Истина в тишине
На кухне мигала лампа.
Я стояла у окна, прислушиваясь. Дом спал. Даже трубы не шипели.
Капюшон. Деньги в кулаке. Я вышла, не оставив за собой ни звука.
Аптека на углу ещё горела, жёлтая, как крошечный костёр.
Я вошла, не поднимая глаз.
Мужчина за кассой ничего не спросил. Только кивнул.
Я показала пальцем. Он молча протянул два теста.
Два — потому что один может солгать. А два уже — правда.
Запах пластика, целлофан, чужая пыль. Я спрятала всё в рукав.
И пошла назад, быстро. Как вор. Как предатель. Как мать, не готовая быть матерью.
Вернувшись, я не зажигала свет.
Дышала тишиной.
Накрыла зеркало полотенцем. Не хотела видеть себя в этот момент.
Если нет — я вздохну.
Если да... Что тогда?
Саше нельзя говорить. Он разрушит это.
Он скажет: «Ты не готова. Это ошибка. Это — не нужно.»
А я... я уже чувствую.
Я — не просто одна. Я — с кем-то. Или почти.
На белом фоне — бледная тень. Вторая полоска.
Сначала её не было.
Потом она... как будто проступила сквозь ткань реальности. Медленно. Упрямо.
Я долго сидела на полу.
Пол холодный. Тест — в руках.
Сердце било глухо. Живот — затаился.
Как будто кто-то там уже слышал.
Как будто... ждал.
— Привет, — прошептала я.
— Ты уже здесь, да? Простишь меня, если я испугаюсь?
Я положила руку на низ живота.
Закрыла глаза.
— Прости. Я не знаю, смогу ли я быть тебе мамой. Но я попробую.
Я клянусь — попробую. Хоть одна. Хоть против всех.
***
Я проснулась не от звука будильника — от пустоты.
Пустоты рядом, опять, на холодной половине кровати, где одеяло лежало ровно, без единой складки. Его не было. Саша уходил ещё до рассвета. Всегда. Бесшумно, как будто сбегал.
В спальне пахло его духами. Привычно и отчуждённо. Я лежала, не шевелясь, глядя в потолок. Он был высоким, украшенным лепниной, как в музее. Белым и безжизненным. Как всё вокруг.
Я вылезла из кровати, чувствуя, как под ногами холодит мрамор.
Дом был слишком большим. Гулким. Он будто дышал сам по себе, напоминая, что я здесь чужая. Нежеланная. Незаметная.
На тумбочке лежал список — аккуратно, в почерке свекрови.
«Пыль с люстр, столовая, ковер в гостиной, окна в холле. Завтрак Саше — не позже восьми.»
Под списком — изящно написано:
«Ты же хочешь быть достойной женой, милая?»
Я сжала бумагу и медленно вдохнула.
Каждое утро начиналось одинаково.
Уборка. Стирка. Готовка. Университет. Возвращение. И снова тишина, которую разрывал только шум воды в ванной, когда я отстирывала собственную усталость с изнанки.
Сегодня было особенно тяжело. Тело будто налилось свинцом. Голову тянуло вниз. А потом — знакомый приступ. Внезапный, обжигающий.
Я бросилась к раковине и едва успела схватиться за края.
Желудок сжался. Рот наполнился горечью. Всё тело отдало дрожью.
После — тишина. Только моё тяжёлое дыхание.
Я смотрела на своё отражение в зеркале — белое лицо, впалые щёки, глаза, как чужие.
Сильная. Красивая. Жена Бланта.
Так меня представляли на свадьбе.
Но сейчас я выглядела, как будто медленно умираю. Изнутри. Тихо, без скандалов и крови.
Я смыла всё. Улыбнулась отражению — механически, как кукла.
— Всё хорошо, — шепнула. — Наверное, просто устала. Наверное...
Но внутри уже шевелилось сомнение.
И с каждой минутой оно становилось всё громче.
***
Университет встречает меня гомоном голосов, тёплым светом, шумом дверей и мелькающими силуэтами — жизнями, которые ещё принадлежат самим себе.
Здесь всё по-другому.
Здесь я — не Мия Блант.
Я — студентка. Сильная. Пример для всех. И никто, абсолютно никто, не должен догадаться, как сильно мне хочется исчезнуть.
Я захожу в аудиторию, прижимая к груди папку с распечатками.
На мне — безупречный пиджак кремового цвета, лёгкий шарф, волосы собраны в идеальный хвост. Всё сидит так, как должна выглядеть жена влиятельной фамилии. Внимание притягивается, но только на миг. Потому что я — безупречна.
На поверхности.
— Мия, доброе утро! — улыбается одногруппница. — Ты сегодня снова как с обложки!
— Спасибо, — отвечаю. Улыбка выходит натренированной.
Слова — точными.
Шаги — уверенными.
Но внутри — снова лёгкая тошнота. Комок под грудью, будто организм предупреждает: хватит.
Я вдыхаю глубже. Нужно продержаться. Хотя бы до обеда.
Лекции сливаются в поток. Я делаю пометки, задаю вопросы, цитирую источники.
Преподаватели кивают. Все видят только то, что я им показываю.
— Мия, может, ты выступишь первой на семинаре?
— Конечно, — киваю спокойно. Внутри — паника.
Руки немного дрожат. Я незаметно сжимаю ладони под столом. Чувствую, как поднимается жар. Горло пересыхает.
Может, вода?
Нет. Прямо сейчас — нельзя позволить слабость.
Я встаю, подхожу к доске, открываю ноутбук.
В голове шум, но голос звучит чётко:
— Я выбрала рассмотреть тему через призму социокультурной идентичности...
Зрители кивают. Всё идеально.
Всё, кроме того, что я стою на ногах, будто на костылях, держась за волю.
Сердце стучит, будто выталкивает изнутри крик.
Никто не должен знать.
Никто не должен догадаться, что у меня уже несколько дней не проходит эта рвота. Что я почти не ем. Что я боюсь смотреть в зеркало.
Пара заканчивается, я выхожу на воздух. Лицо — спокойное, шаг — твёрдый.
А внутри — сжимаюсь от ужаса: если кто-то узнает... Если он узнает...
Я не готова. Ни к признанию, ни к последствиям.
Пока — просто надо дожить до вечера.
***