Город пахнет тобою...

Первым делом выставил Мари из квартиры. Я знаю ее. Пока она ошарашена с ней еще можно совладать, как только эмоции перекроют мозги — всё, тушите свет. А они перекроют. Они просто ее закоротят, и она тут всех вынесет. Главным образом эту идиотку. Вот придурок! Откуда ж такие придурки берутся? Подарок, блин, на день рождения!
— Я вызову вам такси. — Голос звучит слишком холодно и очень агрессивно.
— Не надо, мой котеночек. Меня в такси ждет Мартин. Я всего лишь довела Билли до квартиры. Сам он не смог. И никто не смог, кроме меня.
— Какой Мартин? — Как же бесит...
— Мой парень.
Вывожу ее из квартиры под локоток. Провожаю к такси, хотя очень хочется спустить с лестницы, желательно головой вниз. Завтра будут адские проблемы. Такие, что даже заранее думать о них не хочется. Она что-то пытается говорить заплетающимся языком, но я так зол, что готов ее придушить. Мари ведь черте что подумала. Еще этот со своим длинным языком. Такое ей сказать! Идиот конченный.
Заглядываю в машину, чтобы понять, с кем был Билл. У дальней двери спит Энди, у него на коленях расположилась какая-то телка. Упитый в хлам парень навалился на них. Подозреваю тот самый Мартин. Все невменяемо пьяные. Девушка села на переднее сидение.
— А вы где были-то? — спрашиваю у нее. Если Билл зажигал с Энди, то все в порядке. Осталось убедить Мари, что это не его телка, и уж тем более не его одноразовая шлюха.
— У Мартина день рождения. Праздновали в клубе. Билли, любовь моя, только кислый сидел. Но мы его споили и развеселили.
— Я заметил. — Отошел от машины. Та плавно тронулась с места. — Завтра он особенно похохочет. Чувствую, это будет неповторимое веселье, запоминающееся, самое лучшее в его жизни.
Поднимаюсь к Мари. Стою несколько минут под дверью. В квартире тишина. Наверное, легла спать. Это хорошо. Завтра на свежую голову проблемы будут выглядеть иначе. Она поймет. Она его всегда понимала.
Я проснулся около двенадцати. Билл так и валялся на полу в гостиной, сжавшись в комок, наверное, замерз, уполз куда-то под стул. Проснется — долбанется. Гы-гы. Рядом с телом валялись ее документы, органайзер, диктофон. Мари никогда не расстается с диктофоном. Иногда мне кажется, что она с ним спит. Надо ей позвонить. Только бы телефон не отключила. Интересно, она уже встала?
Волновался ли я, открывая квартиру? Нет, не волновался. Я умирал от страха, обвинял себя во всех смертных грехах, и готов был биться головой о стену, если это поможет.
Вбежал в гостиную. Чуть не навернулся, наступив на какую-то хрень. Шарик? Бусина? Бусы, которые были на ней вчера, рассыпаны по всей гостиной. Туфли лежат так, словно их снимали на ходу. В спальне все убрано, кровать застелена, как будто сюда никто не заходил и уж тем более не спал. Перед дверью ванной помедлил. Она же не дура, правда? Резко открыл дверь. Гора упала с плеч — никого. Зашел в гардеробную. Вещи на месте. Два чемодана и большая дорожная сумка тоже. Отлично! Может быть, ушла куда-нибудь? В магазин... Или еще куда-то? Может, захотела погулять. Она не завтракала — на кухне чисто, в квартире не пахнет едой. Еще раз набрал ее номер. Телефон затренькал в гостиной. Он лежал на каминной полке. Я смотрел на него и не понимал, в чем дело. У нее на каждого из нас стояла своя картинка. На Билла — звезда. На меня — уголок губ с шариками подковки, похоже на смешную розовую гусеницу с металлическими глазками. На Густава — улыбка и средний палец. На Георга — прищуренный хитрый глаз. Дэвид был в образе «злого Про и тру Босса». Сейчас от меня шел звонок, но кроме номера ничего не высвечивалось. Я взял телефон. Список контактов пуст. Браслет с сердечками и кольцо, которое она никогда не снимала, красноречиво указывали на то, что разговора не будет. Черт, кажется, он ударил сильнее, чем я думал. Ну и куда ты ломанулась, глупая девочка?
— Да, Том, она ушла часов в шесть. Около того.
— Ушла или уехала?
— Я не знаю. Если и была машина, то она не въезжала во двор. Знаете, она плакала. Мне кажется, что и сама не понимала, что плачет. Лицо спокойное, говорит нормально, а по щекам слезы текут и руки дрожали очень сильно. Я еще хотел вам сразу же позвонить, но побоялся.
— Надо было позвонить.
— Вы забрали ключи?
— Да. Спасибо, герр Отто. Надо было позвонить...
— Том, если она вызывала такси, то на телефоне может сохраниться последний набранный номер. Попробуйте. Мне жаль, правда...
Я несколько секунд смотрел на трубку домашнего телефона, а потом нажал «Повтор», с замиранием сердца прислушиваясь к звукам. Набор пошел...
Расписание центрального вокзала было кратким и лаконичным. В промежутке между шестью и семью часами с него отправлялось всего три поезда — экспрессы на Берлин и Кельн и скорый на Мюнхен.
— Полина, привет. Это Том Каулитц. Узнала? Мне очень нужна твоя помощь. У нас серьезные проблемы...
Водитель сказал, что девушка была в полной прострации, курила одну за другой и, кажется, совершенно не осознавала, что плачет. Твою ж мать... И вот куда она уехала без денег и документов?
— Михаэль, привет. Это Том. Мне нужен хороший детектив. Телефоном не поделишься?
Перед выходом из дома еще раз посмотрел на сжавшегося на полу Билла. Счастлив в неведенье человек. Спит... Вот гадом буду, но плед не принесу. Пусть скажет спасибо, что Мари остановила, иначе бы точно убил. Телефон... Я поднял его трубку и быстро пролистал входящие. Меня интересовали звонки с семи до девяти вечера. Энди, Мари, мама, Энди, я, Энди, Энди.
— Энди, привет. Нет, это Том. Что вчера было?
Посмотрел исходящие — Мари, Георг, Мари, Алекс, Энди, Энди...
Алекс... Алекс... Наш новый охранник.
— Саки, привет, это я. Передай Алексу, что он у нас больше не работает. И еще, лично от меня — пусть больше никогда не попадается мне на глаза, я ему яйца оторву. Не забудь только про яйца. Это важно.
Бросил телефон на пол и ушел из квартиры. Меня ждут люди.
Билл на что-то крупно залупился. Когда я приехал, он уже встал и не вылезал из своей комнаты весь вечер. Я тоже не горел большим желанием общаться. Йорг Цирке сказал, что они сделают все возможное, но если девушка уехала в крупный город — найти ее там будет крайне проблематично, а если откровенно, то нереально. Мы договорились, что он будет высылать отчеты каждый вечер на электронную почту и раз в неделю дублировать данные по обычной почте. Завтра герр Цирке представит мне идеи, что и в каких направлениях они будут прорабатывать и озвучит точную сумму. А сейчас спать. В ее побеге есть только один плюс — теперь по ночам у нас в квартире будет тихо. Все-таки эти стоны за стеной неприятно давят на нервы. Ее телефон ожил — смс. От Билла. Соскучился?
«Нам надо поговорить».
Ну-ну... Бог в помощь.
К утру их набралось несколько штук: «Почему не отвечаешь?», «Тебе стыдно смотреть мне в глаза?», «Мне противно даже вспоминать о тебе!», «Ну и пошла ты...» — дальше матом. Придурок. Спорный вопрос, кто из вас туда пошел.
Все утро я просидел в интернете в надежде, что придет сообщение от Полины, изучая, как можно выехать из страны без документов. У Мари нет денег, значит, она обратится к Полине за помощью — это первое. Второе — она пойдет в консульство за справкой на выезд. Значит, ловить ее нужно именно у консульства. Остается понять, куда она могла уехать. Кстати, а сколько у нас российских консульств? Полина сказала, что она может обратиться к этому Родриго, де, они давние друзья, он до сих пор любит ее и не откажется помочь. У него много связей. Он вывезет ее из Европы в течение суток, максимум двух. Только бы она к нему не обратилась. А ведь еще есть родители... Но они в Канаде. Без документов она в Канаду не попадет. Остается Полина. Как только Мари выйдет на связь, Полина нам тут же позвонит.
Билл звонил ей. Ходил мрачный по квартире из угла в угол и звонил. Слал смски, сердился, требовал, ругался и просил. Какой идиот...
— Мари с тобой приехала? — сел в кресло рядом со столом.
— Со мной. Еще позапрошлой ночью.
— Ну и где она? Я не могу до нее дозвониться. — Билл потыкал в кнопки и приложил аппарат к уху, обхватив колено рукой и уткнувшись в него носом.
Телефон Мари тут же засветился и едва слышно зачирикал. Билл звонил, косясь на лежащую на столе трубку.
— Слушай, возьми трубку, ну бесит же! — прохрипел зло.
Я пожал плечами.
— Алло?
— Том? — удивленно уточнил Билл. — Дьявол! Наверное, по привычке набрал тебе. — Скинул вызов и снова набрал. Телефон опять засветился и зачирикал. Он недоуменно уставился на аппарат. — Это же... ее... — растерялся. — Почему он у тебя?
— Она оставила его, когда уходила, — произнес спокойно и даже немного безразлично.
— В смысле?
— В прямом. Там, кстати, еще браслет остался на каминной полке. И кольцо.
— Какое кольцо? — едва слышно спросил брат, а я чувствовал, как по его телу разливается холод и боль начинает пульсировать в солнечном сплетении.
— Она носила только одно кольцо, — равнодушно дернул я плечами, вновь утыкаясь в монитор. Надо выписать координаты русских консульств. Интересно, реально попросить их не давать ей свидетельства на выезд?
Билл как-то резко сошел с лица. Подвис на несколько секунд, незрячими глазами глядя перед собой. Потом болезненно перекривился и шепотом бросил:
— Оно и к лучшему. — Встал и медленно, как старик, пошел к себе.
— Да, оно и к лучшему, — ухмыльнулся я грустно.
В обед пришел план работы от детективов, договор и первый отчет бонусом. Герр Цирке предложил поставить человека у консульства в Берлине, остальные будут работать в городе. Они точно установили, что Мари уехала в Берлин, и прислали расшифровку и аудио-файл разговора с кассиром.
«Да, это она. Я запомнила ее. Никого не было. Она плакала. Не так вот взахлеб, а как будто бы не осознавая этого. Видно, что давно плакала. Глаза были очень воспалены. Говорила тихо и глухо, с очень сильным акцентом. Мне кажется, она была не в себе. Она попросила любой ближайший. Я дала Берлин. Спросила, нужна ли помощь. Она отказалась. У нее еще руки дрожали так сильно. Я подумала, что кто-то умер». Твою мать... Как же он тебя приложил-то... Подписал контракт, выписал чек. Девочка моя, как же он тебя приложил... Ты только там без глупостей, давай. Герр Цирке найдет тебя, чего бы мне это не стоило.
Гостиная постепенно заполнялась чемоданами и веселыми голосами друзей — Георг и Густав выгружали наш с Мари багаж. Билл крутился рядом, бледный, улыбающийся через силу. Он весь преобразился, когда заметил знакомую сумку с ее ноутом. Словно, это было что-то такое, ради чего она обязательно вернется. Да, она никогда не расставалась с ним. Наша Мари — это диктофон, ноут и азарт в глазах. Сейчас у нее нет ничего — ни диктофона, ни ноута, и готов поклясться, ни азарта в глазах. Похоже Билл возлагал на ее комп большие надежды, судя по тому, как живо его сцапал и унес к себе. Только, боюсь, она тебе его подарила.
— Как ты? — спросил Георг у брата, когда они наконец-то перестали таскать вещи.
— Врач сказал, что сейчас надо снять воспаление, а потом уже будут смотреть. На следующей неделе, скорее всего. На антибиотики посадили. Чешусь весь.
— Мыться не пробовал? — сострил Густав, вытаскивая из пакета три бутылки пива и один пакет молока. — Детям — молоко, мужикам — пиво! А где Мари? Я ей «Яичный ликер» купил, как она любит.
— Густав мне всю плешь с ним проел! Мы пол-Лиссабона облазили ради этой дряни. Как это вообще пить можно? — поморщился Георг.
— Маленькими глоточками, — растекся в довольной лыбе Густав.
— Уехала. — Я отковырнул крышку и присосался к горлышку. До чего ж хорошо!
— Куда уехала? — улыбался Георг. — Опять? Она же только вернулась. Вроде бы не говорила, что ей надо снова в Москву.
— Надолго? — Густав открыл свою бутылку и развалился в кресле.
— Не знаю. Оставила все и уехала в ночь. Так спешила, что ни документы не взяла, ни денег не попросила. Так что все вот это добро, — я широким жестом обвел кучу из чемоданов, — теперь твое, Билл.
Билл вздрогнул. Георг все еще улыбался, но уже как-то совершенно не натурально. Густав поправил очки и недоуменно уставился на меня. Весь его вид сейчас говорил только одно: ну и дурак ты, Том Каулитц!
— Погоди! Она же не планировала никуда уезжать... — не верил Густав.
— Да, и она... Да она просто не могла уехать! — все-таки с лица Георга сползла улыбка.
— Почему она уехала? Куда?
— Она же так рвалась в Гамбург!
— О, да! Рвалась... — А теперь прости, мне хочется, чтобы ты узнал, каково было ей. — А у нас всё вышло лучше не бывает. Мы приехали среди ночи, а Билл тут не один отрывался пару дней. Везде окурки, бутылки, презервативы. Кстати, брат, ты убрал использованные резинки из-под своей кровати? Я их туда незаметно зашвырнул, чтобы Мари не увидела. Хотя не факт, что она их не заметила.
— Я ни с кем не спал! — зло зашипел Билл, моментально став красным.
— А мне это доказывать не надо. Это не мое дело: спал — не спал, изменял — не изменял. Не могу же я брату задницу не прикрыть. Не расстраивайся, я не скажу ей про три использованных презерватива, которые валялись у изголовья твоей кровати. Вашей, заметь, кровати. — В гостиной повисла тишина. Билл, красный, как свекла, качал головой и беззвучно открывал рот. Георг то смотрел на меня, то переводил взгляд на Билла. Густав застыл с недоумением на лице. Я улыбнулся, наслаждаясь эффектом.
— Да ты силен, брат, — уважительно выдал Георг.
— Сексуальный маньяк просто, — ухмыльнулся Густав.
Я продолжил спокойно:
— В общем, пока мы с Мари обзванивали родителей и друзей в четыре утра, Билл к нам сам заявился. Да не один. С прекрасной дамой. Только вот гостья явно не думала, что их встретят. Она липла к нашему Казанове, называя его исключительно Биллилюбовьмоя. «Биллилюбовьмоя, а кто это?» — «А это блядь нашей группы. Наша группис. Знаешь, что такое группис? Это бляди, которых мы ебем. Кто попросит, тому и дает, она всем дает. Это содержанка и блядь», — я говорил это в упор глядя брату в глаза, даже стараясь передать то презрение, которое тогда царило в каждом слове. И по тому, как его глаза становились все больше и больше, понимал, что он этого совершенно не помнит.
Густав и Георг заржали. Билл замотал головой.
— Я не мог такого сказать, — залепетал перепугано. — Категорически не мог. У меня бы язык не повернулся, такое ей сказать.
— Он серьезно так сказал? — недоумевал Георг.
— Вот прям так и сказал? — веселился Густав.
— Практически слово в слово, — отозвался я хмуро.
— Я не мог! — рявкнул Билл прорезавшимся голосом. — Не мог! — В глазах паника и ужас.
Я протянул ему телефон Мари.
— Да? Тогда откуда у тебя синяк на морде? На, позвони ей и узнай, из-за чего она сбежала от тебя, в чем была, без документов и денег, бросив всё.
— Ну и правильно сделал, — гоготал Густав. — А кто она? Живет на полном нашем обеспечении, мотается с нами в туре. Все правильно, Билл, ты сказал.
— Уехала, ну и хорошо, — похлопал себя по животу Георг. — Теперь, Билл, ты свободный мужик и можешь развлекаться вместе со всеми. Все-таки иметь бабу под боком в туре не очень удобно.
— Охуели?! — подскочил я. — Человек в чужой стране остался без средств к существованию и документов!
— Ну, это была ее инициатива, согласись, — пожал плечами Георг.
— Вот именно, — вякнул Билл, криво улыбаясь и косясь на парней. — Так ей и надо.
— А ты вообще, блядь крашеная, заткнись! — заорал я на брата. Меня колотило от ярости.
— Я — блядь?! — подлетел ко мне Билл. — Это ты меня, мразь, блядью называешь? Любимую шлюху обидели? Ну и как тебе? Понравилась? Каково ебать телку своего брата, а?
Я даже закрыться не успел, получив ногой в район паха. Обычно ребята нас не растаскивают. Мы крайне редко деремся, обходясь обычными скандалами. Но сейчас Биллу не повезло. Стало ужасно обидно, что я несколько дней запрещал себе даже думать в ее присутствии о сексе, всячески оберегал ее от Йоста, всю ночь не спал, чтобы не дай бог не проколоться и не прижаться к ней стояком, когда она липла ко мне и шептала во сне его имя, и я же еще и виноват? Я двинул ему по морде, разбивая губы. Налетел и повалил на пол. Хотелось бить его до тех пор, пока на костяшках не выступит кровь. Бить за себя, потому что не смог ее уберечь, хотя очень старался. За девчонку, потому что любит его безумно. За него самого, потому что в голове родились такие мысли. Хотелось убить нас троих, потому что... Густав, сволочь, сильный. Оттащил. Я еще извернулся наподдал Биллу ногой. Георг еле его удержал. А мне похуй! Урод! Не был бы братом, был бы трупом!
— Объясни, что случилось? — тряхнул его Георг. — Нормальным языком объясни.
— Они трахались! Мне рассказали! С подробностями! — хрипло завопил Билл, размазывая по щекам кровь.
— А когда ты успел? — нахмурился Густав, повернувшись ко мне.
— На хуй пошел! — вырвался я. Взял сигареты со стола. — Я все время с вами был!
— Я, конечно, не могу утверждать, что Мари вся из себя такая правильная, но, Билл, она от нас почти не отходила. Все эти несколько дней она была с нами, — мягко, как идиоту, объяснял Георг. — Просто... Понимаешь, так получилось, что мы специально напились и ночевали у нее, а потом у Тома. Она постоянно была у нас на виду. Ну, если только Том там быстренько без нас не совокупился с ней где-нибудь за углом, в чем я сильно сомневаюсь.
— Что ты мне врешь?!
— Он правду говорит. Мы вместе держались, — подтвердил Густав. — Я слышал, как Йост с кем-то по телефону говорил, что есть несколько свободных дней, а у него в команде такая телка бегает, что очень бы он хотел с ней покувыркаться. Только телка коготки выпускает, не дается, но его это лишь раззадоривает. Мы с парнями посовещались и решили, что Мари такие проблемы не нужны. Йост ведь заставить может.
— Не то, чтобы мы ее для тебя решили сохранить. Хотели всего лишь избавить от проблем с Дэвидом. Ты ж сам знаешь, какой он сукой бывает, если что-то не по его идет.
— Мы ночевали все вместе и были все вместе все дни. Том не мог ее трахнуть. Физически не мог. Да, она крутилась около него больше остальных, он «больным» активно прикидывался, но у них элементарно на это не было возможности.
Билл посмотрел на меня черным взглядом, как будто пытаясь прочитать мысли.
— Мы обсуждали с тобой это. Я не трахаю телок своего брата, — мрачно отозвался я. — Мне воспитание не позволяет.
— А Дэвид? — рычал Билл. — Они же ездили куда-то вместе!
— Они ездили в сопровождении тур-менеджера принимающей стороны на переговоры, — Георг открыл вторую бутылку пива. — Их привезли организаторы и увезли. Они в ресторане каком-то были. Это мне даже не Мари сказала, а Тоби. Я специально спросил его о том, куда они мотались.
— Билл, что тебе Алекс рассказал? — спросил я, закуривая вторую сигарету и протягивая ему чистое полотенце для рук.
— Сказал, что Мари полдня с Йостом в ресторане была. Потом ты ночевал у нее, а на следующую ночь она спала у тебя. Сказал, что слышал стоны... Все дела... Что вы явно вместе... — он аккуратно промокал кровь.
— Какой же ты идиот... Ладно... А что за разгром был в квартире? По какому поводу праздник?
— Энди навел каких-то телок... Одолели. Мне пить нельзя, я на антибиотиках, а смотреть на их пьяные рожи ну никаких сил не было. Ко мне тут же клеиться начали... Короче, я от всех в квартире Мари скрылся и просидел там сутки, пока они не разошлись. Вернулся домой — бардак жуткий, хотел на утро заказать клининг... А потом Алекс вот... рассказал...
— Ты мог позвонить? — вздохнул я.
— Не мог. Я же знаю, что она тебе тоже нравится.
— Билл... — я поморщился. Стало очень неприятно и обидно. — Она мне может нравится хоть сто раз, но это же не повод ее трахать в твое отсутствие. У нее эти дни на языке было только одно слово — Билл. Ну и какой смысл мне ее трахать, если она меня в постели будет твоим именем называть?
— Какая разница, — усмехнулся Густав. — Вы же все равно одинаковые.
— Потом друг другу в любви объяснитесь, — расслабленно закинул ноги на подлокотник Георг. — И что теперь делать? Вы ж не будете ее в самом деле искать?
— А что ты предлагаешь? — приподнял я бровь.
— Побегает и сама вернется. У нее же не было денег, если мне не изменяет память, а сейчас нет документов. Она не выедет из страны... Никуда не денется, прибежит.
— Не прибежит... — пробормотал Билл. — Я ее знаю, она не прибежит.
— Забей! Позвонит своему этому... бывшему, не помню как зовут. И он, как Чип и Дэйл, тут же поспешит на помощь.
Лучше бы Георг молчал. Билл сначала побледнел, потом покрылся красными пятнами и зарычал:
— Только пусть сунется к ней!
— Ну и что ты сделаешь? — засмеялся Георг. — Всё, она свалила от тебя. Теперь с кем хочет, с тем и трахается.
— Кончай над ним издеваться, — поморщился Густав. — Мари надо у консульства ловить.
— Ты пойдешь ее под дверями караулить? — огрызнулся я раздраженно. Бля, все такие умные, куда деваться! — Консульства есть в Берлине, Бонне, Гамбурге, Лейпциге, Мюнхене и Франкфурте.
— Ну, логично предположить, что без денег и документов она никуда из Гамбурга не денется. Значит, у нас и надо искать, — серьезно смотрел на меня Георг. — Если бы она мне была нужна, то я б обзвонил знакомых, у которых Мари могла зависнуть. Засела, небось, где-нибудь на квартире и ржет, что Каулитцы по ней с ума сходят. Все они, бабы, суки, им лишь бы нервы порядочным людям помотать. Никуда она от тебя не денется, Билл. Поломается, повыделывается, характер покажет и вернется. Даже время на нее не трать.
— Ну-ну, — усмехнулся я. — Позовите посмотреть, как она вернется.
— Том, не драматизируй. Георг прав. Мари у кого-то в Гамбурге зависла. Вернется за вещами, никуда не денется.
— Она в Берлине. Села на поезд и уехала. И она не вернется, поверь мне. Ты не видел ее в тот момент. Она не спряталась у кого-то на квартире. Она безмозгло чесанула куда-то в ночь, лишь бы подальше от нас.
— Откуда ты знаешь? — с надеждой спросил Билл.
— Детективы выяснили.
— У нее там есть друзья? — допытывался Густав.
Я покачал головой.
— Ну бред же! Она должна у кого-то остановиться. Зачем ехать туда, где тебе даже остановиться не у кого? — пожал плечами Георг.
— И наш консьерж, и таксист, и кассир сказали, что она была невменяемой. Не уверен, что в тот момент она думала о последствиях.
— А кредитки? — тихо спросил Густав. — Она же должна была на что-то купить билет? Мари иногда выкидывает фортели, но у нее все в порядке с головой, чтобы не выходить из дома без кредиток.
Я достал ее паспорт и бросил на стол перед Биллом.
— Сколько у нее было кредиток?
— Три, — едва слышно буркнул он, открывая паспорт. — Две русские и одна наша. — Из-под прозрачной пленки достал три кредитных карточки. Выматерился.
— Не понимаю, что вы паритесь, — Георг забрал паспорт у брата. — Сами подумайте, какая телка в здравом уме добровольно кинет самого Билла Каулитца? Она сейчас пару дней на улице поживет и вернется, вот увидите.
— Георг, на улице вообще-то март, — напомнил я. Никак не пойму — он серьезно или издевается.
— Тем более. Ну сколько можно выдержать в марте на улице без денег и документов? Максимум два-три дня.
Билл опустил голову.
— Ты звонил Полине? — Густав потер виски.
Я кивнул.
— Мари не будет ей звонить, — мрачно выдал Георг, наконец-то перестав издеваться над нами. — Она же понимает, что Полина — первый человек, у которого ее будут искать. Если бы я хотел скрыться, то не стал бы ей звонить. Надо искать ночами по вокзалам. Там тепло и можно перекантоваться несколько дней. А еду можно тырить в крупных супермаркетах с самообслуживанием. Возможно, есть какие-то социальные службы, куда могут обращаться женщины, я не знаю, типа пострадавшие от насилия в семье. Можно попробовать связаться с русской общиной в Берлине.
— Я уверен, что она позвонит подруге. У Полины ее деньги, — сказал я.
— Полине надо узнать, где она остановилась, — оживился Густав. — Самое главное — адрес. Вряд ли тут ей помогут простые обыватели, надо искать по социальным службам. Документы будут восстанавливать несколько дней. Все это время она должна где-то жить, что-то есть и на что-то выехать из страны.
— Густав прав, — кивнул Георг. — Зажать деньги и документы...
— А смысл? — не понимал я ход их мыслей. — К тому же без паспорта она не сможет получить деньги. А без денег мы обрекаем ее на голодное существование на улице.
— Ну что ты тупишь-то? — поморщился Георг. — Все просто. Это даст нам время, чтобы найти ее, поговорить, объяснить, как дело было. Она поймет. Если говорить по-умному, то простит. Хотя, простите, но с претензиями Мари на эмансипацию, думаю, вас ждет жестокий облом.
— Да, я согласен, она даже разговаривать не будет, — кивнул Густав. — Если то, что сказал Том, правда, Мари пошлет нас к черту, а о Билле слышать не захочет.
— Почему? — в один голос.
— Мне так кажется... Она вообще с собой ничего не взяла?
Я покачал головой.
— И ушла, получается, два дня назад? — все тише и тише бубнил Густав.
— Три.
— Надо заявление в полицию писать. За три дня она бы объявилась у Полины. Я боюсь, как бы... — посмотрел тяжело на Билла.
— Она же не дура, — фыркнул я.
— Она не в адеквате, — напомнил Густав.
— В общем, план такой, — вздохнул Билл. — Сейчас мы устанавливаем место, где она живет, я еду туда и уговариваю ее вернуться.
Люди рыли землю носом. Мари добралась до Берлина, вышла с вокзала и растворилась. В поезде она ехала с каким-то парнем. Проводница утверждала, они не были знакомы до этого. Парень явно старался привлечь ее внимание, но девушка на него не реагировала. Она, мокрая насквозь, сидела и плакала почти всю дорогу. Он отпаивал ее чаем и развлекал болтовней. Она почти не реагировала, он ее явно раздражал. Проводница хорошо запомнила эту пару, потому что несколько раз делала им чай. Да, парень просто к ней клеился, ничего больше. Она описала его как высокого, красивого, голубоглазого блондина. Узнав, что Мари свалила с каким-то мужиком, Билл закатил скандал. Я еще порадовался, что у него горло болит, и он не может полноценно орать. Ему опять везде мерещилась подстава, сговор, обман и измена. Я смотрел на составленный фоторобот того парня, читал его описание и пытался понять, может ли он ее заинтересовать. Увы, может. К тому же он — это ее шанс не остаться на улице в марте. Лично я бы его использовал. Только вот кто он? И как его найти?
Полина не звонила. Неделя прошла, а Мари так и не объявилась. Билл психовал, орал и на всех кидался. Я старался держаться спокойнее, хотя нервы тоже сдавали. Он забрал все ее вещи, не расставался ни на минуту с телефоном, несколько раз на дню проверял ее почту, висел в месенджере, в надежде, что она появится в Интернете. Он забросал ее письмами. Он верил, что рано или поздно она появится в своем почтовом ящике, и прочитает его письма. Только Мари не появилась в Интернете за неделю ни разу. Билл весь извелся, навыдумывал, что с ней что-то случилось, ее украли, убили, закопали. Он срывался. Вел себя по-хамски с врачами и охраной. Орал на Дэйва, в котором обнаружил главный источник своих бед. Настоял, чтобы мы давали интервью всем желающим — чем больше в прессе и по телевизору будут трындеть о том, как тяжело больна юная звезда, тем больше шансов, что Мари узнает об этом и вернется. Он хотел заполнить собой все пространство вокруг нее. Мари не звонила. Не только нам, никому. Полина обзвонила всех общих знакомых в России, звонила Родриго и ее родителям в Канаду. Мари пропала...
— Она в больнице! — влетел я в комнату брата. — Мне только что звонил герр Цирке. Они нашли ее.
Билл подскочил, словно его окатили водой.
— Что с ней?!
— Потеряла сознание на вокзале, ее забрали в городскую больницу. У нее какая-то вирусная инфекция, стресс и острая депрессия. Организм ослаблен и на фоне сильного стресса дал сбой. Герр Цирке сказал, что вечером пришлет полный отчет. Они ее сфотографировали.
— Поехали, — начал он быстро снимать с себя спортивные штаны и футболку.
— Подожди! Куда ты собрался?
— В Берлин. Надо ее забрать оттуда.
— Билл! Ты спятил?
— Шевелись, давай, — он собирал волосы в хвост. — И оденься так, чтобы нас не сразу узнали. Давай, шевели ластами, я пока лицо нарисую.
Всю дорогу Билл вел себя как умалишенный. У него совершенно не закрывался рот. Он пел, хлопал в ладоши и скакал. Я проклинал тот момент, когда дал слабину, и согласился поехать в Берлин на машине, а не на поезде. Но поезд до Берлина был только вечером и Билл не хотел ждать. Мы репетировали разговор. Обыгрывали ее возможные ответы, реакцию, психи. Билл настраивался только на победу. Я ж обдумывал, как бы ее взять измором, потому что Мари просто так не сдастся. Главное, вернуть ее домой, а уж там я сделаю ей мозги, глазом не успеет моргнуть, как задурю, заболтаю.
— То есть как вы ее выписали? — Билл подался вперед, нависнув над бедной женщиной словно скала.
— У меня не было оснований задерживать ее в стационаре. Опасность для жизни миновала, и мы ее выписали. Это стандартная процедура.
— Куда? У нее ни документов, ни денег! Как вы могли ее выписать? — орал он.
— Послушайте, герр Каулитц, мы и так сделали все возможное для вашей сотрудницы. Мы предложили ей через социальную службу два приюта...
— Вы в своем уме?! — чуть ли не с кулаками бросился на нее Билл. — Мария и приют! О каком приюте вы вообще говорите? Как вы могли предложить Мари пожить в приюте?!
— Прекратите орать! — осадила его врач. — У девушки не было ни документов, ни одежды. Она сказала, что у нее никого нет в Германии, к кому бы она могла обратиться за помощью. Мы и так пошли ей навстречу и сделали все возможное.
— А что с ее одеждой? — нахмурился я.
— Она поступила к нам из приемного отделения в одной больничной сорочке.
Билл шумно выдохнул и относительно спокойно спросил:
— В какой приют ее забрали?
— Ни в какой. Она отказалась и уехала с молодым человеком. Он звонил пару раз на неделе, спрашивал, как себя чувствует русская девочка, а потом забрал ее. Она сказала, что знает его.
— Какой молодой человек? — Билл от гнева покраснел.
— Я не знаю, как его зовут. Не помню точнее. Светловолосый такой. Высокий. Симпатичный.
Я достал распечатку фоторобота попутчика Мари.
— Это он?
— Похож... — после некоторой заминки отозвалась врач. — Да, очень похож. Не уверена, что это он, но похож. Скажите, этой русской сегодня утром тоже интересовались какие-то люди.
— Это были наши детективы.
— Она что-то украла? Ее за что-то преследуют?
— Нет. Это семейное, — улыбнулся я, положив перед ней купюру в пятьсот евро. — Мы надеемся на конфиденциальность.
— Ну что вы, не надо, — тут же засмущалась она. — Попробуйте еще поговорить с фрау Пёрцген. Она общалась с этим молодым человеком. Возможно, Гемма окажется вам более полезной.
Фрау Шмидт написала телефон и протянула мне. Окей, пообщаемся с фрау Пёрцген.
Мы сели в машину. Билл все еще возмущался по поводу нашего неожиданного соперника, орал и психовал. Я набрал номер тетки и попросил брата заткнуться.
— Какая дурацкая ситуация. Была девушка наша, а сейчас — раз — и не наша. Глазом моргнуть не успели, как ее увели. Ох, уж эта Мари. Вот так, мой маленький братик, ты и узнал, что значит выражение: «Мужчина — это такой орган, который очень быстро отрастает заново», — усмехнулся я, косясь на злющего Билла. Трубку наконец-то сняли, и я приложил палец к его губам. — Фрау Пёрцген, добрый вечер. Меня зовут Карл Фишер, ваш телефон мне дала фрау Шмидт, врач из городской больницы. Меня интересует наша сотрудница — Мария Ефимова. Фрау Шмидт сказала, что вы общались с молодым человеком, который ее забрал. Могли бы вы что-то сказать о нем? Как зовут? Как выглядел? Может быть, он оставил вам какие-то координаты?
Я диктовал Биллу, он быстро записывал. Фрау Пёрцген он понравился, очень вежливый, обходительный, не наглый, но самоуверенный. Она назвала его «красивым и сексуально привлекательным, в нем чувствовался мужчина». При словах «сексуально привлекательный мужчина» Билл снова впал в ярость. Надеюсь, брат, она еще не махнула тебя не глядя на этого самца, от которого приходят в восторг все бабы...
— Герр Цирке, это Том. Запишите, пожалуйста, имя и фамилию. Я хочу завтра знать о нем всё от и до...
Я стоял у окна в квартире нашего друга, у которого мы остановились в Берлине, курил и думал, каково это засыпать в чужом доме будучи полностью в чужой власти? Фрау Шмидт говорила, что у Мари реактивная депрессия и ей нужен специалист, она не совсем отдает отчет своим действиям и поступкам, но они не имели права ее задерживать. Все равно идти в дом к чужому мужику — как это по-русски. Фрау Пёрцген сказала, что Мари была очень агрессивной, говорила раздраженно и с вызовом, по-хамски. Мари произвела крайне негативное впечатление на соцработника. И обе женщины подтвердили, что она постоянно плакала. Зачем я велел ей уйти? Почему потом не спустился к ней? Болит где-то внутри от этой беспомощности, невозможности помочь и защитить. А ведь был шанс все исправить в самом начале, который я так глупо упустил. И сейчас девочка совершенно одна в чужом городе, в чужой квартире, с чужим мужчиной. Подожди, моя хорошая, мы скоро тебя найдем, и я увезу тебя домой. Подожди... Потерпи немного. Я уже рядом.
— Том, привет. Узнал? — звучит в трубке тихий недовольный голос.
— Конечно, — улыбаюсь в ответ. Если бы ты еще говорила по-немецки, было бы вообще здорово, а то с моим английским и твоим акцентом, разговор похож на общение по телефону глухого с немым. — Жду твоего звонка. Специально спать не ложился.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать?
— Я тебе все сказал еще неделю назад. Билл обидел ее очень сильно. Он был не прав и хочет извиниться.
— Он изменил ей и унизил.
— Он не изменял, клянусь. Это недоразумение. Просто та девушка была единственной, кто был способен довести его до дома. Остальные были в отключке. А то, что он взбесился... Ему слили инфу, что мы с Мари любовники, приплели сюда еще Дэвида. Он не разобрался и наорал на нее. Она сказала тебе, где живет? Мари была в больнице. Сегодня ее выписали. Мы опоздали на какой-то час. Она у какого-то мужика зависла, ее надо оттуда забрать.
— Мне кажется, будет лучше, если она вернется домой.
— Полина... У нее реактивная депрессия. Мне надо с ней поговорить. Мари наломает сейчас дров, уедет, будет мучиться. Она не в себе и не отдает отчет собственным поступкам. Прошу... Ты сказала, что мы ее ищем?
— Нет, не сказала. Она сильно обижена на Билла. Я первый раз у нее такой голос слышу. И она сейчас встанет в позу, если вы появитесь. Вы ее ничем не возьмете, никакое твое красноречие не поможет, а если она еще узнает, что вы рядом, то элементарно сбежит. Я ее знаю. Она понимает, что может дать слабину, уступить, и просто не позволит себе этого. Ей самолюбие не позволит. Потом, когда-нибудь, может быть, когда она остынет и будет способна нормально и адекватно мыслить, вам удастся с ней поговорить, а сейчас она снова исчезнет. Я знаю ее с детства, знаю все выкрутасы и бзики, могу просчитать следующий шаг. Мой тебе совет — сделай что-то такое, чтобы она сама захотела к вам вернуться, иначе вы ее потеряете. Никто вам не поможет, она сама должна захотеть вернуться. Но вы ведь можете помочь ей в этом.
— Что?
— Не знаю. Вы же придумали, как ее довести, теперь придумайте, как вернуть. Тот парень, у которого она сейчас живет, внушает ей доверие. Думаю, он и сам ее побаивается, все-таки чужого человека в дом притащил. Не трогайте Машку там, если не хотите опять искать. Она дала мне его рабочий телефон. Зовут его Штефан. Живет она сейчас в каком-то престижном районе, в доме с башенками, квартира восемнадцать, второй этаж. Ориентир — у нее окна выходят на озеро и одноименный парк. Я погуглила немного. Думаю, что это район Грюневальд. Там как раз озеро есть, Халензее называется, и парк Грюневальд. Но вы пробейте его сами по этому телефону, я могу ошибаться.
— Спасибо. Будем думать.
Я медленно кружил по району, высматривая дома с башенками, окна которых выходят на озеро. У некоторых останавливался, и Билл бежал от подъезда к подъезду, проверял. На улице уже начинало светать. Я устал. Хотелось спать и есть. Но это ничего. Сейчас найдем Мари, и можно будет расслабиться.
— Том! Иди сюда! — Билл нетерпеливо подпрыгивал у подъезда и тыкал пальцем в табличку. — Шолль Ш. Квартира восемнадцать.
— Йес! — радостно выдохнул я. — А теперь в МакАвто и спать.
— Подожди, я хочу найти ее окна.
Брат куда-то ломанулся через палисадник. Я устало упал на лавочку у подъезда. Закурил, закрыв глаза. Ноздри ласкал дым и прохладный утренний воздух. Не заснуть бы с сигаретой в зубах, тело против воли расслабляется, веки тяжелеют. Нельзя спать.
— Она не спит, — вернулся он, когда я почти вырубился. — Я видел. Она сидела на подоконнике и смотрела на луну.
— А ты? — Шея затекла, а голова не двигалась.
— А я стоял под деревом.
— Она тебя видела?
— Нет. У меня было ощущение, что мы с ней разговаривали. Я просил ее вернуться, она говорила, что не может. Не знаю... Это, конечно, бред и мои фантазии. Как я мог с ней разговаривать? — он нервно закурил. — Том, она не простит меня. Я чувствую это. Ты поймешь, я знаю... От нее словно холод шел. Ледяной такой холод. Я чувствовал себя клубникой, которую положили в морозилку на экстра-быструю заморозку.
— За все в этой жизни надо платить.
— Что делать?
— Тщательно продумывать каждый шаг и не торопиться. Надо дать ей время отойти. Поехали спать, а? Я тут без тебя чуть на лавочке не выключился.
— Хочешь, я поведу?
— Очень, — улыбнулся, отдав брату ключи.
— Том, а давай квартиру купим? Все равно сейчас из-за Мари тут зависнем. Я хочу свой дом. И чтобы у меня была большая спальня с огромной кроватью...
— Давай. Что хочешь делай, только отвези меня к кровати поближе.
Днем, пока Билл рассматривал фотографии Мари, я читал досье на Штефана Андреаса Шолля. Ему тридцать три года, меньше года назад он развелся с женой, оставив ей эксклюзивную виллу стоимостью более двух миллионов евро в элитном районе Берлина — Далеме, пару машин, одна из которых Бугатти Вейрон 16.4 — самая дорогая в мире машина, моя недостижимая голубая мечта. Хрена себе какой Мари самородок в руки попал... Если она пошлет нас к черту ради него, то я пойму. Сейчас он живет в квартире родителей в Грюневальде. Судя по списку только официальных любовниц — кобель еще тот. Кажется, он поюзал всех красоток Европы. Работает креативным директором и директором по развитию в рекламном агентстве «Щольц и Друзья», соучредитель, один из членов совета директоров. S&F — крупнейшее рекламное агентство Германии, которое представлено 180 отделениями по всему миру. Занимается всем, начиная от стратегического построения бренда до рекламы, от разработки дизайна проекта до интерактива. Кстати, это можно использовать. Еще не знаю как, но это можно как-то использовать. Есть сестра Мария и племянница Августа. Она замужем, живет в Кельне. Недавно в Гамбурге у него скончалась бабушка по материнской линии. Так вот откуда он ехал — с похорон бабушки. Родители живут в Штатах, в Нью-Йорке. Отец возглавляет рекламное агентство «Стар Маркетинг» — маркетинговое подразделение рекламно-коммуникационного холдинга «Омником Групп», самая известнейшая пиар-компания в мире. Наверное, они деньгами могут замок отапливать, это на их благосостоянии никак не отразится. Охренеть... Нам с Биллом даже ловить нечего в том аквариуме с акулами. С фотографий на меня смотрел симпатичный мужчина с очень приятной улыбкой и самоуверенным взглядом. Одет просто и неброско. На таких женщины гроздьями вешаются, ему даже делать ничего не надо.
— Билл, ну, в общем, мы попали, и сильно. Шолль очень богат, молод, красив и свободен — идеальный мужчина для молодой, красивой, целеустремленной, свободной девушки. Я тебя поздравляю, ты просрал девчонку, которая любила тебя, а не твой образ. И теперь она досталась другому.
Билл выхватил досье, пробежал по строчкам глазами и ухмыльнулся:
— Секонд-хенд не в ее вкусе. Тем более она не любит старых потрепанных блондинов. Мари предпочитает молодых девственных брюнетов.
— Знаешь, я бы на ее месте пересмотрел свои взгляды. Опытный богатый мужчина гораздо лучше молодого идиота-девственника с рыбьей требухой вместо мозга, — рассмеялся я, тут же схлопотав подушкой по голове.
Утро понедельника больше походило на страшный сон. Во-первых, Дэвид привязался, куда делась Мари. Билл тут же взбесился и разорался на него, прогнав какую-то малосвязную пургу, что Йост ее доканал своим контролем. По-моему, Дэйв мало что понял, кроме одного — у звезды очередной бзик. Потом консилиум врачей сказал, что у брата киста на связках и нужна срочная операция. Ему запретили говорить, объяснили последствия и расписали, как он будет жить ближайший месяц. Билл впал в прострацию. Тут уже на врачей разорался Дэвид, заявив, что у нас тур по Америке, и никто его отменять не собирается, через месяц Билл должен быть в состоянии выступать, иначе американский лейбл разорвет договор, и наши планы на покорение мира так и останутся планами. Я чуть не подрался с Йостом, доказывая, что здоровье брата дороже контрактов. В общем, к обеду все были на взводе и начинали истерить от малейшего кривого взгляда. Я увез поникшего брата домой, купив по дороге ему доску, мелки, толстую тетрадь и ручку, — пусть пишет свои мысли на бумаге, потом издадим, получим кучу бабла.
«1. К Мари надо приставить охрану.
2. Я хочу знать о каждом ее шаге. Мне нужны ежедневные подробные отчеты с фотографиями.
3. Я хочу знать всех соседей вокруг.
4. Я хочу убить Шолля».
— Прости, но последний пункт мы вычеркнем, — едва скрывая улыбку, сказал я. — Зачем тебе соседи?
«Я должен знать ее окружение»
— Мой маленький братик оказался большим Отелло? — приподнял я бровь. — Боишься конкурентов?
Билл показал мне средний палец и пошел одеваться. Внизу нас уже ждала машина.
— Герр Цирке, во-первых, мы бы хотели знать, как она живет и не обижают ли ее, каков ее круг общения сейчас. Вы можете получить эту информацию для нас? Мария очень контактная, думаю, при некоторой фантазии втереться к ней в доверие не составит труда. Во-вторых, Билл хотел бы иметь ежедневные отчеты о том, как она проводит время, где бывает, с кем общается, куда ходит и что делает. В-третьих, это начальник нашей охраны Саки Пелка. Я бы хотел, чтобы вы обсудили с ним все моменты безопасности девушки. Рядом с ней постоянно должны быть люди, способные ее защитить. Мари — девушка моего брата, из-за этого возможны агрессивные выпады со стороны фанатов. Но у нас еще одно условие — Мария не должна знать, что ее охраняют, и тем более она не должна знать, что за ней следят. Это важно, иначе искать ее еще раз вы будете за свой счет. Ну а мы пока подумаем, как вернуть Мари. И это... организуйте нам встречу со Штефаном Шоллем. Саки, только аккуратно. У него такие связи, что лучше не конфликтовать.