвольно вцепляюсь в волосы, пропускаю, спутанные, сквозь пальцы, царапаю спину. Нежно ласкает набухшие губки. Знает, как довести меня до оргазма за считанные секунды, но не делает этого, лишь смотрит в глаза, улыбается, ласково целует.
«Люблю тебя», — жмурюсь от удовольствия.
«Люблю тебя, — язык скользит по губам, пробирается в рот. Он отрывается от меня, смотрит игриво, закусив губу. — Идем?»
Киваю. Но не могу отпустить. Притягиваю к себе за затылок и опять целую. А его пальцы все так же ласкают внизу, и, кажется, я кончу здесь и сейчас, в полуметре от его брата и друга.
Билл неловко поворачивается и все-таки падает с кровати. Беззвучно хихикаем. Сажусь на край. Он подползает на коленях ко мне, встает между ног и начинает целовать живот и бедра.
«Ты простишь меня?» — смотрит жалобно снизу вверх.
— Посмотрю на твое поведение, — шепчу, кокетливо уставившись в потолок.
Язык по запястью. Маленькими поцелуями вверх по руке. Рука тянет меня на себя. Утыкаюсь носом в его волосы, вдыхаю их аромат.
«Простишь?» — улыбается.
— Люблю, — шепчу в приоткрытые губы.
Билл резко поднимается. Его живот перед моим носом. Трусы оттопырены. Наклоняюсь к нему. Легкое касание щекой по возбужденному члену сквозь трикотаж и быстрый поцелуй в пупок. Тянет меня за руку, глядя в глаза.
«Люблю», — сквозь улыбку.
«Люблю» — поднимаюсь.
Я скорее почувствовала, чем увидела его. Меня словно окатило ледяной водой, а сердце перепугано екнуло вниз. Я громко вскрикнула и отступила назад, шлепнувшись на кровать. Билл мгновенно побледнел и совершенно по-глупому закрыл меня собой. Том завозился. Георг оторвал голову от подушки и одним глазом уставился сначала на нас, потом на кресло, в котором тенью отца Гамлета сидел Дэвид Йост собственной персоной. Двинул Тому кулаком в бок.
— Ауч! — сонно вскрикнул Каулитц. — Охренел совсем?!
Гео включил бра.
Дэвид улыбался. Он был похож на сытую лису, которая забралась в курятник абсолютно незамеченной, и теперь в полной мере наслаждается полученным эффектом. Похоже, кур она сейчас будет душить исключительно ради собственного удовольствия.
— Дэвид? — заикаясь, пробормотал Том. — Ты как тут оказался?
— Дверь была открыта.
— Дерьмо, — одновременно выругались Том и Георг.
Билл бросил беспомощный взгляд на брата. Меня как-то нервно потряхивало, я не могла произнести ни слова. Мысль о том, что Дэвид видел, как мы с Биллом ласкались, вызывала в душе негодование — как он смел подглядывать?
— А зачем ты пришел в такую рань? — проявлял чудеса любознательности Том.
— Время, между прочим, пять часов вечера. Это, во-первых. — Дэвид говорил очень спокойно и миролюбиво. Но даже я знала, что это затишье перед настоящей бурей. — Во-вторых, у тебя, Билл, сегодня на десять утра был назначен прием у врача, о чем я тебе вчера вечером напомнил, позвонив, а в восемь утра прислал смс. Ты накануне бил себя пяткой в грудь, что не забудешь, и тебя отвезет Том. Ну и?
Близнецы синхронно опустили головы. Забыли... Оно и понятно, в принципе, если учесть, сколько всего случилось с тех пор. Кажется, прошла вечность. Билл все так же глупо стоял между нами. Я уперлась лбом ему в поясницу.
— Дэвид, это мы с Густавом виноваты, — попытался спасти положение Георг. — Ну, точнее даже я. Я утром случайно утопил телефон Билла в унитазе, потому что он так противно пищал всю ночь...
Телефон Билла лежал на столе в гостиной. Я лично вчера ковырялась в настройках. В этой комнате его просто не было слышно.
Дэвид набрал номер и включил громкую связь. Вызов пошел. Где-то в глубине квартиры едва слышно зазвучала «Кричи!». Меня всегда веселил этот протест против звонков Йоста: «Ты просыпаешься, и тебе говорят, куда надо идти...»
— Наверное, уже высох, да? — ухмыльнулся он.
— Густав починил, — буркнул Том, недовольно покосившись на друга. — Он такой затейник.
— На все руки от скуки, — помрачнел Георг.
— А что фрау Ефимова у нас такая необщительная сегодня? — с издевкой спросил Йост.
— Я по утрам всегда необщительная, — буркнула я. Билл ухватил меня за запястье и сжал его.
— Мария, мы, кажется, обсуждали это. И ты уверяла, что не спишь с Каулитцем.
— Ты спрашивал про Тома. С Томом, как ты заметил, я не сплю. И еще, Дэвид, вне работы я встречаюсь, с кем посчитаю нужным. У меня есть личная жизнь, и я не обязана перед тобой отчитываться, — скромно выглянула я из-за Билла.
— Кстати о работе. Можно понять, где ты пропадала три недели?
— Я же тебе говорил, что она в Канаде, — влез Том.
— Я не у тебя спрашиваю, — зарычал Дэвид.
— В больнице, — призналась честно.
— И подтвердить можешь?
— Могу.
— Это хорошо, если ты сможешь подтвердить свою болезнь. Все-таки увольнение за нарушение контракта не совсем то же самое, что увольнение за уклонение от выполнения своих должностных обязанностей.
— Дэвид! — в один голос возмутились Том и Георг. Билл встал в позу «звезда в шоке». В трусах он особенно хорошо смотрелся в этом образе.
Я рассмеялась.
— Ты серьезно решил меня уволить? Боюсь, это не в твоих силах.
Дэвид поднялся и подошел к нам. Отодвинул Билла в сторону и наклонился ко мне.
— Если надо, тебя депортируют из страны и въезд в Европу тебе будет заказан, — скалился он, приблизив свое лицо к моему вплотную.
— Где ты был все эти три недели? — самоуверенно ухмыльнулась я, нагло глядя ему в глаза. — Еще вчера я бы с удовольствием воспользовалась твоими услугами. А сейчас, боюсь, у тебя ничего не выйдет. Впрочем, можешь попытаться.
— И пытаться не буду. Ты уволена.
— Ну и слава богу, — фыркнула я, поднимаясь.
— Если бы ты только знал, — захохотал Георг, рухнув на подушку. — Близнецы тебе этого не простят.
— Дэвид, ты с ума сошел? За что ты ее уволил? — подскочил Том. — А как мы без переводчика? Опять каждый раз с новыми? А кто будет на переговоры с тобой ездить?
— И если ты надеешься на их помощь... — кивнул Дэвид в сторону Билла.
— Отчего же? Я всегда рассчитываю только на себя и в адвокатах не нуждаюсь. Спасибо, что настолько облегчил мою жизнь. Ты даже не подозреваешь, какой подарок мне сделал, — я широко улыбнулась и вышла из комнаты.
— Дэвид, — зло зашипел Том за моей спиной, слезая с кровати.
В ванной я включила воду в душевой кабине и уселась на край джакузи. Что-то быть настолько слабой в мои планы не входило. Если Йост меня уволит — это полбеды, я всего лишь останусь без денег и действительно ненадолго превращусь в содержанку. Хуже будет, если он меня депортирует. Вот в юриспруденции я не сильна, а надо было бы. Что делать-то? Кстати, Билл вчера доказывал, что он мужчина, вот пусть и решает проблемы своей женщины. Надо же так глупо проколоться. Полгода шифровались, прятались, скрывались, в туре все хорошо было, а в квартире попались. Даже если Билл не даст меня уволить, Дэвид способен сделать мою жизнь невыносимой, и я уйду сама. Что-то месяц явно неудачный, то одно, то другое. Я залезла под воду и закрыла глаза, подставляя лицо теплым струям. Не надо было уходить. Со стороны покажется, что я сбежала. А я на самом деле сбежала. Я опять поступила, как слабая женщина. Меня уволили, а я вместо того, чтобы тут же показать зубки, встала и позорно сбежала. Ну и черт с ним. Тела коснулись чьи-то руки. Я дернулась. Билл игриво улыбался. Вода смешно стекала по его лицу, волосы повисли сосульками.
— Напугал, — провела по скулам пальцем, обняла его за талию.
Он погладил меня по бокам, руки спустились на поясницу.
— Дэвид ушел?
Билл покачал головой и чуть поморщился.
— Он там хотя бы жив? — улыбнулась.
Витиевато покрутил рукой и закатил глаза. Потом показал, что все окей.
Я вздохнула.
— Знаешь, у меня какие-то странные ощущения. Не понимаю, что со мной. Вроде бы ты и не ты... Я и не я... Во мне что-то сломалось. Я хочу, чтобы было, как прежде, и понимаю, что как прежде уже не будет. Все-таки, как чашку не склеивай, она все равно не будет прежней.
«Наши отношения не чашка», — написал на запотевшем стекле.
Покрутил головой, пытаясь найти поверхность побольше:
«Во всех отношениях есть спады и подъемы. Я много думал. Я хочу быть с тобой. Только с тобой. И я хочу сделать тебя счастливой». — Стекло кончилось. Билл улыбнулся, нарисовал мне на груди сердечко и поцеловал в то место.
— А если... — Его палец лег мне на губы.
«Доверяй мне», — беззвучно.
Я вздохнула.
Он целовал меня нежно и тягуче, ласкал медленно и сладко. Я подставляла шею, кусала губы и тихо постанывала. Он был таким необыкновенно внимательным, таким заботливым. Билл гладил, просто гладил, скользил ладонями по спине и животу. Казалось, что он пытается смыть с меня все сомнения, зацеловать печаль, словно аккуратно снимает чужую шкурку, в которой я случайно очутилась. А я жалась к нему всем телом, закрывала глаза и пыталась вспомнить свои прежние ощущения. Все будет хорошо — билась маленькая жилка-мысль. Все будет хорошо, — стучало сердце. Все будет хорошо, — улыбался разум.
«Все будет хорошо», — написал он на стекле.
«Я тебе верю», — приписала я рядом.